Прошедшие через смерть 4

Геннадий Неделько
ЧастьIV.

Наёмник

Заговор.

Величественно и спокойно, едва заметно для, глаза несёт свои воды красавица-река Вар . Её необозримая тихая гладь водных просторов вселяет спокойствие и беспечность, - не предвещает никаких бед, пустившемуся в плаванье рыбаку или путешественнику. Но горе тому, кто убаюканный монотонным колыханием челна, не заметит приближения грозных речных порогов. Здесь, из ласкающей глаз и манящей к себе своей живительной влагой красавицы-реки, Вар превращается в прожорливого, безжалостного и кровожадного дракона, и шансов спастись, у зазевавшегося путешественника, нет  фактически никаких.
 Тихая вода вдруг вскипает, как в гигантском бурлящем котле, заглушая призывы о помощи, крики мольбы и ужаса несчастного своим невообразимо страшным рёвом и грохотом. Словно тысячи демонов смерти смеются своим ужасным громоподобным смехом, наблюдая за тщетной попыткой обречённого спастись, и, наконец, вдоволь насладившись своим могуществом и силой, бросают они свою жертву на выступающие из воды острые камни…
Величественно и медленно, едва заметно для глаза несёт сои воды красавица-река Вар…
Прошло два года с тех пор как степи между Доном и Варом были не полем, на котором хозяйничал плуг, а полем, где пахал меч, и сеятели разбрасывали не семена, а смертоносные стрелы, - когда вороны чёрными стаями кружились над ними, дожидаясь кровавых всходов. Тишина и спокойствие воцарились теперь там, где раньше каждый с опаской всматривался во всякого встречного, - не враг ли?
Гунны действительно оказались народом не злым и весьма дружелюбным, и только готы Атанариха, да ещё славяне с Припяти, которых возглавил знаменитый своими боевыми подвигами Нискиня не желали признавать их гегемонию. И хотя Бож не раз пытался привлечь своего старого друга и побратима в ряды антов, Нискиня упрямо отказывался от союза с гуннами. Мотивируя свой отказ тем, что он не враг гуннам, но и не желает враждовать с готами, которые живут где-то за горами у далёкой реки Данубий.
- Они далеко и для нашего народа абсолютно никакой угрозы сегодня не представляют, - говорил он Божу. - Зачем мне и моим людям идти искать удачи или смерти в чужие земли вместе с воинами Баламбера? Мы там ничего не забыли. И если гуннам не хватает места в приморских степях, то пусть идут и ищут его за горами карпов  , но мы-то тут причём.
- Потому-то и не опасны нам нынче готы, что местные стали, теперь, хоть и не по своей воле, но союзники нам и гуннам, а загорские сами опасаются нашей силы, – пытался доказать необходимость союза с гуннами Бож. – И чтобы даже в мыслях не было у Атанариха попробовать восстановить былое могущество готов, Баламбер ещё в прошлом году ходил в землю скиров и тайфалов  со своими всадниками и вернулся со славной добычей. Вот и на этот раз он опять идёт в поход за горы, но теперь с ним пожелали идти и многие славянские вожди, особенно горит желанием отличиться молодёжь. Да что там славянские, - даже некоторые из готов решили принять участвовать в этом походе.
- Ну что ж, пусть участвуют, но только когда Баламбер и его воины надумает идти в мою землю, я надеюсь, ты не присоединишься к нему и готам, - грустно улыбнулся Нискиня.
- Не говори глупости, - обиделся Бож, - ты же знаешь, мы с тобой как братья… Да и не пойдут гунны в леса Припяти, - к чему они им?. Ведь почему они хотят окончательно подчинить себе готов. Баламбер и остальные вожди гуннов хотят иметь прямой выход к богатым землям ромеев. Эта великая империя сразу, лишь только было покончено с могуществом державы  Германариха, привлекла их внимание. Да и нам выгодно торговать с постоянно нуждающемся в хлебе Римом напрямую. А для этого нужно убрать такое препятствие, как везиготы. Так что, как видишь, нам с гуннами очень даже по пути.
- Ну что ж, желаю удачи и уверен, что такое многочисленное войско Баламбера  обойдётся и без меня, и моих людей.
И вновь, как и прежде не удалось Божу склонить Нискиню к союзу с гуннами. А между тем, большинство вождей славян, и примкнувшие к ним готы во главе с сыном Германариха Гуннимундом прибыли в походный лагерь Баламбера и уже выступали с его воинами в поход за далёкие горы к, не менее знаменитой чем Вар, реке Данубий. Правда сам Бож идти в поход отказался, ссылаясь на множество дел, которых накопилось дома, да и оставлять без присмотра свои земли тоже негоже. Остались дома и его сыновья, а часть дружинников Божа, пожелавших идти с отправившимися в поход вождями славян, возглавил сын Идара Ульдин.
Сиротливо смотрелись после ухода воинов, со многими из которых в поход отправились и их семьи, селения и городища славян. Лишь немногочисленные соседи и родичи остались присматривать за полями, которые зелёными коврами раскинулись неподалёку от опустевших селений. А между тем приближался день летнего солнцестояния, - великий праздник Купалы. Праздник, который у славян принято праздновать широко и весело, с ночными гуляниями, кострами и купаниями, с огненными факелами и катанием горящих колёс символизирующих солнечный диск, с танцами и песнями… И чтобы праздник был по настоящему весёлым, уже за несколько дней до его начала, к большому городищу, где жил Бож, сходились жители всех окрестных селений. Любили славяне повеселиться, а какое веселье без ушедших в поход ближних родичей, вот и шли они туда, где более многолюдно, где можно себя показать, да и на других посмотреть. Люб был им этот праздник тем, что царило на нём всеобщее веселье и хмельная беспечность. Не часто такое удовольствие выпадало в их суровой и однообразной жизни. Готовились заранее.
Готовились и их соседи, не ушедшие с гуннами в поход готы. Но готовились они совершенно иначе. Тихо готовились, зловеще.
Очень расстроился Винитарий, который был выдвинут гуннами властвовать над готами, после того бесславного поражения, которое они потерпели от гуннов и славян. Хоть он и был теперь королём, и это тешило его самолюбие, но это была далеко не та власть, о которой он мечтал и которой обладал когда-то Германарих. Все свои действия и решения он вынужден был согласовывать с гуннами и славянами, а их вожди хоть и делали вид, что относятся к нему как к равному себе, но, как казалось Винитарию, в душе все они насмехались над ним, как над побеждённым.
А тут ещё постоянные интриги и зависть Гуннимунда, который считал, что это он, а не Винитарий должен по праву быть королём готов. И когда Винитарий, на приглашение Баламбера, отказался выступить против Атанариха, мотивируя это тем, что народ готов его не поддержит, и не пожелает воевать против своих единокровных братьев, то Гуннимунд тут же пообещал Баламберу набрать десять тысяч воинов и выступить с ними в поход. К удивлению Винитария ему это удалось сделать без особого труда. И тогда Винитарий понял, что властвовать над готами ему осталось не долго. Скорее всего, после возвращения из похода, королём гунны захотят видеть более сговорчивого и доказавшего им свою преданность Гуннимунда. И что тогда? Во всяком случае, хорошего ничего. Вот и собрал он, вскоре после ухода с гуннами Гуннимунда и его войска, всех своих приближённых для того чтобы решить как им быть дальше.
- Не знаю как вам, - раздражённо говорил он, хмуро сидевшим в раздумье Алфею, Гайне и Сафраку, а мне это не нравится. Гунны нашими же руками разоряют и убивают наших братьев у берегов Данубия. Когда такое было? А ведь был договор, что мы готовы быть союзниками  Баламберу и Божу в войнах против всех их врагов, кроме таких же готов как и мы, где бы они не жили. Но Гуннимунд, этот недостойный отпрыск великого Германариха, стремясь выслужиться перед Баламбером, и путём предательства сесть на моё место, всё же увёл с собой в поход против Атанариха почти половину лучших наших воинов. Для меня лично такое предательство позор и бесчестие, и мириться с ними я не собираюсь. Поэтому я предлагаю всем нам последовать примеру Алавива и Фритигерна, которые ещё в прошлом году, когда Атанарих потерпел очередное поражение от гуннов, не пожелали более испытывать судьбу, и, отделившись от гордого, но неразумного в своей гордыне судьи, переправились через Данубий и ушли под защиту римлян. Уж на кого, а на римские легионы, гунны вооружённую руку поднять не посмеют. Перейдя под власть римских императоров, мы под их защитой сможем вновь сплотиться, набраться сил и отомстить славянам и гуннам за позор нашего поражения. Что вы на это скажете, славные вожди?
- Я согласен, - первый нарушил воцарившуюся на какое-то мгновение тишину Алфей, - нужно идти за Данубий…
- И я ничего против не имею, - поддержал его Гайна.
- А что скажешь ты Сафрак, - о чём задумался?
- Я? А я уже давно об этом подумывал, и хотел сам предложить тебе это, но только считаю, что мы не должны откладывать возмездие на потом. По крайней мере, славянам мы можем отомстить уже сейчас. Ведь их воины почти все ушли с Баламбером, но те, кто более всего виновны в наших бедах, как я знаю, остались дома. Я имею в виду Божа, и моего личного врага Идара. Почему бы нам не ударить на них прямо сейчас, а уж затем уйти в землю империи?
Заговорщики многозначительно переглянулись…
- А что, мне эта идея нравится, - зло улыбнулся Алфей, - нехорошо уходить, не раздав долги.
- Идея конечно неплохая, - после короткого раздумья подал голос Винитарий, - но только действовать нужно неожиданно и быстро. Людей у славян осталось не так уж и мало. Их вполне достаточно, чтобы оказать нам серьёзное сопротивление. Поэтому надо не дать возможности собрать ему разбросанных по дальним городищам и селениям воинов, а тем более оповестить о нападении Баламбера или Нискиню…
- И я, кажется, знаю как это лучше сделать, - вмешался до сих пор молчавший Гайна.
- Ну так говори если знаешь, а мы послушаем…



Кровавый праздник.


В день перед купальской ночью, встречал в своём городище Бож нежданных гостей. Празднично наряженные, с богатыми подарками, возглавляемые, восседавшем на белом жеребце Гайной, въезжал в распахнутые ворота обоз, сопровождаемый двумя десятками совершенно безоружных, слегка хмельных и приветливо улыбавшихся готов. На одной из трёх телег гружённых подарками возвышалась огромная, занимавшая почти всю телегу, бочка заморского греческого вина. Это был подарок Винитария своему старому приятелю, некогда врагу, а теперь союзнику Божу. Славяне удивлённо, но радушно встречали прибывших на праздник гостей. Да и не мудрено, ведь такого раньше никогда не бывало. Совсем недавно, ещё два года назад, готы наведывались чаше, как враги. А вот сегодня пришли, как добрые соседи. Было чему удивляться и радоваться.
Лишь только чудесный обоз миновал ворота городища, Гайна, соскочив с коня, поспешил приветствовать, пришедшего подивиться столь неожиданной праздничной процессии Божа.
- Принимай Бож подарки от короля готов Винитария, - протянул руку для дружеского приветствия Гайна. - Ты, конечно же знаешь, что народ готов тоже всегда празднует подобный праздник. Поэтому нам хорошо известно, что славяне, как и мы, любят повеселиться, а потому, как добрые соседи, мы бы хотели сделать ваш праздник ещё более радостным и весёлым, и наш король прислал  тебе и твоим людям богатые подарки, и великолепный заморский напиток – вино. Оно добавляет весёлости не хуже славянского мёда. А зная ваше гостеприимство, я думаю, король славян не будет в обиде за наш незваный визит, - дружелюбно улыбнулся Гайна.
Недоброе предчувствие шевельнулось в душе славянского вождя, но он тут же постарался подавить его: «Негоже думать о соседях плохо, тем более, что мы теперь друзья и давно уже живём в мире» - подумал он, и радушно улыбнувшись, ответил.
- Наоборот, я только рад такому вниманию со стороны Винитария и приглашаю тебя Гайна, и прибывших с тобою людей, отпраздновать праздник Купало с нами. Как и полагается добрым соседям, мы вместе повеселимся и вместе отпробуем, и вашего вина, и нашего мёда. Присоединяйтесь.
Готы  быстро разгрузили свои подарки, на телеге осталась только тяжеленная бочка с вином, которую отвезли к берегу реки, где должны были происходить ночные гуляния. Правда, полной и тяжёлой ей суждено было оставаться не долго. Праздник действительно был весёлым и уже к полночи бочка совершенно опустела. Некоторые из готов к этому времени уже, развалившись на траве у телеги с бочкой, спали совершенно охмелевшие.  Лишь Гайна да более стойкие из прибывших с ним гостей, подбадриваемые такими же, как и они сами, хмельными славянами, тщетно  пытались выдоить из бочки ещё хоть каплю вина. Приподняв один край бочки, и раскачивая её, они всё ещё надеялись, что из отверстия в противоположном днище, из которого давно уже был выбит чоп, ещё прольётся хмельной бахусов напиток. Но наконец, поняв, что все старания напрасны, изображая страшный гнев, Гайна закричал.
- Ах так…, ты отказываешься нас угощать, ну что ж, пеняй на себя. А ну давай её в реку, - топи её…
И готы под дружный смех славян, скинув бочку на землю, покатили её к реке. Попав в воду, приговорённая, тонуть не захотела, - оказавшись неплохим пловцом, она, медленно покачиваясь, поплыла вниз по течению и под свист и улюлюканье толпы вскоре скрылась в темноте, уносимая речным течением. А незадолго до рассвета, ниже по течению реки, странного вида рыбаки, сильно напоминавшие воинов, решившие почему-то рыбачить ночью, выловили опустошённую бочку и выкатили её на берег.
- Она?
- Она.
- Ну, значит пора. Поднимай людей, - послышался в темноте голос Винитария, - выступаем…
Уже догорали ночные костры. Густой утренний туман шарами котился над водой вслед за течением реки. Завершалась купальская ночь. Алел горизонт, предвещая скорый восход солнца. Тишина. Природа и люди застыли в ожидании. И вдруг…
 Стрела вонзилась прямо под лопатку, стоявшей на берегу реки  девушки, и, заглушая её предсмертный тихий вскрик, из ближайшего  леса,  размахивая оружием,  с криком выскочили готы. Разделившись, часть из них устремилась к городищу, тогда как другие бросились к реке, поражая безоружных и медлительных в своих действиях после бурной праздничной ночи людей. Чудным образом, вдруг протрезвевшие готы Гайны, сорвав доску из подпоры ещё недавно удерживающей бочку с вином, выхватывали из тайника оружие и присоединялись к своим соотечественникам.
- Божа и всех знатных брать живыми, - криками напоминали озверевшим от крови воинам Винитарий и прочие начальные люди готов.
Когда, наконец,  до охмелевших славян стало доходить, что это смерть в лице готских воинов пришла к ним на праздник, некоторые стали бросаться в воду, и речной туман, укрыв многих из них от стрел врага, помог им выбраться невредимыми из этой бойни. Другие же, более отчаянные и, возбуждаемые принятым ночью вином и мёдом, вооружась тем, что подвернётся под руку, а часто и просто с голыми руками бросались на врага и погибали в неравной схватке. Так скоротечно и печально закончился весёлый славянский праздник. Не лучше обстояло дело и в почти пустом, по случаю праздника, городище, и когда взошло солнце, то озарило оно своими лучами не погасшие купальские костры, а густой дым  горящих домов славян.
Несколько сотен славян, в основном женщины и дети, были согнаны на берег реки и окружённые густым кольцом вражеских воинов дожидались своей участи. Отдельной группой  стояли мужчины. Их было не более сотни и большинство из них были в преклонных годах, и даже старцы. Среди них, связанные и окровавленные, едва держась на ногах от ран но, гордо смотря в глаза врага, стояли  Идар и Бож .
- Ну вот и встретились мы снова, - злорадствовал Сафрак, расхаживая рядом с Идарм и Божем со сжатой в руках, заложенных за спину, плетью. – Я думаю, вы не забыли тот день на валу, когда твой Ульдин Идар убил моего любимого сына Шарагаса. Жаль, что этого твоего выродка нет среди вас. Я бы с него с живого ремни резал. Ну ничего, придёт время встречусь и с ним…
- Обязательно встретишься и надеюсь, что скоро, - попробовал улыбнуться окровавленными губами Идар, - уж слишком долго такая тварь как ты, задержалась на этом свете…
Но удар рукоятью плети в лицо свалил на землю с трудом, стоявшего на ногах пленника.
- Может кто-то ещё хочет мне что сказать? Сафрак злобно обвёл взглядом  заволновавшихся в бессильной ярости славян.
- Подойди ближе, я тебе кое-что скажу, с трудом сделал шаг вперёд Бож.
- Ну, я слушаю, - Сафрак, злорадно улыбаясь, склонился к Божу, но смачный плевок в лицо мучителю, мигом стёр на нём улыбку и привёл алана в неудержимую ярость. Бросив плеть, он выхватил меч, и уже занёс его над головой Божа но, только что подъехавшие  Гайна и Винитарий, успели соскочить с коней и вырвать меч у своего разъярённого  приятеля.
- Ты что, идиот, да они все только и мечтают о такой смерти, - с трудом удерживая вырывающегося Сафрака, успокаивал его Винитарий. – Не дождутся… Успокойся! И оставив затихшего Сафрака, предводитель готов подошёл  ближе к Божу.
- Посмотри, - Винитарий указал на, таскающих из пылающего и разрушенного городища длинные брёвна, готов. – Как думаешь, что это они делают? Не догадываешься? Ну так и быть, я тебе, как старому приятелю скажу. Они сооружают тебе и твоим приближённым трон. Ты же теперь, не тот, что был когда-то. Теперь ты великий король славян, победитель самого Германариха. А потому тебе и твоему окружению должно возвышаться над всеми прочими смертными. Вот я и решил воздать вам должное и возвысить вас на этих остатках твоего городища. Тебе, при моём к тебе уважении, достанется самый высокий трон. Я думаю, ты в обиде не будешь, - и Винитарий, а вслед за ним и остальные готы весело рассмеялись.
Вечером готы уже уходили. Но уходя, они ещё долго оглядывались на ту страшную картину своего нашествия, которую они оставляли после себя. Сожжённое  городище ещё дымилось; сотни трупов, лежащих там, где их ещё утром настигла смерть, были оставлены на съедение диким зверям и птицам. Но не это притягивало их невольный взгляд. На возвышенности, на фоне кроваво красного закатного солнца, которое словно в скорбной печали склонилось к горизонту, отчетливо вырисовывалось более полусотни врытых в землю столбов с закреплёнными на них в виде буквы «Т» перекладинами. А на каждом таком столбе было распято окровавленное тело знатного воина или вождя славян, среди которых с трудом можно было узнать и изуродованных  Идара с Божем. Когда же эта страшная картина скрылась от взора, оставаясь лишь в цепко схватившей её памяти видевших всё это, и последние из уходивших готов уже скрылись в лесу, над их головами, вдруг, среди ясного неба прокатился раскат грома. Это боги славян слали  вслед  Винитарию и его готам своё проклятие.




