До того:
http://www.proza.ru/2011/02/15/1767
Конструкция 2
Вероника стояла на той самой остановке, но не одна, а в сопровождении молодого и весьма симпатичного человека, по-хозяйски положившего руку на ее талию. Она также привычно прислонялась к нему, даже слишком, поскольку он являлся ее законным мужем, и, более того, любимым и желанным. Так, по крайней мере, казалось ей, и считал он. Вообще-то от его прикосновений ей становилось еще более жарко, ибо столбик зашкалил за тридцать, и любой контакт только усугублял дискомфорт, неизбежный в такую погоду. Она предпочла, чтобы он просто стоял рядом, ну, в крайнем случае, держал ее за руку, но не могла сказать ему об этом, ибо необходимого контакта, вырабатываемого за годы супружества, еще не было. Но все равно ей было приятно, что вот он, такой красивый и стройный, ее. Увы, она не задумывалась о дальнейшем, но тот факт, что муж ее был чрезвычайно привлекательным, не требовал подтверждений, ибо проходящие мимо девицы неизменно скашивали взгляд в его сторону, совершенно не заботясь о ее реакции. И это было непреложным фактом. Валера был нежным, когда того хотел, и сильным, и посему его объятия и прикосновения она воспринимала как должное, ей было приятно рядом с ним, и лишь подспудно осознавала, что, тем самым, он демонстрирует свое мужское превосходство и право на женщину. И самому Валерию это стало казаться привычным, и он воспринимал это как должное, уже принадлежащее ему почти навечно, и не подозревал, что это может быть не совсем так. То есть, что за однажды завоеванную женщину придется бороться постоянно. Даже то, что на его жену то и дело обращают внимание его коллеги по мужскому полу, он воспринимал философски – пусть завидуют, и сам не оставался в долгу. Возможно, это чувствовала и Вероника, ибо вскоре после замужества завела любовника – не потому, что ей того слишком хотелось – напротив, она еще не пресытилась отсутствием разнообразия, и сама раскрылась не до конца, но так в той среде, где она вращалась, было принято.
Андрюша тоже был нежным, правда, иногда торопливым – он тоже был женат, и у него был ребенок – так или иначе, но связь с ним положительно влияла на реноме Вероники среди немногочисленных подруг – конечно, она ничего не рассказывала, а лишь загадочно намекала, и не обременяла ее. До поры до времени она не задумывалась об этом, хотя ожидаемого удовлетворения не испытывала, увы, как и с мужем – может, потому, что они были еще слишком молоды, и пока привыкли думать лишь о своем удовольствии? И, к тому же, оба слегка подтрунивали над ее худобой и бестелесностью, оба накаченные и мускулистые. Она иногда советовала им завести себе сисястых телок, но те посмеивались, заглатывая ее грудь чуть ли не целиком, облизывая все, что возможно, но осадок в ее душе оставался. Ей казалось, что они делают некоторое одолжение, лаская ее, но выхода не видела, тем более что они таки были… Нежными, почти молочными поросятами на прикосновение, и особенно не доставали ее. И сейчас Валерка вызвался сопроводить ее к бабушке, и она не могла отказать ему в этом, хотя, по совершенно непонятной причине, предпочла бы побыть в одиночестве.
Валерка никогда ей не мешал – муж таки, и не только, она за семь лет знакомства привыкла к нему, и не мыслила ничего иного. До последнего времени. И почему-то они оба – иногда она позволяла себе делать ни к чему не приводящие сопоставления – смеялись, незлобно, конечно, над ее высыпавшими по весне веснушками, рыжеватыми волосиками внизу. Почему это именно сейчас это пришло ей в голову, она не задумывалась, но только автоматически взглянула в окошко подошедшего автобуса.
Отвлеклась, хотя должна была внимательно слушать мужа, расписывающего планы на уик-энд. Она и так знала, что ей предстоит, а возможности выбраться куда-нибудь практически не было – не финансовой, ни по времени. Но что-то ей казалось не так. Возможно, причиной опять была несусветная жара, или же порученная ей на работе задача, или какие-то неконтролируемые мысли – но, скорее, первое. Но объяснить она не могла. Но зачем она стала вглядываться в отблескивающие режущим светом, просто концентрирующим лучи окна? Скорее всего, размытый профиль не вызвал бы в ней никаких эмоций, не говоря уж о чем-то ином, но по ее телу внезапно пробежала волна, и заставила задрожать и прижаться к мужу, как будто тело и разум отказались повиноваться ей. Муж расценил это по-своему, еще сильнее прижав к себе Веронику, шепнув ей на ушко: «Сейчас приедем, и сразу…», и был немного удивлен, когда она сказала, что ей жарко и как-то отстранилась от него. Все же, когда они приехали к бабушке, он, конечно, после обычных хлопот по уборке, поливу, обязательной чашечки кофе с мороженым получил свое. И был в счастливом неведении, что супруга почти верная была далеко, даже одобряя его действия мягкими стонами…. Но это было вне возможных его представлений и понимания.
А Вероника говорила себе: «ну это в последний раз», как будто с нею был симпатичный, ласковый, но все же любовник, а не любящий (по крайней мере, в сию минуту), красивый, на зависть подружкам, и почти старающийся муж. Увы, тело чувствовало одно, а душа была столь далеко, и так, что она подозревала, что ее телесные ощущения не являются запредельными. Ей было приятно, но ощущение того, что она изменяет, и не только себе, не оставляло. И раздражало, чего она раньше в себе не замечала совсем. Утром она пыталась сказать себе, что все ее мнимые переживания не более чем блажь, однако объяснение выходило неубедительным, и она совершила несколько мелких, но досадных ошибок, в результате чего ей пришлось просидеть на работе еще пару лишних часов, разгребая себе созданные завалы.
Вероника пыталась связать события последних дней, но картина получалась не слишком радостная. Весь идиотизм получавшейся картины заключался в том, что причиной сего она вычислила не очень симпатичного, совсем немолодого, и, возможно, совсем не заинтересованного в ней мужчину. Что вполне соответствовало ее профессии аналитика. Умом она понимала, что пытается просто создать некий образ, однако ассоциации сливались воедино, и не давали ей покоя. Ей было совсем не по себе, но волей-неволей начала конструировать ситуацию, где, к ее вящему изумлению, главным героем оказывался именно тот мужчина, нагло разглядывавший – так она внушила себе, – ее почти девственный и очень нежный пупок. Хотя какое он имел на то право? Но, может, виной тому была жара, или ее не контролируемое воображение? Увы, Вероника так не считала, и стала – только умозрительно, конструировать ситуацию, в которой могла оказаться, и, со свойственной ей упертостью, попыталась ее реализовать. Естественно, об этом не мог подозревать никто. Даже муж, не говоря о легкомысленном любовнике Дюше. Она искала причину, но ведь это иногда бессмысленно, не так ли?
