Бума Борисович Кацап был основным моим кининёвским другом. У этой дружбы были глубокие основания: я был влюблен в его сестренку Риту. Потом, когда от влюбленности не осталось и следа, появились другие причины. Я стал нужен семье Кацапов, как помощник Бумы в естественных предметах (математике и физике). Да и Рите тоже нужен был помощник. Её грамотность была на нуле. Нужно же было ей написать в дневнике: “Балела скрипам”. Скорее всего, именно эта фраза разрушила уже почти построенный замок влюбленности. Это было бабьим летом, когда все еврейские семьи высыпают во двор, чтобы варить в медных тазах джемы и варенья. Мне особенно нравился сливовый джем, а из варений - кизиловое и айвовое.
Такой прекрасный жаркий день
На джем слетелись осы.
Я не пойму, скрываясь в тень,
То ль лето, то ли осень ...
ВТ. Из сборника “Полынь”
Мы с Бумой стали, будто не разлей – вода: он у меня, а я у него. Его мама Клара была довольна нашей дружбой: как же профессорский сынок симпатизирует еврею со средненьким положением. Она не понимала, что сынок то никакого отношения к отцу не имеет. Это – не в еврейской семье!
Моя мама так же одобряла выбор моего друга. Во-первых, он был культурный мальчик: не использовал бранных слов, был - тих и смирен. Чистенькие комнаты его жилья нравились мне, и я любил бывать у него: мама Клара (отчества не знал никогда). Все её звали тётя Клара или просто Клара. Как я уже упоминал, его звали Борисом, и вы можете представить произношение его имени евреями. Он работал каким-то кладовщиком или учетчиком продуктов и нетрудно догадаться, что его семья всё имела, а, живущие вокруг евреи знали, когда будут выдавать по карточкам хлеб, муку и сахар. И я, как приближенный к его сыну знал тоже. И, несмотря на это знание, номер нашей очереди никогда не был ниже цифры 500. Значит, были и ещё более близкие источники этой “секретной” информации.
Хотя в школах выдавали бесплатно и ежедневно кулёчки с сахарным песком – почему-то считалось это необходимым для работы мозга – Бумка всегда отдавал свой кулёк кому-либо из избранных, чем и завоёвывал их признательность
Вообще он очень завидно питался. Например, у него был такой вкусный сыр, что на переменах слюнки у всех текли. Как делали такой сыр, я не знал и, однажды, спросил об этом у тёти Клары. Вместо ответа она показала крынку со сливочным маслом, в котором лежал изрядный кусок сыра. Вот тогда я понял поговорку – “как сыр в масле катается”. Клара добавила, что надо знать и секрет сыра. Только один раз летом на рынке в Феодосии я встретил похожий сыр – он назывался “масляный”.
Бумка никогда не ходил на речку Бычок, а тем более, не купался в ней – тётя Клара категорически это запрещала ему. Он был очень послушный мальчик, как и я (не в пример моему двоюродному брату Анатолию).
За все пять лет мы только один раз поссорились, эта ссора была крупной: Бумка съездил мне по физиономии, а я... я... я... просто и не знал, что сделать или сказать ему. И сказал то, что часто слышал на улице: “жид пархатый”. Что это означало, я не знал только, что это что-то очень обидное.
Мы около месяца не разговаривали. Поскольку я все время чувствовал вину, хотя и прежде, чем сказать эти слова, я получил по морде, и всё-таки чувствовал себя виноватым. А получил я по морде за то, что назвал его тупицей во время решения какой-то задачки на иксы и игреки.
Помирившись, мы, вдруг, начали экспериментировать с папиросами “Север”, для чего уходили за дом в укромные места и там попыхивали этими папиросами. Я говорю “попыхивали” лишь только потому, что мы втягивали дым и тут же выбрасывали его изо рта, т.е. не затягивались, но постепенно ига переходила в серьезный опыт. Особенно усердствовал я, и когда мной были выкурены три папиросы за короткое время, перед моими глазами всё поплыло, и я рухнул на землю. Бумка серьёзно испугался и побежал за помощью к матери, которой, конечно, всё пришлось ему рассказать, а я обнаружил себя на Бумкином диване. Когда я пришел в себя, уже нужно было идти домой, где меня ждала перепуганная мать. Это был первый опыт курения, который не повторялся 9 лет, но на заводе я закурил всерьез. На Кубе я в течение двух лет я выкуривал по 2 пачки в день сигарет Popularis, а когда возвратился домой, то все сигареты мне казались пресными, и я бросил курить совсем. Таким образом, после двадцатилетнего стажа курильщика, я расстался навеки с этой дурной привычкой.
На четвертом году работы на почтовом ящике я решил съездить в Кишинев. Бумка уже был женат, и его жена выглядела типичной еврейкой уже располневшей и какой-то масляной, как тот сыр, который так нравился всем. Бычок уже тек в бетонной трубе, что сильно, причем, в худшую сторону изменило весь пейзаж. По-прежнему, помои от стирки выплескивались прямо на улицу, в частности, Кагульскую, на которой проживала чета Кацапов. Однако на моей Мазаракиевской улице я не заметил никаких изменений: она как была маленькой и очень горбатой, так и осталась.
ВТ. 15.02.2011