УРОДЛИВЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ ЧЕРНОБЫЛЬСКОЙ РАДИАЦИИ...
ИЗ ИНТЕРНЕТА
" Родившаяся в Чернобыле девочка стала символом его возрождения
26 апреля 1986 года случилась чернобыльская трагедия. А 12 лет спустя в зоне родилась и живет девочка, которой там не должно было быть.
Ее объявили опухолью, а она оказалась Марией, единственным ребенком, рожденным в Чернобыле после ядерной катастрофы. На нее устраивали облавы, ее выбрасывали на мороз, закрывали в нетопленой хате, заматывали в грязные мешки. Жизнь Марии, официально несуществующей, не стоит ломаной гривны. Она должна была родиться мутантом, уродцем, она могла подтвердить: Чернобыль опасен для жизни. Но Мария оказалась здоровой, голубоглазой, белокурой и розовощекой, как херувим с конфетной коробки. Власти ее не признали. Людям она дала надежду: Чернобыль возродится и пустит домой своих прежних жителей.
Согласно докладу украинского правительства "Чернобыльская катастрофа. Опыт преодоления", от взрыва на ЧАЭС пострадали более 3 миллионов мирных жителей, половина из которых - дети. Среди 500 тысяч ликвидаторов аварии здоровыми считаются 10 процентов. Более 2 миллионов человек не могут выехать с земель, в разной степени загрязненных Чернобылем. Около 40 процентов отравленных аварией женщин не могут иметь детей. Рак щитовидной железы у детей, пострадавших от Чернобыля, случается в пять раз чаще, чем у "нормальных сверстников".
Мария должна была стать символом постчернобыльской Украины, а оказалась девочкой, прячущейся от всего мира. Чернобыльская работница Лида Савенко родила Марийку в 47 лет. Она готовилась не к родам, а к смерти. Врачи сказали, что у Лиды - опухоль, которую поздно удалять. "Опухоль" росла, Лида прощалась с родственниками и потихоньку распродавала все, купленное за жизнь. Через 9 месяцев "опухоль" разродилась девочкой.
"Врачи меня так убедили, что я больна, что у меня и мысли о беременности не было, хотя Марийка - третий мой ребенок. В Желтых Водах осталась 24-летняя дочка и 18-летний сын.
Чернобыль дал Лиде Марийку, предварительно отобрав все, что у нее было: мужа, исчезнувшего, пока Савенко ездила на вахты на ЧАЭС; детей, быстро отвыкших от мамы. Лидина семья встретилась спустя два чернобыльских года и тут же развалилась. Лида оказалась в ядерной зоне отчуждения с незавидным статусом незамужницы, без жилья и перспектив. Она заняла брошенную хату на Чернобыльском Подоле, махнула рукой на то, что жилье заражено и попыталась жить: сама вырубила лес, захвативший дом и огород, начала хозяйствовать.
На отвоеванную у аварии территорию зарились многие, а один пришел и остался. Лида посопротивлялась и махнула рукой второй раз: "Пусть лучше будет этот Миша, чем никто". Новая семья не стала сенсацией зоны: "вахтовые" союзы в ней возникают и распадаются по пять раз на дню. Лида стала уникумом - она живет с Мишей десятый год. Оба они теперь безработные - их уволили за рождение дочки: Мишу - со станции, Лиду - из столовой.
Им не дают выжить в "зонном коммунизме", где все бесплатно, но - по талонам. А талоны имеет только тот, кто работает. Семью выдавливают из зоны, чтоб убрать из нее Марию. Но Лида никуда не едет - притяжение Чернобыля сильнее здравого смысла.
Глава администрации зоны отчуждения Владимир Холоша лично наведывается к Лиде - уговаривает уехать и увезти "малую" в Желтые Воды. Холоша уверен, что там Марийке будет лучше, хотя Воды - территория смертников. Здесь - урановые рудники, куда свозили приговоренных к "высшей мере", здесь были тренировочные лагеря ГРУ, где на живых "куклах" отрабатывали боевые приемы. "Здесь радиация сильнее чернобыльской, тут велико излучение радона", - рассказал заведующий украинской лабораторией внешнего облучения Вадим Чумак. Чернобыль по сравнению с Водами - курорт, но по закону детям в зоне быть не положено.
