Мы опять расселись вокруг стола, на котором, в качестве главного блюда, была сковорода с остывшей картошкой.
--Вот что, мужики. Я, - сказал Гера и накрыл ладонью стаканчик от надвигавшейся на него бутылки, - пас! Я, вот, что, хочу сказать. Радость от нашей встречи благополучно прошла, начинаем будни. Да, Валера, начинаем, уже начинаем! Я в ваши разговоры о предчувствиях не верю. Валера, не перебивай! Да! Имею право! Хотя бы потому, что раньше ничего подобного не видел. Увижу – поверю. Да, именно так! Слышь, брат лихой, пей и не перебивай. Я во всё это не верю, но, и противопоставлять себя, вам, тоже не буду. Составляем план, исходя из ваших предчувствий, и придерживаемся его. Теперь о другом. Дай мне материалы по рыбакам, и ещё раз расскажи об участковом. Знаешь, что мне тут не нравится? Слишком много понтов на этой турбазе, слишком много! А ведь она, по существу, слова доброго не стоит. Это - не хата в Москве, так? Ну, воздух тут, лес, озеро…. И всё! Тут больше ничего нет! Зона отдыха. Но, в глуши. Сюда пять дён на лошади добираться надо из ближайшего денежного города. Улавливаешь, о чём я? Не, я Валеру спрашиваю. Ладно, намекну ещё раз. Это – простая, обычная стоянка для туристов и для отдыхающих, которые хотят погудеть в глуши. И всё! Тут рядом ничего нет. Понимаешь? Нефти тут нет, газа – тоже нет. Золото не моют, драгкамни не ищут, понимаешь? Но, из-за этой чащи мрут два человека, прямо или косвенно привязанные к этому клочку земли. Их же переквалифицировали в рыбаков. Это раз. На разборки сюда едет чин из большого кабинета и тут бац! Чина уже нет. Директору этой чащи скальп снимают. Ему, – Гера, не глядя на меня, указал рукой на мой лоб, - на ровном месте расстрел привиделся. Правда это, или нет - какая теперь разница? Ладно, я допускаю, что, это событие, очень вероятно. Доволен? Так вот я спрашиваю – из-за чего всё это? Из-за этого куска берега? Да тут, в урожайный год, десяток туристов наберётся, не больше. Значит, что? Не прибыльное это место. Не прибыльное, и не денежное. И воевать из-за владения им никто не станет. Из числа тех, у кого с мозгами порядок. А дураков тут нет. Значит, что? Это место кто-то облюбовал по другой причине. Какой – не знаю. Но, ответ может находиться не только здесь. По правде говоря, я думаю, что однозначно не тут. Валера, хорош передразнивать! Не получается у тебя Жириновский! Я считаю, что прав майор – с этой непоняткой к Самсону ехать рано. Нам ему нечего сказать. А, если, мы, ничего не узнаем, и втюхаем ему этот акт, то просто подставим его. А потом - он нас. Меня это не устраивает. Что предлагаю? Сегодня уже ладно – пей и гуляй, но завтра – хрен тебе в нос, а не водку, понял? Это - первое. Второе. Ещё раз пересмотрим все бумаги, попробуем глянуть диски и… надо ехать к тому острову. Покатим по берегу, попробуем что-нибудь поискать. Не знаю, что. И ещё одно. Даже, если, и тот капитан… как его? Ермоленко, да? Вот. Если он окажется редкостным козлом, то, это, не будет означать, что он тут подобным образом блюдёт свой интерес. Он – шестёрка под чьим-то приказом. Так, присматривает, стучит кому-то, получает задание и выполняет. Тут, мужики, большая игра, можете мне поверить. Давай дела сюда, я гляну.
Экзекуция папок с делами о гибели двух человек, заняла минуты четыре. От силы – четыре с половиной. После чего, эти картонные вместилища бумаг, пронзили пространство отделяющее стол от кровати, куда они благополучно и упали, совершив не менее десяти оборотов вокруг собственной оси.
--Других материалов нет?
--Только эти.
--А чай у тебя есть?
--Только кофе. Растворимый.
--Тогда вмажем по кофею. Или ты ещё пить будешь?
