Интернат для одарённых иногородних Юрик Дук
4. Явление. Первый год
Единственно чем радовало начало олимпийского года – это ожидание ребёнка. Окружающая жизнь начинала вызывать смутное беспокойство. Всё шире расползалось слово «Афганистан». В ограниченный контингент загремел Лёша Федосеев из соседнего отдела. Только вчера в пинг-понг в коридоре стучали, а теперь он отстаивает суверенитет братского народа, которого мы в глаза не видели. Но сказано братья – значит, братья. В магазинах становится до одурения скудно. Иду в выходной в универсам «Волжские зори» - очередь, маргарин дают. Ура, стоим! Долго стоим. В одни руки отпускают не более полкилограмма. Доходим до воротец, через которые вывозится товар в зал самообслуживания. Они закрыты – какое, вам, самообслуживание, передерётесь ещё! Неожиданно из воротец выглядывает тётка в грязно-белом халате: «Мужчины, кто поможет разгрузить?». Ну, мы ломанулись! «Хватит, хватит! А вы - выйдете, кому сказала! Не то торговать прекратим!». Но это уже не мне, а другим за спиной. Я-то один из первых – повезло. Коробки из машины раскидали в момент. В награду нам отвесили по трёхлитровой банке маргарина! «Только идите через служебный, чтобы другие не видели». Вот такой я герой-кормилец!
На работе запарка – изготовление партии спецмашин тому же Заказчику. После прошлогоднего конфликта на вывозе принято мудрое решение – завод автомобили собирает и сдаёт. Монтаж оборудования, где угодно – за забором, в Москве, только не на территории ВАЗа. Технология похлеще, чем в первый раз. Дырявить, варить – только в СКП. А там ко всему масштабный подход массового производства. Технолог Фаст меня озадачивает: «Юр, ты с картона шаблон на пол сделай – мы по нему размечать будем». – Давидыч, ведь неаккуратно будет! Размеры поплывут…Пол горбатый, картон – плоский! У вас же КИЛ (контрольно-измерительная лаборатория) есть… – А мы что тебе – над каждой железякой мудохаться должны?! Нам некогда, у нас план. Отдельный товарищ велит делать картон. Да, и … Дальше – круче. Слесарь не вальяжного статуса громоздит на верстаке пачку из пяти полов, сверху бумажным скотчем крепит нежный картонный шаблон. Я-то думал, он размечать начнёт. Мам-ма, миа!!! А он - хвать дрель и дыр-р-р всё насквозь! Я в шоке. А что делать – производство с массовым характером укоренившегося сознания. При переноске оснований кузова на главную сварочную линию (теперь уже вдвоём надрывались) я глубоко до кости порезал палец. В медпункте акта о производственной травме составлять не стали – я не их, не СКПевский. И, вообще, инженеру не положено по правилам физическим трудом грузчика заниматься – как об этом в акте квалифицировать? Кто допуск давал? Энтузиазм утух окончательно. Окраску, сборку пас, спустя рукава с забинтованным пальцем. Приехали московские прапорщики – угнали машины. Через неделю прилетела депеша – затруднён монтаж оборудования, командируйте специалистов. Специалистом оказался отдельный товарищ Кротов. С собой взял вальяжного слесаря экспортного участка с революционным именем Марат. Хотя кто кого взял – вопрос открытый.
Настало лето. Мы ждали сына. Впрочем, это было не принципиально. Но в поликлинике четвёртого квартала, куда Лиля ходила наблюдаться, уверенно заявляли – у вас по всем признакам мальчик. Мы и имя придумали – Стасик. И привыкли к нему быстро. А неофициально, между собой, кликали будущего дитя «Филиппком». Филиппок, да –Филиппок… Купили детскую кроватку, пластиковую ванну оранжевого цвета. Колясок не было. Объехал все районы города – Центральный, Комсомольский, не говоря уж, про Автозаводский. Нет нигде – страшный дефицит. Летом родят все – кому не лень! В комнате - десятиметровке и так тесно – диван, шкаф трёхстворчатый, сервант, стол-тумба раскладной (четверо последнего купила тёща-мама Вера, когда в прошлом году приезжала). Куда ещё кроватку втискивать – ума не приложу…
