Было завлекательно и утомительно. Завлекала возможность заработать, утомляло осознание того, что плоды усилий пропадут почём зря – четвёртая смета за три дня. И если первые две удалось составить дома, комфортно наболтав музыку на всю – кошка забилась под диван и на все приманки отвечала лишь вздыбливанием шерсти, - то с остальными пришлось биться в офисе, придавая позе непринужденный вид, хоть дешевое кресло было разболтанным и сидеть на нем было столь же удобно, как набирать эсэмэску на дисплее сенсорного мобильника, едучи по брусчатке.
Я пошел пить кофе. Дизайнер Леся издала тот протяжный цокающий звук, что заставляет скорее вздрагивать от омерзения, чем осознавать безмолвное порицание.
— Тебе принести? — спросил я. Она закатила глаза. Нет – так нет.
Кулер полил порошок в моем стаканчике теплой водицей. Кофе разболтать не удалось, в слабо пенящемся водоворотце крутились сгустки. Проглотив в два глотка, вернулся к Лесе, с горечью на языке и желанием побыстрее покончить с расчётами.
— Лесь, ну что, трудно прикрепить общий план с размерами? Пальцы уже болят плюсовать, — посетовал.
— Мог бы сказать, — ответила она. Не знаю, как, но всё ещё с закаченными под веки глазами, она наиграла на клаве, и оживший принтер высунул язык распечатки.
Я решил катнуться в кресле, ну, как всякие офисные профи. Упершись правой ногой в низ боковины стола, оттолкнулся. Нога пружиной мощной распрямилась. Правая. В левой же что-то хрустнуло. Я словно боком через «лежачего полицейского» переехал. Моя «тачка» застряла. Наверное, я заорал. А то что же ещё заставило Лесю выкатить свои зеленые обратно и таращиться на меня, со ртом, дергающимся во все стороны и издающим хриплые трели перепуганной птицы.
Искры в глазах – не фигуральное выражение, сам видел. Их было много, и я сощурился, разглядывая в слепящей круговерти возникающие фигуры. Гул голосов сквозь звон в ушах, казалось, череп развалит.
Мне брызнули в лицо – искры потухли.
— Может, «скорую»? — спросил шеф с тем напряжением во взгляде, что заставило меня его успокоить:
— Не надо. Ушиб просто, — сказал я, слушая себя как бы со стороны, будто отвлекшись от ощущений, рождаемых раздавленным пальцем.
— Что со сметой? — шеф склонился над столом, глядя на исписанные мной листки. Ногти моих вцепившихся в край стола рук были цвета бумаги.
— Почти готово, — выдавил я. Вот странно, выл от боли палец, а распухшей ощущалась глотка.
— Полина, дайте ему что-нибудь обезболивающее и кофе, — сказал шеф секретарше. То, что он с ней спит, знали все, но игра в строгого начальника, наверное, его забавляла. Полька вильнула задом и скрылась за дверью. На листки спланировал ее тонкий длинный волосок. Я отцепился от стола, не без удивления обнаружив, что столешница цела. Кофе – это хорошо. Стимулирует. Что до стимуляции, то Полька знает в этом толк.
— Давай, заканчивай, и домой. Такси вызвать? — опять это напряжение в шефовом взгляде.
— Нет. Всё уже нормально, — сказал кто-то моим голосом.
Лесин кабинетик опустел – застывшая в своей ошалевшей позе, Леся со своим дергающимся ртом напоминала примитивную куклу и казалась не более одушевленной.
ПахнУло духами, упал волосок – Полька поставила Чашку рядом с листками и уселась на край стола:
— Ты нормально?
— Спасибо, — кивнул я на чашку и заглотил красную капсулу с блюдца. Кофе был вкусным, скрещенные ноги передо мной – смущающими, а палец – болел.