--Не хочу. Мне не нравится одна штука – участковый должен был вчера ещё приехать, но не появился. И не перезвонил. Ни вчера, ни сегодня.
--И что тебе не нравится?
--Ничего не нравится.
--Ну и не парься. Завтра, думаю, поедем к тому острову. Если, всё, нормально будет.
От созерцания нас с Герой сам себя оторвал Валера.
--Что с ментом делать будем?
--Правильный вопрос. Если он, вдруг, приедет, то устроим театр. Мы – тебе в подмогу, оба капитаны. Только из нас двоих говорить буду я. Фишка такая – я злой служака, лезу в разговор после слов: «Майор, можно?» Понял? И ты уже меня не перебиваешь. Кроме того, ты не будешь ходить по комнате. Когда я буду говорить, не своди глаз с лейтенанта. Просто молчи и смотри. Это раз. Валера, ты, только, не забудь, сразу хватай эти липовые дела и начинай их перелистывать. Так, знаешь, со скучающим видом. Остальное - моё дело. Кстати, причина нашего приезда – твоё долгое молчание. Теперь о плохом. Я смотрю на ситуацию под таким углом. Тот майор не должен был отсюда уехать живым. Автоматически его судьба теперь стала твоей. Я не в курсе всех деталей, они, теперь, уже и не нужны. Я понял главное. Хотите, поделюсь? Моя версия такая – Байкал с окрестностями очень хитрожопое место. Кто из вас помнит какие-то экспедиции на Чёрное море? Ну, что-то такое, помните, да? А на Каспий? А на Северное море? А Тихий океан? Везде, всегда, кто-то, где-то, что-то делает или ищет. Кроме Байкала. Почему? Потому, что оно чистое и пресноводное? Херня! Это никого и никогда не останавливало. Ты тут карту показывал, которая с надрезом. Вокруг озера есть заповедники? Есть. Но, к озеру они, практически, не подходят. Я так понимаю, что это озеро кто-то шибко охраняет, причём, не «зелёные». И охраняют красиво. Эти двое… или сколько их там было, - Гера показал рукой на «Уголовные дела», сиротливо лежащие на кровати. – Они что-то увидели или узнали, что для них одно и то же. За это, их, и мочканули. Я вам по дружбе скажу, что убийства «бывших» из конторы, никогда не является поводом для такого масштабного расследования, понимаете? Контора постоянно в курсе дел всех, кто уволился, или, на пенсии. Расследование, конечно, ведётся, но о нём никто не кричит так, что об этом слышно аж на Байкале. Я говорю это для того, чтобы вы усвоили – контора сюда майора не отправляла. Тем более - этого, который из отдела экономических преступлений. Вышел на этого майора либо хозяин турбазы, либо оставшийся в живых третий «рыбак». Но, где-то разговоры с майором протекли, и о нём узнал твой… как его? Да, Ермоленко. Мужики, надо понимать суть большой игры, а она, когда используются рядовые игроки, может иногда пойти не по правилам. Не по правилам вызвали майора, и его приезд поломал сценарий для местной ментуры, которая принялась исправлять его быстро, и на свой страх и риск. Это с подачи капитана пытались убрать майора, но, не вышло. Тогда произошла консультация. Этого Ермоленко с кем-то, кто ему даёт распоряжения из Большого кабинета. И этот кто-то решает убить двух кроликов – при помощи майора закрыть эти два «левых» дела, чтоб они утонули в архиве. И тут же окажутся не при чём, поскольку дела курировало ФСБ.
--Ага, они хорошо придумали! Не, слышь, красавцы!
Валера, забрав мою чашку с кофе, начал говорить. Только, зачем он её забрал? Руки погреть? Не сделав ни одного глотка, он, тем не менее, не спешил её возвращать.
--Ты прикинь! Они, эти два дела, сваливают на майора любыми способами – либо бабками, либо пальцы в дверь. И отмазка наверняка уже есть – из ФСБ приезжали. Кто будет проверять полномочия этого майора? Участковый? Звёздочками не вышел! Этот, как его? Вы, короче, поняли, я про капитана. Вот. Он на дурня скосит, и скажет, что всё было без его ведома. То же сказал бы и участковый, если бы первым приложили капитана. Максимум, они схлопотали бы по выговору за эту байду. Гера, не так? Вот, видишь! И нигде никакого риска! Майор, случайно оживший и сделавший своё дело, смело может погибнуть в ДТП, в которое он попал неделей раньше. А это, при всех боках, истинная правда. Ты ведь был в аварии? Был. Жмуры есть? Есть. А кто знает, что в машине было три человека, а не два?