Но конструкция медленно, но верно, создавалась, и Вероника была не такой, кто мог отступиться, даже не зная, чем это могло бы закончиться, если бы имело вообще шанс начаться. Возможно, суета, дела, мужчины – все могло сойти на нет, как… Если бы не обстоятельства, и не свойства натуры нашей героини. Ибо стать аспиранткой наиболее престижного факультета тоже удавалось далеко не всякой, несмотря на всевозможные ухищрения… Посему то, что грезилось Веронике, в первый момент было не более чем моделью, имитацией. А это, как известно, требует для подтверждения проведения эксперимента, даже если в результате его происходит катастрофа. Все же, как ни старалась она, вызвать ощутить того легкого прикосновения и поглаживания было вне ее возможностей и сил. Хотя, если бы она рассудила здраво – но в тот момент не могла, ей стало бы ясно, что тот мужик не мог смотреть никуда, кроме как в ту незащищенную полоску ее незагорелого тела, иначе ему пришлось вовсе бы скособочиться или уткнуться вниз. И даже глядя сквозь, он все равно не мог.…
Однако, сколько раз ситуация повторялась и до того? Может, не было такой сильной жары и умопомрачения? Вероника, конечно, не идеализировала образ, но. Разве милые и красивые Дюша, или Валерик не могли вызвать подобного? Она мельком пропустила эти мысли сквозь свой возбужденный мозг и пришла к отрицательному ответу. Конструкция должна быть совершенно другой…
Иногда Вероника все же иногда испытывала раздражение – теперь уже на себя – ну, посмотрел на нее незнакомый мужчина, причем исподтишка, совершенно не имея на это права – чуть ли не вдвое старше, а она. Небось, у него старая и облезлая жена, и, если есть любовница, то наверняка толстая и накрашенная тетка. Она не подозревала, что ошибалась в обоих случаях, ибо то не соответствовало действительности, но в том, что, так прямо, он – мужчина – не мог смотреть на нее, он была права. Ибо подобное позволено лишь молодым и красивым. И воспринимается более-менее нормально, как само собой разумеющееся. Со скидкой на возраст. «Ну ладно, – подумала про себя Вероника, – поглядим, как на самом деле». Увы, в ней проснулась жажда исследователя, хотя тема ох как далека была от диссертационной. А поставить эксперимент на себе? Что ж, в этом не ничего зазорного. Так убеждала она себя, но мысль созревала. Конечно же, она найдет возможность его увидеть – наверняка возвращается с работы, следовательно, примерно в одно и то же время. Войти в автобус и оказаться рядом с ним – вообще плевое дело. Ну, а потом. Если она ничего не почувствует – значит, верно ее предположение о том, что ее просто разморило от жары. И она может просто доехать до своей остановки, а потом выйти, как ни в чем не бывало. Но, если она ничего не почувствует, а он опять начнет ее разглядывать – так она трактовала брошенные на нее взгляды, как будто через несколько минут после того на его пути не могла оказаться еще одна молоденькая и симпатичная девчонка. Тогда она может либо выйти, либо заставить его последовать за ней – так, для интереса. Но ведь и он может не обратить на нее никакого внимания. Что ж, тогда она. А если все-таки она решится, и он последует за ней – даже и тогда у нее есть выбор – прикинуться, что ничего такого не было, и, вильнув бедрами, гордо удалиться, либо…. Либо продолжить. А что потом?
Она не осознала, как совершенно бессмысленная идея захватила ее. Ну, придут они к бабушке – а там, само собой разумеется, чистота, цветы, шампанское. И она станет перед ним точь-в-точь, как стояла в автобусе, и пусть он…. Да, пусть поцелует ее. Куда захочет. А дальше? И здесь снова были варианты.
Несколько дней назад, она, как делала это два раза в неделю, не ропща и регулярно, закончив интересную, но, порой излишне утомительную работу в офисе, шла по Кузнечному на Лиговку, ждала автобус, садилась, если он не был переполненным, и ехала в Купчино. Через полчаса она была на проспекте Славы, и, пройдя дворами, оказывалась у бабушкиного дома. Старушка жила в одной из чудом не развалившихся пятиэтажек, совершенно одна. Но Вероника не везла ни пирожков, ни горшочка с маслом, и там ее поджидал не серый волк, а бесконечное количество цветов, цветочков в вазах, вазонах, кашпо и кадках… Бегонии, гибискусы, кактусы и даже карликовые пальма и пихта. Бабашка же, поручив свое хозяйство внучке, отбыла на летне-осенний период в свое имение в Псковской губернии, наказав внучке следить за этим хозяйством…. И Вероника послушно исполняла свой урок, и бабушка спокойно могла заниматься хозяйством на лоне природы. Девушка старательно поливала растения, вытирала пыль с больших листьев, подбирала опавшие, потом, в запас для следующего раза, наполняла банки и ведерочки водой – за два-три дня она отстоится, и ее можно будет использовать для полива. Она не халтурила, и не забывала ни о малейших деталях. Потом ела мороженое и отдыхала, сидя перед телевизором. Квартира, таким образом, была свободна, но ей не приходила в голову мысль как-то использовать бабушкино отсутствие, и, тем более, приводить сюда кого бы то ни было. Переделав все дела, Вероника спокойно возвращалась домой. Однако квартире в создаваемой ею конструкции была отведена определенная роль.