— Знаешь, — сказал я, спустя несколько глотков и строчек, — если б не эта затея с тапочками…
— Тогда бы офис в хлев превратился, — продолжила Полька. — Она откинулась назад, упершись ладонями в столешницу. Ткань блузки натянулась – меж пуговиц восхитительно проглядывало тело.
— Не ты же полы моешь. А был бы я в ботинках…
— Да что ж вы все такие нытики, — перебила она. — И не пялься, — добавила, глянув на Лесю, лицо которой постепенно принимало осмысленное выражение.
Полька ушла, я собрал листки в стопку.
— Разберешься? — спросил Лесю. — Вот этот, сверху, список материалов. Ну, как всегда, закладывай процентов десять в плюс. Цены по прайсу. Сделаешь?
Леся кивнула согласно, я – на прощание.
Не наступая на носок, я дохромал до гардеробной. Палец пульсировал и будто собирался прорвать тапок. Стоя у этажерки с обувью, я, стиснув зубы, попробовал на него наступить. Вполне сносно – боль была тупой, подушечка онемела. Не налегая на ногу, переступил несколько раз с пятки на носок – перелома, вроде, нет, хотя не мешало бы к врачу.
Обув ботинок на здоровую ногу, потянулся к этажерке за вторым. Над головой противно так, словно муха билась о тонкое стекло, зазвенело, лампочка на мгновение ярко вспыхнула и погасла. Прекрасно, подумал я, шире распахивая дверь в коридор. Сбросив тапок и привалившись спиной к стене, растянул шнуровку на втором ботинке и, тихо подвывая, напялил его – отдавленный палец казался приклеенной к ноге тлеющей шишкой. Перед глазами плыли какие-то рваные белесые круги. Решив, что шнуровать обувку ни к чему, заправил концы шнурков внутрь ботинка и, одев куртку, поковылял к выходу.
Охранник криво ухмылялся, и я подумал, что их, должно быть, учат этому – тот, что стоял у входа с улицы, кривился не менее старательно.
Лёд, покрывавший улицу, был кое-где припорошен серым снегом и поверхностью напоминал фактуру бережка, с которого утоляло жажду стадо. То есть риск переломать конечности был велик и без усугубляющего фактора отдавленного пальца.
До остановки было рукой подать, ногами же дойти представлялось совершенно невозможным. Лавируя меж припаркованных у офисного здания машин, я старался опираться на те, что попроще. Глядя на меня, народ, наверное, глумился, но готовый ещё только сегодня утром взъерепениться при любой попытке насмехаться над собой, сейчас я все ухмылки прощал.
Подняться по ступенькам автобуса было проще, чем спускаться по ним. Корчась и цепляясь за поручни и одежду пассажиров, я кое-как сошел на своей остановке. Путь сквозь сквер, и летом неприглядный, казался столь же труднопроходимым, сколь неблизким. Телефон во внутреннем кармане куртки звонил, казалось, беспрерывно, но, занятый балансировкой, я не решался ответить – казалось, если сейчас упаду, встать просто не смогу.
Добрался. Сунул ключ в скважину замка на калитке, практически уверенный, что замок замерз, и придется звонить жене, и просить, чтоб открыла изнутри, и объяснять, почему сам не могу, и ждать, пока откроет, и испытывать раздражение при звуке торопливых шагов и похрустывании хвои с елки во дворе под этими шагами. А замок открылся. Я даже пощупал воздух в уже открытой калитке, не понимая, где галлюцинация, а где явь. То и дело приваливаясь плечом к дому, дохромал до двери.
Жена, кутаясь в длинную кофту, курила в прихожей.
— Привет, — сказала, чуть не подавившись сигаретой. — Напугал. У тебя что, температура?
— Нет, а что? — спросил вяло.
— Да странный ты какой-то. — Осмотрела с головы до ног. — Это ещё что за номера?
— В каком смысле?
— Ты почему в разных ботинках?
В принципе, мне уже было наплевать.
А ноготь-то при чём? А, ну да… Наверное, слезет.