Виктора захватила работа. Он ощущал себя вовлеченным в настоящую, необходимую морскую работу. Прошлый рейс остался у него в памяти, как романтичное путешествие. Не обременённый большими обязанностями он, как бы наблюдал его со стороны, включаясь в действие там, где было особенно интересно. Он стоял вахту со старшим помощником капитана, человеком немолодым, ответственным, и занятым в рейсе только работой. Без сантиментов.
Виктора он называл «адъютантом», и использовал его, в основном, на поручениях. На вахте оставлял одного на мостике только на переходе. А на промысле Виктор был «впередсмотрящим» и иногда ему разрешалось журнал судовой в конце вахты заполнить. Чем ему позволялось заниматься без ограничений, так это определением места судна. «Обсервация» называется. Такое вот незвучное слово.
И вот, Виктор третий помощник. Штурман со своими обязанностями, ответственностью и самостоятельной вахтой. Эту вахту контролирует капитан, но только контролирует, не заменяет. На Викторе подготовка к рейсу всей штурманской службы. С приборами, картами, лоциями. И он старался. Ему вдруг захотелось устроить все лучше, чем было до него. И он заводил журналы учета пиротехники, подолгу сидел, перекладывал карты по районам плавания, завел журнал корректуры карт и лоций в рейсе.
На судне он теперь появлялся в форме, подтянутый и соответственно серьёзный. Пропала ребячливость прошлого рейса, в общении с подчиненными сама собой нашлась форма общения, по-прежнему легкая в быту, но строгая в работе. И все это приняли, как должное.
Виктор возмужал. За несколько дней, за время стоянки. И немаловажную роль в этом сыграла Варя. Рядом с ней можно было быть только мужчиной. Она была зеркалом, глядя в которое, он видел себя мужчиной.
Последние дни стоянки, если им удавалось оставаться вечерами дома, вдвоем, они подолгу разговаривали. Инициатива была у Вари, она расспрашивала. Её интересовало все, от детских лет Виктора, до последних минут. Она умела слушать. Он рассказывал о детстве, о друзьях, о школе, училище, а она задавала вопросы, которые приводили Виктора в изумление.
Ему иногда казалось, что она была там, в его детстве и хорошо знала те события и тех людей, с которыми его сталкивала жизнь. Её же всегда больше интересовали не сами события, а реакция Виктора на них. Как Виктор выходил из той или другой ситуации. Причем, она сопереживала вместе с ним прошлые беды и радости, искренне и с участием. Она говорила ему, где он был прав, а где можно было поступить иначе.
Еще никто и никогда так не принимал близко к сердцу его жизнь. За несколько дней эти отношения породнили их с Варей.
Она давала вполне толковые советы и в происходящих в эти дни событиях. От неё он слышал: ты сильный, ты умный, ты как никто другой можешь решить эту проблему. И ещё: у тебя есть я! Твой друг, любящая тебя женщина. Я у тебя за спиной, ничего не бойся и ни в чем не сомневайся.
А было и такое. За день или два до отхода поменялся ветер на северный. Северный ветер в Кольском заливе несет зимой, как это ни странно, тепло и влагу. Действительно потеплело, пошел крупный влажный снег, который скоро прекратился, а ветер усилился. И скоро задул с такой силой, что поднял волну в заливе. Виктор был на суточной вахте, и к нему приехала на ночь Варя. Ночь. Он сидел за столом, разбирался с какими-то бумагами, а Варя, свернувшись клубком, укрывшись его полушубком, лежала на диванчике.
Траулер стоял у причала вторым корпусом, левым бортом, а значит иллюминатором их каюты к заливу. Судно покачивало, скрипели кранцы между бортами, в снастях гудел, свистел ветер.
- Витенька, а в море страшно? В шторм?
- Варя! – Виктор повернулся с удивленным лицом, - о чем ты спрашиваешь? Ты думаешь, я тебе сейчас скажу, что страшно? Ну и кто же тогда в море будет ходить, если там страшно? Тихая погода, штиль, в море большая редкость. На то оно и море.