Четвёртого июля у нас был гость Сашка из Москвы. На моём пятом курсе его, молодого, подселили в нашу комнату на 7-ой Парковой. Нехилый амбальчик из сибиряков с копной естественно мелкозавитых кудрящек. Даже военная кафедра не смогла лишить его этой невинности методом обстригания. По моим представлениям он очень походил на трепетно чтимого поэта Павла Васильева, подстреленного на взлёте в Лефортовской тюрьме. Ванюшка-Лыу-Ньян очень потешался над Сашиным отчеством –Евстафьевич. На его вьетнамское ухо по звуку это было безумно смешно. «Как-как, - почти в сотый раз, заливаясь колокольчиком, переспрашивал Ваньша, - ев-ста-фе-Е-вич?!!!» и хохотал дальше. А Саша недоумённо улыбался, стоя посреди комнаты. Теперь в Тольятти он проходил производственную практику на конвейере ВАЗа. Евстафеич был образцово-показательным студентом, т.е. постоянно хотел жрать. Соответственно предупреждённая, Лиля постаралась не ударить в грязь лицом и наготовила, как казалось, до отвала – жареная утка, рис – типа плов, колбаса по талонам, салаты-овощи-фрукты-витамины и даже чёрная икра к блинам, сметана отдельно. Мама Вера обеспечила нас трёхлитровой банкой осетрового деликатеса от браконьеров с речки Терек. Мы давно его ели-ели и никак не могли осилить. Остатки на дне банки уже не вполне здорового цвета, тем не менее, пошли в дело без всяких последствий. На столе всё улетучивалось непостижимо быстро. У Лилика, очевидно, проснулся материнский инстинкт – доставались все заначки из холодильника и кухонного стола. Консервы - тушёнка, изжарена вся имеющаяся картошка и последний десяток яиц, прошлогоднее варенье к чаю, банка сгущёнки за один присест – феерия раблезианства била фонтаном до полуночи. Солировал Саша. Причём к алкоголю этот человек был абсолютно равнодушен. Когда на столе грустно и окончательно опустело, с фирменной наивной улыбкой Карлсона практикант - обжора изрёк, что не плохо бы и домой… Мы уже были совсем не против.
Убрали со стола. Сложили сам стол-тумбу. Пора было отходить ко сну – за окном чёрным бархатом простиралась душная июльская ночь. Сверчали отдельные сверчки. Тут Лиля почувствовала что-то не то… - и стремглав бросилась в коридор. В своих закрытых комнатах мирно спали соседи. А я встревожено тыкался в дверь ванной с недоумённо-глупыми вопросами: «Что с тобой? Что такое? Тебе плохо?» В ответ лишь воды лились. Немного успокоившись, неуверенным голосом Лиля попросила позвонить в «скорую помощь» и спросить, что делать, но только их пока не вызывать. «Может быть, всё - таки вызвать?.. – Нет, тебе же говорят - не надо! Просто спроси. – Да что спрашивать-то? – Что делать…». Было смешно и страшновато одновременно. Телефон-автомат был рядом, на улице сразу у подъезда. На том конце провода со мной ничего не стали обсуждать, велели назвать адрес и ждать на лавочке.
Карета «Скорой помощи» приехала достаточно быстро. Дежурный врач – мужчина невнятного вида, зашёл в комнату, равнодушно глянул на роженицу, задал пару вопросов и предложил с вещами на выход. Вещи были приготовлены загодя, как и учили в поликлинике. Вышли, сели, поехали. Медгородок с родильным отделением располагался за картофельными полями у леса. Территория полей предполагалась к застройке новыми кварталами жилья, но пока была отдана людям на прокорм. Машина прикатила к приёмному покою. Лилю увели оформляться, переодеваться. Я остался в коридоре. Что думать и делать – не знал. Лиля вышла в сопровождении медсестры, отдала верхнюю одежду, обувь. Она уже была сконцентрирована на предстоящем и просто сказала: «Иди домой». – «Да-да, - подхватила медсестра, - иди домой, голубок. Ещё и не известно, когда это начнётся. Завтра утром позвонишь – спросишь. Вон номер на стенке. Не волнуйся, всё будет хорошо».
Я вышел в ночь картофельных полей. Оцепенение спало. Завтра, блин, - уже сегодня! - я стану отцом… Сознание заволакивалось заботами. Вот приду навещать, - что передать-то? Лето, жара – молокопродукты не прокиснут? Фрукты – овощи, какие можно? Да и какие они есть в этом мире скорбного дефицита, так и не развившегося социализма?! На рынок, на рынок, не жалея денег! Всё возьму, что попадётся. Дома меня никто не ждал. Соседи продолжали дрыхнуть, не подозревая о предстоящем увеличении плотности населения. Улёгся. Не засыпалось. Система нервничала, будто самому родить. Периодически проваливался в небытиё, то приходил в себя. И так до утра, до того часа, когда посчиталось приличным потревожить телефон. В половину восьмого дежурная ответила, что наша в списках родивших ночью не значится. Через час тоже. Вернулся в квартиру. На кухне уже возилась первая соседка – Татьяна: «Ты что колобродишь? Как Лиля?» - Ночью увезли. - Да ты чё!!! И как? – Да никак пока…ждём. – Ну, ничего. Может, есть хочешь? – Как-то не тянет. Пойду - вздремну. – Смотри, проспишь. – Не должен… Прилёг – и отключился. Как пружиной подбросило уже после одиннадцати. Бегом на улицу к телефону: «Аллё-аллё! Не подскажете…». – Как фамилия?...минутку,…поздравляем – у вас ДЕВОЧКА!!! – Что?!… Вы не ошиблись? – Мама – Лилия Владимировна? – Да –Всё правильно! С дочкой вас. И с мамой всё в порядке – отдыхает. Можете приходить послезавтра.