Но в тот день она об этом еще не подозревала. Жара стояла страшная – передали, что температура чуть ли не достигла абсолютного максимума. Асфальт буквально плавился, и на раскаленной поверхности оставались следы остреньких каблуков. И посему Вероника оделась уж совсем по-летнему. По привычке влезла в старенькие джинсы, но футболка, тоже выношенная, была исключительно легкой, и коротенькой, не доходящей до пояса. Не топик, а так, на один-два сантиметра. Она успела съесть мороженое, пока не подошел маленький пазик. Свободных мест уже не было, но ждать следующего Веронике не хотелось. Подумаешь, постоять минут двадцать. Не впервой. Вероника она пристроилась в проходе, лениво поглядывая в окошко. Верхние половинки окон и люки были открыты, и создавалось впечатление, что пассажиров хоть немножко обдувает ветерком. Впрочем, большинство мирилось с таким проявлением погоды, зная, что вскоре наступить беспросветная вечная осень. Не была исключением и Вероника. Но внезапно она почувствовала, как ее обдало теплом. Не тем, какому в силу неизбежности она покорилась, нет, ей показалось, что на нее упал мягкий, ласкающий, проникающий внутрь луч. Она не могла объяснить себе этого явления, но испытало некоторое беспокойство, но не дискомфорт. Возможно, ее просто погладили? От груди, по талии, на мгновение задержавшись на незагорелом участке тела – она особенно почувствовала это – потом – совсем незаметно – по округлой попке…
Ощущение это длилось пару секунд. Но вроде никто к ней не прикасался, она точно была уверена. Неужели взгляд? Не такой, когда смотрят вслед, ощупывая и раздевая на расстоянии. Это она уже научилась игнорировать. Сейчас же было не так. Тепло распространилось по всему телу, и было внутренним, успокаивающим и возбуждающим одновременно. Вероника, придав своему лицу абсолютно безразличное, непроницаемое выражение, незаметно осмотрелась, как бы поправляя длинный и тонкий ремешок маленькой сумочки. Так кто же? Нет, рядом с ней – тетка, пожилая, увлеченная чтивом, с другой стороны – весело щебечущие девчушки, на соседних креслах – тоже люди, поглощенные своими делами. Оставался чудик у окна рядом с теткой, в несуразных очках и с большими ушами, в которые вставлены наушники от спрятанного в кармане плеера, ожесточенно глядящий в окно, будто от этого дорога станет короче, да сидящие на заднем ряду. Красивый и накаченный парень со свежим обручальным кольцом, увлеченный разговором со своей симпатичной молодой женой, которая держала его за руку и весело кивала, вставляя свои реплики. Что ж, может быть, хотя вряд ли – взгляд у него должен быть тяжелым, раздевающим. Он-то наверняка ее разглядел, но автоматически, будучи сам под опекой. Или вообще не обратил на нее внимания. Разве что мужчина с газетой, которой он то и дело шуршал, видимо, в поисках нужной рубрики – ведь не его соседка с толстой книжкой. Вероника усмехнулась про себя – наверное, ей почудилось, ведь не мог же он – не молодой и совсем не интересный. Наверное, она подсознательно подумала о завтрашнем свидании с Дюшей, и…
Нет, завтра опять – чужая квартира, спешка, короткие объятия, удовлетворенный мужчина. И она, не совсем, но получившая подтверждение своей женской привлекательности. Странно – стоило ей подумать об этом, как приятное ощущение пропало, хотя должно было быть совсем наоборот. Подумав, она решила, что все нормально, и ей, скорее всего, просто почудилось. На всякий случай она решила проверить, поскольку ощущение было слишком необычным. На следующей остановке еще подвалило народу, и Вероника оказалась придвинутой к заднему ряду.
И она оказалась напротив мужчины с газетой. «Если ничего особенного не произойдет, – загадала Вероника, то…, а если?» Ответа не было, но эксперимент начался, и она сначала не поняла, кто был подопытным. Ибо почувствовала то же самое, только еще более усиленное. Если бы она немного подумала, то вспомнила бы о квадратичной зависимости, но была – на мгновение – парализована. Тепло распространялось вниз, от груди, как будто ее нежно гладили, даже не прикасаясь, а проводя ладонями вдоль тела – делая пассы, но по коже пробежало нечто вроде волны. Вероника сохраняла невозмутимость, несмотря на то, что заклепка – как раз на уровне глаз мужчины, тщетно старавшегося укрыться за газетой, жгла ее бледную, незагорелую кожу. Она могла бы возмутиться, или отодвинуться, но не могла. Она прикрыла глаза, и чувствовала, как заклепка отлетает, молния сама собой спускается вниз, а она не в силах пошевелиться, чтобы защитить себя. А зачем? Мужчина отвернулся и стал смотреть в окно – ну, не может он сидеть, уставившись ей в пупок. А что, если она сама его провоцирует – так могла бы подумать Вероника, но мужчина тем временем никак не проявлял себя и наваждение спадало. К счастью, автобус подрулил к ее остановке, и она, недоумевая, медленно пошла к выходу. Остановилась, чтобы расплатиться с водителем, и снова почувствовала, как ее, незащищенную, буквально сканируют – так, чтобы запомнить – это она осознала, но ощущение вернулось. Сомнений теперь уже не оставалось, но она еще думала, что это несусветный бред, и внезапно охватившее ее желание – ничто иное, как….
Не хватало еще, чтобы первый попавшийся мужчина – она не додумала, отвлеклась, переходя дорогу, – но ей смотрели вслед, в этом она была уверена на все сто процентов. Хотя никакого возмущения не было. Все же, почему же он не пошел за ней? А пойдет ли вообще, или отговорится? Интересно. Ведь он, наверное, ужасно старый – ему никак не меньше тридцати пяти – сорока. Увы, для нее и такой возраст был достаточно древним. Девушка не подозревала, что действительность была гораздо круче. Однако, придя к бабушке, она не принялась за уборку, не бросилась открывать окна, чтобы проветрить душное помещение, а, скинув на ходу одежду, встала под прохладный душ. Но он не остудил. Струи бежали по телу, только усиливая внезапное желание. Глаза сами по себе прикрылись, и она довела себя до изнеможения, чего не делала со времен замужества, и чуть не закричала от остроты накрывшего ее оргазма…. А потом обессилено сидела на деревянной перекладине, и смотрела на свое отражение в запотевшем зеркале, краснея от содеянного и как бы заново разглядывая себя. Да, простенькое, но чистое и миленькое личико, маленькая, но аккуратная грудь, и соски темные. Ее мужчины подтрунивали над их размером, нулевым, что не мешало целовать, чуть ли не откусывая, и заглатывая целиком, как свою собственность, не задумываясь, приятно ли это ей. И в последнюю ночь Валерка, чуть не раздавив, сказал, что, мол, такая тощая, что и подержаться не за что. Она хотела ответить, что у тебя-то есть за что, но не долго, однако вовремя одумалась, почувствовав, что он может отнестись к этому ревниво, как к предмету особой гордости. Пусть худенькая, и….
И ей было приятно, что ее выбрали. Да, именно так. До поры до времени. И даже гордилась тем, что их выбор пал на нее. Впрочем, такие мысли пришли к ней несколько позже, а сейчас она испытывала чувство раскаяния, и поэтому с жаром принялась за дела.
Но на следующий день, когда позвонил Андрей, – они работали недалеко друг от друга, она согласилась на встречу, однако на квартиру не поехала, и они только посидели в кафе. Потом, все же сломавшись, она позволила ему помять себя в подъезде, но, когда он хотел приступить к более активным действиям, выскользнула из его объятий и увернулась. А настойчивая мысль о праве выбора свербела у нее в голове, и... но почему бы ей не выбрать самой? Тот, из автобуса, для эксперимента вполне подходил. И даже то обстоятельство, что он намного старше, несколько упрощало задачу – в том смысле, что вряд ли откажется. Конечно же, Вероника имела большую свободу выбора, но недооценивала себя – возможно, ей все время специально намекали. И еще одно – так ранее на нее никто не смотрел, даже пацаны-акселераты, часто принимавшие ее за свою ровесницу.
