Вот интересно, до щекотки интересно, как же выглядели (или до сих пор ВЫГЛЯДЯТ) гиперборейцы?
Всегда завораживает сознание то, что неведомо, о чем умалчивают исторические трактаты и воспроизведенные по костям портреты. Только одно что-то и помнилось – то ли портрет, то ли гравюра-скульптура… Бородатый чувак с мощным взглядом – вот и вся историческая память о тех, кто тут мог жить… Да тут ли? Сколько геологических катаклизмов могли иметь место на этой «подвижной» во всех планах территории, даже вот это озеро…
Судя по отвесности стен, время от времени выхватываемых из непроглядности облаков очередным движением подвижной атмосферы, кар был очень молод, каких-то … мильон-не-мильон… Нет! О таких временах судить еще труднее, чем о световых годах в космосе. «Мильон» - это портрет питекантропа в учебнике истории, вот такие, мол, были человеки. А в реале? Такие, несомненно, были, их и сейчас пруд пруди на планете – «шерстистых», как в книгах новых авторов, «детей Дарвина». Несомненно, эволюция! (Теперь эти питекантропы рядятся дресс-кодом от кутюр и воняют всевозможными миазмами лучших «диоров»). Но эволюция сия - не по одной ветви. Вроде как планета приоткрыла «внешневышедшим» ученым только ТО, что уберегло бы их мозг и душу от взрыва, а тело – от психиатрической лоботомии, как единственного выхода в лечении столь всесильного заболевания – ПОЗНАНИЕ.
Остальные ветви метущей планету эволюции – не для ученых умов. Интересно, а как выглядели женщины славной прародины? И как вообще у них все выглядело, происходило…
Порыв внезапного ветра мало того, что приподнял завесу над озером, но и «всплеснул» где-то посеред водоема водяной столб с разноцветными брызгами. Да-да, разноцветными, несмотря на «пасмУрье» - подобное слово воспроизвелось в голове как синоним известного «немирье». Разноцветье – фейерверк-не-фейерверк, и в чью честь озеро дает залп из глубинных недр своих. Осталось из этих брызг лишь северной Афродите выйти на берег к странникам. А что это за Афродита такая выйдет, не гиперборейская жена ли?.
Бородатый мужик-гипербореец на том портрете явно нес взглядом нечто от былинных молодцев времен словено-варяжской Гардарики, что казалось абсолютно понятным, территория есть территория, каждой земле свои типажи, свой «нАдолб на сердце», что ли. Однако время, выделенное Мирозданьем на господство тех и тех чрезвычайно разнится. Ровно как и «уровень действа» неведомой страны, тысячелетней давности Гардарики и современного плана проекций того и другого.
Гипербореи, арии, атланты, а отличии от собственных потомков НИКУДА НЕ УШЛИ, поскольку владели выношенным в познании бессмертием. Они не У-шли, а ПРО-шли по избранным землям, оставив неминуемый след, память-подсказку для тех, в кого верили, кому вручена была цивилизация планеты на сохранение, на восстановление во имя Света и Красоты. Растворив Знание в камне и воде, как в самых надежных и вечных источниках, доступных для чтения единиц из потомков. Еще в соли.
,Арии… атланты…
- А-ай! Народ! – вдруг вскрикнула Ленка , как от пронзившего плоть укола, - Слышь, я только что врубилась в одну вещь… «Атланты» Городницкого!...
- Мне он как-то не очень. Какой-то певец «печальной зрелости», депрессивненький… - отозвалась Милана
- Да и я, и я так думала раньше! «Ждите нас, невстреченные, школьницы-невесты», блин, но тут… тут!! «Атланты держат небо»! Прикиньте, это ж реал! ТА цивилизация продолжает ДЕРЖАТЬ небо, разве не это на самом деле.
