Церковь Русское Кошево (Александр Воронин-Филолог) / Проза.ру

Не кричат поутру во дворах петухи,
Не идут на заутреню в церковь старухи:
Церкви нет… Неотпущенные грехи
Как начало большой деревенской разрухи…
            Елена Калашникова

            Между моей деревней Горкой и соседней Грудино на возвышении стоит единственная церковь в округе. Рядом с ней старое кладбище – одно на пять деревень. Я не застал церковь работающей, только помню, что рядом с ней стоял заколоченный дом священника, заросший со всех сторон крапивой и перед ним два старых пруда в осоке и камышах. Недалеко от церкви в то время сохранились даже две старые    деревянные мельницы – на старом фото 1960-х годов одна из них есть. Я успел полазить внутри той, которая стояла ближе к нашей деревне. Трогал руками огромные каменные жернова. Во время войны рядом с церковью стояла деревянная школа, в которой училась моя мама со старшими сёстрами.
         В мои детские годы в церкви хранили колхозное зерно. Прямо в ворота заезжали трактора с тележками и ссыпали на деревянный крашеный пол намолоченный урожай. Я хорошо помню эти горы золотистого зерна. В окнах ещё были рамы со стёклами за витыми железными решётками, а на стенах и потолках цветные росписи. Сохранился деревянный иконостас с несколькими иконами вверху. От люстры осталась только толстая цепь, свисающая из центра купола. Колоколов на колокольне не было, но сохранилась деревянная лестница почти до самого верха, по которой мы залезали туда.
            В 60-70-е годы из деревни мы уезжали в Дубну в 11 утра на поезде “Ленинград-Москва”. Дорога на станцию шла между церковью и кладбищем. Каждый раз церковь была последним напоминанием о деревне и о прошедшем беззаботном лете. Её видно было отовсюду. Уже сидя в вагоне, проехав семафор, мы видели в просветах между деревьями нашу белоснежную церковь с высокой колокольней. Как только она скрывалась за сплошным лесом, все грустно вздыхали – всё, деревня осталась позади, возвращаемся в городскую жизнь с её суетой и однообразием. Почему-то в детские годы самые сильные и светлые воспоминания у меня остались именно от деревенской жизни, а не от городской. Может потому, что Дубна в те годы была маленьким тихим закрытым городишком, где ничего интересного не происходило и полюбоваться особо было нечем. Единственная церковь в Ратмино была далеко от города и в неё не пускали, там ремонтировали трактора и обучали учеников СПТУ-95.
            Летом белоснежная церковь была для нас маяком и компасом, когда мы очень редко, но всё же терялись в лесу. Стоило только залезть повыше на старое с большими сучками дерево, как сразу пропадал весь страх перед незнакомым лесом. Церковь была видна из любого места вокруг нашей деревни. Её белая колокольня ярко выделялась на фоне летней зелени вокруг. Жаль, купола не были покрыты позолотой и украли колокола – мы бы ещё и по звуку ориентировались. Блудились мы в основном в пасмурные дни, когда не могли определиться по солнцу и заходили в незнакомые места.
            Последние две иконы в рост человека с иконостаса снимали при мне. Они остались в верхнем ряду под потолком. Самым рисковым и фартовым из нас был Пахом, он и полез за ними. Иконостас уже подгнил, трещал, шатался и грозил вот-вот оторваться от стены и рухнуть. Пахом обвязывал иконы верёвками и по очереди спускал вниз. За другой конец страховали мы с Колькой Синюковым и принимали их на полу. Широкую икону Синюков взял себе, так как у нас машины тогда не было, а на поезде увезти в Дубну её было очень сложно. Икона поуже долго стояла в прирубе, пока Вопа на поезде не перевёз её к себе в Дубну. А потом она исчезла и у него. Если не врёт, то сдал её в церковь в Талдоме, так как ему было видение во сне. От греха подальше. В деревне ходили слухи, что все, кто грабил церковь в момент её разорения, плохо кончили – утонули, повесились, умерли от рака или долго болели.
