Весна 1983. Энгельс. Саратовская область.
Сегодня День Победы. Пожалуй, один из немногих настоящих праздников. Не притянутые за уши «Первомай» и «Международный женский день», а завоеванный, заслуженный, выстраданный… Тот, который со слезами на глазах.
Сегодня жарко. Из глубин саратовской степи пышет жаром. На небе ни облачка. Наш третий курс в полном составе и в парадной форме, после краткого инструктажа, отправляют на кладбище. В хорошем смысле слова.
Задача, поставленная перед нами, ответственна и деликатна одновременно – мы обеспечиваем порядок при возложении венков к могиле Неизвестного солдата и оказываем всевозможную помощь ветеранам.
В общей сложности нас человек эдак двести пятьдесят. Начищенные сапоги, аксельбанты, белые перчатки тоже добавляют действу торжественности и блеска. Нас равномерно распределяют по достаточно большой территории кладбища, выставляя парами у проходов и на аллеях.
Впервые попав сюда, мы обнаруживаем большой участок, где памятниками служат фрагменты хвостового оперения самолетов, на вертикальной поверхности которых помещены фотографии погибших экипажей. Их много. Их ОЧЕНЬ много. Когда окидываешь взглядом эту часть кладбища, то невольно создается впечатление, что хвосты просто растут из земли… От этой мысли передергивает.
Рядом с нашим училищем базируется дивизия дальних бомбардировщиков, в простонародье – «Лётка». А мы и не слышали, что так много аварий. Правда, недавно упал один. Даже высоту толком набрать не успел. Всего-то километров пятнадцать пролетел. И упал. В двух, расположенных неподалеку, деревнях все окна вышибло. Еще бы. У него ж в крыльях почти две цистерны бензина было. Ящики черные нашли, а вот экипаж… Так и хоронили. В какой-то гроб положили шлемофон, в какой-то планшетку…
Возвращаемся к нашим постам. Ветераны. Они повсюду. Изнывающие от жары в своих темных суконных костюмах, в форме, в невесть как сохранившихся гимнастерках, в бескозырках, с цветами и без, со слезами и какими-то виноватыми улыбками. Встречают знакомых. Объятья. Медали звякают по медалям – грудь в грудь. Если на миг прикрыть глаза, то кажется будто движется облаченная в кольчуги рать.
У могилы Неизвестного солдата играет оркестр. Ветераны, разбившись на группы, ищут спасения в тени. Теперь мы смотрим в оба! У нас несколько пунктов, где стоят ящики с минеральной водой. На каждом посту бутылок по пять. Вот кому-то уже нехорошо. Аккуратно берем под руки, предлагаем прохладную воду и помогаем дойти до машины «скорой». Снова возвращаемся в свой сектор. Через час работы прибавится. С самих пот стекает ручьями. В перчатках красиво, но попробуйте походить в жару в шерстяном костюме, сапогах и варежках, и вы все сами поймете.
К обеду мероприятие заканчивается. На кладбище остаются несколько патрулей из летной дивизии. Мы строем возвращаемся в училище. Разрешают снять перчатки. Пальцы сморщились, как после горячей и продолжительной ванны. Кителя промокли насквозь. А ведь мы еще в увольнение собрались… Сдаем аксельбанты и белые ремни. На обед разрешают идти в рубашках. Кителя висят в проемах распахнутых окон и, размахивая пустыми рукавами, усиленно делают вид, что сохнут. На рубашках светлыми сухими полосками выделяются воротники и манжеты. Медленно проступает соль. Тем не менее, настроение праздничное…
Те, кто собрался в увольнение, производят быстрый поиск сухих и относительно чистых рубашек. В основном заимствуют у тех бедолаг, что остаются. Кто не нашел чистую, справедливо решают, что при застегнутом кителе – не такая уж и грязная… Через какое-то время мы все уже стоим на плацу, и дежурный по училищу - преподаватель мутной науки «теория электро-радио цепей», а проще ТЭРЦ, придирчиво осматривает наш внешний вид:
- платок, расческа, прическа, степень побритости и наличие глянца на ботинках;
- не ушит ли козырек фуражки на белогвардейский манер, когда он становится маленьким, расположенным строго параллельно лбу и буквально прилипающим к нему;
- не расклешены ли брюки как у балтийского, анархически настроенного, матроса;
- нет ли в пагонах пластиковых «вставок», которые мы выпиливали и гнули над огнем из матовых боковин коробок с лампами дневного освещения, тех, что висели в коридорах учебных корпусов;
- а вдруг на галстуке цветной эмалью нарисован «знак ПВО»! А ведь красиво рисовали, и очередь была ого-го!
- а вдруг там заколка офицерская!!! Боже упаси!
- а вдруг… ВДРУГ!!!
Кого-то отправляют стричься, кого-то переодеваться… Но основная масса прорывается!
Прямо перед КПП меняем «показные» кителя и фуражки на те, в которых будем «рассекать» по Саратову. А именно туда мы и направляемся.
Саратов. Как говаривал наш комбат: «Курсантов больше чем людей!».
Вертолетное училище, военно-медицинское (где учатся шесть лет и к последнему курсу рука уже не сгибается от пришитых на рукав нашивок), ракетных войск стратегического назначения (такие же «крестоносцы» с пушками в петлицах, как и мы), общевойсковое командное (краснопогонные «Рексы», отлавливающие нас и страшащиеся наших патрулей), училище химической защиты («хим-дым»), школа чего-то там милиции…
И каждое училище выпускает на охоту, как стаю немецких подводных лодок-рейдеров, пучок патрулей. И задача у них соответствующая: «Обнаружить, изловить, доставить, составить, направить и отправить!».
Сегодня праздник. Он чувствуется даже в тесном автобусе, несмотря на то, что мы проезжаем Энгельсский клей-завод где, источая невероятную вонь, варятся кости убиенных животных с местного мясокомбината.
Проезжаем по трехкилометровому мосту через Волгу, разглядывая сверху группки отдыхающих на острове людей, и, наконец, въезжаем в Саратов.
Маршрут «гуляний» отработан и протоптан по улицам города сотнями ног в форменных ботинках. От цирка до пив-бара «Ледок», потом круг почета по центру, потом где-нибудь посидеть-покурить, посещение «Пельменной» или «Вареничной», но только такой, чтоб пиво было, а там уже и назад надо собираться. Вот ради такого продуктивного отдыха и стараешься целую неделю в наряд не угодить, да в караул не попасть на выходные.
На одной из улиц видим идущего навстречу ветерана. В его руке букетик немного обвисших гвоздик, а на выбеленной гимнастерке с погонами старшины, огнем горят два ордена «Красной звезды».
- А давай ему честь отдадим.
- Давай!
- И три строевым!
Поправляем фуражки, распрямляем спины. Проходя мимо ветерана, переходим на строевой шаг, молодцевато отдавая заслуженную им честь. Мы же «парадный расчет»! Мы же умеем! На удары наших ботинок даже мягкий от жары асфальт тротуара отзывается звучно как брусчатка. Ветеран замирает. Он прикладывает руку к своей пилотке, и мы, держа равнение на право, видим в его глазах слезы. От вида этих глаз у самих спирает дыхание. Люди на улице смотрят на нас с уважением.
Пройдя несколько шагов и посмотрев налево, видим на противоположной стороне улице патруль «краснопогонников». Они не делают, как обычно, приглашающих жестов, после которых следуют стандартные придирки к внешнему виду.
Они стоят и отдают нам честь! Мы тоже прикладываем руки к фуражкам. Нам пора в училище.