- Ага! «Из них ослабнет кто-то, и небо упадет». Мне это сразу понравилось! – поднял голову от созерцания озерного прибоя Стас, - мне всегда казалось, что небо кто-то держит…
- Да не небо, сына… Оно то само… Да и нет его, космос один. А вот НАС кто-то точно держит, Очень точная песня.
- Им ведь «смена не пришла» - призадумался егерь Беркин, - это ж как подстава вроде вышла, а, девченки? –ониронично заулыбался, - Вот так взгромоздить на шестерых парней все небо, и…
- И – забыть о них, дело мыслишь! – засветилась Бьянка.
Вдруг тишину дикого горного пейзажа пронзил плач ребенка. Громкий, бесстеснительный, яростный – на износ чувства. Стас сам не ожидал, что еще так умеет, как будто прорвался некий незримый нарыв. Или слетел защитный кожный покров.
- Ау, мужик, ты чёй-то? – встрепенулась добрая мама. Затем уже куда более встревожено, - Что с тобой??!! Говори!!! - ее насторожил внезапный импульс твердолобого, казалось бы, паренька. -
- Нет… нет… вы представляете… Они… им же НЕЛЬЗЗЗЗЯ слабеть!!! Он-ни… могли бы… но нет… «Их красоту… снарядами… уродует война». А они держ-жжат, НАС ДЕРЖЖЖАТ! Смена, где смена!!! – визжал ребенок. Вся компания застыла, видя такой неожиданный прорыв чувства, детскую правоту восприятия сущего, -
- Будет-будет, мелкий! – Елена бросилась к сыну, заласкивая головку его на своей груди, - успокойся, нельзя без смены. Если не пришла, так это ПОКА не пришла, ты ж понимаешь…
- Народ! – медленно произнес Серега, - знаете… Такое чувство, что не будет СМЕНЫ – не будет неба. И уже очень скоро… «Год от года все давит тяжелей»
- Или атланты скажут – «Ну вас, козлов, на…» На фиг, в смысле, и – БА-БАХ! Эй, ребенок, не вникай, я так – шучу-хожу до поры – начала входить в пафосный раж Милана.
- Пока ты играешь, небо точно не упадет! – воткнул Беркин на полном серьезе, пронзив ее взглядом.
- Да кончайте вы муйню нести, право Господи!!! – вскрикнула Шокальская, истово успокаивая кистями рук расшалившуюся чувственность сына, - не уронят они неба! Вы чё! НЕ УМЕЮТ ронять! Их… только убить можно, да оружия не хватит… - и вполголоса, почти шепотом, добавила, =- как нас. На нас, правда, «хватит». Не родила… пока… цивилизация смену атлантам, их, верняк, подставили…
Тут уж вся компания удивленно воззрилась на авторшу громких восклицаний.
- Послушай, Ленкин! – весело спросил егерь, - а уж не ты ли та самая «смена»?
- Отвали, дурила! – так же весело, по-девчоночьи, отмахнулась Шокальская. И все дружно рассмеялись.
- Один распятый не удержит всю эту хрень, как пить дать, - продолжала медленно философствовать Елена, -но… но удержать все это от «гриба лилового» - знаете, не для людей же они это делают. На человечуов-то давно пора принципиально уронить, заслужили… Но стоИт же, стоЯт же. Особенно здесь явно чувствуешь присутствие сей…ле-ген-ды, как ее…
Озеро, окаймленное плоскими курумниками с пологого берега и равномерно вздымающейся отвесностью с противоположного, привлекало остановиться, заночевать, задержаться на своем будто непредсказуемом берегу, изведать ледяных объятий живицы. Хотя тут было неизмеримо каменно – даже худенький огонек не с чего сложить. Огонь – это несколькими сотнями метров ниже.
В разноцветном, укутанном бесконечными вариациями узоров лишайника и гриба камне, проблескивал горный хрусталь. То там, то тут – друзочками, кристалликами, прозрачный, остроконечный. И над водоемом возвышался пик той самой «хрустальной горы» Неройки, обойденной ребятами по южному склону.