Вот те раз! Мальчик будет, мальчик…Стасик, Филиппок! А оно, вон как – девочка… А и что? Тебя это не устраивает? Отторжение по половому признаку? Да, гребётся оно всё… УР-Р-РА! У меня дитё появилось – ДОЧКА! ЛУЧШЕ ВСЕХ!
С этим криком и влетел в двери. Соседи высыпали на кухню. Саша-химик, Валерка-электроник, Галка, Татьяна. Радости полные штаны! Где в столе мои заначки – водка да шампанское…ВИВАТ, ДОЧКА! – Как назовёте-то? – А фиг его знает. Мы ведь мальчика ждали. Да и какая разница! Потом, всё потом. Давай ещё по одной. За дочку приняли, - теперь за матерь новоявленную! – За отца по третьей! На том и остановились. На улице жара, время только обеденное, люди интеллигентные. Накормили супчиком (после Мамая Евстафьевича у меня шаром покати кроме выпивки) и отсыпаться отправили.
В воскресенье, набив кошелёк, отправился на рынок – несуразную пирамиду на выезде с улицы Юбилейной. Времена были ещё строгие, и вакханалии свободной частной торговли, чем ни попадя, на любом пятачке не предполагалось в принципе. Кесарю кесарево, jedem das seine, торговлю под надзор. Но на каждого и своего-то не хватало, не говоря про излишки. Огромное помещение рынка под высоченной крышей было наполовину пусто. Глаза разбегались по его просторам, но, ни во что не упирались. Сезон бахчевых культур ещё не начался. Из местной садово-огородной продукции предлагалась только клубника. Прошлогодний урожай представлялся сухофруктами в отделе потребкоперации…Люди!!! Кому мои деньги за витамины!!! Не торгуюсь!!! Тщетно. Да, я знал, что клубника может вызывать аллергическую реакцию и не рекомендовалась поликлиникой к употреблению родившим мамам. Но, мам-ма, миа! Что делать? Чем радовать женщину, принесшую мне такое счастье? И всё – таки я не решился. Призрачно ещё оставалось время завтрашнего вечера, - а вдруг, произойдёт чудо и на площадке у универсама «Волжские зори» меня будет ждать лоточник с апельсинами, хотя бы, и цвета беж! Или просто бабушка со смородинкой – красненькой такой, красненькой. Или первыми яблочками белый-белый налив. Как же, с разбегу и нате вам!…
В понедельник 7 июля 1980 года после семнадцати ноль-ноль на пятачке у универсама ни хрена не было. Ни апельсинов цвета беж, ни смородинки, ни яблочков. Отдельные дачницы продавали только клубнику банками. Подступал цейтнот – пора в роддом. И с чем таки, я вас уже не спрашиваю? Да, я взял эту дурацкую клубнику в объёме двух банок, смутно предчувствуя вздрюк. В далёком детстве, в отчем доме с огородом-садом, когда поутру полусонным, по известной нужде скоренько семенил по дорожке, всеми фибрами впитывая благоухания жасмина, тонкого яблоневого цвета и всё той же, но родной клубники, успевая отщипнуть штучек несколько её на ходу, в голове и не возникало мудрых строгостей санитарных постулатов – мойте всё перед едой! Теперь я осознавал, что неплохо бы их исполнить. Но время – время! Не возвращаться же домой – помыть, обсушить. Это к скольким же в медгородке нарисуешься?! Или там, что – воды в кранах нету? С таким сумбуром мыслей и злосчастной ягодой-клубникой, пересыпанной в полиэтиленовый мешочек, я понёсся на встречу с новой жизнью.
Новая жизнь сморщенным красненьким, с кулачок, лицом едва виднелась в раме окна пятого этажа… Отцов внутрь не пускали. Они орали в небо свои фамилии и, если повезёт, в ответ появлялась очередная мадонна со свёртком в руках. Мне повезло быстро – новорожденных принесли матерям на кормление. Вот она – наша дочь! Какая она? Практически, никакая – перевязанное одеялко и пятачок мордочки сверху. Снизу трудно рассмотреть подробности. Кивком головы Лилик тоже вопрошает: «Ну, как?». А что как? «Лучше всех!» - вскидываю кулак с выставленным большим пальцем. Главное, что есть. С остальным, в том числе и именем, - разберёмся потом. «Передачу медсестре оставил!» - кричу вдогонку. «Хорошо, - кивает Лиля и машет рукой вдаль, прижимая свёрток к груди, - Иди, кормить пора». И снова вдоль картофельных полей протоптанною тропкою папашек. Под стрёкот кузнечиков. В душе блаженное умиротворение – идиллия, да и только!