Последующие дни потребовали напряжения в работе, и ей было не до того. И, более того, Валерка вызвался сопроводить ее к бабушке и помочь. Иногда, когда позволяло время, он ездил вместе с ней, и в этом не было ничего необычного. И они пошли на остановку, а там…
Итак, план созрел, но конструкция была еще неокрепшей. Но во вторник – она планировала поездки заранее, Вероника почувствовала неривычное возбуждение. Томило под ложечкой в предвкушении необычного. Жара не спадала, и посему она могла предстать перед объектом эксперимента в еще более выгодно подчеркивающим ее – скажем так, юность и почти невинность, виде. Повезло, на работе был не приемный день, и, по случаю лета, сочувствуя ее юности, коллеги довольно-таки терпимо относились к некоторым, так сказать, вольностям в одежде. И она надела коротюсенькую юбочку, уже сознательно – лимонную футболочку, почти топик, оставлявшую над джинсовой юбкой полоску нежной незагорелой кожи. И тоненькую золотую цепочку. В том случае, если, сработает закон парности – когда два события выпадают подряд, но в дальнейшем могут совсем не повториться. Однако ей пришлось задержаться на работе, и, с некоторым облегчением она подумала, что на этот раз ее сумасшедший план не осуществится. Может, и к лучшему? И припасенная заранее – она таки исхитрилась, – бутылка шампанского подождет своей очереди.
В лжидании автобуса купила бутылочку минеральной и потихоньку потягивала из горлышка. Задумавшись о своем, она отмахнулась от предложения подвезти ее, когда рядом с ней притормозил «Жигуленок», даже не рассмотрев, кто был за рулем. Вскоре подошел рейсовый автобус. Полупустой – все немногочисленные летние работники уже разъехались по домам. Войдя в салон, она все же осмотрела его. Так, на всякий случай. Да, закон сработал. Интересующий ее объект сидел возле окошка и углубился в чтение. И, казалось, совсем не обращал внимания на входящих. Сердечно слегка, ну, самую малость, екнуло, и она на мгновение засомневалась – а правильно ли то, что она собирается сделать? А потом спокойно, как будто это не было началом ее плана, села на свободное место рядом. Юбочка поднялась выше, обнажив стройные ножки до половины бедер, если не выше. Но внешне – никакой реакции. Может, она ошиблась, и ей все почудилось? Ибо сосед совершенно не обратил на нее внимания, поглощенный чтением толстой книги в мягкой обложке, явно технического характера. Он машинально подвинулся, и она, не поворачиваясь, не могла определить, смотрит ли он на нее, и вообще – заметил ли? Она не касалась его, но почувствовала, что да, заметил. И по тому, как он перелистнул страницу, более чем узнал. По закладке, которой служила визитная карточка, она узнала его имя. Да, Дмитрий. Васильевич. Но его взгляд скользнул по ее коленкам, вызвав знакомое ощущение, но она не пошевелилась, лихорадочно соображая, как ей поступить. В горле пересохло, и она опять приложилась к бутылочке с минеральной. Автобус качнуло, и несколько капель пролилось на раскрытую книгу соседа. Она виновато повернулась к нему – естественно, как сделала бы это в любом другом случае, и на мгновение встретилась с ним взглядом. Глаза были живые, но он сразу же отвел их, приняв ее извинения. Но в голосе она почувствовала интонации, безошибочно выдающие в мужчине заинтересованность. Значит, сработало. Но зачем? Сосед закрыл книжку и убрал ее в дипломат, сказав, что все равно скоро выходить…
И вправду, автобус уже доехал до проспекта Славы. Но игра еще не закончилась, и Веронике не стоило большого труда убедить себя, в том, что прекратить ее можно в любой момент. Да и не нужно было убеждать. Совершенно невинно наклонив голову, он произнесла абсолютно ровным тоном – разве что детектор лжи мог уловить нечто особенное в ее тоне. Но слова:
– Вы сейчас выходите, да? – вроде бы ничего необычного, но тон – ровный, но не вызывающий возражений, не спрашивающий, а утверждающий. В этом не было бы ничего необычного, если бы она сидела у окна. Тогда она могла бы задать этот вопрос вполне обоснованно. Но ведь она сидела с краю, и посему фраза прозвучала как предложение, как недвусмысленный намек, оставляющий, правда, право выбора за соседом. Кстати, он показался ей вполне нормальным – загорелый, в модной короткой рубашке с кармашками на груди, в легких слаксах. А как с решимостью?
Он мог еще отыграть, как и она, но глаза сказали обо всем на мгновение раньше, чем он произнес вслух:
– Да, конечно.
И пошел вслед за ней к выходу. Она не оборачивалась, как ни было ей интересно, идет ли он за ней, или свернул в противоположную сторону, и чисто случайно замедлила шаг, как бы поджидая его. Теперь они пошли рядом. А сердце у нее забилось сильнее – она все же решилась, и конструкция собирается. Или это еще не все? Она, не поворачиваясь, протянула ему бутылочку с минеральной. Он допил остатки и на ходу бросил в урну. Теперь уже не оставалось никакого сомнения, что они идут вместе, даже со стороны это было несложно заметить. Также, не сговариваясь, они завернули к расставленным возле летнего буфета столикам, он купил пива и мороженое, расплатился, не задумываясь. И Вероника, чтобы поставить точки над "и", сказала, что торт-мороженое она возьмут с собой, обозначив конечный пункт. Это была первая фраза, которую она произнесла вне автобуса. Он кивнул, и не стал спешить, а спокойно выпил свое «Петровское». И она заметила, что он глядит на нее без недоумения, и что ему это приятно, и немного даже подобралась, хотя это было излишним. Также спокойно он пошел за ней и дальше, правда, немного смутившись, когда она взяла его за руку – немного влажную, жесткую. «Наверное, он уже отвык, – мельком подумала она, – ну пусть выдержит и это». Возможно, со стороны казалось смешным, разве что могли подумать, что папаша ведет свою великовозрастную дочь. От этой мысли Вероника про себя фыркнула, но спросила:
– Послушай, ты идешь, не знаешь, куда, и даже не поинтересовался, как меня зовут…
Он пожал плечами:
– Вероника, конечно. – Это не он, а подсознание.
Она внезапно остановилась, не выпуская его руки, как пронзенная током – ответ был мгновенным, более того точным:
– Как ты догадался? – это вырвалось у нее непроизвольно, так как его-то имя она успела узнать. И посему немного замешкалась, а потом ехидно сказала, что, мол, это не удивительно, раз он уж за несколько секунд сумел раздеть ее взглядом, и чуть не изнасиловал прямо в автобусе. Это было преувеличением, но сознательным. Однако Дмитрий смутился и покраснел, а Вероника рассмеялась и, на мгновение – но он успел почувствовать, прижалась к нему:
– Ой, ли? Думаешь, я не почувствовала? – намекнув, что все его мечтания, если таковые были, вполне смогут стать реальностью, и даже больше. Если таковые были – а сейчас она в этом уверилась, но торжества не было. Поскольку она и так зашла слишком далеко, и они уже входили в чисто прибранную бабушкину квартиру. Еще перед дверью она могла отыграть назад, сказав, мол, спасибо, было приятно познакомиться, может, еще увидимся, и ласково стрельнув глазами, скрыться в надежном убежище. Да, это было возможно, и, пожалуй, выглядело вполне естественным, особенно учитывая весьма существенную разницу в возрасте. И он понял бы наверняка, тем более что не сделал даже попытки прикоснуться к ней, не говоря уж о большем. Все это она подумала, открывая бесчисленные замки, и чувствуя даже некоторую дрожь в коленках. Но ведь она сама сказала, что они пойдут к ней домой, что им – на четвертый. Давая, тем самым, аванс. Да, история. Она помедлила, но поняв, что тогда ее конструкция останется незавершенной, решительно распахнула дверь. «Ох, а ведь у Валерки тоже есть ключ, – наконец вспомнила она, – ну и ладно». Решимость ее возрастала, но и нерешительность тоже.