Возмездие.


- Проклятые славяне, - ругался, сидя в седле, уставший от длительного перехода Винитарий, - как они успевают так быстро разносить через свои непроходимые леса и болота вести о случившихся событиях. Ведь не прошло и две седмицы как мы разделались с Божем и его ближними, а они уже смогли собрать  такое громадное войско.  Никогда не думал, что их так много скрывается в этих проклятых лесах.
- А я тебе ведь говорил, - поглаживая гриву и успокаивая чем-то встревоженную лошадь, поучающим тоном выводил Сафрак, - предупреждал, что не стоит  задерживаться, и надо немедля уходить. А теперь вот  только по твоей милости приходится уж который день к ряду делать такие громадные и утомительные переходы. Вон посмотри, малец твой выдохся совсем, и бедняга, намаявшись, спит на ходу, - Сафрак взглянул на ехавшего между ними, для подстраховки на случай падения, спящего на мерно шагающей лошадке мальчика, сына Винитария. - Ведь знал же, знал, что Нискиня  обязательно выступит с войском, лишь узнает, что произошло с Божем.
- Знал, потому и задержался… А всё эти мудрецы Алфей и Гайна…: -«Давай устроим засаду и разобьём заодно и Нискиню с его войском…» Вот  и ждал… Послушался идиотского совета на свою голову. Да и кто же мог знать, что  Нискиня приведёт такое войско, - ведь  вдвое больше нашего. Где он только их набрал за такое короткое время. Хорошо хоть удалось уйти без боя и оторваться. Правда пришлось попетлять и сделать немалый крюк, чтобы сбить с толку Нискиню  но, теперь, я думаю, он нам не уже помеха.
- Да он-то пока, может быть, и не помеха, а как Баламбер развернёт против нас хотя бы часть своего войска, что тогда? Сзади Нискиня поджимает, а впереди ещё большее войско гуннов.
- Не каркай, а то накаркаешь.
- Что не каркай, может скажешь, такого не может произойти?
- Не должно, - сейчас Баламбер занят Атанарихом и ему не до нас.
- Ну хорошо бы, если так оно и сталось.
Но недолго вели этот невесёлый разговор два наших старых приятеля. Его  пришлось прервать в связи с неожиданно остановившейся впереди идущей колонной. А вскоре от головы её примчался, возглавлявший авангард, встревоженный, Алфей.
- Плохие новости! Впереди у реки, как доложил командир высланной вперёд сторожевой сотни, стоит огромное войско. Растянувшись вдоль берега, они перекрыли удобный проход по долине. Дальше вверх по течению тоже стоят, но уже на противоположном берегу, небольшие отряды, и незамеченными обойти заслон нам вряд ли удастся.
- Ну вот и накаркал, ворон…
В ответ Сафрак лишь громко рассмеялся, разбудив мальчика.
- И что тут смешного, - удивился Алфей, - может ты знаешь, как нам  выскочить из этой ловушки, тогда поделись…
- Да нет, это вот он всё знает, - смеясь, указал Сафрак на Винитария.
- Ладно хватит зубоскалить и не забывай, что пока я жив, я ещё король… Поехали всё сами рассмотрим.
Выдвинувшись на позицию, откуда можно было наблюдать за неприятелем, к величайшему своему огорчению, Винитарий без труда определил, что приход их войска для врага незамеченным тоже не остался, и противник, вооружившись, готовился к бою. Оглядевшись на местности, он так же понял, что пробиться через, как минимум, вчетверо превосходящего противника, имея на плечах женщин, стариков и детей ему тоже не удастся.
- Надо избавиться от детей и женщин, - продолжая наблюдать за подготовкой неприятеля к бою, бросил он через плечо непонятно кому из присутствующих.
- Не понял, - удивлённо оглядел окружающих  Сафрак, - как избавиться?
- Что тут не понятного? С ними нам не пробиться. Поехали, всё объясню по пути. Времени мало.
- Значит так, Аргайт, - отъехав немного от места наблюдения обратился Винитарий к одному из сопровождавших его военачальников, - ты сейчас соберёшь всех женщин, детей и стриков и, как хочешь, но объясни им, что им нужно возвращаться. Я понимаю, - как бы отвечая на удивлённый взгляд последнего, продолжал свою мысль король, -  вернувшись, им, скорее всего не избежать  встречи с преследующими нас славянами во главе с Нискиней, но это лучше, чем оставаться здесь и попасть в руки разъяренных после схватки, как бы она не окончилась, поджидающих нас там, - и он указал плетью на то место, откуда они только отъехали, - славян и гуннов. Я знаю Нискиню – женщин и детей он не тронет, а эти волки разгорячённые кровью схватки без жалости перережут глотки всем, кто попадётся им в лапы. Когда же всё закончится, то я думаю, Гуннимунд сможет с помощью Баламбера договориться с Нискиней и тот вернёт ему пленных. Ведь в конце концов Гуннимунд враг мне но не им. Если, среди молодых женщин окажутся такие, кто пожелает с оружием в руках стать рядом с отцом, мужем или братом… Пусть…, - это их выбор. Я возражать не стану. Всё понял? – Исполняй, да поживее.
- Ты Гайна, и все остальные, готовьте людей к бою.
- Сафрак, Алфей, вы подождите, у меня к вам особое поручение, – и, дождавшись пока все разъехались исполнять приказы, Винитарий  тихо продолжил, - идите к своим людям и надёжно укройтесь от глаз неприятеля. Вы в прорыв не пойдёте, ваше единственное задание будет уцелеть. Уцелеть и спасти моего сына. Такое я могу доверить только вам. Я со всеми вместе попытаюсь пробиться вверх по течению и там, переправившись через реку мы, если удастся, укроемся в лесу и затем уйдём в горы. Тем самым я уведу за собой вражеское войско. Воспользовавшись этим случаем, вы проскочите на простор. В бой не вступайте, даже если увидите, что всем кто уйдёт со мной кроме как на славную смерть уповать больше не на что. Людей у вас достаточно, и если окажется на вашем пути какой заслон, я думаю, вы без труда его сметёте. А теперь давайте прощаться. Мне пора.
Обнявшись, наверное, впервые тепло, как родные братья, они расстались. А вскоре готское войско со всей скоростью, на какую оно могло быть способно после длительного перехода, бросилось на виду у неприятеля на прорыв, обходя его севернее вверх по течению реки. Но и враг, как выяснилось, не был слаб на ноги и, устремившись на перехват, возможности уйти от схватки  противнику не дал. Завязался жаркий бой, смещавшийся всё выше и выше по течению. Почти окружённые неприятелем, быстро редели ряды воинов Винитария, но всё же, ему и  горстке счастливчиков удалось пробиться и перейти на противоположный берег. Путь через лес в горы был открыт. Торжествуя, что смог осуществить то, на что почти не рассчитывал, Винитарий остановился, чтобы убедиться в том, что его план сработал идеально и Сафрак с Алфеем тоже благополучно вырвались из ловушки. Обернувшись, он увидел, как вдали ниже по течению, в клубах пыли, удалялась за горизонт, почти без помех переправившаяся через реку и вырвавшаяся на оперативный простор, конница Сафрака и Алфея. Громкий крик ликования вырвался из груди короля, но тут же он захлебнулся бульканьем крови. Стрела, выпущенная невидимым врагом, вонзилась прямо в только что трубившее победу горло воина.
Но зато Сафрак с Алфеем действительно без особого труда смогли прорваться в долину и уже вскоре их кони пили воду Данубия, а на противоположном берегу реки взору готов открывались, манящие спокойной и сытой жизнью, богатые земли римской империи. Где-то там вдали им уже мерещились привольные луга Фракии, где их ждёт покой и процветание. В их стане вновь воцарилось приподнятое настроение, которое впрочем, вскоре сменилось разочарованием и растерянностью.
Вернувшееся на следующий день, после того как Сафрак с Алфеем разбили лагерь на берегу Данубия, отправленное на тот берег посольство сообщило, что комит Фракии Лупицин запрещает им переправляться на территорию империи. В противном случае против них будет применена сила. Четыре дня стояли готы в полной растерянности, не зная, что им предпринять. Но случай сам подсказал выход.




Фракия.

