Ленин с Максимом Горьким в Италии на острове Капри
играют на берегу моря в шахматы. Вдруг чайка сверху
какнула на голову пролетарскому писателю. Тот снял
шляпу, щелчком пальца сбил какашку и задумчиво так
говорит: “- Хо-ро-шо!” Ленин у него любопытствует:
“- Что же тут хорошего, Алексей Максимович? Она же
вам, голубчик, новую шляпу испачкала”. “- Хорошо,
Владимир Ильич, что коровы не летают!”
Анекдот
В начале 80-х годов, перед отпуском и поездкой на Чёрное море, купил я себе модный в то время однотонный кримпленовый костюм цвета кофе с молоком. Мне он нравился тем, что лёгкий и стрелки на брюках долго держатся, а жене тем, что стирать его можно много раз, а он нового вида не потеряет. По пути на море заскочили на недельку к тёще в Ростовскую область. Жарища стояла страшная, аж трава вся в посёлке пожелтела, а меня тёща каждый день заставляла надевать новый костюм с галстуком и водила по соседям, родственникам, знакомым, чтобы показать местным краснолампасникам (казакам по-нашему), какого красавца её дочка в Москве отхватила.
В один из таких дней поехали мы в соседний город Шахты за покупками. Меня взяли в роли грузчика, таскать за женой и тёщей огромные сумки. С детства я дико ненавижу походы по магазинам, все эти бесконечные перебежки от прилавка к прилавку, где женщины без устали всё меряют, щупают, растягивают, смотрят на свет, прикладывают к себе, нюхают, а ты стоишь рядом с огромными сумками и медленно дуреешь от духоты и злости. Эта поездка не стала исключением и к обеду, доведённый до белого каления, в очередной магазин я не вошёл, а остался на ступеньках у входа. Это был огромный трёхэтажный универмаг недалеко от шумного рынка. Мои женщины исчезли в нём надолго, а я, поставив тяжёлые сумки с покупками в тенёк, стою рядом, разминаю затёкшие плечи и любуюсь снующими мимо меня молодыми казачками. А посмотреть там было на что - они все загорелые, фигуристые, в коротких или вообще прозрачных платьицах. И все весёлые, улыбаются и так на меня исподтишка оценивающе поглядывают, что я позабыл про жену, поправил пышный чуб, подбоченился, сделал два шага вперёд, чтобы меня на ступеньках лучше видно было, ножку отставил, руки сунул в карманы брюк и в такой картинной позе стою, жду, вдруг какая из ростовчанок со мной нечаянно столкнётся, мы разговоримся и познакомимся. Но они только хихикали и пробегали мимо меня в обе стороны.
Из-за красивых девчат я, видимо, и потерял бдительность. Стою, на солнышке греюсь и радуюсь жизни. А на фронтоне универмага, прямо надо мной, в это время вдруг завозились голуби. Выспались после обеда и собрались лететь куда-то по своим делам. Перед полётом, эти глупые птицы мира, которых непонятно за что так любил Пабло Пикассо, решили облегчиться и ничего лучше не придумали, как свесить зады с карниза и шарахнуть хором чем-то жиденьким с высоты третьего этажа прямо на ступеньки входа. А там стоял я, красиво отставив ножку и улыбаясь, весь в предчувствии чего-то радостного и необычного. И вот свершилось. Основной поток вонючей жидкости пришёлся мне на грудь и на отставленную левую ногу. Тонкий и сухой как порох кримплен моментально впитал в себя всю эту гадость, рубаха прилипла к телу и, чувствую, как мокрота ползёт по животу и по ногам в новые сандалеты. Я отпрыгнул назад, но было уже поздно - довольные голуби, сделав своё чёрное дело, хлопая крыльями куда-то улетели.
По закону подлости, ни носового платка, ни бумажки у меня в карманах не оказалось. Стыдливо повернувшись спиной к местным красоткам, я принялся щелчками пальцев сбивать с бывшего нового костюма то, что ещё не успело впитаться. Положение моё было аховое – в магазин нельзя войти, так как от меня воняет туалетом и весь я подозрительно мокрый, а сбегать куда-нибудь к фонтану помыться тоже не могу - сумки тяжёлые сторожу. Да и стыдно такому грязнуле по городу ходить. Поневоле пришлось полчаса стоять, растопырив руки и ноги, подсыхать и ругаться про себя матом от бессилия. Когда тёща с женой наконец-то вышли с покупками, я был почти сухой. Костюм, правда, был весь в бело-серых разводах и топорщился, не сгибаясь, так как голубиное дерьмо застыло в нём сухой корочкой. Нахохотавшись над моим жалким видом, они слегка потёрли меня какими-то тряпочками и повели на вокзал. Стесняясь своего вида, я пригибался и прятался за ними.
Костюм долго потом стирала в корыте и сушила на солнце сердобольная тёща. А я втихаря таскал у них духи, опрыскивал его со всех сторон и отгонял наглых мух, которые тучами почему-то так и лезли на мой новый любимый костюм. Костюм висел во дворе днём и ночью, он хорошо был виден с улицы, но никто его не украл, на что я втайне очень надеялся. Тогда бы мы поехали в город и купили другой костюм.
Кстати, на следующее лето в этом же костюме я гулял на свадьбе соседа тёщи - Сашки Морозова, с которым мы по ночам воровали яблоки в питомнике. И тут костюм снова подвёл меня. В самый разгар веселья сосед справа за столом упал мне на грудь и облевал меня с головы до ног. Пришлось идти в душ мыться и переодеваться. Пока мои ровесники зажимали в медленных танцах пышнотелых казачек, я сидел в уголке в старом синем трико с рваными коленками, в клетчатой рубахе тестя и пил с горя водку. А костюм опять несколько дней полоскала на колонке и сушила на солнце тёща. Жена со смехом отказывалась стирать его, обзывая меня московским алкашом и любителем всё нарочно пачкать.
На третье лето, чтобы не искушать судьбу и опять не вляпаться в какую-нибудь нехорошую историю, я купил себе новый костюм - тёмно-синий, в модную тогда белую полоску. Этот костюм меня ни разу не подвёл. Поэтому все следующие мои костюмы были только в полоску.