            В начале 90-х мы с Серёгой Волковым приехали на выходные укрепить памятник деду на могиле. Он покосился и шатался. Бабушка Лукерья бригадиром назначила Витю Никешина (деревенского умельца на все руки) и мы под его руководством сделали опалубку, развели цемент и забетонировали основание памятника. Управились быстро и решили зайти в церковь. В эту поездку я взял с собой дочь Инну, а она в нашей церкви была совсем маленькой в прошлый приезд и ничего не помнила. В основном ради неё мы и облазили всю церковь. Деревянные полы уже были сломаны и увезены, ходили мы по толстым балкам и по кучам битых кирпичей. Рамы с окон тоже были украдены, кое-где даже вместе с железными решётками. Снизу, насколько можно было достать, все стены прямо по росписям были исписаны разными надписями. Кое-где штукатурка была отбита и выглядывали красные кирпичи. Нетронутыми фрески оставались только на потолке. Ворота не запирались и весь год по церкви гулял ветер. Потом мы через колокольню залезли на крышу и походили вокруг купола. Во многих местах железо с крыши тоже было снято и украдено. Хотя оба купола с крестами были ещё в хорошем состоянии. (В 2006 году сбросили последний крест с колокольни и церковь осталась с голыми куполами.) Никешин закурил на крыше и даже заплакал от увиденного: “- Какая красота, Саня, тут была. Вот бы восстановить…” И стал мечтать, как бы он тут что сделал. Инна ходила по крыше вместе с нами и это было для неё первым уроком советского произвола и бардака. Язык не поворачивается назвать этих уродов, угробивших такую красоту, русскими.
            Ходили ещё слухи, что последний поп закопал где-то возле церкви сокровища - золото и серебро. Но искать без металлоискателя такой клад - дело совсем бесперспективное. Иконы в основном увезли в город в краеведческий музей (а, может, и сожгли по дороге), но кое-что старухи успели растащить по домам. Мы с двоюродным братом в 1980-е годы пытались попасть в гости к одной такой богомольной старушке на окраине деревни Прокино, но она нас погнала с крыльца палкой. В то время как раз начинался бум по собиранию икон и мы хотели хотя бы посмотреть на иконы из церкви.
            После 2000 года в нашей деревне купил дом какой-то писатель из Москвы. Он носит бороду, очень набожный и по церковным праздникам ездит на своих “Жигулях” в работающую церковь в Сонково. Через несколько лет он подарил моему соседу Виктору Никешину толстенный роман в 743 страницы – “Мирянин”. За то, что Виктор сложил ему заново русскую печь. Я эту эпопею пролистал на досуге – муть полнейшая: подражание “Доктору Живаго” на современном материале периода ельцинских перемен, где герой бегает по Москве во время двух путчей 1991 и 1993 годов. Но есть в ней страниц сорок, которые читаются с интересом. Автор описывает, как он приехал в нашу деревню покупать дом и первые годы жизни у нас. В его книге я прочитал и о нашей церкви. Он её почему-то называет - в честь митрополита Алексия, Святителя земли Русской. Возле церкви стояло село – Русское Кошево, берущее своё название от полевого стана русских воинов, располагавшихся здесь передовым отрядом со времён битв с татарами в 13-14 веках. Сам смысл названия села писатель почему-то не разъясняет. Видимо, он не сидел в архивах, пользовался только рассказами старожилов, а до сути так и не докопался. К двадцатому веку на этом месте остался лишь храм, церковно-приходская школа и несколько домов: священника, дьякона и части жителей. Моя мама в войну училась в этой школе, ставшей уже восьмилеткой. Потом школу перенесли на Прокино. Лично я застал только заколоченный дом священника на берегу пруда, да и тот в одну из зим растащили на дрова, как и все остальные до него.
            В Интернете нашу церковь называют по-другому – “Церковь Иконы Божией Матери Казанская в Русском-Кошеве”. (Русское-Кошево пишут через дефис.) Обиходное название – Казанская церковь. Дата постройки 1800 год. Историческое исповедание – православная. Адрес в 1917 г.: Тверская губерния, Бежецкий уезд, село Русское-Кошево. Современный адрес: Тверская область, Краснохолмский район, урочище Русское-Кошево. Координаты: 57,892967*N, 37,063425*E. Описание: каменная трёхпрестольная церковь с Алексеевским и Никольским приделами. При церкви работала приходская школа.