События в римской провинции Фракия развивались со стремительной быстротой, и совсем не так как думалось подошедшим к Данубию готам во главе с Алфеем и Сафраком. Не успели они подойти к  живописным берегам величайшей европейской реки и разбить там свой лагерь, как к комиту Лупицину прибыл посол от гуннов, молодой вождь-великан Ульдин, и потребовал в ультимативном порядке, чтобы римляне не смели принимать к себе готов-беглецов подданных Баламбера. В противном случае Баламбер, - заявил он, - в праве будет себя считать в состоянии войны с империей ромеев. Если же указанные беглецы уже переправились через Данубий, то ромеи должны немедленно выдать гуннам сына Винитария Витимира, а также Алфея с Сафраком и других готов которые будут ими указаны.
Лупицин, мысленно проклиная императора Валента за то, что тот вообще позволил готам перейти Данубий и поселиться в, до того как они явились, спокойных Мезии и Фракии, пообещал, что пока он комит, не один из опальных подданных Баламбера не перейдёт на римский берег Истра. Пообещал он совсем не потому, что испугался угроз неведомо откуда взявшихся, никому не известных гуннов и их царька Баламбера. Рим видывал врагов и более грозных но, где они теперь? Просто очень не спокойными поселенцами оказались эти готы. Не успели поселиться, а уже начинают выражать своё недовольство, начинают ему, Лупицину, предъявлять свои претензии. Да, конечно, и он не без греха, - присвоил себе, (но только лишь для того чтобы восстановить справедливость, ведь он заслуживает гораздо большего, чем имеет сегодня) часть тех денег и провианта, которые император выделил для своих новых федератов; да, возможно, из-за этого и голодают, и продают своих детей в рабство готы, но они продают и своё оружие, и это, как уверял себя и приближённых комит, великое благо для Рима. А коль уж они так ценят свободу и не желают отдавать своих детей в рабы, пусть работают, а не клянчат подачки. Рим им не дойная корова.
Но готы последнее время так распоясались, что терпеть это дальше стало невозможно. Начались грабежи мирных жителей, разбой на дорогах, всё чаще и чаще ему доносили об угрозах с их стороны в его адрес… Поэтому, буквально три дня назад, он вынужден был, только лишь исключительно в угоду императору, унизиться до того, что пригласил к себе вождей готов Алавива и Фритигерна для переговоров. Для них, как для приличных и уважаемых людей, был организован богатейший обед, подана красивая дорогая посуда, открыто вино, которое не побрезговал бы отведать и сам император, - а, они…
Этот неотёсанный вонючий варвар Алавив едва вошёл в залу, как тут же разразился бранью, начал хамить и грубить. Кому…? Ему, Лупицину, перед которым преклоняется и трепещет вся Мезия и Фракия.  Нагло отказался от угощений, - не за тем, мол, пришел, чтобы возлежать рядом с ним и подобно прожорливым римлянам набивать свой живот,  тогда, когда его народ голодает. К тому же начал угрожать, что если римляне не накормят, как обещали, его народ, то следующий раз придёт сюда вместе со всем войском и не уйдёт до тех пор пока не оставит такими же голодными всех горожан вместе с комитом. Кто, - какой уважающий себя римлянин, удержался бы после такого бахвальства, дикого варвара?  Естественно не сдержался и он… Одного взмаха руки было достаточно чтобы стража разделалась с наглецом и его свитой. Жаль, выскользнул второй по значимости среди готов, но более хитрый, и потому даже более опасный для римлян, чем Алавив Фритигерн. Он единственный из прибывших к Лупицину готов, кто смог каким-то чудом пробиться и, к удивлению для всех, без каких либо видимых повреждений, спрыгнуть с высоченной крепостной стены вниз, где его подобрала толпа  конных варваров горланивших у стен города, с которыми он, посылая в адрес римлян угрозы и проклятья, поспешил скрыться.
Конечно же, он не стал рассказывать послу гуннов, о происшествиях последних дней и обо всех тех неприятностях, которые ранее успели доставить ему, поселившиеся в Мезии и Фракии готы, ушедших от Атанариха вожжей Алавива и Фритигерна. Но всё же, на всякий случай, взамен за свою  лояльность к Баламберу просил посла оказать и ему небольшую услугу. Услуга эта возможно и не понадобиться, дипломатично заявил он, но, если готы уже живущие на римской территории окажутся недовольные тем, что их соплеменников не пускают  к ним на подселение и поднимут оружие против империи, оказать помощь в подавлении бунта. На что посол гуннов пообещал, что обязательно передаст просьбу комита Баламберу и надеется, что тот ничего против этого предложения иметь не будет.
 В тот же день, но немногим позже переговоров с гуннами, Лупицин отказал прибывшим почти одновременно с Ульдином послам Сафрака и Алфея. А на следующий день, решив покончить с вконец распоясавшимися и пустившимися в открытые грабежи и набеги готами, побуждаемыми к мятежу, избежавшим смерти Фритигерном, Лупицин приказал стягивать к лагерю готов войска.
Вот этим-то случаем какраз  и воспользовались Сафрак и Алфей. На третий день по возвращению посольства из-за Данубия, они вдруг заметили, что маячившие на том берегу разъезды римских всадников куда-то исчезли. Пустой казалась и одна из ближайших пограничных башаен, которые на расстоянии не более десяти миль друг от друга растянулись по всему противоположном берегу. Не было видно и регулярно, по несколько раз на день, проплывающих мимо их лагеря боевых кораблей ромеев. Они, конечно, не знали, что все войска Лупицин решил бросить на усмирение готов уже живущих во Фракии, но когда к вечеру стало известно, что большое войско гуннов находится в полудне пути от их лагеря и движется в их сторону, то Сафрак с Алфеем решили пренебречь запретом и, изготовив за ночь  плоты, и привлёкши все плавсредства которые им подвернулись в округе, рано утром стали переправляться на римский берег. Так что когда гунны подошли к Данубию, то на его берегу, где ещё утром стоял лагерь и кипела жизнь, уже не было видно не одной живой души.
Переправившись через Данубий, Алфей и Сафрак решили как можно быстрее и дальше удалиться от его берегов, по возможности, не чем, не выдавая своего присутствия на римской территории. Но люди не птицы, не оставляющие в воздухе свой след, и не дано им подобно последним добывать себе на жизнь, перелетая с ветки на ветку. Всё что может взять себе человек от этой жизни, он берёт только лишь своим трудом. А каким трудом могли содержать себя готы Алфея и Сафрака, люди, которые на этот труд даже не имели права. Они в этой земле были чужие, они были вне закона. Но есть у людей ещё один способ как можно выжить в этом мире, при этом не здорово себя утруждая. И не просто выжить, но и жить вполне прилично, не нуждаясь почти не в чём. Этот способ знаком давно и им пользуются очень многие из сынов рода человеческого. К тому же способ этот очень прост. Нужно всего лишь присвоить себе то, что добыто трудом другого. Путей такого присвоения довольно много и один из самых верных и простых – отнять силой. Этот путь, проторённый ещё с незапамятных времён, как нельзя лучше подходит почти для всех, кто живёт по законам волчьей стаи или вообще не признаёт никаких людских законов. Поэтому им и решили воспользоваться переправившиеся через Данубий готы.
Когда к вечеру следующего дня пребывания на земле римлян на их пути показалось большое и богатое селение, то они решили не обходить его стороной, как это они несколько раз в подобных случаях делали раньше, а напасть на его жителей исключительно с целью пополнить своё скудное продовольствие. Но когда Сафрак уже готовился отдать команду к нападению, непонятный шум, вдруг донёсшийся с противоположного конца посёлка, заставил  отложить намерение опытного командира совершить набег и, приказав всем не высовываться из укрытий он сам, подобравшись ближе, полностью обратился во внимание, стараясь понять, что же там происходит.
- Что там за суматоха, что за движение? – поинтересовался, пробравшийся к нему  Алфей.
- Сам не пойму, по-моему, нас кто-то опередил.
- Вот тебе и спокойная жизнь в империи, - размечтались, - недовольно проворчал Алфей.
Как оказалось, Сафрак не ошибся. На селение действительно был совершён набег. Вскоре зоркий глаз наблюдателя мог заметить, что на улицах появились вооружённые всадники, от которых в разные стороны разбегались местные жители, а на другом конце посёлка заполыхало пламя, - горели крыши нескольких домов.
- Надо уходить пока не поздно, - предложил осторожный Алфей.
- Погоди,- Сафрак сделал знак, чтобы его товарищ помолчал. Какое-то время оба внимательно прислушивались.
-Так ведь это наши, - наконец нарушил тишину Алфей. Я слышу боевой клич готов.
- Вот и я смотрю, что вроде, как свои. Надо послать кого-нибудь узнать, что там происходит. Может это люди Атанариха, - не Алавив же, в самом деле, будет грабить столь гостеприимно принявших их римлян.
И вскоре Алфей и Сафрак уже беседовали с командиром отряда готов напавших на селение, от которого они узнали, что вчера, не далеко от города Макрианополя Фритигерн, возглавивший готов после коварного убийства римлянами Алавива, разбил войска римского полководца Лупицина, и что готы теперь  находятся в состоянии войны с ромеями. Это сообщение с одной стороны встревожило, а с другой, наоборот обрадовало новых переселенцев. Встревожило, так как они в душе всё же надеялись ещё как-то договориться с местными чиновниками и остаться в этих краях, а обрадовало то, что договариваться уже ни с кем не нужно. Но, на предложение командира готского отряда присоединяться к ним и отправляться  вместе в лагерь Фритигерна, посоветовавшись, Алфей с Сафраком вежливо отказались.
Ещё неизвестно, какие последствия будут у этой победы, так думали они. Может быть завтра или послезавтра Фритигерну придётся жестоко поплатиться за эту вчерашнюю свою победу, и не участвовавшие в этом деле Алфей и Сафрак, смогут договориться с римлянами и заменят опального вождя готов поднявшегося против вечной империи. Тем более что они будут выступать от имени короля готов, а если даже Винитарий и погиб в том славном недавнем бою, то от имени его малолетнего сына, прямого наследника готских королей. А пока, до поры до времени, они спокойно, под видом готов Фритигерна могут и сами грабить римские земли. Видимо боги ещё не совсем отказали в своей помощи несчастным скитальцам решили они.
- Мы конечно всегда готовы стоять заодно с нашими братьями, и вскоре сами прибудем к лагерю Фритигерна.  А пока у нас есть кое-какие планы, которые не позволяют нам немедля присоединиться к вам. Но мы не будем терять друг друга из вида, и будем ежедневно сообщаться при помощи гонцов. А пока, до скорой встречи, - расставаясь, говорил Алфей предводителю готского отряда, – передавай Фритигерну наши пожелания здравия,  пусть боги не оставляют его в его делах и даруют ему победы и в дальнейшем. На том и распростились.




Схватка у Данубия.


