4. ИЗ ОГНЯ ДА В ПОЛЫМЯ
Адан и Эва в безмятежном,
Глубоком, непробудном сне.
Их жизнь, как знать, в аду кромешном
Могла закончиться на дне.
Песок прибрежный был им пухом.
Хотя глубок, но чуток сон.
Адан внимал сквозь дрёму слуху.
И, кажется, встревожен он.
Адана будто что кольнуло…
Душе тревожный дан сигнал.
Сознанье будто всколыхнуло…
Посыл тревоги сон прогнал.
Он на ногах. Готовясь к бою,
Не осознал ещё беду…
Он окружён ватагой, кою
Увидеть в страшном мог бреду.
Оскалы злобные на лицах,
В повадках их свирепый нрав,
Дубина мощная в деснице.
Ему здесь не добиться прав.
Присев, он опускает руки
И не выказывает страх,
Мол, драться – то ему докука,
И он для племени не враг.
К нему плотней прижалась Эва,
Оторопев от сих людей.
А те творят лихое дело,
В преддверии своих страстей,
Пугая их своим оскалом
И плотным окружив кольцом,
Направились к далёким скалам:
По-видимому, там их дом.
В скале огромная пещера,
И от неё прохода два –
Один ведёт до полусферы,
Куда доходит свет едва.
Два стражника у входа бдели
С дубинами наперевес.
Здесь оставаться им велели.
Надолго ль?! Знает только бес…
Адан и Эва огляделись.
Увы, их судьбы не ясны.
Напротив них чуть-чуть виднелись
Во мгле две пары у стены.
Над юношей склонился старец
И, видно, из последних сил,
Свершая ритуальный танец,
Здоровья юноше просил.
Другая пара отрешённо
Сидела молча у стены,
Даря друг другу взгляд любовный,
Забыв о сущности вины.
Адан степенно к ним подходит:
Узнать, в какой попал содом…
Он тихо разговор заводит,
Но понимает их с трудом.
Слова и жесты применяя
И мимику пуская в ход,
Он наконец-то понимает,
Куда попал и что их ждёт.
Вот что поведал мудрый старец.
Недавно он покинул кров.
И поднимает кверху палец,
Чем подтверждал правдивость слов.
Когда-то был силён и ловок
И был до старости вождём.
Соперник с помощью уловок
Собрал старейшин как-то днём,
Призвав приспешников ватагу
И убедив семейный круг,
Геройствуя средь них отвагой,
Лишил его главенства вдруг.
Соперника вождём признали:
Взметнулись ввысь десятки рук.
Его из племени изгнали,
Но с ним ушёл любимый внук.
Они скитались дни и ночи,
И голод знать себя давал…
А тут ещё напала порча,
На юношу озноб напал.
В скитанье немощными были:
Не их вина, но им в вину!
А поутру их захватили.
Так оказались здесь в плену.
А племя это людоедов.
Не исцелится если внук,
Его убьют, им отобедав,
И издадут утробный звук.
Вот почему старик хлопочет
И исполняет ритуал:
Продлить чуть-чуть жизнь внуку хочет.
Он к силам магии взывал.
Историю другого плана
Смогла поведать молодёжь.
Они из этого же клана.
Отцом влюблённого был вождь.
Его история простая.
Он был хранителем огня.
Костёр, дар Божий, почитал он
И, пламени его внемля,
Хранил жар, как зеницу ока.
Он сберегал огонь костра.
Ведь от него так много прока!
С огнём общенье – не игра.
В тот день случилась непогода:
С утра до вечера лил дождь.
Восстала против них природа.
Дал разрешенье сыну вождь
Помощника себе взять в пару.
Сырой валежник не горел.
В кострище не давал он жару,
Дымя безбожно, искрой тлел.
В напарники он выбрал деву,
Что нравилась ему давно.
И сразу приступили к делу.
Но, видно, так уж суждено,
Что рок над ними посмеялся.
Когда все отбыли ко сну,
Как будто бы сам чёрт вмешался
И не даёт гореть костру.
Над злым костром давненько бьются:
Огонь то вспыхнет, то «умрёт»,
То искры пламенем взметнуться…
Хлопот досталось – полный рот.
И, наконец, расправив «крылья»,
Огонь взметнулся к потолку.
Устав, измучившись, бессильно
Присев на каменном полу,
Где дева голову склонила,
Прижавшись, юноше на грудь,
Беда их будто ослепила –
Смежить смогла глаза чуть-чуть.
Когда они от сна очнулись,
Костёр уж в поминанье был…
Они от страха встрепенулись
И вмиг пропал любовный пыл.
А тут и племя подоспело,
От сна очнувшись поутру,
На разных голосах галдело,
Толпой придвинувшись к костру.
Огонь – он был всегда от Бога.
Огня не допускалась смерть.
А без огня – их жизнь убога.
Виновный должен умереть.
Их осудил совет старейших.
Отец всё деву обвинял,
Хватался за вопрос малейший,
Но сын в обиду не давал
Свою подругу. Он повинный,
Что племени нанёс урон.
Решили, что удар дубиной
По голове получит он
И вместе с ним его подруга.
Таков старейшин приговор.
И вот они, друг подле друга,
Ведут сердечный разговор.
Конечно, все законы знает
Вождя и людоеда сын.
Съедят их, он предполагает,
Съедят, и боле нет помин.
Они готовы к умерщвленью,
Но не хотят, чтоб съели их.
Ведь могут и предать забвенью,
Похоронив, как у других.
Полны печали два рассказа:
Про людоедство, про отца.
Адан речь не прервал ни разу,
Дослушав повесть до конца.
Затем, собрав три пары вместе,
Сказал, что может их спасти,
Вернуть огонь опять на место,
Болезнь от внука отвести.
Он просит юношу связаться
Через охранников с отцом.
А если не захочет знаться –
С другим влиятельным лицом.
И если план его удастся,
Все вместе пленники уйдут.
Их путь неведом. Может статься,
Свой угол жизненный найдут.
Отец по зову сына прибыл.
Адан ему изложил суть.
А у того стал волос дыбом:
Не верит он ему ничуть.
Вождю ведь плакать непристало:
Ждать смерти сына невтерпёж.
А слово пленника вселяло,
Хоть малую, надежду всё ж…
Вождь обещал помочь Адану:
Согласие ему дадут.
Коль обещанья ложью станут,
Их шестерых тотчас убьют…
ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