--Врач. Медсестра.
--И для кого они авторитет? Дай мне пять минут с ними пообщаться, и они тебя никогда не вспомнят. Да что ты от меня хочешь? Чашку? Забери свою чашку! Ты хоть понял, что я говорю? Гера, я прав?
--К сожалению – абсолютно.
--А так как ты уже погиб, то оживать тебе никто не даст.
--Это правда. И жить ты будешь, пока не распишешься там, где тебе укажут. А то, что тебе пистолет дали….
--Как дали, так и заберут.
--Ну да, ну да….
От последнего неопределённого высказывания Геры, разговор сломался и начал растекаться мелкими и, ничего не значащими ручейками, в разные стороны.
Мне расхотелось вообще разговаривать. Вот просто так взяло – и расхотелось! А о чём можно было говорить, если моя теперешняя проблема приняла более осмысленные и совершенно материальные формы. Всё, чем я тешил себя, размышляя о случившемся, и чем радовал тоже себя, ощущая почти вселенскую мудрость, выражавшуюся в логически отстроенном миропонимании узкого географического объекта, оказалось правдой. Той самой правдой, о существовании которой ты не то, чтобы подозреваешь, а полностью уверен, но, старательно считаешь её несколько абстрактной, и не совсем применимой к тебе лично. Но, когда два человека со стороны тебе в лоб бьют твоими же подозрениями, эта абстрактность перерастает сначала в неприятные ощущения в желудке, формируясь, затем, в отлично сложенный страх.
Пару раз промелькнула мыслишка о том, что им, двоим, хорошо вот так сидеть за столом, попивать водочку и строить догадки о моих грядущих неприятностях. Но, самому себе мысленно противоречить, порождала ответную мыслишку. Что эти ребята не от скуки говорят мне правду. И что именно они будут тем плечом, которое мне подставлено для выпутывания из этой истории. Или тем кусочком масла, который удалось взбить лягушонку для своего случайного спасения.
Хотя врать не стану. Было что-то у меня немного обидно-раздражённое в отношении Геры и Валеры. То, что они поняли из моего рассказа и так правильно разложили по полкам действительности, было всего лишь следствием сидения за столом и простого прослушивания отчёта о событиях, которые я лично пережил в течение нескольких дней. То, что мне пришлось играть перед Штраухом и участковым, то, что мне пришлось передумать и проанализировать в одиночку и без малейшей возможности не то, чтобы спросить совета, а даже без возможности вслух произнести надуманное мною, эти двое за полтора часа разрешили, как шараду средней степени сложности. И никто из них не сказал, что я, мол, молодец, что я тут такое пережил, что не каждому дано… и всё такое подобное словотрепание.
И опять-таки, отвечая сам себе, я пристыдил свои разгулявшиеся мысли. Для того, чтобы разрешить ситуацию, эта самая ситуация обязана созреть до состояния, когда любое промедление в её разрешении смерти подобно. Вот, блин, теперь о смерти вспомнил! Не голова, а мусоросборник! Так! Поступил приказ по мыслям – общее построение! Рассчитайсь по порядку номеров! Все положительные и не обиженно-завистливые выступают на охрану и оборону головы от остальных, теперь именуемых дурновато-трусливыми. Занять круговую оборону! Стрелять по врагу без команды!
--Слышь, а у тебя, это, ухи двигаются! – Валера накрыл ладонью мою макушку и повернул голову так, что я представлял теперь для него полный профиль. – Тренируешь ушные мускулы?
Такое вмешательство Валеры в мои размышления вернуло меня в современность.
--Нет, мой друг, я просто думал.
--А-а, понятно. А ну-ка, думни ещё раз, - сказал тот же самый гадский Валера, не отпуская мою голову.
--Валерий, - как можно миролюбивее проворковал я, - ступайте в жопу, а?