Мария родилась у 47-летней мамы без всякой медицинской помощи, в радиационной хате, тайком. "Когда у меня отошли воды и я догадалась, что не больна, а беременна, мы с мужем побежали по Чернобылю - искать шелковую нитку - пуповину перевязать. Пока нашли, мне уже совсем пора рожать. Родила быстро, Миша принял ребенка, а завернуть его не во что: у нас ни пеленки, ни распашонки - мы же Марийку не ждали. Знали одно - никому о дочке нельзя рассказывать.
С утра я взяла себя в руки и пошла на работу - вроде ничего не случилось. Но Чернобыль - почти село. Кто-то услышал детский плач, кто-то вычислил, откуда он доносится".
Мария родилась в 1 час 25 минут пополуночи. В такое же время взорвался Чернобыль. Мистика Марийкиного явления стала легендой, к ней пошли "волхвы с дарами" - "кто ситец на пеленку принесет, кто кроватку". Игрушки собирали в чернобыльских заброшенных домах. Соску Марийке так и не нашли - откуда такой деликатный предмет в умершем городе, где не могло быть детей?
За "волхвами" к Марийке пожаловали милиция и администрация зоны отчуждения. Название зоне дали неспроста. Она чужда Марийкиным проблемам, сохранить Чернобыль без жизни - ее задача. Администрация потребовала: убрать ребенка из города.
"Администраторы к нам приезжали по два раза на день. Потом стали являться мои подруги: их уволили с работы за то, что не заставили меня увезти Марийку. Потом явился директор фирмы, на которую мы работали. Сказал, что предприятие закрывают, потому что я в нем числюсь. Затем милиция устроила на меня облаву. А в итоге меня обманули друзья. Сказали, что помогут мне съездить в ближайший райцентр Иванков, выправить Марийке метрику. Я отправилась одна, Миша остался дома с дочкой. Пока я ездила, Мише сказали, что я уже не вернусь, что переселилась в село за зоной. Ему помогли собрать вещи, сгрузили их, его и Марийку в машину и выкинули за зоной, в деревне, у заброшенной хаты: "Тут живите". Меня привезли туда же. Забегаю в дом, а малая лежит в холоде и дрожит".
Тогда Марийка крепко заболела. Думали - не выживет. В радиационный, но теплый дом Лида не могла вернуться: КПП получили приказ ее не пускать. Марийку спасла чернобыльская журналистка Нина Мельник. Это она в 1986-м объявила по радио, что на станции - авария, нужно эвакуироваться. Нина созвонилась с киевскими подругами, они приняли Лиду и Марийку на три месяца - на лечение. Малую выходили и решили: ей пора назад, в зону.
Лиду ввезли в Чернобыль машиной. Целью поездки назвали посадку картошки: мол, нигде на чистой земле Савенко не нашла себе огорода. Объяснение, как ни странно, сработало. Пока Лида препиралась с охранниками, малая мирно спала в авто на полу у Лидиных ног, завернутая в мешок - живой и теплый Лидин "посадочный материал".
Лида почувствовала себя радисткой Кэт из известного фильма: если бы Марийка подала голос, Лиду бы арестовали - за незаконное проникновение в зону.
Мир так трудно принимал Марию, вроде настаивал: Чернобылю положено умереть, а не рожать детей. Марийку долго не могли окрестить: зонный батюшка не появлялся в своем приходе, а киевский протоиерей Всеволод не желал участвовать в Марийкиной судьбе: "У меня и так 27 крестников, мне еще чернобыльских не хватало". Крестную для Марийки нашли с трудом - на эту роль согласилась только Лидина соседка Надежда Николаева. Коренная чернобылянка, нелегально вернувшаяся в зону и ставшая самоселом, она повесила на своих дверях табличку "Здесь живет хозяин дома" и занялась Марийкиной судьбой.
Надежда шесть лет помогает Лиде прятать Марийку в зоне, она возила девочку в Киев - показывала кубинским врачам, за океаном лечащим чернобыльских детей. Те пригласили Марийку к себе, обещали оплатить ей перелет через океан. Но Лида, привыкшая к подлости властей, кубинским не поверила. Решила, что ребенка приглашают "на опыты", хотят отнять его у матери. Чернобыльские власти уже пытались лишить Лиду родительских прав. На нее подали в суд - мол, издевается над несовершеннолетней, радиационной едой кормит. Лида искренне возмутилась: "Я ж и картошку, и рыбу, и дичь проверяю дозиметром. Все чистое".