            Последним священником в нашей церкви был протоиерей Николай Андреевич Лебедев (1867 г. рождения). Родился в селе Лощемля Вышневолоцкого уезда Тверской губернии в семье священника. Служил до ареста 08.08.1937. Сидел в тюрьме г. Бежецка с 08.08.1937 по 13.09.1937. Расстрелян 17.09.1937. Священномученик – по представлению Тверской епархии канонизирован Архиерейским Собором Русской Православной Церкви 13-16.08.2000 г. Реабилитирован 31.05.1989 г. Тверской областной прокуратурой.
Нашу церковь в последние годы несколько раз пытались отреставрировать и сделать работающей. Пока только на словах. Приезжали какие-то попы из разных мест, ходили, смотрели. Одно время даже жили в нашей деревне поп с попадьёй, но не дождались реставрации и уехали. Наверно, овчинка выделки не стоит. Церкви нужно много прихожан, богатые дворянские усадьбы рядом, типа Юрия Лужкова, Никиты Михалкова или Олега Дерипаски. А у нас в каждой из пяти деревень остаются зимовать по два десятка стариков, которым жалкой путинской пенсии на хлеб едва хватает. Половина из них дальше лавочки под окном и своего огорода никуда доползти не могут. Кто же будет ходить в церковь и покупать там свечки?
            А в Москве до революции было сорок сороков церквей. В последние годы церкви растут как грибы в городах. В Дубне уже пять церквей и собираются строить ещё один большой храм на Тридцатке. Кругом один новодел. Зато по всей России в сёлах продолжают разваливаться от старости настоящие старинные намоленные церкви.
            В словаре Даля можно легко найти разъяснение названию нашего древнего села – Русское Кошево. Кош – это табор, стоянка, стан, становище, лагерь, стойбище, а также походный обоз, движущееся войско. С годами под натиском тверских говоров кош превратился в кошево, тем более, что это село, а не деревня. А русское – потому, что где-то поблизости стояли татаро-монголы своим лагерем в 13-14 веках. (В Бежецком районе есть село Карельское Кошево. В те края переселялись карелы при Петре Первом.)
            Между моей деревней и посёлком Сонково есть поле, где бились наши предки с захватчиками. Там до сих пор трактористы находят на пашне стрелы, мечи, части доспехов. А кругом насыпаны поминальные курганы, стоит современный памятник, рядом с которым ежегодно проводятся слёты и фестивали. Сонковские друзья-поэты давно зовут меня приехать туда, но пока не получается.
Битва была в верховьях реки Сить в 1238 году. Владимирское войско (от 15 до 40 тысяч воинов) возглавлял Великий князь Юрий (Георгий) Всеволодович. Он ждал помощи от братьев из Киева и Чернигова, а также от племянника Александра Невского из Новгорода – не дождался. Бились в районе холма Боженки (Божий городок) и лугов Плотовик. Воины воеводы Дорожа загатили болота брёвнами (наподобие плотов – отсюда и название), чтобы обойти войско татар. Хан Батый разбил владимирское войско, но сам потерял много воинов и дальше на Новгород не пошёл. Князю отрубили голову, погиб и его племянник Василько от старшего брата Константина. Ростовский епископ Кирилл на поле битвы нашёл и опознал тела князей, похоронили их ростовском храме. Семью князя татары тоже всю убили.
В соседней деревне Старое Гвоздино жили в те годы кузнецы, ковавшие оружие для нашего войска. На Пречистой горе, где сейчас школа, по преданию стоял храм с золотыми куполами до татарского нашествия. После победы татар купола сбросили и закопали, чтобы не достались врагу.
            Вот так за простым и малопонятным уже для молодёжи географическим названием Русское Кошево встают такие вечные понятия и ценности, как Родина, история, Русская Земля, память о предках и их воинской славе, преемственность поколений.