Вода шуршит прибоем по разнокалиберным округлым камням, выползая из низкооблачной своей отрешенности, как из-под одеяла.
- Не хочется отсюда уходить… - прошептала Лана, заметно ловя какие-то доступные ей одной токи, - знаете… Такое чувство, что это место кем-то освящено. Причем очень крепкой, даже не вполне человеческой сущностью.
- Тут, Лан, каждый камень, в общем-то – освящен. Древним присутствием…
- Не-не, ребя!... Не древним. Очень даже нынешним. УХ ТЫ! – -девушка вдруг вскрикнула, - вот это силиша! Если бы верой владели такие вот сущности…
- Девчонки, вот что мне проклюнулось, - вмешался в разговор Сергей, - мнится мне, что древнее без современной силушки запросто и не удержалось бы… Всегда треба некая поддержка, что ли, как в жилище. Без подхвата в каждую минуту, секунду или эпоху сила дряхлеет и рассасывается в пустоту. Так что «Атланты» ваши на крыльце Эрмитажа уже сменены… Они подняли тогда еще, а уж тут.
- Не, братишка – Елена закурила, - так, как держат человеки и в том количестве «держаков» - кирдык всему сущему. Без того, что не только было, но и СУЩЕСТВУЕТ ныне, эту цивилку не удержать. То, что все еще живо – отнюдь не заслуга живущих ТУТ. Так что старик Городницкий дело заметил. Вот по завершению этого порно-безобразия, глядишь, смена и придет. И хрен уловишь, с чего эта порнуха началась, и когда еще.
- Да она, смена-то, уже пришла, Шокальская, мы ж решили! – веселилась от души Милана, - вот она – ты и СтанИслав-скальд твой, вот «наши уже близко», уже на Неройке. А путь уже недолог…
- Да, мы уже Европу покинули, - заметил Сергей.
- НА-ВСЕ-ГДА! – не то в шутку, не то всерьез усмехнулась собеседница. И пропела вослед –«Это было тогда, когда мы уходили из дома…»
Елена повернула голову от озерного прибоя на восток. Там, в перспективе рассеивающегося тумана, спускались вниз синеватые по-белоночному силуэты горушек, присыпанных кучерявой тайгой. В беспорядочности, в хаосе совершенной красоты прыгало по ступеням параллельных хребтов таежка, реже – гуще книзу, впоследствии переходя в нефтегазовое блюдо Западной Сибири.
«Вечность пахнет неф-тью-у» - причесал мурашками эмо-нервную систему вкрадчивый тембр Летова… И тут же разящее спасение в комплекте осознания бОльшего – да, да, научно-обосновано0доказано-плюс-коммерчески успешно «вечность пахнет нефтью». Да! Та самая дарвиновская, «научная» вечность-разложение пахнет нефтью, переработкой, затхлостью и безысходностью, средними веками… Шерстистая, мутная вечность-инферно. «Гниение и полураспад». Но вот ее параллельная тропа-сестренка («троянова») пахнет отнюдь не нефтью, пахнет… северным морозным ветром, пахнет… мятой. Ох! Откуда мята?? А-ж, Ланка же тут, вона, кажется, с Европой прощаемся.
На восток раскинуто-разбросанная по хаосу Евроазия тянула, магнитила, возбуждала. Чем не край земли тут, у подножья Центрального («центрового») хребта, на стыке-схватке в воинственном объятьи «двух танков, двух ферзей» - мещански-блажной Европы и непредсказуемой, контрастной Азии.