Лида не хочет знать, что дозиметр ее - "не честный", бытовой, а чернобыльские сомы и дикие кабаны стали скопищем радиации. Лида обустроила малую, как могла: в ее доме все выбелено и вычищено, ковры-дорожки сияют чистотой, в коридоре висят качели, а в гостиной - лестница - "чтоб малой было чем заняться". Она лазит по Лидиным сооружениям, смотрит серьезно и цепко, четко повторяет все сказанные взрослыми слова, какими бы матерными они ни были, и не представляет, что где-то еще в мире существуют дети. Она их никогда не видела, вокруг нее - подвыпившие вахтовики и "доаварийные" старики-самоселы.
Именно они поехали в Иванковский суд, собиравшийся сделать Лиду бездетной. Делегация из четырех бойких бабушек дружно кричала на судью. Базарный, но праведный крик победил неправду. Суд оставил Марийку маме. Не зная, как обернется дело, Лида заранее договорилась с сестрой-днепропетровчанкой: "Если ребенка решат отнять, я вывезу его из зоны в сумке, отправлю ее в Днепропетровск. Родня обещала потесниться и досмотреть малую, хотя их - четыре человека на 30 квадратных метрах.
Теперь Лиду в зоне пугают: ее ребенка могут выкрасть, вывезти из зоны и отдать в интернат - Марийке в этом году шесть лет, пора в школу, но в бездетной зоне школ нет. Лидиными делами озабочена Чернобыльская спецпрокуратура. Она уверена, что ребенок в зоне - страшное нарушение закона.
Лида предполагает, что прошедший суд для нее - не последний. Сейчас из зоны выдворяют ее Мишу. Говорят, что он не муж, а сожитель, не отец, а производитель, не работящий мужик, а иждивенец, не полноправный гражданин, а бомж, прописки не имеющий.
Если Марийка отстоит свое право на чернобыльскую жизнь, ее полку прибудет. Как говорит Лида, 18-летние девчонки, работающие в зоне, беременеют часто, их отправляют "на легкий труд" - пока не разродятся. Детей они отдают в чистые места - родственникам и в дома ребенка, а сами возвращаются в зону - Чернобыль притягивает их магнитом. Если Лида выиграет, ее "последовательницы" перестанут вывозить детей. По мнению Вадима Чумака, в этом нет ничего страшного: "Человек спокойно переносит облучение в 1 милизиверт в год. Чернобыль соответствует этой норме".
Даже в первые послеаварийные годы в зону привозили детей - самоселам оставляли внуков на лето, "на оздоровление". На них власти облав не делали, их не замечали, на них смотрели сквозь пальцы - они не были символами чернобыльского возрождения.
Лида готова к боям за семью. Самоселы, следящие за нынешней "артподготовкой", не могут понять единственного: "Японцы за 13 лет сделали Нагасаки цветущим, а у нас через 18 лет после аварии - развалины до неба. Марийка - первая коренная чернобылянка, родившаяся после катастрофы. Этот ребенок возродит нашу землю, мы его отсюда не отпустим". Неведомый чернобыльский поэт посвятил Марийке бесхитростные, угловатые, но пронзительные строки о том, что пришла на сгоревшую землю Мария и потушила злую Звезду-Полынь.
Пока Марийка - умелая участница войны за саму себя: научилась быстро прятаться за печкой, когда в дом заходят чужие. Умеет долго молчать - когда боится, что ее обнаружат и опять оторвут от мамы. Марийка совершенно не интересуется лентами-бантиками-платьицами и прочей девичьей "ерундой". Она знает одну моду - зонные камуфляжные одежды, в которых так легко скрываться в радиационных лесах.
Ее никто не спрашивает, хочет ли она быть символом. Но ребенок со взрослыми глазами свое слово скажет обязательно - когда узнает, что живет за колючей проволокой и что Земля - больше зоны.
Досье
Чернобыльская зона останется радиационно загрязненной 24 тысячи лет. Выведение из эксплуатации ЧАЭС продлится 40 лет. В саркофаге взорвавшегося энергоблока хранится более 160 тонн ядерного топлива. Украина должна расчистить 800 чернобыльских радиоактивных могильников. Украина оценила свои чернобыльские потери в 12 485 миллионов долларов. Согласно Меморандуму о закрытии ЧАЭС страны "большой семерки" должны выделить Украине на выведение станции из эксплуатации более 300 миллионов долларов; на окончательное закрытие ЧАЭС - 600 миллионов; на преобразование укрытия разрушенного энергоблока в безопасную систему - 758 миллионов; на строительство энергоблоков, компенсирующих потерю ЧАЭС - 1,48 миллиарда. Эти суммы выплачены лишь частично. Украина подчеркивает: она осталась один на один с Чернобылем.