Боги очевидно действительно не собирались оставлять Фритигерна, и потому недолго пришлось колебаться в своём выборе Алфею с Сафраком. Хоть и не желали они признавать над собой власть Фритигерна но, участия в его мятеже избежать им всё же не удалось. Более того, люди Алфея с Сфрака вскоре стали самыми активными участниками всех тех событий, которые происходили во Фракии. Уже в ближайшие дни своего пребывания на территории подвластной Риму, они могли наблюдать, как тихая римская провинция на глазах превращалась в кипящий котёл. Восстание Фритигерна всколыхнуло все низшие слои населения провинции. К готам стали присоединяться рабы и простые рабочие, рыбаки и крестьяне, все, влачащие своё жалкое существование в ужасной нищете и унижении. В провинции уже давно скрепя сердце терпели поборы Лупицина и его помощника Максима и только ждали подходящего момента, чтобы поквитаться с угнетателями и подлинными грабителями народа. Победа Фритигерна как раз и послужила той искрой, которая превратилась в пламя, охватившее  пожаром восстаний всю Мезию и Фракию. В добавок ко всему, вслед за Сафраком  и Алфеем через Данубий переправился ещё один крупный отряд готов, возглавляемый, отколовшимся от гуннов  Фарнабием, к которому присоединились  тайфалы, жившие у Данубия и сразу же ознаменовавший своё прибытие грабежами и набегами. В водовороте этих событий Фритигерн хозяйничая во Фракии подходил к Адрианополю.
Узнав, о приближении войска Фритигерна  начальник города, опасаясь, что готы, находящиеся к тому времени на службе в Адрианополе,  поднимут мятеж, предусмотрительно решил избавиться от них. Он собрал верные ему войска и даже роздал оружие горожанам, рассчитывая внезапным ударом уничтожить ничего не подозревающих готов. Но этот коварный план ему не удался и готы, которыми командовали довольно толковые и решительные командиры Сферид и Колия, перебив множество жителей, выравлись из города и немедля  присоединились к Фритигерну. Вскоре вся провинция была в руках готов и восставшей черни, и только в городах, за их высокими крепкими стенами, сохранялось римское право.
Встревоженный таким положением дел во Фракии и Мезии, император направил туда надёжные легионы из других провинций, благодаря чему, римлянам удалось несколько потеснить, а кое-где и полностью уничтожить бродившие в поисках добычи раздробленные отряды восставших. Когда же посланный Грацианом  дукс  паннонийской армии Фригерид, прибывший для подавления мятежа, сумел полностью разбить большой отряд Фарнобия, то Фритигерн понимая, что так по частям римляне могут без особого труда уничтожить всё его войско, отошёл со своим отрядом к Добруджу и, укрепившись там, стал созывать и собирать в свой укреплённый лагерь восставших со всех уголков провинций. Римляне не преминули воспользоваться тем, что местом сбора своих войск Фритигерн не совсем удачно избрал довольно небольшой участок суши, своего рода полуостров, омываемый с западной и северной сторон течением Данубия, а с востока волнами Понта и только южная его часть имела выход на большую землю. Перекрыв, подтянутыми туда войсками проход на юге, римляне попытались запереть там восставших. Таким образом, они рассчитывали, не дав возможности готам добывать себе провиант во Фракии и Мезии, заставить их сдаться, измотав их силы голодом. Но готам удалось в результате кровопролитного сражения оттеснить войско римлян к Марианополю, и вскоре они вновь появились во Фракии.
Крупные и мелкие сражения, кровавые стычки между мелкими и крупными отрядами ромеев и готов продолжались уже почти два года, когда в Константинополь, заключив перемирие с персами и покончив с необходимыми делами, державшими его в Сирии, прибыл сам император Валент. Невзирая на прорицания и дурные предсказания авгуров, он решил сам возглавить войска во Фракии и покарать неблагодарных готов за их вероломство. Но, будучи, как и большинство властителей, человеком тщеславным и себялюбивым он, в глубине души, завидуя победам своего племянника и соправителя, августа западной части империи Грациана, хотел показать всем, что он один является залогом всех успехов Рима, и его деяния в Сирии не менее, а может и более важные, чем подвиги Грациана в Галлии и Германии, и потому, прибыв в Константинополь, Валент сразу написал письмо своему соправителю. В этом письме делая вид, что очень удручён тем, что его племянник мало заботится о процветании империи, а больше о своей личной выгоде и славе, - что целых два года, хоть и просил его об этом император, не мог навести порядок во Фракии, в виду чего теперь он, император, оставив незавершёнными, важные государственные дела в Сирии, вынужден сам заниматься этими проблемами. Валент так же писал, что  к концу июля ждёт от Грациана вспомогательного войска и если к указанному времени оно не прибудет к нему, то он и сам сможет  привести к покорности готов, но в племяннике своём, как в соправителе, будет весьма разочарован.
 Немного поразмыслив, он приказал разыскать Флавия Стилихона. Этого ещё совсем молодого воина из числа многочисленных варваров находящихся в его войсках, он лично, совсем недавно, за его мужество и умение грамотно вести бой и увлекать за собой своих товарищей  назначил декурионом.   Надо заметить, что император Валент вообще мало верил своим родовитым соотечественникам. После неоднократных заговоров и  покушений на его жизнь, Валент чуть ли не в каждом знатном римлянине видел заговорщика, а потому, предпочитал больше доверять выходцам из простого народа, - армейским ветеранам и даже варварам – наёмникам. Однажды заметив  в бою Флавия и узнав, что это сын, хорошо известного ему начальника конной когорты, ещё в прошлом году погибшего в одном из сражений в Армении, Валент решил приблизить к себе этого отважного юношу. Поэтому именно Стилихону, в знак особого расположения к нему и его погибшему в бою отцу, решил он доверить доставить своё послание Грациану.  Когда явился к нему молодой командир, то император, разговаривая с ним приветливо и ласково, сначала расспросил его о службе, вспомнил о заслугах и доблестных подвигах его отца и лишь потом, перешёл к делу. Сам император представил Стилихону своё поручение как дело в общем-то простое, но в связи с неспокойной обстановкой во Фракии довольно опасное. Он закончил своё напутствие тем, что хорошо зная отца, и не раз восхищавшийся мужеством самого Флавия, он выбрал для этого дела именно его, Стилихона,  и  уверен, что тот с честь выполнит порученное ему задание. В тот же день с тремя десятками всадников своей турмы Стилихон отправился в путь.
Резиденция  Грациана находилась в Сирмии. Это, при благоприятных условиях, примерно в десяти днях пути на хороших конях. Но идти к городу кратчайшим путём через тесные горные перевалы, где легко можно было наткнуться  на восставших готов, Стилихон не решился. Поэтому он избрал хоть и более длинный, но всё же, как ему казалось, более надёжный и безопасный путь по равнине. Поначалу он и его отряд шли по побережью Понта Эвксинского, где на их пути располагались города с надёжными воинскими гарнизонами, такие как Дибальт, Макрианополь и  другие приморские крепости. Правда, это был, пожалуй, самый опасный участок пути избранного Стилихоном. Именно  здесь какраз и стоило более всего опасаться встречи с бродячими в поисках добычи отрядами восставших. Поэтому ехали очень осторожно. К счастью, на этом опасном участке им лишь раз, недалеко от города Месембрия, повстречался отряд готов численностью немногим более полусотни всадников. Но толи готы были обременены добычей, толи  противника испугала близость городских стен, но небольшой отряд Стилихона благополучно, без происшествий добрался до города. Далее путь отряда лежал к Макрианополю. Но, едва опять не нарвавшись на крупный отряд повстанцев, состоявший в основном из рабов и горнорабочих, всадники, оставив намерение передохнуть в безопасном месте под прикрытием крепостных стен, свернули к Никополю. Здесь на их пути крупных укреплённых городов почти не было. Лишь разграбленные, полупустые, а зачастую и полностью опустошённые и выжженные деревни уныло встречали наших путников. Невольно хотелось быстрее покинуть эту местность, но как не спешили всадники во главе со своим молодым и горячим командиром, в Никополь они попали лишь на шестой день к вечеру. Отдохнув и пополнив свой оскудевший провиант, уже рано утром  турма Стилихона  выходила из городских ворот. Далее путь их лежал к Данубию, на берегу которого находился ещё один хорошо укреплённый городок Ратиария, к которому всадники рассчитывали добраться за три дня. Ну а уже оттуда рукой подать и до Сирмии.
Здесь следов разрушений и пожарищ было несколько меньше, и два дня всадники ехали, не встретив  ни единого повстанца. Когда же на третий день, после того как они покинули Никополь, уже в двух десятках милях от Ратиарии, всадникам Стилихона  с вершины холма, на котором они оказались, вдруг, менее чем в полумиле от них внезапно открылись сверкающие на солнце, чарующие взор голубые воды Данубия  то, увы, не им было суждено завладеть вниманием путников. Небольшое пространство у берега стало тем местом, куда невольно были прикованы взгляды всадников. Там у реки шла смертельная схватка.  До слуха остановившихся и замерших на какое-то время от внезапно открывшейся картины сражения наблюдателей, порывы ветра доносили отдалённые крики и звон мечей сражающихся. Сверху с холма было отчётливо видно, как отряд из почти сотни воинов пытались удержать и уничтожить прижатый к реке другой  отряд из примерно двадцати пяти – тридцати человек, очевидно, пограничной флотилии. Во всяком случае, тот факт, что недалеко от места сражения  можно было видеть объятый пламенем корабль, говорил в пользу  именно  такого предположения. 
Положение обороняющихся было незавидным но, из всех сражающихся, именно один из них  приковал к себе всеобщее внимание невольных зрителей. Это был, по всему видно, ещё очень молодой воин вооружённый двумя мечами в левой и правой руке, которыми он владел с одинаковой ловкостью и силой. Его-то уж никак нельзя было назвать обороняющимся.  Он постоянно бросался в самую гущу врагов и те, не в состоянии выдержать его сумасшедшего  натиска, вынуждены были пятиться и отступать, оставляя лежать на недавнем месте схватки одного, а то и двоих-троих своих раненых или убитых товарищей. Тут же, оставив  ошеломлённых и растерянных таким натиском противников, этот вездесущий воин с быстротой молнии оказывался там, где обороняющимся приходилось всего труднее, и везде где он появлялся, результат был один, - враг отступал.
- Ты только посмотри на этого героя, - не сдержал своего восхищения уже не молодой всадник находящийся рядом со Стилихоном, - прозванный за свой громоподобный голос Трубач, - он, пожалуй, один стоит доброго десятка. Лично мне будет жаль, если его уложат в этом неравном бою.
- Мне кажется, сам бог войны позавидовал бы, глядя на такое искусство, - поддержал Трубача его более молодой товарищ по имени  Дардан. - Ставлю пять динариев против одного, что он  один укоротит жизнь не менее чем двум десяткам нападающим, прежде чем им удастся отправить его  к праотцам.
- Послушай Флавий, мы что, так и будем спокойно стоять и смотреть, как гиены растерзают льва? Это же не справедливо, - вновь подал голос Трубач, обращаясь к колеблющемуся между желанием помочь обороняющимся и необходимостью, исполнить поручение императора, Стилихону. – Давй ударим по нападающим с тыла. Неожиданный удар это половина победы. Ну…!
И молодая, горячая кровь Флавия взяла вех над осторожностью.
- Дардан, на, спрячь, - Флавий протянул ему письмо Валета.  Заметишь, что нам приходится туго, скачи в Ратиарий, здесь уже не далеко. Если со мной что случится, послание доставишь в Сирмий августу Грациану. Вы двое останьтесь с ним, остальные за мной.  И вся турма, вслед за своим командиром, стремительно помчалась к берегу Данубия туда, где кипело сражение.
Неожиданное, смелое вмешательство  в сражение всадников Стилихона окончательно лишило мужества и без того довольно не решительно атаковавших,  храбро и умело защищающегося неприятеля, нападающих. Некоторые из них, заметив мчавшихся всадников, бросились было отражать неожиданно появившегося нового врага, но сбитые стремительной атакой, и, потеряв нескольких товарищей, они стали бежать к близлежащему лесу. Заметив это и те, что сражались у берега, опасаясь быть отрезанными, стали быстро выходить из боя и последовали  примеру первых.  Покинув поле боя, нападающие оставили на месте сражения более трёх десятков погибших и быстро скрылись в лесу. Из всей турмы Стилихона погиб лишь один Трубач и один был ранен. По иронии судьбы им оказался сам молодой командир турмы, первым ворвавшийся в толпу врагов, пытающихся преградить им путь. Рана была пустяковая, копьё пробило мягкую ткань бедра, не задев кость, и перебинтовав ногу, Стилихон хоть и прихрамывал при ходьбе, но на коне чувствовал себя вполне прилично.
Когда всадники, гнавшие врага до самого леса, благоразумно, не рискуя углубляться  в заросли, вернулись, то Флавий, пока ему бинтовали рану,  успел рассмотреть, что столь мужественно защищавшийся отряд, вовсе не воины пограничной речной флотилии и, что они даже не римляне.
Не обращая внимания на подъезжающих всадников, видя, что опасность миновала, неизвестные воины уже собирали своих погибших товарищей и спешно сносили их к горящему кораблю. Затем некоторые из них, накинув плащи, вошли в реку, а выйдя, укутавшись в мокрый плащ, взяв на руки погибших, стали с немалым риском для собственной жизни заносить и улаживать их на пылающий корабль. Воин, который так восхитил и удивил всех своим искусством сражаться стоял на берегу недалеко от горящего корабля и, не отрываясь, смотрел на пламя пожирающее корабль вместе с уложенными там погибшими воинами.
Прислушавшись к брошенным коротким фразам, тихо переговаривающихся незнакомых воинов Стилихону показалось, что они разговаривают на языке близком к языку его соплеменников вандалов.  Это его несколько удивило и заинтриговало. Оглядевшись, Флавий подошёл к стоящему в одиночестве, молча смотревшему  на догорающий корабль молодому воину, и стал с ним рядом. Он долго, стараясь делать это незаметно, рассматривал незнакомца, не решаясь нарушить его скорбное молчание.  Тот показался  ему не старше его самого, скорее всего даже на год или два моложе. Наконец и молодой воин обратил внимание на стоящего рядом с ним Флавия.
 - Я благодарю тебя римлянин за помощь, - тихо, но твёрдым голосом  произнёс он, не отрывая взгляда от корабля. - Ты и твои всадники спасли жизнь многим моим товарищам, и теперь я твой должник.
 - Пустое, давай будем считать, что тебе просто повезло - ответил Флавий на своём родном языке.
Незнакомец удивлённо взглянул на собеседника.
- Так ты не римлянин?
- Нет, я вандал.  А ты и твои люди, наверное, венеды?
- Я Сар, сын ри- рюрика росомонов, и со мной действительно мои люди, которых можно назвать и венедами.
- Слышал, кое-что о росомонах но вижу их впервые… А я Флавиий Стилихон декурион конницы императора Валента… Что же занесло  росомонов  в эти края?
В ответ Сар пристально взглянул в глаза Флавию.
- Понял, можешь не отвечать, - улыбнулся декурион.
- Ну почему, - отвечу, ведь ты, как я понимаю, на службе у римлян, а значит мы союзники. Я направлялся в Сирмий к августу Грациану от короля гуннов Баламбера, который хочет предложить ему свою помощь в войне с готами. Теперь же, когда неизвестные внезапно напали на наш корабль, в то время когда почти все мои люди со мной вместе отправились  в лес на поиски белого корня для человека, ставшего мне вторым отцом, и сожгли его, я даже не знаю, как мне быть. Ведь почти половина моих людей погибла в этой неравной схватке, а до Сирмия, как мне кажется, путь не близкий.
- Ну что ж, считай, что тебе повезло ещё раз. Я тоже держу путь в Сирмий и мне тоже нужно повидать августа Грациана. Так что можете присоединяться к моей турме, - дружелюбно пригласил нового знакомого Флавий.
- Вот это действительно везение, и хоть на какое-то время боги забыли обо мне, но как видно вскоре вновь вспомнили, - грустно улыбнулся Сар. - Одно скверно, путь ещё далёкий и мы пешие, наверное, здорово задержим вас в пути. А дело ведь у вас, скорее всего спешное.
- Ничего, к вечеру доберёмся до Ратиарии, а там, я думаю, найдутся лошади и для твоих людей. Только вам нужно поспешить. Все стали собираться в дорогу. Вскоре, отдав последние почести погибшим и сгоревшему кораблю, который для росомонов был родным домом, смешанный отряд всадников и пеших воинов уже держал свой путь по направлению к Ратиарии.
В приграничном, хорошо укреплённом для отражения варваров городке Ратиарии, действительно нашлись и лошади, и провиант для Сара  и его двадцати уцелевших в стычке товарищей, и уже на следующее утро они могли не чуть не задерживая  отряд  Флавия двигаться вместе с ними к Сирмии.  Хоть путь от Ритиарии к Сирмии был сравнительно безопасным, но всё же отряд из пятидесяти хорошо вооружённых воинов чувствовал себя  гораздо увереннее чем, когда их было всего лишь тридцать. Поэтому на четвёртый день пути, без каких либо приключений и происшествий всадники въезжали во временную столицу Грациана, город Сирмий.
За время совместного путешествия Флавий и Сар успели сдружиться так, что казалось, они знакомы уже не первый год. Там же в пути, Флавий узнал причину, по которой отряд Сара попал в такое тяжёлое положение там, на берегу Данубия, а так же отчего потерю своих товарищей и корабля он переживал, что легко можно было заметить, гораздо сильнее остальных росомонов. Оказалось, что он был опечален более всего смертью человека, которого он называл своим вторым отцом. Именно благодаря ему, как узнал Флавий, Сар обязан своим умением так виртуозно владеть искусством воина и многому другому. Звали его Велес. Это был старик умудрённый годами. Последние врремя он жил в основном среди славян и прослыл у них чуть ли не живым богом. Скитаясь с росомонами по морям  и заморским странам, Сар не забывал своего старого наставника и при каждой возможности наведывал его и подолгу гостил у старого учителя. Однажды Сар, придя проститься, сообщил Велесу, что по просьбе Баламбера отправляется в дальнее странствие для переговоров с римлянами. А так как император ромеев находится где-то в далёкой азиатской провинции, то путь его лежит в город Сирмий к соправителю Валента  Грациану, тогда Велес, вдруг пожелал сопровождать Сара. Чему тот конечно был очень рад.
Более двадцати дней находились в пути росомоны и, если не считать пару встреч с римскими галерами, начальникам которых приходилось объяснять, кто они и с какой целью держат путь вверх по течению Данубия, то всё шло очень даже хорошо. Но вот однажды утром, когда у всех после ночного отдыха было великолепное настроение и к тому же дул попутный ветерок,  корабль неожиданно был обстрелян неизвестным врагом, скрывающимся в прибрежных зарослях. Первая же пущенная невидимым врагом стрела летела прямо в голову одного из россов, который в это время смотрел совершенно в другую сторону, но, оказавшийся в это время рядом с ним Велес вовремя заметил опасность и словно муху поймал летевшую к воину смерть.
Прикрыв борт корабля с той стороны откуда летели стрелы щитами и, отойдя подальше от коварного берега, опасности удалось благополучно избежать. Но пойманная на лету стрела своим наконечником слегка оцарапала руку Велеса. Этому никто не придал значения, но уже к полудню старик почувствовал себя скверно. Вскоре начались судороги и одышка.  Стало ясно, что стрела была отравленной. Тогда Велес всех успокоил, сказав, что он, по тому как протекает действие яда догадывается какой отравой был напитан наконечник стрелы, и если до того как солнце начнёт свой путь вниз по небесному склону удастся найти растущий в этих лесах белый корень, то уже завтра утром он будет полностью здоров. Сам Велес под действием яда обессилил так, что ходить уже не мог. Поэтому выслушав его разъяснение,  каково из себя нужное ему растение и где его следует искать, Сар, облюбовав большую поляну, пристал к берегу. Он оставил на борту корабля шестерых воинов, а сам с остальными тридцатью, в надежде на скорую находку, отправился в лес. Но не успели они как следует углубиться в лесную чащу, где и следовало искать целебный корень, как услышали тревожный звук рога. Это оставленные на корабле  воины призывали срочно всех к себе. Когда Сар и остальные выскочили на поляну, то увидели, что корабль с двух бортов уже лижут языки пламени, и только один из оставленных им воинов ещё отчаянно сопротивляется, отбивая пытающихся проникнуть на корабль неизвестных пришельцев. Понимая, что без корабля они обречены на верную гибель росомоны устремились к нему в надежде ещё спасти корабль от огня. Враг почти без сопротивления позволил прорваться росомонам к берегу но, взглянув на корабль ближе, все поняли, что если в ближайшее время не затушить огонь, то корабль починить будет уже не возможно. Но вот времени этого противник давать какраз не собирался. Прижав росомонов к берегу, куда они были преднамеренно легко пропущены и, имея значительное превосходство в людях, они надеялись полностью уничтожить команду корабля.  Ну, а дальнейшим свидетелем и даже участником событий  Стилихон был уже и сам. Корабль спасти не удалось. Вместе с горящим кораблём погиб и почти парализованный ядом Велес. Единственное, что успели росомоны, это снести на пылающий корабль своих погибших товарищей. Так уж издавна ведётся, что покидать этот мир росомон должен на корабле или лодке в которой тело его, для того чтобы душа отправилась в мир предков сжигают.
Но не только в скорби о погибших и в рассказах о печальных событиях протекало время в пути. Много иного интересного из своей жизни и жизни тех народов и племен, с которыми им в их ещё пока короткой, но богатой приключениями жизни приходилось сталкиваться успели поведать друг другу наши новые друзья. Так совершенно незаметно для обоих пролетели четыре дня пути и вот сегодня, они оба должны предстать перед Грацианом.


Грациан.


