В Китае казнь была такая:
к бамбуку осуждённого вязали
и лоб охватывали обручем ему,
чтоб двинуться не мог на волос.
Затем
к вершине дерева крепили
большой сосуд,
но так, чтоб влага
каплями сочилась
и падала на темя бедолаге.
Наивный
радовался лёгкой казни,
судьбу благодарил за милость:
не на колу сидит,
не в силах отогнать
иссиня-чёрных мух
и вытереть испариной
покрывшееся тело;
не брошен в земляную яму
на съеденье
голодным волосатым крысам;
и, голову ему откинув,
в глотку не льют
расплавленный свинец;
иль на возвышеньи,
чтоб видно было всем,
палач не тянет
кровавой лентой
кишки
из вспоротого чрева.
Только пить ему хотелось
под жарким солнцем
у святой Янцзы.
Да время стало вдруг тянуться
бесконечно...
Серебряные кольца зазвенели.
Цветастый щёгол-дятел прилетел,
уселся на затылок и
долбит,
потом исчез.
Пришёл кузнец
с тяжёлым молотом в руках,
удар, ещё удар -
и плющится податливый металл.
Внезапно накатило море, -
одна волна накрыла,
другая, -
и нечем уж дышать...
С щемящим свистом
полетела в бесконечность
пустая оболочка тела.
Пришли служители -
с бамбука сняли.
Несчастный закружился в диком танце,
руками замахал,
запел немую песню
в бессильной ярости
и неземной тоске.
Свалился. Пена на губах.
Потом затих.
Навечно.
Так и любовь
привязана к стволу судьбы.
Яд ревности без устали долбит
её израненную душу,
чтобы в конце концов
убить.
1984 г.