-------------------------
Источник: Блок "Родина"
Официальный сайт: www.rodina.ru
Постоянный адрес: http://www.rodina.ru/interview/show/?id=501
Духовный Чернобыль страшнее ядерного.
26 апреля 1986 года - 20 лет назад произошла авария на Чернобыльской атомной электростанции
- Александр Николаевич, вы, в то время комментатор телепрограммы "Время", были первым из телевизионщиков, кто открыл стране Чернобыльскую трагедию. Как вы оказались в Чернобыле?
- Трагедия произошла утром 26 апреля. А 1 мая после репортажа о праздничной демонстрации, когда я пришёл домой, мне позвонили из редакции и предложили поехать в командировку в Чернобыль. Я согласился. Вечером того же дня со съёмочной группой, а также несколькими корреспондентами центральных печатных изданий: Губаревым Владимировичем Степановичем - редактором газеты "Правда", Иллешем Андреем Владимировичем - зам. редактора отдела информации газеты "Известия", Иткиным Владимиром Ильичом - соб. корром ТАСС и другими мы уже садились в поезд. Состав был совершенно пустой. Народ уже знал о том, что произошло. Проводницы нам рассказывали, что оттуда, из Киева, поезда идут переполненные. Люди рвутся уехать, разъезжаются по всей стране.
Мы приехали в Киев. Оттуда я сделал первые репортажи. Моя группа была - оператор Женя Шматриков и два видеоинженера: Маркелов Александр Юрьевич и Захаров Александр Михайлович - талантливые молодые ребята… Мы прорвались в Чернобыль. То, что я увидел, потрясло меня до глубины души. Подъезжая к Чернобылю, мы увидели аиста. Он сидел в гнезде. Ожидали увидеть город опустошённым, но он был наполнен людьми: здесь располагался штаб по ликвидации аварии. Еще ближе к атомной станции находится город атомщиков Припять. Он, в отличие от Чернобыля, был словно вымершим: на улицах - ни души. Впечатление жуткое.
Самое гнусное, что ответственные лица опасались говорить о происшедшем: руководство атомной станции боялось сообщить в Киев, республиканское начальство - позвонить в Москву. В итоге пострадали люди… Из Припяти начали вывозить людей только через сутки. Играли свадьбы, дети ходили в школу, ловили рыбу.
Хотел бы отметить, что именно там впервые я задумался о жизни и смерти. Вообще - о предназначении человека. Зачем мы приходим на Землю? В чём смысл жизни? Чернобыль ярко высветил и трусов, и героев, и подлецов, и честных людей. Он был как лакмусовая бумажка, там проявлялись духовные и нравственные качества человека. Кто-то бежал оттуда, а кто-то, наоборот, приезжал ликвидировать аварию и жертвовал своим здоровьем, а то и жизнью. Да, у многих из нас не было понимания того, что такое радиация. Многие слышали о её воздействии на человека, но когда опасность невидима - её трудно осознать…
Я стоял на берегу реки Припять - красивейший пейзаж, небо голубое, яблони в цвету. Кажется, что ты в совершенной безопасности. И отрезвляло только осознание того, что ты вдыхаешь радиоактивный воздух, что у тебя на зубах хрустит радиоактивный песок.
- Даже песок?
- От него там некуда было деться. Ветер поднимал пыль, которая забивалась в глаза, уши, рот. А респираторов, как и многого другого, на всех не хватало. Ведь нас в Чернобыле никто не ждал. Мы были первыми, кто туда пробрался. Когда нас увидел там академик Велихов, он за голову схватился и воскликнул: "Что вы здесь делаете?! Кто вас сюда пустил?!".
- Вы сказали, что "пробрались" туда, но неужели центральному телевидению не был дан "зелёный свет"?
- Это была закрытая зона. Мы объяснили охране, что доедем только до границы воинской части, а сами поехали вглубь. Других журналистов пустили гораздо позже, после нас. Десять дней ежедневно мы давали репортажи из Чернобыля.
- Как это происходило?