Соправитель Валента, император Западной Римской Империи Грациан оказался  довольно простым в общении и весьма приятным молодым человеком  того же возраста, что и прибывшие в Сирмий послы от Валента и Баламбера. Одевался он тоже просто и, предпочитая одеяние  варвара,  римской тоге, мало чем отличался от своих офицеров, большинство из которых не являлись римскими гражданами, а были варварами как и наши прибывшие герои. Прошло едва более месяца, как Грациан прибыл в Сирмий, город в котором родился и который любил, пожалуй, не менее величественного Рима. До этого же его резиденцией долгое время был город Тревиры на севере империи, где он совсем недавно, перейдя, подобно великому Гаю Юлию Цезарю через Рейн, заставил покориться  германское племя лентиензов, посмевшее тридцатитысячным войском вторгнуться в пределы империи. После того как варварами были безоговорочно приняты выдвинутые им условия мира, Грациан оставив войско на своих полководцев, поспешил прибыть в Сирмий. Он хорошо знал, как обстоят дела во Фракии но, в связи с нападением германцев, не имея возможности сам принять участие в наведении порядка в провинции, высылал туда войска и своих полководцев которые, к сожалению, особых успехов добиться не смогли. Прибыв в Сирмий, он с нетерпением ждал, когда сюда же придут его легионы во главе с опытными, проверенными в сражениях боевыми командирами Нанниеном и Маллобавдом, что бы уже с ними выступить во Фракию. Поэтому, как только узнал о прибытии посланника от Валента, тут же пожелал его видеть.
Когда к нему в его просторный кабинет вошел, слегка прихрамывая высокий стройный ещё совсем молодой офицер, император был приятно удивлён. Почему-то он рассчитывал увидеть какого-нибудь престарелого нудного чиновника, от которого придётся выслушивать упрёки и наставления его дядюшки, который, как он думал, никак до сих пор не может уладить дела в Азии и ещё сидит где-то в Сирии. После того как офицер поприветствовал Грациана и вручил ему послание тот,  указывая на перевязанную рану Стилихона предложил ему сесть. На что посланник Валента с достоинством ответил, что не смет сидеть, когда перед ним стоит император. Улыбнувшись, Грациан присел сам и указал на стоящий напротив стул Стилихону. Расспросив о здоровье Валента и о положении во Фраки, Грациан принялся за чтение письма. Саркастически улыбаясь и остроумно отшучиваясь на все упрёки своего старшего соправителя, он едва не вспылил когда прочёл, что Валент собирается не позже чем в конце июля выступить против готов. Грациан не успевал. Ведь его войска хоть и были уже на марше, но раньше июля ожидать их прибытия в Сирмий не стоило. К тому же по прибытию из Германии, уставшим после многодневного перехода солдатам, прежде чем отправиться ещё в один такой поход во Фракию,  нужно был дать хотя бы несколько дней отдохнуть. Поэтому раньше средины августа привести свои войска во Фракию, Грациан никак не рассчитывал. Нужно было срочно предупредить Валента, чтобы он не спешил и немного отодвинул сроки боевых действий. Нет, он ничуть не сомневался что, Валент сможет сам привести к покорности готов, но в свои двадцать лет, уже испытав сладкий вкус побед, он очень переживал, что от него может ускользнуть ещё одна славная и совсем не лишняя для него победа. Грациан жаждал сражений, и втайне надеялся прославиться не менее Цезаря или даже Александра Македонского.  Вот почему он тут же сел писать ответ Валенту,  приказав Стилихону идти готовиться в дорогу, и завтра же утром отправляться в обратный путь. Но когда молодой офицер уже собрался, было выйти, Валент взглянув на него, вспомнил о ранении и остановил уже подходившего к  двери Стилихона.
- Кстати, как твоё ранение декурион?
- Хвала богам, на коне сидеть могу, - обернулся к императору  Стилихон.
- Когда был ранен?
- Узнав о том, когда и как Стилихон получил ранение, и что идёт  уже пятый день, а рана ещё беспокоит, Грациан приказал вызвать врача, чтобы тот осмотрел рану. Пока исполняли его приказ; зная из рассказа Стилихона, что он от Ратиарии до Сирмии добирался в компании с посолом от короля гуннов, император между делом поинтересовался, что собой представляет посольство гуннов, и кто его возглавляет. Когда Стилихон ответил, что возглавляет посольство сын рикса росомонов, Грациан немного смутился.
- Кто такие эти росомоны, я о таком народе не слышал?
Заметив смущение, Стилихон постарался успокоить молодого императора.
- Народ этот не так велик чтобы он мог стоить внимания императора Грациана, но вот к предводителю этого посольства я осмелюсь советовать императору присмотреться повнимательнее, и по возможности, постараться привлечь его на службу империи.
- Даже так, - улыбнулся Грациан, - и чем же он может быть полезен для империи.
 - Я немного неправильно выразился, - слегка склонил в знак извинения голову Стилихон. - Правильнее будет сказать, он может быть полезен императору, - полезен своим мечём.
- Ну, в таких полезных людях у меня недостатка нет. Почти все мои солдаты великолепные воины, что уже не раз смогли мне доказать в сражениях.
- Но Сар, так зовут этого юношу, стоит как минимум троих самых опытных бойцов. Это говорю вам я, человек, выросший в армии и повидавший многих великолепных воинов.
- Так он тоже молод?
- Да он  наверное наш с Вами ровесник, или может быть даже чуть моложе. Но, не смотря на молодость, в битве у Данубия,  о которой я уже рассказывал, где против, шести десятков воинов, если считать и подоспевшую в самый разгар схватки мою турму,  сражалось  порядка сотни человек, из всех тридцати четырёх убитых  нами в бою, он сам уложил, по моим подсчётам, около десятка нападающих. А длился то этот бой всего лишь немногим дольше, чем время отведённое легионеру для приёма пищи во время марша.
- Да ну?  -  Грациан недоверчиво рассмеялся. В это время в кабинет вошёл вызванный врач, и император приказал тут же при нём осмотреть рану Стилихона. Разбинтовав ногу, врач недовольно покачал головой.
- Не бережете вы себя мой юный друг, - вытирая руки, укоризненно посмотрел он на раненого.
- Что-то серьёзное? - поинтересовался император.
- Да пока, я надеюсь, ничего страшного, но ещё день другой и может начаться заражение.  Нужен покой и лечение под присмотром опытного врача, хотя бы дней пять, а там посмотрим.
- В таком случае декурион придётся тебе остаться, - с сожалением распорядился Грациан, - но я думаю, что среди твоих людей найдутся такие, кому можно будет доверить доставить послание императору Валенту?
- Мои люди все с радостью исполнят любое повеление Грациана, но только зачем? Я вполне справлюсь…
- Ты слышал, что тебе сказал мой врач? Лечиться. Считай, что это мой личный приказ. К Валенту я отправлю своего человека и дам сопровождение, а ты выдели пару толковых воинов из твоей турмы, которые будут им за проводников. Можешь идти… Да, и вот ещё что … Этот Сар и его люди, они сейчас где?
- Мы с ним остановились вместе у одного почтенного горожанина, а люди наши тоже недалеко, можно сказать при нас.
- Ну вот и отлично; возьми человека из моей охраны и пусть он приведёт его ко мне. Не хочу откладывать на долго государственные дела, а   заодно и взгляну на этого непобедимого воина, - улыбнулся ещё раз на прощанье император.
Сразу по уходу врача и Стилихона, Грацаин сел писать свой ответ Валенту. Когда письмо было написано, и император отдал все необходимые распоряжения по его доставке, вошёл охранник,  отправленный за Саром, и доложил, что тот ждёт разрешения войти.
- Впусти, - коротко распорядился император.
В кабинет вошёл юноша не чем особым не выделявшийся среди тех многих варваров, которых доводилось видеть Грациану. Он был примерно тог же роста что, не так давно стоявший на этом месте Стилихон. Правда более широкие плечи и чрезмерно мускулистые руки говорили о том, что тяжёлая работа для рук является его повседневным делом. Такие мускулистые руки чаще всего Грациан встречал у кузнецов и моряков, которым приходится иногда целыми днями не выпускать из рук вёсел. А широко расставленные ноги, на которых он стоял так твёрдо, что казалось, прирос ими к полу, окончательно убедили императора, что перед ним стоит хоть и молодой, но бывалый моряк.
Приложив правую руку к сердцу, и, слегка кивнув головой в знак приветствия, молодой моряк, широко расставив ноги и засунув большие пальцы за широкий кожаный пояс, молча, ждал приглашения к разговору, без тени смущения рассматривая императора.
Поняв, что варвар не станет говорить до тех пор, пока ему не предложат это сделать, - Грациан, слегка склонив голову в ответ на приветствие, спросил.
- Я плохо знаю твой народ посланник Баламбера, и поэтому хочу узнать, говоришь  ли ты на языке римлян или предпочитаешь какой другой? 
- Я не могу разговаривать на вашем языке, ответил на готском наречии Сар, хотя всё, что говорит император ромеев, кажется, понимаю. Но если  императору знаком  язык, на котором сейчас говорю я, то могу говорить на языке германцев.
 - Отлично, говори на языке германцев. Расскажи, что привело тебя ко мне в Сирмий.
- Меня прислал к тебе император ромеев, король гуннов Баламбер, который желает быть другом и союзником римлян. Он послал меня, сына короля росомонов сообщить тебе об этом.
- Я много слышал о гуннах, но встречаться с ними не доводилось. Расскажи мне об этом народе и их короле.
- Я, как и все росомоны воин, а потому скажу так: гунны великолепные воины, - воины страшные для врага, хотя самим им страх не известен. Им не известны коварство и предательство, поэтому  они очень хороши и надёжны как друзья. Баламбер король гуннов, которого они называют хаган, ещё не стар, но уже и не молод, умеет держать данное слово и если что пообещает, будь то его подданным или другу обязательно выполнит обещанное. Мне доводилось видеть его в бою. Могу смело сказать, - он лучший воин среди гуннов.
- И даже лучший воин, чем ты? - улыбнулся император.
- Я не гунн, я росомон.
- А росомоны хорошие воины?
- Император ромеев хочет увидеть, как сражаются росомоны?
- Твой приятель Стилихон мне сказал, что в сражении, которое вам навязал неизвестный тебе неприятель, ты за короткое время сразил, чуть ли не десяток своих врагов…
- Одиннадцать, - без каких либо эмоций, равнодушно поправил императора Сар.
- Что одиннадцать? - не веря сказанному, переспросил Грациан.
- Одиннадцать, тех, кто в том сражении имел неосторожность приблизиться на расстояние досягаемости меча, сейчас уже рассказывают своим предкам о том, как они повстречались с Саром. Но зачем это хочет знать Грациан. Неужто ему жалко тех несчастных? - насмешливо спросил Сар.
В ответ Грациан молча, встал с кресла и стал медленно прохаживаться по кабинету.
- Так значит, говоришь, гунны хотят быть друзьями Рима, - неожиданно вновь вернулся к главной теме разговора император. – И что же хочет за это Баламбер?
- Комит Лупицин,  когда во Фракию был послан для переговоров вождь славян, ант Ульдин, говорил ему, что хотел бы иметь помощь от короля Баламбера в борьбе с готами. Но когда началась война ромеев с Фритигерном и мы росомоны перевезли во Фракию пятьсот всадников Баламбера, то вскоре отряд этот был разбит, и как стало известно, разбили его римские солдаты.  А так как Лупицина уже во Фракии нет, а император Валент находится где-то в Азии, то Баламбер хочет узнать, - было ли это просто недоразумение или это предательство. Он хочет верить что, скорее всего это первое, а потому, во избежание в дальнейшем недоразумений, желал бы получить от императора письменное разрешение на то, чтобы переправиться через Данубий и помочь навести порядок в империи.
Грациан знал о том случае с гуннами, которые, переправившись через Данубий в провинцию, в которой и без того царил хаос, сами принялись грабить и жечь не хуже готов, но дипломатично решил сделать вид, что об этом слышит впервые.
- Да, к сожалению, на войне бывает всякое, - развёл он руками. - Скорее всего, наши воины спутали гуннов с готами или их союзниками, хотя  об этом происшествии я, по правде говоря, абсолютно ничего не знаю. Но, а за желание помочь римлянам я, конечно, благодарен пославшему тебя сюда королю гуннов. Кстати император Валент уже прибыл в Константинополь, и я думаю, он тоже рад будет узнать, о предложении Баламбера. Если желаешь, можешь уже завтра с моими людьми отправиться к нему.
- Мне было поручено передать предложение дружбы императору Грациану. Я это сделал и считаю, что у меня нет надобности ехать в Константинополь. Если Баламбер сочтёт нужным предложить дружбу Валенту у него найдутся люди, которым он смог бы поручить сделать это предложение. А я бы желал поскорее получить ответ и отправиться в обратный путь. При этом у меня к императору есть просьба.
- Говори, я слушаю.
- По пути сюда в известной императору схватке я потерял почти половину своих людей. Из тридцати шести человек сюда со мной добрались только девятнадцать. Если я и мои товарищи будут возвращаться обратно по суше, то вероятности что мы вернёмся к Баламберу очень мало. К тому же, воины мои не привычны к коням, да и к длительным пешим переходам тоже. Мы предпочитаем корабль.
-Ты хочешь, чтоб я тебе дал корабль?
Это было бы неплохо, но я на это не рассчитываю. Я бы хотел, чтобы император распорядился, чтобы меня и моих людей приняли на любой римский корабль, который в ближайшее время буде отправляться вниз по реке в сторону моря, а уж оттуда, я думаю, мы сумеем доставить ответ императора королю гуннов.
- К сожалению, почти вся моя флотилия сейчас находится в Виндобоне  где поджидает легионы, идущие с Германии, и в ближайшие дни вниз по Данубию  мне вас отправить пока нечем.  Возможно, со временем что-то и будет, а пока можешь считать себя моим гостем.
На этом приём у императора был окончен и Сар в компании поджидавших его во дворе нескольких росомонов из его команды отправился к большому двухэтажному дому расположенному почти в центре города, где они со Стилихоном остановились.
- Ну что ж, - говорил он своим товарищам, рассказывая о приёме у императора,- поживём несколько дней среди римлян. Это даже интересно, - когда ещё такой случай подвернётся.
Не знал и представить себе не мог Сар, что эти несколько дней окажутся для него длинною во всю оставшуюся жизнь.





Неожиданная встреча.