Открыв настежь окна, она оставила Дмитрия в комнате обозревать растения и убранство, а сама поспешила в кухню, где в холодильнике мерзла бутылка «Советского Шампанского». Ей не хотелось звать Дмитрия – она хотела сделать все сама, как ей представлялось в смутных видениях. Но сразу справиться с пробкой не могла. Сначала сняла золотую фольгу, потом отогнула металлические крепления. Но пробка не выскочила – шампанское достаточно охладилось. Она достала два высоких хрустальных фужера, и, приложив достаточные усилия, все же вытащила пробку. Раздался несильный хлопок, но шампанское не расплескалось, а из горлышка потянулся легкий дымок. Она наполнила бокалы чуть больше половины, так, на две трети, и, держа их в руках, вернулась к ожидавшему ее Дмитрию. Он сидел в кресле, задумавшись, но улыбнулся, увидев ее. Вероника протянула ему бокал, они чокнулись, и прозрачный звук наполнил комнату. Остренькие пузырьки приятно щекотали небо, распространяясь по разгоряченному организму. Через некоторое время оно распространится по всему организму, и она расслабится. Пока же она опять увлеклась той игрой, которую придумала сама. А Дмитрий вел себя не совсем так, как она могла предположить, слишком скромно, лишь поблагодарил за шампанское, улыбался и полностью отдал инициативу ей. И тут что-то подтолкнуло ее, и она, поставив пустые бокалы на столик, встала перед ним. Совсем так, как чуть более недели назад в автобусе. Только теперь положив ему руки на плечи, и так, что заколдованная заклепка – ну, абсолютно такого же цвета, оказалась на том же уровне. И такая же, нет, немного шире, тоненькая полоска незагорелого тела между футболкой – теперь канареечного цвета и юбкой. Теперь уже доступная и предлагающая. И услышала свой, показавшийся незнакомым, срывающийся и неожиданно тихий голос:
– Ты этого хотел, да? И не удивилась, когда рука его нерешительно потянулась к роковой пуговке – теперь не было ни публики, ни ограничений.
Сказав это, Вероника рисковала, ибо ее предыдущее восприятие и модель заканчивались именно на этом моменте, но игра продолжалась, и теперь уже не была столь невинной, как до сих пор. Сейчас ее слова были уже не вопросом, а предложением, но она по-прежнему руководила ситуацией.
Девушка почувствовала, как дрожали его руки, расстегивающие пуговку, как неуклонно медленно молнию поползла вниз. Еще одно легкое движение, и молния оказалась почти расстегнутой, но юбка еще держалась на бедрах. Когда Дмитрий, чуть притянув к себе девушку, робко прикоснулся к горячему и влажному телу, она ощутило то же самое, что и в автобусе, на расстоянии, только во много раз усиленное реальным прикосновением. Он почти не касался ее, как бы скользя, и поцелуи, которыми он покрывал тонкую кожу возле пупка, вызвали легкое биение в тонких жилках, и нарастающее возбуждение. Такого она не ожидала, но еще могла контролировать себя. А осторожно прижал девушку к себе, и она подалась вперед, послушно…
Вероника перебирала его не совсем успевшие поредеть, с серебряными прядями волосы, прикусив губу, еле удерживаясь, чтобы не поторопить его. Она почувствовала, как Дмитрий достиг тоненькой полоски нежных, вьющихся, но совсем неощутимых волосиков. «Боже, что же я делаю! – опомнилась она, и осторожно выскользнула из его объятий. Он не настаивал, а она, оставив в его руках сбившуюся футболку, засмеялась – на мгновение ей стало щекотно, и, пробормотав нечто несуразное, сбежала в ванну – привести в порядок не только себя, но и мысли… «Боже, на что я похожа – ужаснулась она, взглянув в зеркало – рожа красная, глаза бешеные – и тощая, как швабра. Но он – он же видит это, и, значит…» Она уже не думала о своем плане, хотя все происходило естественно. «Но ведь еще ничего не было! – подумала она в попытках самооправдания, – но тщетно – я же привела его, и уже готова отдаться, и разве это – ничего особенного?» И то, что она сбежала, не есть ли попытка отсрочить то, что она успела сконструировать? Ведь прояви он хоть капельку настойчивости, она уже…
От этой мысли Веронике стало еще жарче, щеки пылали, и она включила воду похолоднее, но внутренний жар погасить было невозможно. Ей захотелось позвать Дмитрия прямо сейчас, но вдруг он не захочет иметь дело с такой худосочной особой? Почему это обеспокоило ее – ведь все было, как она загадывала. Так или иначе, острый душ помог. Она простирнула трусики, запоздало вспомнив, что запасных нет, и придется идти в мокрых или вообще без, – то есть, она так или иначе вернется домой, да? – К такому выводу пришла Вероника. Значит, все в порядке.
«А что, он все поймет, – подумала Вероника, – и так… – но, эта мысль была неуверенной, последней попыткой зацепиться – башню она возвела, и осталось броситься вниз. – Но в чем я выйду? Можно, конечно, в юбке на голое тело. Нет, я завернусь в полотенце, а там» – то есть, она понимала, что оно может легко упасть на пол. Или не упасть, если замотать хорошенько. Она потянулась за висящим на крючочке махровым полотенцем, которым она могла обернуться минимум два раза, но неловко, и оно упало на пол. Вероника усмехнулась про себя, и нагнулась, чтобы поднять. И заметила мятый комочек под ванной. «Как же так, – удивилась Вероника, – я же в прошлый раз тщательно убирала». Она подняла его и машинально развернула. И оттуда выпал – она не могла поверить своим глазам – скореженный, хранящий следы, еще влажный…. Нет, этого просто не может быть – розовый сморщенный презерватив. Она брезгливо выпустила его из рук. Ее трясло. Вероника прислонилась к бездушной кафельной стенке. Круги поплыли у нее перед глазами. Чтобы не упасть, она схватилась за холодную хромированную трубу. Слезы покатились из ее глаз, хотя она еще не успела осознать произошедшего.