--Ладно, пойду. Хотя путь и не близкий. А что мы будем делать в завтрашнем дне, собратья по оружию?
--А какие у кого мнения? – подал голос Гера.
--Давайте первым попробую я. У меня план такой – с утра едем в больницу и понаблюдаем за состоянием Штрауха. Потом мне хотелось бы навестить одного мужичка и задать ему пару вопросов. Можете мне не поверить, но я уже знаю его ответы. И всё равно хочу их услышать. Считайте это бзиком. Далее. Если встретим кого из органов, то ведём себя так, как предложил Гера – вы два капитана и приехали….
--Не углубляйся, это и так понятно. Излагай суть.
--Тогда суть в следующем. Завтра, после Ващановки, мы едем в сторону острова, а всем говорим, что едем послезавтра, понимаете? То есть завтра мы говорим «завтра», а сегодня это послезавтра. Я сильно запутался?
--Не очень. Значит, если я понял правильно, - Валера снова взял мою чашку и заглянул в неё. Ничего там не найдя, он для чего-то внутрь дунул, - мы, типа, драпаем. А всех заинтересованных дурим на сутки. Так?
--Мы не драпаем. Мы совершаем… манёвр.
--Один хрен. Так, по-моему, нельзя.
--А как можно, Валера? Во-первых, нам нельзя говорить, что мы едем на этот Хужир. Долго объяснять почему. Нельзя и всё! Нельзя говорить, что мы едем домой. Нельзя потому, что они перекроют дорогу. А так… мы, возможно, выиграем день….
Гера, со скучающим видом перелистывавший дела убиенных УФОлогов, поднял голову и так же лениво спросил:
--Для чего?
--Что «для чего»?
--Для чего тебе день, если ты не собираешься сваливать?
--Я думал….
--Возможно, повторяю – возможно, так и было. Ты и вправду думал. Но мало.
--Так, пацаны! Хорош меня критиковать! Что вы предлагаете?
--Я согласен с Герой. Вот смотри на эту делюгу под таким разрезом. Ты говоришь своему менту, что сваливаешь на день позже, чем объявляешь. Так? Так. Поставь себя на его место. Стал бы ты ждать следующего дня, чтобы устроить тебе засаду? Не стал бы. Потому, как первое – он сам этого делать не будет, а сразу доложится своему кэпу. А тот тоже не будет сиднем сидеть и перекроет тебе кислород сразу после звонка. Так? Нет?
--Ну… так.
--Хорошо. Вот тут и проходят сутки, через которые ты грозился встать на лыжи. А тебя, блин, нет. Как же так? Что ж такое? Какой вывод ты бы сделал на месте этого… сука! Такая простая фамилия, а хер запомнишь! Да! Ермоленко. Что бы ты сделал?
--Не знаю. Подумал бы, что он… ну, в смысле я, ещё не уехал и где-то тут есть.
--Вот тебе и ответ, почему нельзя сигналить про отъезд. А когда этот Ермолаенко… что? Да пошёл он кобыле под хвост со своей фамилией! Козёл, блин! Короче, когда кэп допетрает, что ты его дурканул, он всё озеро и деревья в округе обложит так, что нам придётся подкоп делать, чтобы свалить.
--Так что делать? Гера, чего молчишь? Да брось ты эту макулатуру!
--Я думаю.
--Слышь, Гера, я тебе помогу думать. Сейчас бахнем по стопарю жидких мыслей и всё решим.
Закусывал Гера так же лениво, как и листал милицейские папки. Потом налил ещё по одной и сказал:
--Валера прав. То, что тут твориться – штука сложная. И простая. А поэтому плохая. Уехать просто так не дадут. Тебе это точно не светит. Теоретически они, повторяю, теоретически, твои менты пока не в курсе, что у тебя есть подкрепление. Это плюс. Раскроешь им свой план с отъездом – будет облава. Сидеть тут и чего-то выжидать… не знаю. Ты, вроде, наблюдал своё будущее из двух стволов через окно. Какой выход? Не знаю.
Валера, терзавший половицы своим хождением без цели, остановился, когда Гера прервал свою речь. Что-то в услышанных словах ему не понравилось, из-за чего он вернулся к столу и, наклонившись вперёд, упёрся в столешницу руками.