Шёл восьмой день как Сар и Стилихон жили в Сирмии. Если не считать того, что от августа им были высланы деньги из расчета по два динария в день на воина и по пять динариев на их командиров, которые, кстати, уже почти заканчивалися, казалось, что про них совсем забыли. Рана Стилихона, благодаря стараниям доктора уже почти полностью зажила, и ему не терпелось отправиться в обратный путь. Изнывал от скуки и безделья и Сар с его росомонами, не привыкшими сидеть подолгу на одном месте.
Утром Стилихон оделся несколько опрятнее чем обычно, отполировал до блеска медный шлем и уже собирался уходить, когда из дома вышел только проснувшийся Сар. Заметив, собравшегося уходить Стилихона он окликнул  своего нового товарища.
- Эй, ты куда это сутра пораньше собрался? Если тратить последние деньги, то я с тобой.
- Не угадал приятель. Пойду, попробую добиться встречи с Грацианом, а то кажется, он уже забыл про нас, а мне уже порядком надоело тут торчать без дела. Пусть отправляет меня поскорее домой, уж там я найду для себя занятие.
Ага, так я тогда тем более с тобой, мне ведь тоже уже давно не по себе от этого проклятого города, - хочется быстрее на простор. Подожди я сейчас …
Через час два молодых командира в полном параде уже были у резиденции императора. Грациан только что проснулся, и когда ему доложили о прибытии Сара и Стилихона, немного подумав, приказал передать чтобы те пришли после обеда. Не желая половину дня пектись  под палящим лучами летнего солнца, молодые люди отправились обратно домой, а после обеда вновь одевшись, пришли  к дворцу императора. Недалеко от входа в вестибюль дворца их внимание привлекла группа из шести воинов о чём-то негромко беседовавших. По их одеянию было видно, что они не римляне и не легионеры наёмники. Пройдя мимо их, у самого входа в вестибюль Сар вдруг замедлил ход и, остановившись, резко обернулся. Какое-то время он внимательно всматривался в стоявших невдалеке незнакомых воинов. Потом, неспеша, вынув меч из ножен, он направился к мирно беседовавшей компании. Заметив угрозу шестеро воинов, как по команде тоже взялись за оружие и настороженно ждали.
- Ты сейчас умрёшь, - не доходя несколько шагов до непонимающей причину агрессии молодого человека компании мужчин, указал Сар мечом на, стоящего в центре, бородатого внушительных размеров воина. Воин,  поняв, что вызов брошен именно ему, жестом руки показав товарищам, чтобы они оставались на месте, с улыбкой явного превосходства сделал шаг навстречу дерзкому юноше, сжимая в руках огромную секиру. Но вдруг улыбка его внезапно исчезла, а в глазах промелькнул едва заметный огонёк тревоги. Было ясно, что он узнал Сара. Какое-то мгновение казалось, что это парализовало его, и он застыл на месте, но тут же с ужасным рёвом вращая секирой он внезапно ринулся на дерзнувшего бросить ему вызов молодого нахала. Но вместо того чтоб отступить перед сокрушительной мощью врага, Сар молниеносно сделал рывок ему на встречу, каким-то чудом проскользнул под пролетевшей над его головой секирой и не успел его соперник вновь размахнуться чтобы обрушить своё страшное оружие на голову Сара, как  меч уже пронзил его могучее тело. Высоко занесённая секира выпала из рук и упала за спину великана, а через мгновение на земле распластался и сам её хозяин.
Стилихон, ничего не понимая, стоял, не зная, что ему предпринять. И лишь когда пятеро товарищей сражённого Саром воина  ринулись на того, с явным желанием поквитаться за смерть своего приятеля, Флавий, выхватив свой меч, бросился помогать другу. Но не успел он пустить в ход своё оружие, как ещё один противник Сара, корчась в судорогах, лежал на земле. Вдвоём приятели стали уверенно теснить, несколько растерявшегося после такой неожиданно быстрой потери своих товарищей, врага. И неизвестно чем кончилась бы эта схватка, если бы в ход событий не вмешалась дворцовая охрана. Не смея вступать в бой с императорской стражей, враждующие разошлись, опустив оружие, а между ними с копьями и мечами стеной стали солдаты Грациана. Вскоре на шум вышел и сам император.
- Что тут произошло? - обратился он к офицеру охраны, но увидев, стоящего с окровавленным мечом Сара, а рядом с ним так же с мечом в руке Стилхона, он жестом подозвал к себе Флавия. – Что всё это значит декурион?
- Пусть простит меня император, но я сам ничего ещё не понимаю.
- Я бы не советовал тебе со мной шутить декурион. У меня есть много способов заставить тебя рассказать всю правду…
В это время новая борьба в десятке шагов от того места где стоял Грациан привлекла его внимание.
Наблюдая за Стилихоном и императором, Сар понял в какое сложное положение по его вине попал его товарищ, он сделал попытку подойти и всё объяснить. Но не успел он сделать и два шага, как охрана набросилась на него и стала выкручивать руки пытаясь вырвать  у него окровавленный меч. Когда это сделать им удалось, то Грациан приказал подвести Сара к нему.
Ну…, - ожидал  Грациан разъяснений, строго поглядывая то на одного, то на другого.
Пусть меня отпустят, и я всё объясню, - спокойно обратился к нему Сар.
Отпустите, - сделав одновременно жест рукой охране, приказал император. Солдаты тут же высвободив Сара почтительно отошли в сторону.
- Этот, - указал Сар на мёртвого великана после того как выпрямившись  расправил плечи, убийца моего отца. Я всего лишь ему отомстил. Надеюсь, император понимает, что иначе я поступить не мог.
- Да, но ты ведь мне говорил, что твой отец жив, - удивился Стилихон.
- Я сейчас говорю про того, кто сгорел в корабле на берегу Данубия недалеко от Ратиарии и был мне дорог не менее родного отца… 
- Так это…
- Да этот человек, -  Сар кивнул в сторону недавнего сражения, -    командовал напавшим в тот день на нас отрядом. Тогда я не смог к нему пробиться из-за численного превосходства нападавших, но я хорошо его запомнил. И теперь он слава богам мёртв.
- Ну а второй? – уже более спокойно спросил император.
- Они набросились на меня впятером, - я защищался.
- А мне  бы, очень не хотелось, чтоб мой товарищ погиб в неравном бою и я вступился за него, но охрана помешала дальнейшему кровопролитию, - докончил рассказ о случившемся происшествии Стилихон.
- Я требую смерти для этого человека, - решительно выступил вперёд, стоявший рядом несколько сзади императора, знатного вида воин варварской наружности. – Он убил двоих лучших людей из моего сопровождения. Я посол от вождя тайфалов, а посол и сопровождающие его люди во все времена пользовались неприкосновенностью даже у врагов. Тайфалы хотят видеть справедливый суд Грациана.
Но мысль Грациана в этот момент работала уже в совершенно ином направлении, и он уже почти забыл о случившемся. Он смотрел на убитого гиганта и второго лежащего с ним воина и думал:
- А ведь, пожалуй, напрасно я не поверил Стилихону, когда он рассказывал мне о необычайном таланте воина, этого молодого сына вождя каких-то там…, - Грациан попытался вспомнить название народа, к которому принадлежал Сар, но вскоре оставил эту тщетную попытку. – Да это и не столь важно, - решил про себя он, - важно, что декурион, по всему видно, говорил о нём правду. Такой человек в моей охране действительно был бы весьма дельным приобретением. Стоит  попытаться  привлечь его к себе на службу. Это же надо, разделаться с двумя, наверняка не самыми худшими воинами, раз они сопровождали посла тайфалов. И как разделаться, охрана не успела даже помешать, не успела среагировать,  а  уже два трупа…
Размышления императора прервал грубый голос тайфала.
- Почему же молчит  Грациан, - тайфалы хотят слышать его решение и взывают к справедливости.
- Да не обидится на меня посланник вождя тайфалов но, я в затруднительном положении и не могу решить, как мне из него выйти, - делая озабоченный вид, с выражение мудреца решающего неразрешимую задачу, Грациан уставился  на лежащие неподвижно два тела. Всё дело в том, что человек, убивший твоих людей тоже посланник и тоже мой гость. Как мне быть? – и он перевёл взгляд, заключающий в себе мучительный вопрос на тайфала. И тут императора вдруг  осенила мысль:
- А ведь это случай взглянуть на этого Сара в деле. Ведь не зря же говорят, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, - подумал он, а вслух произнёс.
- Единственный способ наказать виновного это поединок. Пусть Фемида сама рассудит вас. Кто победит на того стороне и правда.  Иного решения я не нахожу. Устраивает ли моих гостей такое предложение?
- Сар молча, смотрел на тайфала. Тот недолго заставил себя ждать, и решительно направился  к своим воинам, стоявшим невдалеке. Взяв у них   меч, который он обязан был отдать, идя на аудиенцию во дворец, тайфал, стал в кругу быстро собравшихся любопытных, всем своим видом показывая, что он готов сразиться. Сар, держа возвращённый ему одним из охранников меч в опущенной руке, медленно подошел к противнику. Четверо только что сражавшихся с Саром воинов видимо, успели  предупредить его соперника, чтобы он был осторожен. И когда Сар подошёл к нему, и их разделяло уже не более двух шагов, по прежнему, держа свой меч опущенным к земле и спокойно остановился, тот не кинулся на него, хоть Сар  казалось бы был абсолютно беззащитен. Тайфал сделал резкое обманное движение, как бы пытаясь нанести удар, - Сар стоял, не шелохнувшись, и лишь пристально глядел в глаза соперника. Тогда его противник тут же действительно сделал резкий выпад, стараясь, пользуясь такой беспечностью своего врага, поразить его в грудь. В тот момент, когда меч тайфала,  казалось неминуемо достигнет цели Сар сделал резкий разворот на одной пятке, повернувшись спиной к неприятелю. Меч, скользнув у него под мышкой руки, прошёл мимо. Зажав локтём руку, провалившегося в атаке противника, Сар другим локтём нанёс сильнейший удар врагу в голову. Удар был настолько силен, что противник, потеряв сознание, рухнул как подкошенный. Спокойно нагнувшись Сар, взял из его руки меч и кинул к ногам стоящих тут же его соплеменников.
- Мне не нужна его жизнь, - обратился он к ним, - и вы можете забрать своего предводителя. С этими словами Сар спокойно развернулся и направился к стоявшему недалеко от Грациана Стилихону.
Грациан был несколько разочарован кратковременностью поединка, но одновременно он был поражён молниеносной реакцией продемонстрированной Саром и его благородством до такой степени, что не удержался от аплодисментов, которые тут же, в угоду императору, подхватили все остальные, кто присутствовал при этом поединке.
 По мере того как неожиданно разыгравшееся представление, очевидно, было окончено, император о чём-то задумавшись, неспешным шагом отправился к себе во дворец. Но пройдя несколько шагов, он обернулся и жестом пригласил  Сара и Стилихона следовать за ним. В дверях кабинета он остановился, пропуская вперёд двоих товарищей, и вошёл вслед за ними, прикрыв за собой дверь.
- Я знаю, вы хотели меня видеть, - обратился он к друзьям, поудобнее усаживаясь в кресло. – Я вас слушаю.
Стилихон и Сар, молча, переглянулись, как бы предлагая друг другу первенство в разговоре с императором, но тот опередил их.
-  Давай начнём с тебя Стилихон, - говори.
- Я только хотел сообщить императору, что я уже полностью здоров и могу выполнять любое его поручение. Если же у императора такового для меня и людей из моей турмы  не имеется то, может быть, нам лучше вернуться в Константинополь?
- И это всё?
- Пожалуй, если не считать, что у нас у всех уже заканчиваются и деньги и выданный нам провиант.
- Тогда я вас наверное огорчу. Пока, Вы декурион и Ваши люди, останетесь при мне. Мне бы не хотелось, чтоб такой отважный молодой и, по-моему, с неплохим  будущим офицер погиб на заре своей карьеры. А так оно, скорее всего и случится, если вы завтра или в ближайшие дни отправитесь в Константинополь. Насколько мне известно, сегодня почти все дороги и горные перевалы на вашем пути перекрыты готами, и пробиться вам будет практически невозможно. Так что придётся вам дождаться, когда сюда прибудут мои войска, а потом все вместе мы отправимся во Фракию. Ну, а на счёт денег и всего прочего, - улыбнулся Грациан, - я распоряжусь, чтобы твоих людей поставили на постоянное довольствие, и зачислили в схолу протекторов .
- Ну, а теперь я желаю знать, что хочет мне сказать мой гость и посол гуннов, успевший скандально прославиться прямо у входа в императорский дворец, - и Грациан с выражением порицания взглянул на Сара.
- Я хочу сказать, что не моя вина в том, что богам было угодно, чтобы я встретил своего врага в императорском дворце, я лишь поступил с ним так, как подобает поступать воинам моего народа. А в остальном скажу то же самое, что и мой товарищ. Мне и моим людям порядком надоело сидеть в этом душном городе. Мы привыкли к просторам, к вольным ветрам. А больше всего нам надоело сидеть без дела. Пусть император или отправляет меня и моих людей домой или прикажет выдать нам женские платья. В них мы будем больше соответствовать тому положению, в каком мы сейчас находимся
- Что ж, и ответ мой будет такой же как и твоему товарищу. Хочешь, я дам вам коней и отправляйтесь хоть сегодня. Но, не смотря на твою несомненную храбрость и превосходное умение сражаться, я сомневаюсь, что ты и твои люди пройдёте и половину пути. А корабля, который бы я мог послать вниз по Данубию, у меня пока нет. Зато у меня есть довольно выгодное предложение. Недели через две сюда прибудет всё моё войско и флот, а ещё через неделю мы выступим в поход, и тогда вы можете, хоть на корабле, хоть вместе с моими легионами отправиться во Фракию, а оттуда уже как вам будет угодно. А пока я тебя и твоих людей беру, так же как и людей Стилихона, в свою личную охрану. Так что думаю, женские платья вам в моей охране будут совсем не к лицу, -  опять улыбнулся император.
- Я не уверен, что моим людям понравится предложение императора, - несколько поразмыслив, попытался возразить Сар. - Ведь, как я успел заметить, это довольно скучное и однообразное дело торчать целыми днями у дверей или во дворе императорского дворца, а мы росомоны не привыкли  подолгу засиживаться на одном месте.
- Ты думаешь скучное? – с иронией спросил Грациан. – Ну что ж,  если ты считаешь что, выполнять порою весьма опасные для жизни поручения императора скучным делом, то тогда пожалуй, я распоряжусь чтобы вам прислали женские платья.
Сара слегка покоробил такой ответ императора но, не подав и вида он, стараясь  казаться совершенно равнодушным, поинтересовался:
- И что же это за опасные поручения могут быть в этом огороженном неприступной стеной городе?
Но Грациан всем своим видом показывая, что Сар его уже более не интересует, обратился к Стилихону.
- А вам декурион, коль вы считаете себя уже здоровым, хочу поручить одно очень важное дело. Завтра же отправляйтесь в город Аквилею, это немногим более трёхсот пятидесяти милей отсюда, на самом северном берегу Адриатического моря. Там сейчас находятся две племянницы магистра Феодосия. Их отец Ганорий, брат нашего магистра недавно умер, и сиротки, оставшись одни, направляются к своему дядюшке. Они уже более месяца   сидят в Аквилее, и Феодосий всё не имеет возможности их оттуда забрать. Ведь пока основная часть моих воинов сражалась в Германии он, можно сказать один, со своими мужественными солдатами удерживал и сарматов на Данубии и готов на границах Илирика и Мёзии. Обстоятельства так слаживаются, что возможности снять и отправить за девочками хотя бы полсотни воинов, у него сейчас нет совершенно. Поэтому он просил об этом меня. Но я тоже сейчас не имею достаточного количества солдат, так что поручаю это дело вам. Можете присоединить к своей турме два десятка солдат из моей охраны, больше дать не могу, и завтра же отправляйтесь в путь. Но учтите это не прогулка. Границу часто пересекают сарматы, да и квады иногда не прочь пограбить на дорогах. Будьте осторожны.
- Если император Грациан не будет возражать, то я со своими людьми могу заменить те два десятка, которые, наверное, пригодятся  императору и здесь, - вмешался в разговор забытый Грацианом Сар, увидевший здесь случай хоть как-то покинуть надоевший ему город.
- Вы? Вряд ли, - сделал Грациан вид, что только вспомнил о присутствии в кабинете Сара. - Ведь Вы мой гость и посол короля гуннов, и я не могу рисковать Вами и Вашими людьми.
- В таком случае я принимаю предложение императора и со своими людьми вступаю в одну из когорт его охраны.
- Ну, не знаю… Что скажешь декурион, - тебе поручено задание, тебе и решать.
- Я, конечно же согласен, - обрадовался решению друга присоединиться к предстоящему нелёгкому путешествию Стилихон, - лучшего варианта я и придумать не могу.
- Ну что ж, тогда будем считать, что все наши проблемы мы решили. Идите, готовьтесь в дорогу.
Когда друзья вышли, Грациан  улыбнулся им вслед, довольный тем, как легко удалось ему завербовать к себе на службу два десятка отважных воинов во главе с  боевым смелым и умелым командиром.