… она пришла в себя, и попыталась помыслить логически. Мама? Папа? Если бы так. Но наборов ключей-то было всего три, а бабушка один увезла с собой. Значит, ее несравненный Валерка? Он, то есть они, всегда пользовались мягкими, розовенькими, почти неощутимыми изделиями. Нет, такого просто не могло быть. Она посмотрелась в зеркало – глаза были красными. Потом обернулась – второе полотенце, тоже большое, желтенькое, висело рядом. Она притронулась рукой – им явно вытирались недавно. Сняла, повертела в руках – да ведь оно было мятым и почти насквозь мокрым! И длинный светлый волосок, задержавшийся на махровой ткани. Вот мерзавец! Клянется в любви, а приводит в бабушкин дом ****ей! И трахает, даже забыв выкинуть использованное орудие! А как же она? Вероника стала вспоминать, было ли что в поведении мужа необычного. Нет, все, как и раньше. Внимательный, предупредительный, спешащий. Но он посмел обмануть ее, ее, которая…. Конечно же, она не вспомнила о Дюше, с которым дважды занималась любовью на прошлой неделе – до встречи с Дмитрием, ни о самом Дмитрии, ожидавшем ее в комнате. Она была раздавлена и унижена – могла ожидать всего, только ни этого. «Ну подожди, гад! – в гневе подумала Вероника, – я тебе, я тебя!» и слезы снова потекли по внезапно побледневшему лицу. Она села на краешек ванны, пригорюнилась. Все мысли, кроме жуткой обиды и недоумения, покинули бедную головку. Прошло минут пятнадцать, а она все сидела неподвижно и глядела в никуда. Наконец, она вспомнила об ожидающем ее мужчине – а зачем он здесь? – она уже не понимала. Укутавшись в полотенце, и попытавшись выдавить некое подобие улыбки, Вероника вышла из ванны. Однако в комнате никого не было. Она подошла к входной двери – цепочка снята, а дверь просто захлопнута. Вероника машинально закрылась на все замки, вернулась в комнату и села в кресло, еще хранившее отпечаток тела Дмитрия.
Сомнений не оставалось – он ушел. Теперь негодование ее переключилось на него. Как он посмел! Она, она хотела – а чего, собственно? Построенная ею хлипкая конструкция рухнула. Вероника резко вскочила, пошла в кухню, открыла уже початую бутылку и сделала несколько глотков. Пузырьки побежали вниз, и Вероника выпила половину оставшегося залпом. Вернулась в комнату, укрылась полотенцем и зарыдала от безысходности. Выходит, она вообще никому не нужна? Вскоре силы оставили ее, и она заснула…
Ее разбудил звонок. Она спросонья взяла трубку:
– Ника, это ты? – муж так звал ее, и голос его был немного взволнован, но не более того.
– Угу, – также спокойно ответила Вероника.
– Я только пришел с работы, задержался, а тебя нет.
«Врет, – подумала Вероника, – небось, затрахался до потери времени и сознания, а теперь радуется, что меня нет». Но непонятое безразличие охватило девушку, и она сказала:
– Знаешь, я останусь, заснула, а сейчас уже поздно ехать. Она и раньше иногда оставалась в бабушкиной квартире, особенно, когда нужно было готовиться к экзаменам, и чтобы ничто не отвлекало.
– А ты там одна? – с усмешкой, но некоторым облегчением сказал Валера, – наверное, перспектива объяснять свой поздний приход с работы его не очень вдохновляла.
– Конечно же, нет, – съехидничала Вероника, представив, как бегают его красивые и лживые глаза, – два любовника и любовница, с акцентом на последнем слове.
– Ладно, только позвони утром.
– Хорошо,милый, – ответила девушка, и повесила трубку. Спазм снова подошел к горлу, и она уткнулась в подушку. Вскоре та стала мокрой, а спасительный сон не приходил. Она опять заставила себя встать под ледяной душ, то есть, не включала горячую воду, но это не помогло.
На следующий день она с трудом выдержала рабочий день, благо, отвлекаться на свои переживания времени не оставалось. А потом поехала к маме на Гражданку. Папа был в командировке, и они весь вечер проболтали, и она опять не вернулась домой, туда, где жила с Валерой и родителями, и тот уже позвонил, обеспокоенный. А Вероника пришла в себя, но не находила сил встретиться с мужем. И думала, думала, думала…. И, как всегда, что касалось ее лично, пришла к возможному, но абсолютно неверному выводу. Может быть, в ней причина? И она сама виновата, и то, что привела к бабушке Дмитрия. И получила, как возмездие. Может, тогда она не полезла бы под ванну, не нашла бы злополучный комочек. И уже забыла, что Валерка был там раньше нее. Нет, не забыла, конечно, а загнала эту мысль куда-то внутрь, чувствуя и свою вину. Может, все дело в том, что она такая непривлекательная, худенькая. Ничего женственного, хотя вся одежда вроде неплохо сидит. И Дмитрий сбежал. Что, она даже для него такая страшная? При всей активности, сообразительности и несомненных способностях, Вероника комплексовала из-за своей внешности. К тому же и муж, и любовник успешно поддерживали это заблуждение. Возможно, тоже действуя неосознанно, но подчеркивая тем самым собственную значимость, зная, как она реагирует. А Веронике оставалось только смущаться. К вечеру Вероника набралась решимости вернуться к Валерке, завязать с Дюшей, и попытаться сделать вид, как будто ничего не произошло. Не было, и все тут. И в ее мозгу стала неотчетливо проявляться другая конструкция – Дмитрий – вот кто виноват. Да, он. Он смутил ее, она предалась своим бесплодным мечтаниям, вместо того, чтобы быть повнимательнее с мужем. И он….
Так было проще, и мозг подсказывал именно это объяснение. Хотя подспудно Вероника осознавала, что это не совсем так, равно как и предшествующая идеализация. Как бы то ни было, ночью, когда Валерка попытался ее приласкать, она не смогла переломить себя и впервые отказала ему в близости. Он удивился, но вскоре заснул, не забыв положить руку на ее нежное лоно. Это прикосновение обожгло, но она не убрала его руки, а просто днем, отпросившись с работы, перевезла к бабушке самые необходимые вещи безо всяких объяснений. Ничего не сказала ни мужу, ни подружке, ни маме. Ей нужно было некоторое время, чтобы разобраться в себе. То есть, построить новую конструкцию. Она выдраила квартиру, выбросила полотенце, которым, по ее мнению, вытиралась предполагаемая Валеркина любовница, и заставила себя просидеть за книгами, не выходить из дома и не отвечать на телефонные звонки. Только позвонила маме, чтобы та не беспокоилась. Та, конечно, стала выспрашивать, не произошло что между ней и Валеркой, но Вероника отшутилась, оставив ее в недоумении, но в уверенности, что дочь, по крайней мере, жива и здорова…
Валерка, чувствуя за собой вину, или же ей так казалось, пару дней отмалчивался, и, даже когда нужно было ехать на дачу, наверное, что-то соврал своим. Потом стал позванивать, а она ничего не объясняла, и говорила, не вдаваясь в содержание. Он хотел приехать, но она уходила, и бесцельно шаталась по улицам, или задерживалась на работе. Колечко она сняла, и, может, поэтому, или потому, что она все же была хорошенькой, с ней несколько раз пытались познакомиться, но она мерила претендентов таким взглядом, что те сразу же оставляли малейшие попытки. Вспыхнувшая ненависть к мужу сменилась тупым безразличием, и это удивляло ее, как и то, что она отказалась встречаться и с Андреем. Впрочем, Валерка таки приехал, умалял вернуться, но не думал каяться, и она удивлялась его наглости. Говорила спокойно, как будто нее внутри все умерло. И он ушел, но не переставал звонить. Мать тоже не могла ни до чего допытаться, всего неделя – и ее оставили в покое, надеясь, что все рано или поздно перемелется, и встанет на свое место. Ан нет. Внешне мягкая и спокойная, даже неуверенная, Вероника проявила удивительную твердость, и ее пока не трогали. Она же продолжала рыться в себе и, как большинство женщин, пришла к абсолютно неверному выводу, обвинив во всем только себя.…
И недоставало только маленького, совсем ничтожного толчка.