- Мы ночевали в гостинице в Киеве. Рано утром садились в машину, ехали в Чернобыль, делали репортаж, возвращались назад, готовили видеоматериал и снова уезжали в радиоактивную зону.
- Что вам более всего запомнилось за эти десять дней?
- Было ощущение нереальности происходящего. Я даже сейчас в любое время года вновь и вновь часто представляю себе тот солнечный весенний день, наполненный зеленью, светом, белым цветением яблонь. Вокруг - красота Божьего мира, а в душе понимание того, что ты, человек, сотворил зло. Я понимал, что каждый день пребывания здесь сокращает мою жизнь. Однажды мы остались ночевать в Чернобыле, где располагался правительственный штаб по ликвидации последствий аварии, и до поздней ночи сидели за чашкой чая с заместителем главного инженера Чернобыльской атомной станции по строительству Евгением Ивановичем Акимовым. И вдруг вижу: по полу бежит мышка. Мимо нас пробежала, перевернулась, задрыгала лапками, опять перевернулась, - и уже не бежит, а ползёт: задние лапки волочатся. Я спрашиваю: "Что такое с ней?" Он ответил: "Да нахваталась уже…" Спрашиваю: "Чего нахваталась?" - "Радиации", - отвечает.
- Вы испугались?
- Нет. Но в душе появилось ощущение холода. Вышел на крыльцо: звёзды, луна, небо, бескрайняя Вселенная... Слева - церковь: купола, крест высвечиваются в лунном свете, как бы указывая путь к спасению. И я вдруг почувствовал вокруг холодящую смертельную угрозу, от которой одно спасение - Господь.
- В этот момент вы впервые подумали о Боге?
- Я был крещён в младенчестве, но православным стал именно там, в эту ночь. Вдруг задумался и понял, что мне нужно выбирать или временную жизнь на Земле, или вечную - на Небе. Или служить земным "владыкам", или нашему Творцу... Ярким воспоминанием остаётся полёт на вертолете над дымящимся реактором, который мы снимали. Помню, лётчики говорили: "Вы только не забудьте положить себе на сиденье свинцовые листы!".
- Вы не забыли?
- А как же!? Но был ли от них толк? Не знаю. Ведь мы работали, а не сидели на одном месте: вставали, высматривали наиболее подходящие планы съёмок. Мы видели красные пятна в жерле расплавленного реактора четвёртого энергоблока, из которого вверх поднимался столб радиоактивного воздуха. А на крыше третьего энергоблока взрывом были разбросаны сотни тонн высокорадиоактивной массы - куски графитовой кладки реактора. И все эти сотни тонн потом пришлось сбрасывать солдатам-добровольцам. Они заменили не сработавших в этой ситуации электронных роботов. Это была смертельно опасная работа… Все лётчики, с которыми мы летали, - уже умерли. У них была опасная работа - они сбрасывали в раскалённую пасть реактора мешки со свинцом, бором, песком.
- А как ваша группа?
- Мы болели потом. Но, с Божией помощью, выдюжили.
- А чем болели?
- Легкие, щитовидка… Пришлось лечиться и в больницах, и в госпиталях…
- Вы тогда не думали, что это, по сути дела, самоубийство - летать над реактором?
- Нет. Это воспринималось просто как работа, обязанность: рассказать людям правду о Чернобыле и никому не навредить, никого не напугать, не стать виновником паники. Вот почему я сегодня в Государственной думе так часто говорю о недопустимости жестокости и насилия на экране. О том, что нужно ввести ограничения по освещению тех же контр-террористических операций. Во время чернобыльской трагедии зарубежные голоса доносили: "Вырыты огромные ямы, куда сваливают десятки тысяч трупов умерших".
- Это правда?
- Это ложь, которая была источником паники. Тогда я понял, что с ложью надо бороться только правдивым описанием событий, а не умалчиванием о том, что происходит. Ведь руководители Украины, которые потом во всём обвинили Москву, сами в первые дни трагедии так и не объяснили людям, что происходит. В результате аварии радиоактивному заражению была подвергнута значительная территория Украины, Белоруссии, некоторые области Российской Федерации: всего около 500 населённых пунктов, 60 тысяч жилых домов и других зданий и сооружений… Первое сообщение о том, что там происходит на самом деле, прозвучало в моём репортаже в программе "Время" - его показали по центральному телевидению только через несколько дней после аварии… Чернобыль выявил и нравственные проблемы в нашем обществе. Виновны были одни, а ответ держали другие. Одни отсиживались в убежище, раздумывая, как скрыть масштабы катастрофы, а бесстрашные пожарные сражались с огнём, получая смертельную дозу радиации. Люди совестливые понимали, что это опасно, но всё же шли к реактору. А начальники скрывались, уезжали.