--Гера, не мути! Я его одного тут не оставлю. И не из-за Самсона, понял? Он… ну, мне…. Короче! Я его тут одного не брошу!
--Давай выпьем, а? Ты, Валера, когда сидишь, то лучше соображаешь. Сначала дослушай. Я действительно не знаю, что делать. А вдруг, только на секунду представь, что все наши опасения про визирование дел… ну, про всё, что мы тут наговорили…. Вот прикинь, что всё это туфта? На секунду прикинь.
--И что?
--А то, что мы знаем точно только одно – мы ни хрена точно не знаем.
--Тогда….
--А ничего тогда не будет. Пьём!
Эта порция жидких мыслей обошлась без закуски. У всех собравшихся.
--Так это, Гера, базарь до конца. Что тогда?
--Я же сказал – ничего. Импровизировать будем. Иначе мы понаделаем капканов, в которые сами и попадём. Моё предложение на сегодня такое. Ты звонишь участковому и разыгрываешь обиду. Мол, не приехал, хотя и обещал, туда-сюда…. Предлагаешь ему, чтобы он тебя завтра свозил в Ващаноку. А вот там тебе надо будет самому справляться со своими делами. С этим стариком поговорить без свидетелей… что у тебя ещё за дела? А, задать вопросы с известными ответами? Вот и задавай. Но только так мы сможем определить степень нагрева ситуации и то, кто и что о нас знает. И знает ли вообще. Мы на это время с Валерой свалим в чащу. Вернёшься – будем решать дальше. Хотя….
--Что «хотя»? – Валера снова потянулся за бутылкой.
--Я бы спровоцировал ситуацию, и положил бы конец всему разом. Но нас мало и мы не дома. Будем хитрить. Но, повторюсь, только когда вернёшься.
--О! Я согласен. Гера, прости, был не прав. За завтра! Звони ментам!
Разговор с Василием Григорьевичем Корчавиным состоялся из положения «сидя за столом». Я говорил с ним по-дружески, на что он отвечал отрывисто, что, видимо, по его мнению, означало сильную загруженность делами. Он извинялся за то, что не смог приехать, потому, как в его отсутствие из-за бытовой ссоры в одной из семей вспыхнул пожар, перекинувшийся на соседний участок. Правда, огонь подпортил только крышу соседского сарая, но это не уменьшило количество жалоб. Приехавшее начальство отымело Василия в самой извращённой форме за его отсутствие в городе. Как будто его нахождение на посту сводит возникновение пожаров к нулю. Вот. Поэтому приехать он сам не сможет, так как ещё плохо сидит после встреч с начальством. Он сможет прислать сержанта, но с условием, что я его, то бишь сержанта, не буду садить за стол и вообще долго не задержу. Машина за мной прибудет к 9-00. Всё, пока.
--И что скажете, уважаемые соучастники? – Обратился я к Валере и Гере под аккомпанемент разливаемой водки.
--Ни-че-го! Часов в шесть – в половине седьмого мы с Валерой уедем подальше отсюда, а ты поедешь с сержантом. Прокрутишь все дела и вернёшься. Когда будешь знать, что ты один – звякнешь нам.
--Когда убедишься, что «хвоста» за тобой нет.
--Валера, кончай хохмить. Ты, кстати, - Гера переключился на меня – потрынди с сержантом. Мол, спокойное у вас место, а бытовухи с пожарами лютуют. Типа, ай-ай-ай, как же так? Понял? Но сильно с вопросами не напрягай. Лады, с этим решили. Тогда ещё по капле?
Ночлег решили устроить в одном домике, разложив матрацы на полу. Перед сном немного пошутили о тройной мужской лёжке и о способах личного предохранения от возможных посягательств от соседа по полу. Дощатому.
Ночь прошла, скорее всего, спокойно. Во всяком случае, затарахтевшая мобилка разбудила всех троих в живом состоянии. Значит, на нас никто не покушался. Пока.
Быстро приготовив кофе и заполнив им реквизированный в доме Штрауха термос, ребята сели в машину и поехали в сторону безопасного отстоя. Кстати, бутербродов они набрали с собой достаточное количество, так что скучно и голодно им не будет. Непросмотренные бумаги УФОлогов они забрали тоже.