Вероника сидела в офисе, подбирая бумаги, сделав несколько обязательных звонков. Отчетность была в относительном порядке – оставалось только немного систематизировать данные и разложить папки – в компьютер она уже ввела все данные. Она не спеша, оформила заявки на выдачу пластиковых карточек, которые завтра курьер отвезет в банк. Вообще-то их фирма не занималась карточками, но иногда, по просьбам клиентов, которым было влом идти в банк, или желающим сохранить условное инкогнито, они занимались оформлением карточек, сами возили в банк и потом раздавали клиентам. Как правило, набиралось не более десятка в неделю. Вероника сверила данные, и уже собиралась заклеить конверты, как в ее комнату зашел шеф, что само по себе было необычным. Их шеф был редким исключением среди новоявленных молодых боссов – уже за шестьдесят, подтянутый, даже изрядно высохший, сохранивший некий аристократизм, и обращавшийся со своими сотрудниками не иначе, чем на Вы. Веронику он считал, как ей казалось, кем-то вроде внучки, но и с ней был неизменно вежлив. Удивительно, но о нем в фирме не ходило никаких слухов, и даже водитель, привозивший и отвозивший шефа, был нем, как рыба. Так вот, шеф лично зашел в комнатушку Вероники, а не попросил зайти и, не передав поручение через секретаршу:
– Вероника Владимировна (это ее отчество), – сейчас придет клиент, обслужите, пожалуйста, наилучшим образом. Это очень важно для фирмы, постарайтесь, пожалуйста.
Вероника была удивлена этим обстоятельством – и появлением шефа, и его просьбой. Она и так постаралась бы сделать все наилучшим образом, но шеф показался ей взволнованным.
– Конечно, Федор Петрович. Не сомневайтесь. Она привстала, но шей жестом усадил ее на место.
– И завтра нужно будет лично съездить в банк, чтобы к вечеру все было улажено.
Она не особенно любила ездить в банк – пару раз была все же там, но, почувствовав снобизм и скрытую недоброжелательность – что, впрочем,0 не распространялось на клиентов, особой робости по поводу этого поручения не испытывала. Но все же согласно кивнула, ведь не часто к ней обращается шеф. Причем лично.
– Да, это VIP-клиент, и от него много зависит. Ты даже не представляешь. Впрочем, последнее он мог и не говорить. Его тон свидетельствовал обо всем.
– Хорошо, я все сделаю до обеда.
– Тогда я спокоен. И сохраните конфиденциальность. Сейчас он подойдет. И шеф, приветливо улыбнувшись, удалился. Впрочем, несмотря на свою невозмутимость и элегантность, безукоризненный костюм и хорошую, почти военную выправку, чувствовалось, что поручение не такое простое. Вероника всегда старалась сделать свою работу как можно лучше, и это не оставалось незамеченным, однако сейчас волнение шефа передалось и ей.
И, действительно, через пару минут в ее офисе – она уже успела достать необходимые документы и приготовиться ко встрече, появился долгожданный VIP. Спокойно, вежливо поздоровался, сел в кресло, и даже не закурил, хотя вертел в руках не зажженную сигарету. И тут же выложил паспорт. Специфика оформления пластиковых карт заключалась в том, что владелец должен был лично присутствовать при сем процессе и сам заполнять необходимые документы, посему поручить доверенному лицу возможности не было. Вернее, была, но тогда, к сожалению, некоторые реквизиты становились известными постороннему, насколько бы тот ни был предан. И VIP – Сергеев Станислав Петрович, аккуратно заполнял требуемые графы «Паркером» с золотым пером – Вероника ничуточки не сомневалась, что он был настоящим, как и “Роллекс” на запястье. Несмотря на жару, посетитель был в пиджаке, из рукавов выглядывали золотые запонки из комплекта с заколкой для темного галстука. Но – никаких перстней на аккуратных и жестких пальцах. Ни даже обручального кольца. Естественно, он оформлял VISA GOLD – особую карту, с выгодными условиями и возможностью овердрафта. А Вероника старалась, не особо разглядывая его, как будто перед ней был обычный посетитель. Но замечала все. Точно – за пятьдесят, серебряные нити в волосах, волевое загорелое лицо и чрезвычайно живые глаза…. И, конечно же, закончив со своими делами, он также спокойно и уверенно сказал:
– Спасибо, завтра я заеду в это же время. Он даже не сказал, что надеется, что все будет оформлено. И также спокойно, с чувством человека, которому не принято отказывать, – мы сегодня поужинаем вместе. У меня дела, я буду через полчаса. И посмотрел на Веронику, как бы сразу охватывая всю, но от этого ей стало внезапно холодно и колюче. И она невольно поежилась, пожалев, что на ней была почти прозрачная кофточка. Беленькая, она иногда позволяла себе быть похожей на обычную офисную служащую... Но нашла в себе силы улыбнуться как можно более дружелюбно:
– Увы, нет, но спасибо за приглашение. Она постаралось мило улыбнуться, так, чтобы ее слова интерпретировались вполне однозначно, но ни в коей мере не обижали клиента.
