Игорь ЧУРДАЛЁВ «ЧАСТНЫЕ ХРОНИКИ»
НАРЯДУ С ЛЮБОВЬЮ
Как многие нижегородцы, я люблю смотреть с высоты правобережного Откоса в беспредельные пространства своей земли. Её горизонт отсюда столь далёк, что взгляд устаёт стремиться к нему. В такие минуты сильные чувства в душе возникают, но словами их выразить очень трудно. Пафосные интонации легко способны чувства эти оскорбить и разрушить… Слова «Родина» и «Отечество» традиционно пишутся у нас с букв заглавных, прописных. При произнесении вслух они предполагают лишь два регистра – лирический шепот или одическое громогласие. А нейтральным тоном, в речи бытовой, их произносят куда реже, чем имя Божье.
Тому есть, как минимум, две причины. Первая, разумеется, в том, что этими словами обозначены реальные и абсолютные святыни любви, не зависящие от времён и обстоятельств. А любовь истинная – по природе своей интимна, всуе не поминаема. Трудно представить психически полноценного человека, который совершенно равнодушен к земле, произведшей его на свет, к её особой красоте – будь то знойная пустыня или снежная степь. К духу народа этой земли, ко всем реальным, конкретным людям, в которых народ этот был ему явлен на жизненном пути. Боюсь, что человек, начисто лишенный добрых чувств и пристрастий, связанных с краями его рождения и возмужания, может представлять лишь клинический интерес.
Есть и вторая причина, мешающая произнести эти слова без запинки и внутреннего напряжения. Нет сегодня более скомпрометированных, оплёванных, испохабленных святынь – как и слов, которыми они обозначены в языке. Ясно, что здесь с неизбежностью возникает классическая антитеза «Родина – государство», полюса которой разведены и противопоставлены в России резче, чем где бы то ни было. Государство российское во всех фазах своей исторической мимикрии, по сути, ещё никогда не переставало быть людоедским - и с тем же постоянством пыталось слиться с понятием Отечества воедино, олицетворить его. Так любой паразит жизнеспособен лишь в той мере, в которой умеет создать впечатление своего - как бы природного – единства с обманутым организмом.
Патриоты, идущие на смерть с возгласами «За царя и Отечество!» или «За Родину, за Сталина!» вряд ли задумывались о том, что в лозунгах этих сближались противоположности взаимоисключающие.
Конечно же, всякое государство – далёкая от утопического идеала социальная машина, инструмент подавления одной части общества другой его частью. Но одно дело, если государственный диктат осуществляется в пользу множества людей работящих и творческих, наиболее квалифицированных, способных создавать реальные и конкурентоспособные ценности любого рода. Всегда найдётся достаточно граждан, готовых такое государство защитить, уверенных в том, что оно отражает их интересы и создано им во благо. Но совершенно иное государство образуется там, где именно эти общественные слои подавлены мизерным, в сущности, количеством людей, путём организованного насилия присвоивших самую землю, общенародное природное достояние – и ни на что более не способных.
Именно эти люди круговой надзаконной порукой образуют то, что в Отечестве нашем народ – со всё большим презрением - именует государством. Теперь презрение это уже и скрывать нет смысла, попытка угнаться на феодальной телеге за уходящим вперёд миром очевидно обречена. Да и сама власть с мазохистским наслаждением сплошь и рядом признаётся нынче в собственной повальной клептомании, некомпетентности. Скрыть это при современных методах распространения информации всё равно не удастся. Ещё более подгребать под себя СМИ и затыкать рты согражданам, кажется, уже нет возможности.
Извлекать из исторической пыли исконную дыбу, включать тупую механику откровенных репрессий, проконопачивать щели границ – тоже поздно. Сегодня это означало бы мгновенный и полный разрыв с вменяемым человечеством, гарантированный саботаж со стороны большинства квалифицированных интеллектуалов. То есть - мгновенный экономический и политический крах, коллапс любой реальной государственности в современном мире.