Сержант приехал за мной на знакомом УАЗике без чего-то восемь, хотя договор был на девять. Я не стал колоть глаза сержанту его ранним приездом, только мысленно похвалил Геру за предусмотрительность.
До Ващановки мы доехали быстро. Расспрашивать о пожаре не пришлось. Сержант, зная, что я единственный во всей Байкальской округе, кто о «красном петухе» ничего не знает, набросился на меня с подробным рассказом. Вкратце дело было так. Жена, входившая в состав пострадавшей от огня семьи, уличила своего мужа в пристрастии своего мужа к женскому обществу в лице соседки, чей сарай пострадал в основном крышей. Но не кающийся, и к тому же пьяный, муж провозгласил о намерении самосожжения, с целью очистить его имя от поклёпа. От слов к делу он перешёл быстро. Взяв бутылку с бензином, он заперся в хозблоке, пристроенном к дому. Процесс обливания горючей жидкостью прошёл успешно, правда, с маленькой погрешностью. Вместо себя он облил корзину с грязным бельём. Чиркнул спичкой, и весёлое пламя отразилось в его зрачках. Через пару минут созерцания разгорающейся пристройки и через сотню ударов ногой по запертым дверям, любвеобильный Герострат решился разблокировать вход.
Дом тушил сначала только личный состав семьи. А когда огонь перекинулся на соседское строение, то из числа огнеборцев выпала обманутая жена, которая глядя на горящую крышу сарая соседки-разлучницы, про себя решила, что на самом-то деле не всё так уж и плохо и от тушения пожара самоустранилась.
Тут сбежались соседи и настоящие пожарные. Совместными усилиями дом и хозпостройки были спасены от полного уничтожения. Две женщины одного выпившего и блудливого поджигателя утонули во взаимных обвинениях, соседи получили новую тему для обсуждения, а участкового начальство отымело за «недоступность во время критических событий» и за то, что он «недобдел» ситуацию в Ващановке. На этом месте в рассказе сержанта мы остановились около больницы.
По голосу, сержант был тем парнем, которого я отправлял на часовое дежурство к автостанции. Но он никак на меня не реагировал, в смысле воспоминаний, а сам напоминать ему тоже не собирался. Одним словом… предчувствия меня не обманули. Ни в чём.
В больничном коридоре баба Шура принялась меня отчитывать, старательно не впуская в палату к Штрауху, где в это самое время он проходил осмотр со стариком Виктором Михайловичем. Громкий голос бабы Шуры, летавший по коридору больницы, значительно ускорил утреннюю процедуру в палате. Через несколько секунд из «хранилища», где содержался Штраух, вышел раздражённый доктор.
--Александра! Что Вы себе… здравствуйте, майор! Александра, у меня обход! Вам не кажется, что именно Вы тут нарушаете порядок?
--Да пожалуйста! Уйду! Сами разбирайтесь тут! – Прорычала или просто сказал она, и двинулась вдоль коридора.
--За что мне это, а? Вы ко мне? Я скоро освобожусь.
--Нет, я а пострадавшему. На пару минут. С вашего позволения.
--Не вовремя Вы затеяли беседу, не вовремя. Сможете уложиться в две минуты?
--Если он не будет кочевряжиться и….
--Что-что, простите?
--Я говорю, что хватит. С головой хватит. С его головой.
Как-то уж слишком разочарованно покачав головой, доктор уступил мне место у дверной ручки.
В палате было светло и сильно пахло лекарствами. Сергей Станиславович лежал в полосатом больничном костюме поверх одеяла и смотрел в сторону окна, которое надменно возвышалось примерно на метр выше кровати. В руке торчала капельница.
--Доброе утро, профессор!
--Я не профессор. Доброе утро.
Штраух повернул голову, чтобы увидеть меня своими глазами, которые выражали всё что угодно, кроме радости от встречи.
Вид Сергея Станиславовича я бы не рискнул назвать привлекательным. Длинный, изогнутый шрам, походивший на букву U, нижней частью спускался почти до брови, оставив только маленький, в два сантиметра пробел нетронутой кожи. Сине – красно – лиловый цвет кожи вокруг зашитой раны неприлично долго задерживал взгляд и мешал сосредоточиться на начале разговора. Поэтому я начал издалека.