VIP ничуть не смутился, и не удивился отказу – видно, держаться умел, и сказал:
– Хорошо, тогда выберем удобное для обоих время. И удалился, оставив Веронику с неприятным ощущением. Едва захлопнулась дверь, девушка обратила внимание на конверт, неведомо откуда – нет, конечно, ведомо, оставшийся на ее столе. Первым ее побуждением было схватить и побежать вслед, но любопытство пересилило, и она заглянула вовнутрь. Пять сотенных бумажек с портретом импортного президента и визитная карточка – Сергеев С.П., Президент и генеральный директор, к.т.н. и депутат какого-то совета. Да, если ему хотелось сохранить конфиденциальность, то их фирма была одной из лучших в этом плане. А пятьсот баксов – это, надо понимать, та цена, в которую он оценил ее, Веронику. Да, неужели так все скверно. Веронику бросило в жар, и она чуть не затряслась от негодования – ее опять оценивают, считая за продажную... Вот, до чего она дошла! И когда вошел шеф, она с трудом изобразила улыбку, и сунула конверт в ящик стола…
Но тот только одобрительно улыбнулся и, кивнув, удалился. Вероника же несколько минут просидела неподвижно, прикрыв раскрасневшееся лицо пуками, но жар не проходил. Вероника не могла определить сначала причины своего возмущения. Ну почему, собственно, весьма продвинутый и вполне еще импозантный мужчина не может пригласить пообедать отлично обслужившую его сотрудницу. Той фирмы, с которой у нее налажены устойчивые деловые связи? Или отблагодарить соответствующим образом? Ну и что их этого? Однако Вероника знала, что это не так, и убедить себя в обратном было выше ее сил. Она чувствовала, чего от нее ждали, и это было противно. Неужели у нее такой продажный вид? Нет, такого быть не может, наоборот, слишком серьезный. Или… Мяска молоденького захотелось? Козел старый. Вот и Дмитрий тоже. Как раздевал взглядом, и не только. А потом сбежал. Трус или импотент. Но с него все началось, это точно. Вот увижу, все ему выскажу! – решила про себя Вероника, – сегодня же! – не представляя, каким образом сможет осуществить это намерение. И эта мысль постепенно стала вытеснять остальные – наверное, потому, что не вызывала неприятного ощущения, а отвлекала. Ведь сегодняшнее приглашение неизбежно повторится назавтра, и, может, в совершенно иной форме. Однако она завелась, и отправилась на кольцо. Она так решила, что Дмитрий садится именно там. Но ей было невдомек, что уже несколько дней Дмитрий изменил маршрут, пересев на машину. Он старательно объезжал те места, где ненароком мог увидеть Веронику. Ему приходилось делать крюк, он с трудом удерживался от искушения медленно проехать вдоль всей трассы. Так что Вероника могла встретить его чисто теоретически.
Она прождала, чуть ли ни до восьми, потом, поняв, что ожидание бесполезно, села на автобус, устроившись возле окошка, и задремала. События сегодняшнего дня буквально вымотали ее. На следующий день, предчувствую, что ей не будет покоя, натянула джинсы, абсолютно скромную блузку, не просвечивающую, и даже достала снятое, но еще не выброшенное кольцо. Чтобы исключить все возможные поползновения. И не ошиблась в своих предположениях. Утром ее ожидал букет роз на столе – не роскошный, а скромный, приличествующий ее возрасту, но подобранный с удивительным вкусом. И никакой открыточки или визитки, будто бы сразу не понятно, от кого. Она безразлично сдвинула его в сторону, а ее напарница ехидно заметила, что, мол, за тобой ухаживают, как на западе, завтра, небось, корзину пришлют и лимузин к подъезду. Вероника, равнодушно пожав плечами, ответила в том же духе, мол, пока ты в отгулы ушла, я времени не теряла. И ты загорала, подруга, не одна, и перевела разговор на другую тему, искусно изображая веселость и радость жизни. Тем более что колечко по-прежнему отсвечивало легким блеском на ее тонкой ручке.
Лимузина, правда, не было, но около одиннадцати – ее заранее предупредил шеф, за ней заехал водитель г-на Сергеева, и отвез в банк. Против этого Вероника не могла возразить, и даже в некотором роде была довольна – не пришлось добираться транспортом. Водитель невозмутимо вел «Volvo», и даже не пытался с ней заигрывать – наверняка был строго проинструктирован. И в банке она не задержалась, а потом ее привезли в офис. Вероника достала опечатанный конверт, со штампом банка и вложенными внутрь пластиковой карточкой и секретным паролем, и положила на стол перед хозяином. Г-н Сергеев вежливо поблагодарил, но не спешил вскрыть конверт, а отложил его в сторону. Он держался, как и вчера, весьма корректно, ни малейшего намека. Предложил чашечку кофе, которую тут же принесла секретарша – не длинноногая блондинка, как можно было подумать, а чрезвычайно опытная, и, видимо, доверенная, дама средних лет. Вероника не отказалась, и даже позволила себе пококетничать, покручивая колечко, хотя ощущение дискомфорта не покидало ее. И также ничем не намекнула, что получила его презент, и цветы. Как будто это было само собой разумеющимся. Но, когда тот отвлекся на краткий телефонный звонок, улучив момент, положила злополучный конверт на стол, под папку, но уже со своей визиткой, где, естественно, не было ее адреса. Босс задал несколько ничего не значащих вопросов, она подробно и с толком отвечала, но когда он сказал, что вечером пришлет за ней машину – здесь он был прямолинеен, она пожала плечами и, улыбнувшись, сказала:
– Но муж… – как будто он не знал того.
– А мы ему не скажем, – также игриво произнес г-н Сергеев, подхватив ее тон.
А Вероника, поблагодарив за вкусный кофе, – а так и было на самом деле, – встала и откланялась. Чувствуя, как ее провожают не мягким, а нагло раздевающим взглядом. Это было ужасно, но вызвало совсем другие воспоминания.
Она ошибалась, гн-у Сергееву было совсем не до амурных похождений…
Вечером Вероника, конечно, никуда не поехала, а снова отправилась ждать Дмитрия, источника своих бед, но также безуспешно. К тому же пошел дождь, и ей пришлось торчать под козырьком касс «Октябрьского».
На следующий день были новые цветы – желтые и ярко-красные розы, семь штук, и также безразлично отставленные в сторону.
Погода резко ухудшилась, и Вероника со спокойной совестью отсиживалась в бабушкиной квартире, и, что удивительно, отсыпалась – такого с нею давно не было. Спавшая жара, казалось, должна была принести некоторое успокоение, но воспаленный мозг Вероники не отдыхал полностью даже во сне. Ей снился и изменник-муж, и бывший любовник – она таки завязала с Андреем, и с удивлением заметила, что и тот воспринял это с некоторым облегчением. Из чего сделала вывод – она и ему неинтересна. Неужели ей останется ублажать похотливых стариков? Хорошо еще, что г-н Сергеев отбыл из города, а то от него покоя не было. А цветы ей присылали каждый день. Коса, что ль, камень точит? Ужасно. Она отгоняла от себя мрачные мысли, но с тупой одержимостью продолжала пасти Дмитрия. Хотя ей приходилось идти почти от Кузнечного, причем в обратную сторону.
Однажды ей показалось, что она его увидела, и Вероника даже бросилась вперед, но автобус нагло закрыл двери, впрочем, Дмитрия там не было. И это еще более усугубило решимость Вероники. «Я такое с ним сделаю, такое», – говорила себе девушка, не зная даже, что подразумевала под этой фразой, но, что нечто ужасное – это точно. Но и на утренних маршрутах Дмитрий отсутствовал.
продолжение здесь:
http://www.proza.ru/2011/02/21/1110