В контексте таких рассуждений как-то особенно жаль военных, среди которых всегда достаточно людей жертвенных. Они выбрали служение, обязывающее при необходимости отдать жизнь. Такая жертва не оплачивается деньгами – даже если бы о подобном вознаграждении шла речь. Офицер должен иметь за душой нечто, что дороже жизни – Родину. Он обязан уметь и с рядовым солдатом разделить эту высшую ценность. А вялый рекрут смотрит на него с явным подозрением – не особнячки ли вороватых столоначальников его призывают защищать, называя их Родиной? А, может, скважины, фонтанирующие деньгами, на которые жульё расслабляется в комфортном зарубежье? И не обеспечит ли режим, обещанный потенциальным оккупантом, большей защиты гражданских прав и лучшего вознаграждения труда? … Отвечай, офицер.
Не иссякает поток сограждан, покидающих Россию ради лучшей жизни в странах более благополучных. Никто нынче не смотрит на них с негодованием, как на «предателей Родины». А те, которые смотрят с завистью, найдутся – де, уехали бы и сами, но боязно, кому мы там сдались с дипломом ПТУ… Действительно, решительнее уезжают наиболее квалифицированные специалисты, понимая, что нигде не пропадут. А для иного высокоучёного интеллектуала такой шаг – единственная возможность реализовать полученные знания. Кто же его осудит – на то теперь мир и открыт. И выбор гражданства в нём стал глубоко личным, частным делом каждого.
Почти удивительно то, что при таком положении ещё достаточно хорошо образованных соотечественников, которые никогда об отъезде на зарубежное ПМЖ не помышляли. Хотя, ума, талантов, предприимчивости и квалификации им точно хватило бы для того, чтобы преуспеть в любой стране. Уж во всяком случае, могли бы жить более обеспеченно, в среде более обустроенной и безопасной. Что удержало их здесь? Ментальная инертность, национальная привязчивость к земле? Некие рудименты морально-идеологического характера? Надежды на скорые изменения к лучшему в стране? Нет, это вряд ли, я же об умных людях говорю.
Кажется, решающими здесь оказались какие-то очень частные мотивы, далёкие от идеологических. Может быть, упрямое чувство личного достоинства. Замечал, что для этой части сограждан переезд в процветающую, но чужую страну сродни сюрреалистической возможности явиться к богатому соседу с заявлением типа: «Как у тебя тут хорошо, однако, какой евроремонт, какой кафель над джакузи… и просторно… дай-ка я тут с тобой поживу». Не все себе даже в порядке бреда такое представить могут, полагая, что им принадлежит лишь то, что сами заработали, да что от отцов и дедов досталось. От предков, за дела которых надо отвечать.
Без такой ответственности не может быть и никакой духовности, без неё одна колбаса остаётся мерным эталоном. Это вполне устраивает некоторых бывших соотечественников, издалека, но довольно злобно обличающих пороки покинутой страны, которую их недальние предки в чекистских кожанках заливали кровью - отнюдь не собственной. Впрочем, граждане этого сорта ни «здесь» не потеря, ни «там» не приобретение.
Мне лично кажется куда более интересным и достойным общество людей, пытающихся остаться народом – вне зависимости от шансов на успех в этом предприятии. Жизнь всё равно не вечная, как ни кинь. Очень бы хотелось оставить в ней какой-то смысл, кроме гастрономического. Какую-то страсть, кроме стяжательской. Пусть это будет любовь к Отечеству и ненависть к недостойному его государству. Ненависть и презрение тоже могут быть созидательными, если питаемы чувством собственной вины, ответственностью пред потомками и предками. Возможно, и эти горькие чувства - с любовью наряду - дают силы для того, чтобы сопротивляться злу. Разве не так созидались и трудно шли к процветанию самые достойные и могучие государства мира?