--Сергей Станиславович, а почему полосатая одежда выдавалась только в Освенциме, на особом режиме и в наших больницах? Не знаете почему?
--Это вы так иносказательно интересуетесь моим состоянием? Когда мы с вами, наконец-то расстанемся, скорее всего, я буду даже скучать по нашему общению. Скорее всего. Хотя….
--Как ваше самочувствие?
--Довольно сносно. Спасибо, что спросили. Вы из-за этого приехали сюда?
--Не только. Я приехал поговорить с вами. Но очень хочу, чтобы разговор был коротким. Пойдёте мне на встречу?
--Да.
--Тогда я с места в карьер. Поехали. Вы видели, кто вас… это….
--Не совсем….
--Сергей Станиславович, прошу вас! Я хочу быстро поговорить и избавить вас от себя, а вы снова медленно и неопределённо отвечаете. Даю вам слово, что наш разговор будет полезным для нас обоих. Ну, пожалуйста!
--Как я могу однозначно ответить? Я, когда начал открывать дверь в подпол, услышал шорох в зале… даже через дверь услышал. Пошёл посмотреть и тут же меня сбили с ног. Я упал на живот…. Как только я предпринял попытку приподняться, почувствовал удар по голове. Больше ничего не помню. Окончательно пришёл в себя только в палате. Всё.
--Может… хоть боковым зрением что-то заметили? Ну… не знаю. Ноги, количество людей, цвет пола?
--Какого пола?
--Второй закон Штирлица – всегда запоминается последняя фраза. Вы хоть что-то заметили?
--Не много. Заметил то, что разбросаны вещи… повален стул. Что-то на кухне разбросано… наверное, искали…. Скорее всего, людей было двое. Потом… нет, больше ничего особенного. Чьи-то ноги в ботинках, длинный плащ….
--И чёрные джинсы. Варёнки.
--Да, человек, которого я заметил, был… вы его тоже видели?
--Нет, явно не видел. Представлял. А это, Сергей Станиславович, как вы оказались под кроватью?
Штраух поднял руку в каком-то жесте, требующем подкрепления словами, но передумал и просто погладил шрам.
--Не помню.
--Я так и думал. Теперь короткие вопросы и я перехожу к рассказу. Почему вы не перебинтованы?
--Вы помешали довести утренний осмотр до конца.
--Кто снимал с вас показания? По-поводу нападения?
--Никто. Всё и так достаточно очевидно.
Мне даже стало весело от последних слов Штрауха. «Достаточно очевидно» - это когда к тебе домой приходят неизвестные, делают обыск и, когда ты неожиданно входишь в собственную комнату, бьют по голове. Надо запомнить такую тонкую трактовку подобного события.
--Ладно, Сергей Станиславович, хотел поспорить с вами, но не буду. Я просто кое-что расскажу. Вот, значит, какая хрень у нас с вами имеется на сегодняшний день. Под кровать вы полезли, что проверить свой тайник. Сознательно вы полезли, или на инстинкте – не суть. Вы проверили его целостность, успокоились и отрубились. Ваши гости его не нашли. А я нашёл. Не надо меня перебивать, у меня не так много времени на полемику с вами. Я же сказал – не перебивайте! Всё, что было под матрацем – у меня. Какой я сделал вывод? Простой. Вы представляли себе определённую ценность того, что вы прятали. Вы также знали и то, что вы спрятали – надо спрятать. И неважно почему – вас об этом попросили или вы это сделали по наитию. Вы, после того, как вас сбили с ног уже знали, что именно ищут и, скорее всего, знали и то, кто именно хочет найти ваш клад. Что у нас есть в пассиве? Много плохого. Очень много. Вы тут лежите… тут, это не в морге, а в стационаре, только потому, что кто-то не нашёл искомое. И этот кто-то будет искать, а может и ищет прямо сейчас, пока нас с вами там нет. Далее. Лежать вы тут будете ровно столько, пока не отдадите им тот материал, который спрятали. Не согласитесь отдать – никто не станет любоваться, как вы разыгрываете непонимание. Вас заставят отдать и сделают это больно. Вам. Вам врезали по макушке из-за этих бумаг