Он сейчас получил возможность в полной мере покрасоваться перед своей женщиной, быть мужественным и опытным. Он подсел к ней на диван, наклонился, поцеловал. Варя обняла его, зашептала на ухо.
- Но теперь мне будет страшно, - она усилила «мне», - за тебя. Всегда, когда тебе будет трудно, я это буду чувствовать.
- Но в море всегда трудно, Варюша.
- Ну, чтож, это значит, что я все время буду думать о тебе.
Виктор отстранился от Вари и долго, молча, смотрел на неё. А Варя закрыла глаза и склонила на сторону голову. Она была так красива в этот момент!
Утром капитан последний раз отпустил Виктора на берег, предупредив, чтобы он к 16.00 был на борту. Они с Варей поехали сначала к ней на работу, пробыли там не больше одного часа и уехали домой.
Уже открывая дверь, Варя усмехнулась:
- Мне кажется у нас гости. И я даже знаю, кто это.
Нагруженные сумками, они протиснулись в квартиру. Из кухни послышался мужской голос:
- Варюша, я здесь.
Варя сняла варежки и захлопала в ладоши.
- Ура! Берко пришел тебя проводить.
- Кто? Какой бер…, - он запнулся.
- Бер-ко. Берко – медведь. А вообще, это мой дедушка.
Виктор снял верхнюю одежду, замешкался в прихожей и нерешительно вошел в кухню. Ему навстречу встал великан с седой гривой волос, перетянутых цветным кожаным ремешком. Возраст великана Виктор не определил, поняв только, что человек на много старше его. Варя стояла сзади, обняв Виктора за талию.
- Знакомься, дедушко, мой Виктор.
- Ну, здравствуйте, молодые. Экий он у тебя красавец, Варюша. Бравый какой. Морепроходец? Специальность у тебя какая, моряк? Механик или судоводитель?
- Судоводитель, - буркнул Виктор.
Великан протянул руку.
- Давай знакомиться, морепроходец. Я Варюшин дедушка. Можешь звать меня Берко. Просто Берко. Дедушкой можешь не звать, я это разрешаю только внучке.
Видя, что Виктор растерянно смотрит на него, великан, не выпуская руки Виктора, усмехнулся.
- Что, не привычное имя? Сейчас так не зовут, все больше по имени отчеству. Ну, чтож, зови меня, как в документах числюсь. Игнат Арсеньевич. Но фамилия наша, - он кивнул в сторону Вари, - все равно – Берк. Так тебя устраивает, судоводитель?
Виктор высвободил из большой теплой руки великана свою руку и кивнул. Он первый раз слышал фамилию Вари. Он первый раз встречался с её родственником. А надо сказать, что у них вообще не было разговоров о Вариной родне. Даже о жизни её до встречи с Виктором они никогда не говорили. Всё больше о Викторе, да о Викторе. Вот его жизнь они уже вдоль и поперек обсудили. Так получилось. И теперь вот, сразу, неожиданно – дедушка.
Но вел себя Варин дедушка так просто и по-родственному, что Виктор быстро освоился, у него пропала робость, и уже через несколько минут он назвал великана по имени отчеству. А дедушка вдруг стал прощаться, извиняться, сказал, что у него еще дела в городе, а потом дела ждут дома, в поселке. И засобирался. Варя его не отговаривала, даже поддакнула, что да, мол, его в поселке ждут.
А в последний момент, уже одевшись, Берко занес в кухню сверток и, с хитрецой поглядывая на Виктора, развернул его. Взял в руки и встряхнул великолепную кожаную куртку на меху. Черная кожа, рыжеватый мех и сверкающие молнии желтого металла. Когда он раскрыл куртку, внутри был еще один пакет. Это была морская фуражка с крабом королевского флота.
- Примешь от меня подарок? Я думаю, ты достоин того, чтобы быть в такой форме, - он как-то странно произнес последние слова, - одень, я хочу посмотреть на тебя.
