ПУЧОК ПЕРВЫЙ: Я и ОНО (*)
«Подсознание», «Тень», «Двойник», «Сверх-я», «Бессознательное» – много диковинных имен дали нашей "тёмной стороне" как психиатры, так и их пациенты.
А может, вместо всех этих прозвищ и масок разумнее использовать одно-единственное слово. Прошлое. По старинке и просто, прошлое.
Прошлого мы не помним, а о смерти ВЕЧНО забываем... Мемуары тем и хороши, что взывают к "памяти смертной", нашему парадоксальному чувству и восприятию.
Прошлое неизменно. Все мы постоянно в этом убеждаемся – и, как правило, к великому своему сожалению. Однако изменить прошлое – то есть, выдумать, забыть или оболгать его – довольно просто. Просто, преступно и преступно просто.
Будущее представляется совершенно размытым, летучим, как бы несуществующим. Однако как только оно происходит – но как бы еще не перешло в прошедшее! – видишь, что все твое прошлое вдруг становится настоящим, и ведет к такому единственно вероятному будущему!..
Попасть и в прошлое, и в будущее можно и безо всякой машины времени. Только вот, в будущее мы попадем по-любому, чуть раньше, чуть позже – в то будущее, которое нам дано. Другого не положено. Ибо не менее неизменна, чем минувшее, смерть.
А стОит ли попадать в более отдаленное будущее? – если судить по тенденциям последних трех десятилетий, хотя бы «дик-ады» девяностых, то еще подумаешь...
Впрочем, не будем судить! Живем мы все равно не для удовольствия, так что, дай нам Бог больше времени для понимания и покаяния! Не сама смерть столь страшна, а смерть как прерванный грех. (**)
Подводя итоги, можно сказать, что настоящее будущее – это горизонт событий, смерть. Все прочее лепится по ходу пьесы. А настоящее прошлое – все то, к чему можно вернуться в рассказах и шрамах\травмах, мыслях и воспоминаниях. Даже людям, страдающим от синдрома Альцгеймера, прошлое по-своему доступно: им оно является в своеобразном, непостижимо, в каком-то структурном или символическом виде; в этом случае, воспоминания суть не факты, а какие-то ценности, некая другая информация, доступная только самим больным – и никому больше! Можно сказать, что это бесписьменные воспоминания, гамлетовские рассказы, или бред борхесовского Гомера об Альчеринга – о том, что древне-австралийские изобретали бумерангов называли «временами сновидений»
В родном для меня языке слова «предыдущий» и «впереди» однокоренные, даже омонимы; вернее сказать, впереди то, что уже было: оно пред-шествует и оказывается впереди. Подобная же ситуация и в самом известном нам «инопланетном» языке: из одного и того же иероглифа XIAN (1) строятся такие слова, как «былое», «ранее», «в прошлом», равно как и «продвигаться», «передовой», «авангард». Сам этот «парадоксальный» иероглиф представляет собой единство двух пиктограмм: (1) ростка, пробивающегося сквозь поверхность и (2) идущей пары ног. Смысл этого «единства и борьбы» примерно таков: «идти вперед», «продвигаться». И... оказываться «до», «прежде», «в прошлом»!..
И действительно, сколько мы не продвигаемся, все больше и дальше оказываемся в прошлом. Собственно, двигаясь вроде вперед, мы уходим куда-то назад...
…А что если углубиться в прошлое? если погрузиться мыслью в то, что когда-то было будущим и настоящим? если поставить всё это, безвозвратно ушедшее, перед собой – как бы, поменяться местами? А?! что тогда?..
Ну, так возьмемся же за это трансцендентальное предприятие! Бог весть, куда оно нас выведет... Останемся ли мы на своих местах, а вместе с нами уже прошедшее и еще не прошедшее? Какие сны приснятся, какие видения посетят нас в этом размышлении о былом, и что покажут нам эти воспоминания в письме?!..
(*) Чудо. Спасение.
(**) Под конец предисловия, хочу лишь заметить, что мемуары, пусть даже «квантовые», не являются исповедью. Посему, постараюсь не особенно грузить читателя излишней рефлексией и не усердствовать с занимательной чернухой или смертоносной клубничкой.
* * *
Если бы на Новый 2001 год состоялся фестиваль тостов, то хитом сезона наверняка стал бы тост примерно такого содержания: «Да здравствует новое тысячелетие – тысячелетие, в котором нам каюк!» Несмотря на довольно, скромно говоря, странную формулировку (скорее, от неадекватного перевода), предполагалось, что тост звучит оптимистично: он как бы содержит намек на то, что большую часть «миллениума крантов» мы проведем над землей.
...А не под землей, как подсказывает неясное чувство, почти опыт...
Хотя новогодняя голова звенит, шипит, гудит, как бой часов, колокола или десяток бутылок шампанского, - и она совершенно глуха к этому чувству...
Впрочем, она почти всегда остается глухой к этому чувству-опыту, пока не наступает состояние между «на земле» и «под землей».
И кто смог бы подумать и даже представить себе, что всю вторую половину этого, 2001-го, года я проведу именно в этом, пограничном, состоянии, в состоянии, почти несовместимом с жизнью! Мне бы это не пришло в голову ни в запойные дни, ни в похмельные сумерки нового века. Но даже если бы я мог узнать, если мог бы представить или предвидеть – как жил бы я тогда? исправил бы свое поведение..?
Все мы знаем, что нам рано или поздно умирать. И лишь крайне редко это знание оказывает действенное влияние на то, как мы живем: «хотя бы и мертвый воскрес, не поверят ему». А как это возможно – знать, не осознавая? Или: где грань между теорией и практикой (в знании о) смерти? Или: что в знании о смерти априорно, а что – как бы часть, какая-то часть опыта? и какого опыта..?
* * *
Впрочем, давайте по-порядку!
13 июля 2001 года, в славном аджарском городке-курорте Кобулети стартовал Третий (?) Закавказский чемпионат игр «Что? Где? Когда?». Наша команда, скрывавшая под эзотерическим названием «ПЛДГ» немерянный груз знаний, стала серебрянным призером этого интеллектуального забега.
Итак. 15 июля, 19.30. Отчаявшись найти прохладу, мы находим нечто иное на букву П у барыги по кличке Ухряб – именно так наш капитан прозвал этого типа «за удивительное сходство» (гм, именно товар, поставляемый этим самым Ухрябом и позволял, наверное, проводить такие наблюдения и такие параллели!)
15 июля, 19.30. Мы сидим в сквере, неподалеку от «Духана Хасана», и рассматриваем гипсовый бюст «очевидно древнего божка» (воображение? наверное, все-таки, глюк...)
15 июля, начало десятого. Отметив вице-чемпионство парой бокалов шампанского, мы слоняемся по улочкам, залитым неоновыми огнями и полным приморского, прибрежного, суб-тропического уюта, в тщетных поисках полуночной прохлады, но, разочарованные, мы воротились, что называется восвоясить.
Половина третьего, ночь на 16-ое июля. На открытой террасе нашего домика – музыка: весь вечер на манеже Magma, Art Zoyd, в лучшем случае, Can и David Sylvian. Под сильвиановского Orpheus – белый танец: меня приглашает хозяйская дочка. Танец под прекрасную песню любимого музыканта, да еще с красавицей, на берегу таинственного и грозного Черного моря.
16 июля, 02.40. Впрочем, об этом - http://proza.ru/2011/07/23/675 ...