- Вы можете их назвать?
- Мне не хочется называть конкретные имена. Не хочу вспоминать даже фамилию директора атомной станции. Каждый из них уже пред судом - людей, истории, Бога. А героев, - их много, хочу назвать. Во-первых, это пожарные. Они всё-таки потушили пожар. Хотя и прекрасно понимали, что ценой собственной жизни. Майор пожарной службы Телятников остался жив. Это удивительно, ведь он получил смертельную дозу радиации. А его подчинённые все погибли. Тушение пожара в Чернобыле началось через несколько минут после взрыва. Однако, не зная уровня радиации, пожарные без спецзащиты вели борьбу с огнём непрерывно, бессменно. Хочется вспомнить добрым словом Эрика Николаевича Поздышева. Это исключительно грамотный инженер, прекрасный организатор. Прибыл со Смоленской атомной АЭС. День и ночь находился рядом с Чернобыльской АЭС в первые дни после аварии. Самые сложные и ответственные работы по наладке, пуску первого и второго блока лежали на его плечах. Он же потом сменил на посту бывшего директора Чернобыльской станции. Настоящим солдатом Чернобыля был и академик Валерий Алексеевич Легасов. Он внёс огромный вклад в ликвидацию последствий в первые часы после аварии. Был мужествен и самоотвержен. Легасов лично выезжал к аварийному реактору и произвёл необходимые измерения. Его смерть потрясла меня до глубины души…
Рядом с Евгением Михайловичем Акимовым работал его сын Игорь. Он был корректировщиком на вертолёте, обрабатывающим пылеподавляющим раствором крыши первого и третьего энергоблоков. Игорю пришлось написать десяток заявлений с просьбой о том, чтобы его направили к отцу для участия в ликвидации последствий аварии. И жена Евгения Михайловича, Людмила, тоже была вместе с ними. Вспоминаю тех, кого знаю по Чернобылю: генерала Тараканова, Юрия Самойленко, Александра Юрченко, офицеров Сотникова, Савушкина, покойного подполковника Кучеренко. Владимир Ильич Иткин - мой друг - умер от радиации. Это был удивительно талантливый журналист… Я хотел бы отметить и то, что 2 мая в Чернобыль прилетели председатель Совета министров Николай Иванович Рыжков и секретарь ЦК КПСС Егор Кузьмич Лигачёв, которые организовывали работу по ликвидации аварии. Надо отдать им должное.
- Несмотря на критику в их адрес?
- Поразительно: сказать правду для многих - страшнее смерти. Удивительная вещь: с одной стороны, человек рискует собственной жизнью, а с другой - боится вышестоящего начальства и не докладывает ему о реальной обстановке, чтобы не получить нагоняй. Так грешный человек устроен. И потому команда об эвакуации Припяти была дана только через сутки после аварии: люди в городе продолжали работать, учиться, дышать смертельно опасным воздухом, пить отравленную воду...
- После десяти дней работы в Чернобыле вы вернулись в Москву. Вы стали всесоюзной знаменитостью? Как вас встретила столица?
- Нормально встретила. В первый же день супруга выбросила всю одежду, в которой я был в Чернобыле, в том числе (несмотря на мои возражения) дорогую куртку на меху. Жена у меня молодец: настоящая русская православная хозяйка. А по поводу известности одно можно сказать: телевидение есть телевидение. На улицах меня стали узнавать еще в Киеве. Все предлагали свою помощь, бесплатно подвозили, даже вертолеты давали. - Спецкор "Известий" Андрей Иллеш мне говорил: "С тобой хорошо везде ездить. Великая вещь - телевидение.". В Москве нам вручили премию Союза журналистов - за серию чернобыльских репортажей. Наш документальный фильм "Боль Чернобыля" был признан лучшим на Международном кинофестивале в 1986 году в Монте-Карло. После той первой поездки я был в Чернобыле еще несколько раз. Осенью того же года мы отсняли там второй фильм, который назвали "Предупреждение". Хочу отметить, что после моего возвращения отношение ко мне моих товарищей и коллег по телевидению было очень тёплым и добрым.