Тут отчаливала восвояси славянская вязь русской равнины, настоянная на мягких окончаниях слов и русых шевелюрах, на этих центровых скалах вся картина вырисовывалась чем-то блондинистым и чеканно-резким, как поэтика скальдов «которыми скальды ГРЕМЕЛИ о женском величьи». Да, тепло и уютно, верно, воинству Гардарики среди таких отзвуков, как «узарень», «выворотень», «кольчуга», «туесок», «понева», «корочун», «колодезь», «дружинушка». Тепло и мягко, как на душистой, молочной груди гардской девки. На земле предков – нечто иное. Даже «медведь» тут вызвучивался бы чем-то сладеньким, куда употребимее резвое и жилисто-мускулистое «бер» с тремя «эр» на конце.
«Как же это прикольно – думала Ленка, -что за каких-то пару дней пути из здоровой тайги, хоть и тянущей к лесотундре дойти до полного царствия камня и лишайника». Да, растительность смягчает, сильно смягчает как пейзаж, так и ощущения от жизни.
И тем круче виделось решение прийти вначале сюда, а затем уже волочься на разгреб своих подстав в цивилЕ. Сложно было не заметить, что сам приход на хребет, на территорию Гипербореи, уже нес в себе подспудное действо. Там, в цивиле сто крат все сменится, благо бы хоть реки вспять не потекли.
Все в надежных и натруженных руках, мало-мальски ЦУ поданы еще с базы. А уж вкдючение в работу Афганца – так это вообще…
Елена хорошо отдавала себе отчет, на что подписывается, еще когда звонила Баркову из «далекой Европы» еще – этот «Волкодав» включается на полную. К нему не стоит обращаться просто так, никогда. Любое обращение к своему какому-либо действу данный человек воспринимает как позыв идти на Пентагон. И вот, главное, идет… И до конца.
То что трупачки полетят от него, как брызги, во всевозможные стороны – тоже есть факт, Волкодав – он «как ребенок» - не знает чувства меры в битве с любой мерзотой. Такое зверское оружие, как господин Барков, не должно пройти «безнаказанно» - либо им, либо… увы-увы-увы. Не плачут по волосам, потерявши черепушку. Обратной дороги нет как нет, только прямо по Намерению.
…Хрустальные друзы, рассыпанные по непричесанному курумнику, напоминают не успевший растаять лед с приходом тепла на выветренный берег фьорда. Ветрюган плюется порывами, мотает девичьи шевелюры, загрубляет кожу на лицах. Вода шипит принесильным прибойчиком…
Здесь, перед панорамой распахнутой на вход Евроазии как нельзя верно чувствуются все дерзкие решения с запросом на исполнение. Камень предыдущих цивилизаций оставляет очень мало сомнений в верности конечного пути, в дороге с одним лишь направлением, без путей отхода.
- Вай, народ!! – воскликнула повторно Лана, - ей-богу, тут явно работает какая-то современная сущность. – ее бескрайние волосы при этих словах вырвались из заплетенного косища и затрепыхались параллельно земле, - камень, холод, а все как то мягко, будто подстелено кем-то. И этот «кто-то»… ОЙ! Этот кто-то недалеко!
Ветрюган ударил в отвесную стенку кара, зашептал о своем зарождении камнепад. Посеред раскрывшейся глади озера вновь вспрял водяной столб, рванувший в сторону отвесного берега.
- Ребята! Умоляю! Давайте тут заночуем! – Милана была сильно возбуждена и говорила с придыханием, - с утреца двинем
- Не замерзнешь? – издевательски усмехнулся Сергей, - А, кстати, куда спускаться-то? Сразу на Нярту или в Нероечку затусим, хотел вас с Лехой познакомить… Кстати, есть у меня смутное подозрение, что это за «святая сила» тут действует.
Действует, Серенький, еще как действует! – волновалась Милана, - боле того, не устояла бы эта жесть столь долго… ну, та, о чем говорили мы… Не устояла б без некоторого смягчения абсолютным добром. Вот так заглядываешь – и явно видишь «разбавку» некую, а без нее – тр-реснул бы лед и посыпался осколками. И все иже с ним. Это как рассыпанные по планете ма-а-алые точечки. И… тут явно не без христианского Бога обходится. Тепло мне тут, классно. Неужто кому неуютно?