И Виктор надел куртку и мичманку. Все сидело на нем, как влитое. Виктор не выдержал и прошел в комнату к зеркалу. На него из рамы смотрел незнакомый моряк-красавец. Варя прижалась к его руке и вместе с ним смотрела в зеркало.
- Берко, ты видишь?
- Вижу. Моряк, я знаю, ты сейчас начнешь отказываться, скромничать. Хотя тебе очень нравится эта одежда. Я ведь вижу. И вот, что я тебе скажу. Мне это подарил в последние годы войны один англичанин. Геройский человек. Он приходил сюда с караваном. Они помогали нам – русским. Геройски помогали. Ты ведь знаешь об этих событиях?
- Знаю.
- Так вот, дружок. Я бы очень хотел, чтобы эта одежда грела тебя теплом тех людей, что жили раньше. Не только десятилетия назад, но и столетия и тысячелетия. Все.
Виктор понял, что обсуждений больше не будет и протянул руку великану «спасибо».
- А вместо королевского краба я тебе пришью сейчас наш советский, - засуетилась Варя.
«Заговорщики», подумал Виктор. У неё уже и краб заготовлен. Он остановил уже в дверях Вариного дедушку, и еще раз протянул руку для пожатия.
- Вы не сомневайтесь…, - смутился и, опустив глаза, сказал, - поверьте, я её носить буду не как пижон, а как моряк.
Великан положил Виктору на плечо руку.
- Ладушки. Я вижу, хоть ты и молод, но все правильно понял. Возвращайся.
Махнув рукой Варе, он вышел. Виктор вернулся в комнату к зеркалу. Покрутился еще, то расстегивая, то застегивая куртку. Набрасывал на голову меховой капюшон, отбрасывал его за плечи, как мальчишка изображал строгий, мужественный взгляд или улыбался. Варя стояла в дверях и тоже улыбалась.
- Странный у тебя дедушка. О каких-то столетиях, тысячелетиях говорил. Он у тебя историк?
- Он фельдшер. Поселковый фельдшер. Медик, понял? Людей он лечит. Вот и этого англичанина он в войну вылечил. Этот английский мичман спасался на шлюпке с потопленного корабля. Его подобрали наши рыбаки в Мотовском заливе. А он ноги отморозил, кисти рук отморозил, лицо.
Его из Порт-Владимира к дедушке на санях привезли. Врачей рядом не было. И думали все - руки, ноги отрезать надо, так они уже отморожены были. А дедушко своими травами, меряченьем и вылечил того человека. И все у него целое осталось. Потом из Мурманска приехали люди в синих фуражках и забрали англичанина. А дедушке даже спасибо не сказали. Вот англичанин и подарил ему куртку.
- Получается, что эта куртка порох понюхала и в морской воде помокла, да?
- Получается так.
Виктор повернулся к Варе.
- Варюшенька…, - помолчал, - ты понимаешь, получается, что ты мне заново жизнь перекраиваешь. Подожди, - выставил руку вперед, - не перебивай. Дело даже не в том, как много ты для меня делаешь…, и вот, дедушка твой, тоже. Дело в том, что во мне самом что-то меняется. Мне кажется теперь, что приход из последнего рейса был так давно…, так давно, что я уже и не помню, каким я тогда был. Как будто детство оборвалось. И началась другая, совсем новая, не похожая на прошлую, жизнь.
- Витя, - Варя подошла к нему, - ну что здесь удивительного? Это бывает у всех. Только для одних это проходит незаметно, а у тебя вот… Все в один момент собралось. И женщину, - она лукаво улыбнулась, - ты красивую встретил.
- Варя, я хотел ещё одну вещь сказать. Мне очень не хочется тебя обижать, - обнял её и поцеловал в макушку, - ты ведь самая лучшая на свете, но я все равно это скажу. Варя, я не люблю быть никому обязан. Ты понимаешь, о чем я?