Сёстры

Выехав на следующий день утром, после аудиенции у Грациана, на шестой день пути отряд Стилихона был уже в Аквилее. Если не считать, что милях в ста сорока, ста пятидесяти от Сирмии они наткнулись на почти полностью выгоревшую, местами ещё дымившуюся деревню, то путешествие прошло без происшествий и неожиданных встреч. Но тем не мене это сожжённое село напомнило, что опасность, в это тревожное для империи время, может поджидать не только в почти захваченной готами Фракии, но и в более спокойных провинциях.
Прибыв в Аквилею, Стилихон и Сар направились сразу к градоначальнику, у которого, как им было известно, жили девушки и который доводился сёстрам каким-то дальним родственником.
Разместив прибывших солдат в казармах, Стилихона и Сара градоначальник пригласил к себе на обед. Не смотря на свой далеко не молодой возраст, он оказался человеком, довольно внимательно следившим за всем новомодным в империи, о чём свидетельствовал стол и лавки вокруг него.
- Знаете ли, вина пью я не много, а потому упасть с лавки не боюсь, да и в моём возрасте удобнее сидеть за столом, чем валяться на полу - шутливым тоном оправдывал он такое новшество, приглашая к столу молодых людей.
 За обедом начальник города для порядка поинтересовался здоровьем  императоров,  делами во Фракии, но больше всего его интересовало положение дела на дорогах в окрестностях его города. Не встречались ли на пути к городу подозрительные люди и не слышно ли чего о разбоях, как прибывшие издалека путешественники находят состояние дорог и сам город. Словом все, что касалось его епархии, ему непременно хотелось узнать от людей увидевших это свежим, не притёршимся взглядом. Когда он услышал, что в окрестностях города всё спокойно, а дороги у Аквилеи чуть ли не самые превосходные, по которым пришлось проехать молодым людям, на его лице засияла довольная улыбка. Не трудно было догадаться, что все эти несомненные заслуги он считал своими, и весьма этим гордился.
Когда обед подходил к своему завершению, и разговор уже зашёл о тех подвигах, которые стареющий патриций совершил в годы своей бурной молодости, в соседней комнате вдруг раздался весёлый смех, и в распахнутые двери вбежала девочка лет одиннадцати - двенадцати с куклою в руках. Заметив незнакомых, людей она остановилась и растеряно застыла на месте. Тут же вслед за ней в дверях появилась красивая стройная девушка на вид не старше шестнадцати лет. Очаровательно улыбнувшись, сидящим за столом мужчинам и, попросив извинения за то, что они с сестрёнкой помешали их беседе она, обняв за плечи первую,  уже собиралась с нею удалиться. Но хозяин дома остановил её.
- Постой Серена, подойдите сюда.
Девушки покорно подошли к столу.
- Вот, знакомьтесь, - обратился он к офицерам, - это и есть те красавицы которых, так давно ждёт к себе Феодосий, и которых  вы должны будете доставить к их родному дядюшке.
 Он взял за руки обоих,  слегка смутившихся девушек,  и,  отобразив на лице покровительственную суровость, распорядился:
- Вот эти молодые люди, которых зовут Стилихон и Сар доставят вас к Феодосию. Дорога предстоит не лёгкая, возможно даже и опасная, поэтому чтоб в пути слушались их во всём беспрекословно. Вам ясно?
Старшая, которую временный попечитель сестёр назвал Сереной, в знак повиновения склонила свою белокурую головку, тогда как младшая, освоившись, с любопытством рассматривала молодых незнакомцев.
- Ферманция, тебе ясно? – переспросил суровый наставник.
- Да, ясно, - и Ферманция, высвободив руку,  дёрнула сестру за платье. - Пойдём играть!
- Идите лучше собирайтесь в дорогу, -  напутствовал девочек попечитель, - завтра выезжаете.
Вскоре после этого наши гости тоже покинули гостеприимного хозяина и отправляясь к своим товарищам в казарму.
- Ну и что ты скажешь? – обратился к Сару Стилихон лишь только они вышли на улицу.
- А что я могу сказать,- накормили, напоили ну и хвала богам. Хоть, по правде говоря, не ожидал я такой щедрости…
- Да я не о том, - перебил, слегка охмелевшего от впервые испробовавшего вина приятеля, Стилихон.
- А о чём? – Сар недоумевая, взглянул на друга.
- Как тебе племянницы магистра?
- А вон ты о чём, - и Сар пожал плечами. - Дети. Им бы только в куклы играть. Хлопот, чувствую, с ними в пути не оберёмся.
- Да пожалуй ты прав, - не стал спорить с товарищем Стилихон, и громко обсуждая события дня, друзья зашагали к казарме.
А на следующий день, в точно условленное время, Сар и Стилихон прибыли к дому градоначальника, готовые отправляться в путь. Две крытые повозки, в одной из которых были уже уложены вещи девушек, а в другой должны были ехать сами сёстры, стояли готовые  в дорогу. Но когда стали собираться отъезжать оказалось, что куда-то исчезла Ферманция. Рабы и домочадцы обыскали весь дом и двор, но её нигде не было.
- Куда же она делась,- с тревогой, волнующимся голосом, обратилась к Стилихону Серена. – Помогите ради Бога, может, хоть вы её найдёте.
- Ну, что я говорил,- недовольно проворчал Сар, - ещё не успели отъехать, а неприятности уже начались.
Но в это время, к радости сестры и всех искавших, Ферманция показалась из соседнего двора. Она, как оказалась: «…просто ходила прощаться с соседской собакой, у которой  недавно появились маленькие щенки».
- Да, весело нам будет в компании этих кукол; ничего не скажешь, ответственное поручение подкинул нам Грациан, - не унимался, видимо не с той ноги вставший сегодня Сар.
- Да ладно тебе успокойся, - садясь на коня, рассмеялся Стилихон, настроение которого было наоборот великолепным, и небольшая задержка вызванная прощанием Ферманции с соседской собакой только позабавила его.
- Вперёд! - скомандовал он, и небольшой обоз направился к воротам города.
Хоть выехали из города несколько позже, чем предполагалось, но это не помешало путешественникам ещё засветло вполне благополучно добраться до Эмоны, откуда выехали на следующее утро,  держа путь в направлении Сискии.  Погода для средины лета стояла не слишком  жаркой, поэтому даже обременённые таким грузом как две повозки с девушками и их багажом в Сискию путники прибыли уже на третий день к вечеру.
Из Сискии в направлении Сирмии шли две дороги. Одна, верхняя, проходила ближе к северным рубежам империи по левому берегу Сава, притоку Данубия, дорога эта за городом Мурсой поднималась почти к самому Данубию и дальше более ста миль шла почти рядом с приграничным лимесом. Вторая проходила по правобережью Сава. И хоть по этой дороге было гораздо меньше городов и укреплённых пунктов, чем на верхней, путники выбрали именно её. Вполне резонно полагая, что при нынешнем не спокойном положении на границе, лучше держаться от неё подальше. Да к тому же Сав являл собой ещё одно дополнительное естественное препятствие для часто прорывавшихся через лимес отрядов сармат и германцев. Дорога была хорошей, и если бы не усилившаяся после выезда из Сискии жара, путешествовать было бы одно удовольствие. Но уже на второй день после того как путешественники покинули Сискию  температура к полудню поднималась до такой степени, что передвигаться под палящими лучами солнца, было настоящей пыткой, не только для непривычных к трудностям походной жизни девушек, но и для видавших виды воинов Стилихона и Сара. Особенно нелегко приходилось  лошадям. Бедные животные, мокрые от пота изнемогали от жары и духоты, и если люди ещё могли бы рискнуть двигаться по такой жаре, то рисковать лишиться своих надёжных четвероногих помощников они совсем не желали. Поэтому когда жара становилась особенно невыносимой, путники старались найти подходящее место в тени леса или рощи и располагались на отдых. А так как нижняя дорога почти на всём своём протяжении проходила почти рябом с рекой, то воины обычно не отказывали себе в удовольствии искупнуться. Не забывали они и о своих четвероногих друзьях, которым купание в жаркий полдень доставляло удовольствия ничуть не меньше чем их хозяевам. Часто в сопровождении рабыни эфиопки, отойдя подальше от мужчин, и укрывшись  за зарослями кустарника или за поворотом реки, купались и девушки. Обычно делали они это, когда солдаты  уже покупаются сами и, помыв лошадей, отдыхали в тени деревьев. Тогда Стилихон, брал с собой пару человек, подыскивал девушкам подходящее укромное место на реке и, отведя солдат куда-нибудь неподалёку, чтоб  оттуда было хорошо слышно, но абсолютно не видно  купальщиц, устраивался с ними в укрытии и ждал, пока девицы не закончат свои водные забавы. Потом по их зову, охрана покидала своё укрытие  и сопровождала купальщиц к лагерю.
Однажды во врем такой остановки, когда путники отдыхали в лесочке на берегу реки, девушки подошли к дремавшему, в тени Стилихону и попросили чтоб он подыскал им  место для купания. Заметив, что только что задремавшему Стилихону  не очень то хочется куда-то идти, Сар предложил это сделать за него. Но, какое-то время поколебавшись, Стилихон решил, что всё же он сам будет сопровождать барышень.
- Ну тогда пошли вместе, что-то не сидится – прогуляюсь, - предложил Сар.
И, подождав пока сестры, разбудив рабыню, были готовы следовать за ними, приятели, прихватив одного из бодрствующих  воинов, отправились по течению реки подыскивать место для купания. Вскоре, пройдя с десяток актов,  они облюбовали небольшую затоку с песчаным бережком и, оставив девушек, сами удалились за небольшой поросший кустарником холм в трёх - четырёх актах от купальщиц. Стилихон уже привычный к такому своеобразному дежурству тут же прилёг и, вскоре прикрыв глаза, стал дремать. С пляжа доносился весёлый смех сестёр и Сар, не удержавшись от соблазна, приподнялся во весь рост, и стал было рассматривать мелькавшие на берегу обнажённые тела  девиц. Из-за разделявших их зарослей кустарника и деревьев, сделать это было не просто. Поэтому он, потихоньку пробираясь мимо спящего Стилихона, попробовал подняться на холм, но тут же, под смех сопровождающего их воина свалился, сбитый с ног подсечкой, делавшего вид, что дремлет Стилихона.
- Э-э, мы так не договаривались, - улыбнулся он упавшему рядом товарищу, лучше полежи, отдохни.
- А что ты так переживаешь, за этих кукол, я  не глазливый – подсмотрю самую малость, от них не убудет, - приподнялся и сел на травку рядом со Стилихоном Сар.
- Ты же знаешь, что подсматривать нехорошо, разве тебя этому не учили?
- Чем читать мне нравоучения лучше  прямо и честно скажи: «Друг мой Сар, эта белокурая кукла Серена меня свела с ума, я влюбился и…».
- Не говори ерунды,-  слегка смутившись и напрягши все силы, чтоб выглядеть равнодушным, оборвал друга на полу слове Стилихон.-  Просто если девчонки заметят, что за ними подсматривают и пожалуются императору или своему дядюшке магистру…
Раздавшийся со стороны реки перепуганный крик,  смешанный с визгом и призывами о помощи, заставил вскочить всех троих на ноги, прервав не совсем приятную для Стилихона беседу. По берегу метались какие-то люди, из рук которых тщетно пыталась вырваться Серена, а сбитая с ног и прижатая к земле двумя дюжими молодцами рабыня визжала как резанная и звала на помощь. Все трое не раздумывая, выхватили мечи  и бросились к реке. Когда они преодолели уже более половины расстояния отделявшего их от девушек, неизвестные, наконец, схватили и Ферманцию, и один из них, брыкающуюся и пытающуюся укусить своего пленителя за руку, взял её как живой тюк  и нёс к реке. Как раз в это время неизвестные заметили троих спешивших на помощь девушкам воинов. Нападавших было десять человек, хорошо вооружённых и крепких мужчин, поэтому их не сильно взволновало появление троих воинов. Пятеро из них выдвинулись в направлении неожиданно объявившихся спасателей, а пятеро держали схваченных женщин.  До схватки оставались какие-то мгновения. Сару и Стилихону нужно было сделать ещё буквально с десяток шагов, чтоб скрестить свои мечи с разбойниками, но в это время со стороны лагеря донеслись громкие голоса и топот копыт. Это, услышав крики женщин, уже мчались к месту происшествия, оставленные в лагере воины. Один из напавших, который оставался при пленницах и очевидно был главный в этой компании, быстро сообразил, что дело принимает не желательный для него и его друзей оборот. Он мог вполне рассчитывать на лёгкую победу над тремя воинами, двое из которых были ещё совсем молоды но, по приближающемуся шуму спешивших им на помощь всадников, можно было, даже не видя их, из-за густых зарослей вокруг пляжа, догадаться, что тех было не мене трёх, четырёх десятков. Быстро сориентировавшись в обстановке, он громко закричал:
- Стойте на месте, больше не шагу иначе ваши бабы сейчас умрут, - и занёс меч над головой Серены.
Решительно мчавшиеся на помощь молодые люди остановились как вкопанные.
- А теперь остановите, только быстрее ваших всадников. Ну же…, или им всем смерть, - и он указал мечём на женщин.
- Быстро, -  приказал Стилихон сопровождающему их воину, - беги навстречу нашим останови их!
Всадники уже показались из-за лесочка, когда к ним наперерез размахивая руками, с криком «стойте» бросился посланный Стилихоном воин. Те не понимая в чём дело, остановились.
- Стойте на месте, - крикнул остановившимся всадникам Стилихон и неспешным шагом направился к неизвестным. Вслед за ним последовал и Сар.
- Стойте не приближайтесь, - грозно крикнул предводитель банды.
- Но мы же не можем стоять и смотреть целый день друг на друга, давайте попробуем договориться.
- А нам не о чем договариваться, - всё более убеждаясь, что к нему в руки попали очень ценные пленницы и, что только сделав их заложницами он и его люди могут рассчитывать выпутаться из той истории в которую они вляпались, нагло ответил вожак.
- Это сказал ты, - решительно заявил Стилихон, - а я думаю совершенно иначе.
- А мне плевать на то, что ты думаешь, ты наверно считаешь меня за идиота, который не понимает, что за птички попались нам, и что теперь, как это не прискорбно, мы живы пока они у нас в руках.
- Поэтому я и предлагаю нам договориться, и даю слово, что если вы отпустите девушек,  можете идти куда угодно, и вас никто не тронет.
- Э нет дружище, так не пойдёт, мы давно уже не верим в честное слово,  тем более, когда дело касается денег или жизни и смерти.
- Хорошо, что предлагаешь ты?
- Ладно, подойди сюда только брось меч.
- Что же вы за вояки, если вдесятером боитесь одного, или вы только с женщинами воюете.
- С кем и как мы воюем не твоё дело, хочешь говорить брось меч и иди сюда.
Стилихон отдал свой меч Сару и направился к главарю банды.
 Подойдя, он остановился в двух шагах от него, скрестив руки на груди.
- Ну, я слушаю ваши условия.
- Во-первых, скажи кто эти девицы?
- Это тебя не касается.
- Хорошо, пусть так, но я могу узнать, кто предлагает нам жизнь взамен за пленниц?
- Перед тобой декурион императорской охраны Флавий Стилихон, а с кем  разговариваю я?
- А вот это уже тебя не касается. Но зато я теперь наверняка уверен в том, что я был прав. Ведь офицер из личной охраны императора не стал бы сопровождать кухарок или девочек для развлечения, не так ли? Поэтому условия наши будут такие, - вы сейчас отправляетесь к своим и отдаёте распоряжение, что бы все ваши люди переправились на тот берег Сава, не менее чем за милю отсюда, после этого два десятка ваших коней пригоните сюда, и мы в обмен на коней отпускаем ваших девок.
- А почему два десятка, а не десяток, ведь вас десять человек?
- Я сказал два десятка, значит два. Или ты думаешь я не понимаю, что вы тут же, получив девчонок, кинетесь нас преследовать. А когда у нас будут подменные кони такая мысль вам и в голову не придёт. Или я не прав?
Стилихон молча, пожал плечами.
- Ну хорошо, дай я посоветуюсь с моим товарищем, а потом дам тебе ответ.
- Советуйся только поживее, хотя смысла я не вижу, на иные условия мы не согласимся, запомни.
- Я всё слышал, - тихо сказал подошедшему Стилихону, стоявший чуть поодаль Сар.
- Ну и что ты думаешь?
- Думаю, верить им не стоит, и девушек они не отдадут.
- Я тоже так считаю. А потому сделаем так. – И Стилихон,  обняв Сара за плечи, стал шёпотом рассказывать ему свой план.
- Я согласен, - выслушав его, одобрил решение друга Сар, но только начнёшь ты, а с женщинами останусь я. У меня это лучше получится. Поверь.
- Ну пусть будет по твоему, вздохнул Стилихон и отправился к главарю банды.
- Мой товарищ, да и я, не верим вам, и мне кажется это естественно. Вы не верите нам, почему мы должны верить вам. Ты согласен?
- Ну допустим, и что из этого, - настороженно прищурился главарь.
- Поэтому сделаем так. Сначала пусть женщины оденутся.
- Отдайте им платья, - гаркнул своим людям вожак.
- Далее, мой товарищ, при оружии, - Стилихон язвительно улыбнулся, - если вы, конечно, его не сильно боитесь, останется при женщинах, чтоб им была хоть какая-то защита, а я отправлюсь к своим возьму ещё одного или двух человек и мы пригоним вам лошадей. Согласен?
 Вожак критически осмотрел стоявшего в стороне Сара. Перед ним был высокий крепкий, но ещё совсем молодой воин, которому наверняка не было и двадцати лет. – «Пожалуй и крови врага то не видел, на такого палкой замахнись и он с перепугу обделается», - подумал он про себя, и саркастически хмыкнув, ответил.
 –Ну что ж, пусть охраняет, если у вас мозгов нет. Неужели ты не понял, что нам нет никакого резона обижать этих малюток.  Но будь по-твоему.
- Эй, сынок, - обратился он к Сару, - иди, охраняй от нас своих красавиц!
Сказанное  было встречено дружным смехом товарищей главаря, а когда Сар, сделав пару шагов, споткнувшись, упал и выронил из рук оба меча, смех перешёл в настоящий рёв. У некоторых от смеха даже выступили на глазах слёзы.
- Пусть твои воины, отпустят женщин и они станут у меня за спиной, -поднявшись и подбирая выроненные  мечи, распорядился неуверенным голосом Сар.
- Эй, вы слышали, что сказал вам сей грозный воин? - выполняйте, - не в силах удержать смех распорядился главарь.
- Однако весёлые вы ребята, - ещё улыбаясь но, уже подавляя в себе приступ смеха, главарь опять обратился к Стилихону. - Жаль вот только не смогу я выполнить второго требования и с тобой за лошадьми отправится мой человек. Не нужны нам здесь ещё шутники, иначе мои друзья этого не выдержат и умрут со смеху, а мне бы этого страшно не хотелось. Он сделал одному из бандитов  знак  рукой и тот, подойдя к Стилихону, грубо толкнул его в спину.
- Пошли, чтоли?
Стилихон взглянул на Сара. Тот в ответ едва заметно кивнул головой.
- Ну пошли, - и Стилихон зашагал впереди бандита к стоявшим  в трёх актах от происходящих событий всадникам. Но, не пройдя и десяти шагов он, вдруг остановился, как будто что-то вспомнив.
- Да, вот ещё что…, - развернувшись, он сделал шаг в обратном направлении. Вдруг, в его руке сверкнуло на солнце лезвие ножа, и  сопровождавший его бандит, вскрикнув, стал медленно опускаться на землю.  Выхватив у него меч Стилихон, ринулся на оцепеневших от неожиданности бандитов.
В то же время Сар, который одинаково владел левой и правой руками в одно мгновение уложил двоих буквально опешивших от только что описанного события бандитов и с победным криком ринулся на остальных. Так совершено неожиданно атакованные почти одновременно с двух сторон бандиты были приведены в такое замешательство, что даже на мгновение растерявшись, не успели своевременно изготовиться к бою, что позволило Сару без труда сразить ещё одного из них.  В завязавшейся схватке нашли свою смерть от руки Сара  и Стилихона ещё два человека, остальных же легко перебили подоспевшие на кровавую расправу всадники. Вскоре всё было кончено.
Спасённые девушки, обрадовавшись, бросились на шею своим спасителям обнимая и целуя их, но потом, вдруг опомнившись и придя в себя, Серена вдруг строго приказала:
- Декурион, прикажите вашим людям удалиться, мы должны привести себя в порядок, я не хочу, чтоб нас видели в таком ужасном виде.
- О конечно, - немного смутился своей недогадливости Стилихон. – Дардан отправляйтесь в лагерь, готовьтесь в дорогу - отдал он приказ одному из всадников, и приказ этот хоть с грубыми солдатскими шутками и смехом воинов, но немедленно был выполнен.
- А вас что это не касается, - Селена с упрёком взглянула на Сара и Стилихона, - или мы вам очень нравимся в таком потрёпанном виде?
- Селена, ну пусть они просто отвернутся, пока ты будешь себя приводить в порядок, не будь такой врединой, - раздался капризный голосок Ферманции.
Сар и Стилихон переглянулись и, рассмеявшись, потихоньку зашагали к лагерю.
Весь дальнейший путь путешественники проделали без происшествий, и так случилось, что их прибытие в Сирмий, совпало с подходом к городу войск из Германии. Войска располагались не только в укреплениях лимеса, но из-за их множества можно было видеть, как строились временные лагеря в окрестностях города и даже на левом берегу Сава. У входа в такой лагерь, золотые эмблемы орлов, кабанов, быков или единорогов, говорили о том, какому легиону принадлежит лагерь.  В самом городе было тоже непривычно многолюдно. По улицам сновали всякого рода чиновники и офицеры различного ранга.
Как оказалось, попасть к императору теперь было совсем не простым делом. Поэтому старший офицер охраны, узнав, что прибывшие девушки являются племянницами магистра армии, посоветовал подождать самого магистра, который сейчас какраз находился у императора и возможно уже скоро будет отправляться обратно к войскам. Ждать пришлось недолго и вскоре радые что, наконец, их мытарства окончены племянницы бросились в объятия дядюшки. Тот в свою очередь, на радостях не замедлил представить их Грациану и поблагодарить императора за заботу. Когда после недолгой аудиенции Феодосий с Сереной и Ферманцией покидали императора, тот вдруг вспомнил, о молодых людях которым он поручил сопровождать девушек.
- Кстати, как вам сопровождение? По-моему старшего, если я не ошибаюсь, зовут Стилихон, а его товарища Сар. Надеюсь, у вас к ним нет  претензии, и они вели себя прилично?
- Да будет известно императору и дядюшке, - давно хотевшая, но не имевшая повода поведать о приключениях случившихся с ними в пути, быстро отреагировала на этот вопрос Серена, - они спасли нас от верной смерти.
И сёстры наперебой, в самых ярких красках, стали рассказывать о том как они оказались пленницами и как, геройски сражаясь, вдвоём, Сар и Стилихон расправились сразу с десятью бандитами.
- Ну так уж и вдвоём, - недоверчиво улыбнулся племянницам Феодосий.
- Не знаю, может кого-то успели сразить и подоспевшие всадники, но я этого не видела.
И Серена не обманывала, она действительно не успела уследить за тем почти молниеносным ходом событий, что разыгрались в тот злосчастный день на берегу во время купания. Поэтому, как и младшая сестрёнка, которая с испуга почти совершенно ничего не видела, склонна была приписывать сей подвиг исключительно Сару и Стилихону.
- Интересно,  откуда там, в то время как вся провинция заполнена войсками, могли взяться эти негодяи, удивлённо взглянул Грациан на Феодосия.
- Три дня назад мне сообщили, что с одной из германских когорт, убив центуриона, дезертировали десять квадов  во главе со своим деканом , возможно, это какраз они и были, - предположил Феодосий.
- Ну что ж, в таком случае получается, наши герои спасли девочек  и ко всему прочему  покарали дезертиров. Очень интересные  люди этот Стилиэон и Сар.  Создаётся впечатление, что приключения так и липнут к ним и из всех этих приключений, как бы скверно для них они не складывались эти ребята выходя героями. Кстати, где они сейчас, -поинтересовался  Грациан у сестёр.
- Здесь во дворце, - ответила Серена.
- Передайте им, что я завтра утром жду их к себе, а сейчас пусть пока устраиваются и отдыхают. Правда, место, где остановиться, в городе сегодня найти почти невозможно, но пусть они от моего имени обратятся к магистру оффиций  и я думаю, он сможет им  помочь.
- Не стоит создавать лишние хлопоты магистру, думаю я сам смогу решить эту проблему, - предложил свои услуги Феодосий.
- Тем лучше. Ступайте, я больше вас не задерживаю.
Когда, выйдя от императора, Серена представила Феодосию своих спасителей, тот был крайне удивлён, увидев, совершенно молодых ребят. Но поблагодарив за оказанные услуги, предложил им разместить своих людей в одном из лагерей, а самим вечером быть у него. Так в течении нескольких дней Сар и Стилихон стали довольно хорошо известны самым влиятельным фигурам империи и пользоваться у них весьма высоким доверием и авторитетом.