Ленка поймала себя на мысли, что не может бросить тут «бычок», даже аккуратно закопать в камни что-то мешает. Промаявшись десяток секунд, затушила его пальцами и положила в карман штормовки.
ОГО! – вдруг в голос воскликнул Беркин, - ну-как-ну-ка! Эй, смотрите туда!!! – к озеру со стороны Азии поднималась, белея средь серого камня выцветщей штормовкой, чкловеческая фигурка, еле-еле различимая в километровой дальности.
- Ни хера себе слепой! – радостно восприняла Лана, - ты че, на жалкость что ль бьешь, а?
- Сюда идет… - уже тихо не заметил похвальбы Беркин, - это, кажись, Алешка и есть. Дождемся, не спугнуть бы. Орать не хочется. Вот тебе и НА!
- И ты на таком расстоянии определил, что это Лешка!! – продолжала настаивать девушка.
- Я… я его, как бы, чувствую. Говорю ж, непростой это кент.
- Что ж в нем такого непростого? – поинтересовалась Елена, - давай, колись!
- Да, сейчас сама узнаешь… Так не рассказать особо. Только что рядом с ним я вижу лучше, вот это знаю точно.
- Да ты, вроде, и с Ланочкой рядом соколиком зришь ужо! По крайней мере, разглядел ее досконально во всех…
- Шокальская, кто б тебе пасть заткнул, а!
- Да некоторые пытаются вот, с переменным успехом. Ладненько, познакомишь…
Человеческая фигурка медленно приближалась к озеру. Хоть картину символическую рисуй – фон дремучей, ьеспредельной Азии, сине-серый лес по сопкам – и поднимается от него к верхотуре крошечное чкловечкское существо, как выходец из той вечной густой дремы Неровно идет, как будто усталый сильно или пострадавший от чего-то. Или просто старенький и слабосильный. Но – идет, поднимается, совершенно с неясной целью.
- Странно… - размышлял Сепрега, он ходит с Неройки на Нярту, говорил, там у него какое-то таинство непонятное. Но это озеро… неблизко от прямой тропы его.
Человек тем временем заметил компанию, приостановился в недоумении во впадине каменной тропы, Егерь вышел в обозримую перспективу и засигналал руками, только после чего белесая штормовка двинулась к намеченному.
Когда ребята пригляделись к Стату, его состояние изрядно напугало. Ребенок как заколдованный неведомой силой глядел на медленно приближающегося. Глаза парня были блестящие от слез, тело трепыхалось ощутимой даже со стороны дрожью – причем непонятно, то ли страхом, то ли неподвластным сознанию священным трепетом. А, скорее амего, и тем, и тем. Руки мальчишки силились воспроизвести какие-то движения, которые не удавались,
Он готов был схватиться за голову, чтоб удержать вылетевшую в открытый астрал свою психику. Совершенно непонятно и ему самому, ЧТО ТАКОЕ нес в себе этот незнакомый человек и где он мог знать о нем раньшг, но ЗНАЛ – это точно. Приближалось НЕЧТО очень знакомое и значимое, поток детского чувства вываливал за пределы не только мозга, но и сердца. «Бог… Мой Бог…» - трепыхались слова в плазме беспредела.
- Мама! Это – святой! – наконец прошептал сын малослышимым голосом чьи-то малознакомые слова.
- Не гони, братишка! – ласково согласилась с ним мама, прижавши к телу, - Прорвемся…
- Счастье Божие, дождался! – немолодой, тщедушный дядька, укутанный в смешную бороденку, рухнул на колени, будто обессилевший от бесконечного пути по земле у Царских Врат. – Дожил, заслужил, Спаси Бог! Свет вам, ласковые девы, я вас видел…. – и истово закрестился…
Продолжение
http://www.proza.ru/2011/02/27/2174