Виктор отстранился от Вари и заглянул ей в глаза. А Варя и не отводила глаз, она, улыбаясь, смотрела на него, потом засунула руки под его куртку, обняла и прижалась к нему.
- Вот таким я тебя обожаю. Запомни, родной, ты мне ничего и ни чем не обязан, - почти по складам произнесла, - хорошо, я тебе проще все объясню. Понимаешь, я, как бы, опережаю события. Я с тобой живу, как с мужем, и не считаю, кто кому сколько сделал. Больше, меньше. Мне приятно делать для тебя все: и мелочи и большое, - она показала руками, как шар обняла.
- Ты шутишь, Варя?
- Нет, я сейчас говорю с тобой так серьёзно, как не говорила никогда.
- А раз серьёзно, то давай поговорим обо всем. Хорошо?
Он уже снял куртку, форменный пиджак и они ушли на кухню. Варя начала готовить на стол и разговор сам собой продолжился.
- Варь, а то, что ты старше, на самом деле, тебя не беспокоит?
- А тебя?
- Меня?... Да ты знаешь, я об этом даже не задумывался. Мне с тобой хорошо и всё. Очень хорошо. А вот тебя это не беспокоит?
- Так, Витя, придется тебе урок преподать.
Подошла и села ему на колени. Говорила и целовала его. Не давала слова сказать – целовала.
- Запомни. Никогда не пытайся у женщины узнать её искреннее мнение. Никогда, ни при каких условиях. Оно тебе не нужно. Ты сам должен интуитивно понимать свою женщину. А не понимаешь – это твоя беда. А женщина не обязана быть с тобой искренней. Ты мужчина. И её неискренность, лукавство это её инструмент, оружие. Ты понимаешь, о чем я говорю, - сквозь поцелуи спросила.
- Мне кажется, что понимаю.
- Я тебя очень люблю. Ты мне веришь?
- Верю.
- Вот. Сработала твоя интуиция. Но ты никогда, ни у какой женщины больше не добивайся ответа на этот вопрос. Хорошо?
- Варя! Ну, о каких ты женщинах? У меня же есть ты.
- Ох, мальчик, мальчик! Я у тебя на всю жизнь. Хочешь ты этого или нет, еще раз поцеловала и улыбнулась, - но меня может не быть рядом.
- Не поня-ял. Ты что одобряешь измены?
- Я их не одобряю, мой мальчик, я их не в состоянии контролировать.
Потом Варя собрала оставшиеся вещи Виктора, перешила ему на мичманке краб, и уже через пару часов Виктор заходил в проходную рыбного порта.
Утром пограничники и таможня закончили свою работу и был поднят трап. На причале сама собой собралась большая группа провожающих. Несмотря на ранний час было много родственников. Одни работали в порту и, зная заранее, пришли пораньше, другие всю ночь были на борту и ушли вместе с пограничниками и таможней. Лица у провожающих разные: и улыбающиеся, и заплаканные, и откровенно пьяные. Что-то кричали, махали руками, и просто стояли, пытаясь подольше запечатлеть в памяти лица близких.
Татьяна и Варя были ночь на борту и в этот момент стояли рядом под опорой крана и по очереди махали отходящему «Мурому» руками. Виктор заступал на ходовую вахту и был занят. Он только на минуту выскочил на крыло мостика и, рассмотрев в толпе Варю, помахал ей своей английской фуражкой.
Сергей не спал всю ночь, и теперь, помахав, как сигнальщик, обеими руками своей Танюшке, ушел к себе в каюту. Он планировал перед вахтой заснуть хоть на пару часов. Он знал, что «Муром» первым делом берет курс на Олесунд, и знал, что покоя ему не будет, пока все не закончится. С грузом и его тайной.
Отошли буксиры, «Муром» дал «малый» ход. Потом дали «средний» ход, и пошел траулер по заливу на очередную встречу с океаном. Начинался новый рейс.
Продолжение следует. http://proza.ru/2011/02/25/1821