Круговорот событий. 

На пятый день после прибытия в Сирмий Стилихона и Сара, легионы  уже выступали в поход на соединение с войсками императора Валента, и друзьям пришлось разлучиться. Феодосий уговорил Грациана, чтоб он передал в его личное распоряжение Стилихона, которого он назначил своим доместиком . Магистру армии в первый же вечер, когда молодые люди были приглашены в гости, очень понравился ещё молодой, но  весьма толковый и грамотный офицер. К тому же оказалось, что магистр армии был знаком с отцом Стилихона. С ним они в одном легионе сражались в Британии под предводительством тогда ещё здравствующего отца магистра, знаменитого в Риме полководца.
Сар и его люди так и остались при Грациане и были зачислены в схоларии . А так как Грациан решил отправиться в поход в составе своего флота, то все схоларии так же были размещены на корабли. Сухопутное войско под предводительством Феодосия двигалось во Фракию прямой дорогой через горные перевалы. Император же планировал высадиться в Доросторуме и оттуда идти на соединение с Феодосием, а затем и с Валентом. Но когда флотилия стала приближаться к Доросторуму, от Феодосия прибыл гонец с сообщением о том, что войска императора Валента разгромлены готами под  Адрианополем, а сам император пропал, и никто не знает где он, но ходят весьма правдоподобные слухи, что он погиб. Сам же Феодосий, уже войдя во Фракию и узнав о случившейся катастрофе, на всякий случай отошёл в Сердику, закрыв своими войсками горные дороги на перевалах и ждёт распоряжений императора. Не стал раздумывать и император, и до выяснения обстановки в провинции и точных сведений о численности и силах врага, Грациан распорядился возвращаться обратно в Сирмий. Туда же он приказал явиться и всем главным военачальника вместе с магистром армии.
Когда, вскоре после этих событий Грациан и все крупные военачальники прибыли в Сирмий, то уже было точно  известно, что императора Валента нет в живых. Но были и утешительные новости. Войско Валента не было уничтожено полностью. Благодаря тому, что сражение началось только под вечер, а решающий удар, который нанесла конница Алфея и Сафрака, после которого и обратились в бегство римляне и вовсе пришёлся почти на сумерки то, воспользовавшись темнотой, многим римлянам удалось добраться до Адрианопаля и укрыться за его стенами. Почти все крупные города так  же находились в руках римлян. Поэтому, сначала решили наладить связь с римскими гарнизонами и тогда, собрав и объединив все силы продолжить эту войну. А пока, главной задачей было, сосредоточить все усилия на том, чтобы не допустить готов в Панонию и Иллирик.
Но к счастью для римлян Фритигерн не сумел воспользоваться своей победой под Адрианополем. В то время готы не умели да, наверное, и не сильно хотели штурмовать высокие и крепкие стены крепостей и городов. Видимо посчитав, что они уже являются полными хозяевами Фракии, а падение городов лишь дело времени, они опять разбились на мелкие отряды которые, избегая крупных сражений, стали промышлять разбоем и набегами. И уже никакая сила не могла помочь Фритигерну собрать своё войско в единый кулак для ведения дальнейшего наступления и захвата соседних провинций. Так что, когда вскоре после одержанной победы и неудачных попыток овладеть некоторыми городами он, с оставшимся при нём войском, попытался прорваться в Панонию то, римляне во главе с Феодосием встретили готов недалеко от Сирмии. Выдержав первый натиск, войска Феодосия сами перешли в атаку и обратили врага в бегство. После этого поражения авторитет Фритигерна, как вождя, сильно пошатнулся. Этим попытались воспользоваться другие готские князья и в первую очередь Алфей и Сафрак, являвшиеся опекунами малолетнего короля. К тому же римлянам, в основном стараниями Феодосия, вскоре удалось наладить контакт с Атанарихом, который ещё со времен, когда Алавив вместе с Фритигерном смогли восстановить против него большую часть готов и после кровавой междоусобной стычки увести их за Данубий, люто ненавидел последнего.
Договорившись с Атанарихом, через его земли было отправлено посольство к королю гуннов Баламберу.  Среди тех, кто возглавлял это посольство, был и находившийся  уже полгода на службе у империи, молодой протектор-доместик  Сар, который из-за поражения войска Валента так и не смог вернуться к своим, и понемногу привыкая к новой жизни, он решил пока остаться в дворцовой охране  Грациана. Ему, как человеку, лично знавшему Баламбера, и близко знакомому со  многими риксами антов, была поручена охрана посольства и содействие успешным переговорам. Посольство это, к Баламберу отправляли сразу два императора, так как за несколько дней до его отправки Грациан назначил Феодосия своим соправителем и провозгласил его императором Восточной Римской империи.
Пользуясь сложившейся не лёгкой для империи ситуацией, некоторые отряды гуннов и славян переправились через Данубий и тоже принялись жечь и грабить провинцию. Поэтому задачей посольства было любой ценой удержать гуннов от дальнейшего грабежа и постараться сделать их союзниками в войне с готами. Именно присутствие в посольстве Сара, который сумел склонить на сторону римлян своего давнего приятеля молодого вождя Ульдина, ставшего за время войны очень влиятельным военачальником у антов и, пользовавшегося доверием Баламбера, помогло добиться желанного результата.  Убеждённый одним из предводителей славян Модаром и молодым Ульдином, что антам и гуннам гораздо выгоднее взять с римлян хорошую плату и оказать им помощь в войне с готами, чем пополнять полчища голодающих и рыщущих в поисках добычи банд, в выжженной и ограбленной Фракии, Баламбер согласился прекратить разорять Фракию  и помочь римлянам с условием, что они будут ежегодно выплачивать гуннам 300 литров золотом . Ситуация была такова, что римлянам пришлось согласиться, и гунны вскоре вступили в войну с готами. Особенно жестоко воевали с ними славяне-анты.
 Феодосий же, стремясь  находится ближе к очагу основных событий, сделал своей резиденцией Фессалоники - город в Македонии. Однажды ему доложили, что громадное количество готов во главе с Алфеем и Сафраком, возглавившими основную часть восставших, после того как скончался от ран, полученных в одном из сражений, Фритигерн, пересекло границу провинции и находится в ста милях от города. Основные силы войска Феодосия находились в то время во Фракии и Иллирике, поэтому он, немедля разослал гонцов к своим полководцам, а сам, будучи тогда очень болен, начал готовить город к осаде. Приближался праздник Купало, который довольно бурно празднуют все варвары, поэтому рассчитывать на быстрый подход войск, состоящих в основном из тех же варваров -наёмников, не приходилось. Но совершенно неожиданно к Фессалоники, желая отпраздновать праздник, не подвергаясь риску быть застигнутыми врасплох врагом, подошло большое войско антов под предводительством уже успевших прославиться во Фраки в войне с готами славянских вождей Ульдина и Модара. Узнав об этом, Феодосий  приказал, немедленно вызвать  к себе Модария,  так на свой манер, называли римляне Модара, и поручил ему задержать врага до подхода вызванных с Фракии войск.
В тот же день Ульдин и Модарий, выслав вперёд разведчиков, выступили навстречу готам. Вернувшиеся разведчики сообщили что, разбив лагерь у реки на горной долине милях в десяти по ходу войска, готы, по-видимому, собираются праздновать Купало. Соблюдая полнейшую тишину, анты не замеченными подошли к лагерю готов и стали готовиться к бою. Но когда Ульдин с разведчиками подобрался ближе к лагерю готов, он, по громадному количеству костров на которых готовилась различная пищи и по тому приподнятому настроению, царившему в стане врага, понял что, праздновать готы собираются обстоятельно, что праздник только лишь начинается,  и  затянется, скорее всего, на всю ночь.
- Ну что ж, - тихо сказал он находившимся с ним воинам, - вот и настал тот день, когда мы наконец сможем отомстить готам за их коварное нападение в ночь на Купало. Я знал, что боги не прощают предательства и коварства. Вот сегодня они и решили, с нашей помощью, воздать сполна готам по их делам именно в тот самый день, когда на такой же самый праздник воины Алфея и Сафрака вырезали наших безоружных и мирно празднующих братьев и сестёр.  Так что не будем их сейчас беспокоить, пусть празднуют, ведь для многих из них этот праздник будет в этой жизни последним.
Под утро, когда готы опьянели и отяжелели от пиршества, анты неожиданно, оставив даже щиты, чтобы быстрее преодолеть расстояние, отделяющее их от врага, выскочив из укрытия, кинулись к лагерю готов. Началось жестокое избиение в ходе которого погибли многие лучшие воины готов, а в их числе и пытавшиеся обороняться Сафрак с Алфеем. Погиб и малолетний король, - сын Винитария. Только одних пленных привели анты в Фессалоники более двадцати тысяч. Вскоре после этого разгрома весьма крупных сил воинствующих варваров, Феодосий получил и помощь от императора Грациана. Узнав, что его соправитель серьёзно болен Грациан направил во Фракию большое войско во главе с магистром войск Баудоном и его помощником Арбогастом. Держать на римской территории крупные силы свободных, независимых от Рима гуннов и антов теперь надобности не было, и Феодосий предложил желающим остаться и поступить на службу  империи, остальным же перейти на левый берег Данубия. Что те в основной своей массе и не замедлили сделать. Сам же Феодосий после того как поправился от болезни, вскоре перебрался в Константинополь и сделал его своей столицей, столицей Восточной Римской империи.
Не смотря на то, что значительные силы восставших готов были разгромлены, многочисленные их отряды ещё находились во Фраки и других балканских провинциях и продолжали тревожить империю своими набегами. А так как у них не было единого вождя, то договариваться о заключении мира, было фактически не с кем. Приходилось держать войско в постоянной готовности, что сильно раздражало и императора и самих воинов.
К этому времени гунны возобновили войну с Атанарихом, и теперь уже тому пришлось обратиться за помощью к римлянам. Не желая враждовать с многочисленными гуннами и антами, римляне помочь Атанариху войском естественно не могли. Но Феодосий, потихоньку восстанавливавший могущество империи, счёл за благо пригласить, вытесненного гуннами с Трансильвании, Атанариха поселиться на землях империи, не без основания полагая, что только такому авторитетному вождю по силам утихомирить своих воинственных собратьев.
Желая показать своё благосклонное расположение к Атанариху, Феодосий пригласил его в Константинополь и устроил ему царственный приём. Когда Атанарих во главе своего эскорта, состоящего из отборных воинов - всадников, въехал в город, император, выявляя своё уважение к прославленному вождю готов, лично вышел его встречать. Потрясённый величием города, гостеприимством и пышностью встречи, на праздничном обеде, организованном в его честь, Атананрихт торжественно обратился с призывом ко всем находившимся здесь вождям и военачальникам готов, призывая их к миру и верности Римской империи. В завершении он заверил, что приложит все усилия для того чтобы границы империи были нерушимы, а в самой империи между всеми готами и прочими народами империи царил мир.
- Император – это, несомненно, земной бог, и всякий, кто поднимет на него руку, будет сам виновен в пролитии своей же крови, - закончил  свою речь суровым предупреждением Атанарих.
На следующий день Феодосий издал указ, который глашатаи, а так же отпущенные пленные должны были донести до всех мятежных готов. Указ этот гласил, что все, кто добровольно придёт и сложит оружие, останутся вольными людьми и будут включены в войско федератов возглавляемое королём готов Атанарихом. Не пожелавшие же смириться будут уничтожены или отданы в рабство. Как и предполагал Феодосий, уже в ближайшие дни многие готы целыми отрядами начали слаживать оружие и после этого вскоре  действительно пополнили наёмное войско империи. К Атанариху для переговоров о сдаче чуть ли не каждый день приезжали готские вожди или их посланники. Конечно, были и такие, кто относился с недоверием, и даже открыто враждебно к позиции, которую занял по отношению к римлянам Атанарих, но большинство, всё же предпочли мир. Всё слаживалось так, как и планировал Феодосий, и это не могло не радовать императора, но только вскоре Атанарих вдруг занемог, а через две недели после торжественного приёма, неожиданно скончался.
Похороны готского вождя были обставлены ещё более пышно, чем его встреча. Впереди траурной процессии следовал сам император и некоторые из его приближённых. По городу ходили слухи, что Атанарих был отравлен одним из предводителей восставших готов не пожелавшим сложить оружие, и готы Атанариха грозились найти и жестоко расправиться с тем, кто так подло отнял жизнь у их вождя. А потому хоть Атанариха и не стало, но договор заключённый им с Феодосием остался в силе, и его смерть, к счастью для римлян, не здорово отразилась на начавшемся процессе умиротворения. Пройдёт время и многие из готских вождей, особенно те, кто пришёл с Атанарихом, займут высокие посты в войске Феодосия. А пока, - пока война ещё продолжалась и ещё почти два года понадобится  Феодосию, чтобы добиться полного мира с готами.