- Последующие поездки в Чернобыль были уже не такие опасные?
- Конечно. Мы уже многое знали. Былая острота пропала. В первые дни ведь никто даже не представлял, как бороться с этой бедой. Спасибо академику Валерию Алексеевичу Легасову, который понял, что там нет нейтронного излучения. К сожалению, он покончил жизнь самоубийством.
- Отчего?
- Легасов сыграл одну из самых важных ролей в ликвидации аварии. А потом те, кто отсиживался в Москве, стали говорить, что надо было делать не так. Его критиковали, травили. И он просто сломался. Его критики не подумали о том, что подобная авария случилась в мире впервые. Никто не знал, что и как надо делать. Он работал на станции в то время, когда там голуби с неба мёртвыми падали под ноги. Радиация была дикая. Помню, как прекрасный организатор и человек Игнатенко, один из руководителей ликвидации, сказал: "Из Чернобыля все умные уехали. Остались только куры да мы". В процессе работы вскрывались новые нюансы. Например, думали, что территория в зоне заражения сплошь радиоактивная. Оказалось - нет. Стояли два человека рядом - один получил смертельную дозу, а второго она даже не коснулась. То есть, радиация идет пятнами. Здесь она есть, а тут нет. Помню, подъезжаем к станции, а там лес рыжего цвета - от радиации. Мы его проскакивали на огромной скорости, чтобы "не нахвататься". Во всей округе потом стали расти невероятных размеров грибы, яблоки. Из близлежащих посёлков и городков выселяли десятки тысяч людей. Многие оставались, даже прятались. Старики говорили: "Нас даже немец не взял, а тут какая-то радиация". Это поразительно: многие из них до сих пор там живут, а если и умирают, то от естественной старости. С Божьей помощью не взяла их радиация. А вот ликвидаторов очень много поумирало. Я с ними разговаривал, как с вами сейчас, а через два дня - они были уже мертвы.
- Каковы уроки Чернобыля?
- Во-первых, нужно говорить людям правду. Не ради сенсации, а ради того, чтобы они знали, как поступать. Во-вторых, надо иметь совесть. И в-третьих, надо верить в Бога. Безбожный человек, по своей самонадеянности и тщеславию, может сотворить великое зло. Те, кто соприкоснулся с Чернобыльской трагедией, осознали, что они - песчинка во Вселенной. В Откровении Иоанна Богослова сказано о приближении конца Света: упадёт с неба звезда Полынь, и треть вод, морей и рек на Земле станут горькими. А Чернобыль в переводе с украинского - полынь. Это одно из предупреждений безбожному миру о том, чтобы не думали, будто природу можно покорить. В век высоких технологий человек, отошедший от Бога, становится безнравственным, страшным и, как следствие, уязвимым.
- Вы сейчас поддерживаете отношения с вашими коллегами по Чернобылю?
- Мы созваниваемся, иногда встречаемся, вспоминаем минувшие дни. Делимся творческими планами. Бывший спецкор "Правды" Володя Губарев, который ездил с нами в Чернобыль, пишет интересные книги, сценарии, пьесы. Лично для меня Чернобыль - огромное событие, повлиявшее на мою жизнь и мировоззрение. Откровенно говоря, я лично не совершил ничего героического или из ряда вон выходящего, но был свидетелем героизма других людей. И мне сегодня больно оттого, что забывают ликвидаторов. Ведь это был подвиг десятков тысяч людей. И я невольно задаю себе вопрос: "А если бы авария произошла сейчас, смогли бы мы ликвидировать её?" Я сомневаюсь в этом. Ведь тогда была огромная страна. Вся мощь империи была брошена на ликвидацию катастрофы: люди, средства, финансы, техника. Одна Украина не смогла бы справиться. Да и народ был другим, самоотверженным. Тогда поистине жили по пословице "Чужой беды не бывает". Сегодня, увы, всё решают деньги. Но ныне и за огромные деньги в пекло не многие полезут. Люди быстро забыли Чернобыль, где все мы были вместе и победили в единстве и согласии страшную силу разбуженного атома. Мы вспоминаем ядерный Чернобыль. Но в душе современного человека происходит духовный Чернобыль. Люди теряют нравственный стержень, который помогает правильно оценивать то, что происходит в мире. И потому они дичают, становятся безподобными. Очень жаль, что многие этого не понимают. "
Андрей Викторович Полынский
© 2003 "Родина" (Народно-патриотический союз)