и дисков, из-за них же и прикончат. Но, пока они у меня, пока и вы в порядке. Это, надеюсь, понятно. Что мне нужно от вас? Первое. Где мне быстро найти третьего УФОлога? Всё, что вы знаете – говорите немедленно! Телефон, посёлок, шифр, явки – всё! Пока вы будете изображать непонимание, я продолжу. Меня прислали сюда, сами знаете для чего. Только теперь я не могу покупателю отдать акт, который я нашёл у вас. Почему? Потому, что я обязан рассказать об убийстве двух человек, чьи документы вы прятали, и за это схлопотали подзатыльник. Ну, это образно. Ага, боюсь, что то же самое произойдёт и с покупателем. А он, естественно, спросит у меня – чем я тут занимался, если не узнал правды о смертельном для окружающих берегу озера? Поэтому я не уеду отсюда, пока всё не узнаю. Ваш акт я передам Самсону в обмен на сумму денег, которая вам обещана, можете не сомневаться. И последнее, чем я хочу вас припугнуть. ДТП, в котором я был, нападение на вас и обыск вашего дома – это всё спланировано одним и тем же человеком. Скорее всего, тем же человеком и исполнено. Поэтому следственных действий не проводится. Тоже почему? Мы с вами должны пропасть здесь, как и воспоминание о нас. А кто это может сделать? Только тот, кто обязан вести расследование. Но не ведёт.
--Вы… это серьёзно?
--Я серьёзен, как саркома.
--Господи! Шуточки у вас….
--Сергей Станиславович… Серёжа! Нас с вами хотят убить! На каждого из нас уже использовали по одной попытке. Вам хочется продолжения? А вот мне – нет! Я не хочу, чтобы меня убивали! Мне не нравится, когда кто-то распоряжается моей жизнью, мне это просто не нравится! Поэтому я буду защищаться любыми способами. И информацию я получу от вас тоже любыми путями. Или мы помогаем друг другу, или я в следующий раз приду к вам уже с венком. Всё, уговоры окончены.
Штраух отвернулся к окну. Точнее в сторону окна. Что он в этот момент решал – не знаю. Только у меня в одну секунду пропал интерес к разговору и к Штрауху. Просто взял и пропал. Осталась только одна мысль - как же вы мне все настохренели со своим молчанием и тугодумным благородством! Я встал со стула и молча направился к двери. Около двери, не оборачиваясь, я буркнул:
--Пока. Выздоравливай… те.
--У вас найдётся на чём записать?
--Мне не нужна канцелярия! Я и без….
--Запомнить сможете?
--Что запомнить? Вас при жизни?
--Глупо! Вам надо ехать в посёлок Шида. Глянете по карте. Найдёте рыбачью артель. Сторож… найдёте сторожа. Он бурят. Вылко Иван Степанович. Скажете ему, что вы от меня. У нас с ним есть нечто, вроде пароля. Скажете ему, что мне нравится рыба без шелухи по вторникам. Он….
--У рыбы чешуя.
--Я ничего не путаю. Он отвезёт вас к… куда надо. И к кому надо. Это всё, чем я могу вам помочь.
--Вы бы этим несколько дней назад помогли! Ладно, спасибо! – Сказал я, но из палаты не вышел. – Если кто поинтересуется мной, скажете, что приходил проведать. И только! Всё, теперь я пошёл. Выздоравливайте! Скоро уедите отсюда с деньгами. До свидания!
--Да. Да… прощайте.
На турбазу я вернулся на машине, управляемой сыном хозяина минимаркета. Того хозяина, который, со слов сержанта на автостанции, в день нападения на Штрауха вёз жену, или кого там ещё, на поезд. Только он кого-то возил именно со слов, а не в действительности. Я подозревал, что так и будет, но неприятен сам момент превращения подозрений в действительность. Сержант никуда не ездил. Не, погоди! Он же мне рассказал о человеке, которого встретил, в смысле описал человека… нет, тоже не срастается. Это ведь я впереди паровоза начал надиктовывать сержанту увиденные мной ботинки, джинсы и длинный плащ. Точно-точно! Я сам ему подсказал и сам же поверил в то, что сержант кого-то видел! Господи, когда же я поумнею?