За немытый клубничный презент я получу по балде потом, по выписке из роддома. При выписке же определились с именем – нужно было оформлять справки для свидетельства о рождении. Нам дали толстый справочник имён по РСФСР. Мы пошли от обратного, от жизни. Переиначивать Стасика, скажем, в Станиславу не потянуло. Проехали, так проехали. Просто вспомнилось, что маму Веру бередило одно имечко – Эльвира. Она хотела хоть одну из своих дочерей так назвать. Да Борисычу не глянулось. А нам, что – тёщу-маму умилостивить трудно? Или само имя не звучит? Эльвира Юрьевна! И лёгкий зачин медового елея, и рокот далёкого прибоя – вся музыка сфер. Заглянули в справочник – есть ли оно там? Да, пожалуйста – на Руси приемлемо, хоть и корни гишпанские. Как в воду глядели. С Испании и начнётся твоё постижение Европы, не считая первого мелкого лондонского эпизода.
В светло-зелёном такси ГАЗ-24 с шашечками по бортам – я, вызванная из Наура мама Галя, Лиля, Эля – нет, никогда мы её не называли настолько уменьшительно-ласкательно, всегда только полно – Эльвирочка, подкатили к предпоследнему подъезду дома 43 на Дзержинского. Маленькая десятиметровая комнатка уплотнилась до предела. Как мы умещались в ней – загадка до сих пор. Ходили по стенке, сталкивались нос в нос, сплетались в объятьях в движении. Умудрялись первое время, и купать дитя, ставя ванну здесь же. Дошло до катастрофы – одним утром после почти бессонной ночи, посвящённой стирке пелёнок, поднимаясь на работу с дивана в сумеречном состоянии сознания, я промахнулся траекторией и въехал коленом маленькой доченьке в лоб. Как жалостно и скорбно запищало наше дитя! Сон мгновенно улетучился, сердце сжалось от невозможности исправить содеянное,…я корил себя последними словами, Лилька откровенно поносила, разве что не матом…
И по настоящее время в нашей семье нет однозначного толкования этого удара. Был ли это удар судьбы или её дар? Быть может после него и открылся у Эльвиры Юрьевны абсолютный слух… или я бесстыдно примазываюсь к вящей славе, ниспосланной свыше? К явным отягчающим последствиям для здоровья будущей скрипачки это событие не привело, ну, и, слава богу. А с пелёнками так тщательно тогда – это мы зря. Замачивали, выстирывали, выглаживали. Это ж, какое количество их надо иметь в технологическом обороте, чтобы свежая была всегда под рукой при очередном обсыке-обкаке! Перебор от неопытности вышел. Вон, соседка – выскочит, прополощет чуть ли не под краном, на балконе повесит и всё! Хорошо у них балкон есть…
К исходу лета территориально полегчало. Саша-химик окончательно разочаровался в большом заводе. Тем более его пригласили главным инженером на какую-то пластмассовую фабричку в соседней области. Собрались мгновенно – и вот их уже нет, а комната без балкона, но в 17м;, свободна, - пожалте! Она нам показалась огромной. Всю мебель, включая кроватку и ванну автономно, расставили. А ещё и места сколько! Хоть танцы устраивай! Приближался отпуск по графику в сентябре. Мы мучились вопросом – ехать или не ехать на Кавказ. Не ехать – это точно. Почти двое суток на поезде с грудным ребёнком – мы не враги ему. Лететь? Страшновато, а хочется. Здесь, в Тольятти начнёт холодать, а там вовсю бархатный сезон! Бабушки-дедушки… к тому же. Преимущества заманили, я взял билеты из незабвенного Курумоча на Мин.Воды.
Витаминно-фруктовая обстановка в округе существенно не улучшилась. Разве что появились местные кислые сливы. Вот яблоки – да, яблоки тут хорошие! А арбузы и дыни узбекские. Ох, уж, - эти дыни! С них и началось. Что с них, это докторша потом скажет. Мы всячески оберегались от сквозняков. Плотно закрывали окна, дверь. Особенно при купании. И всё же что-то где-то просквозило. У двухмесячного ребёнка сильно поднялась температура. Мы офигели и испугались. Через пару дней лететь – и, на тебе! Под вечер стало ещё хуже – деточка металась в жару. О, боги – подать «скорую помощь»! В дверь вломился докторище-амбал под два метра ростом. Было страшно смотреть, как он своими ручищами трогал нашу куколку. Однако признаков простуды не нашёл. – Я могу вас забрать и госпитализировать, но тут что-то не - то…давайте подождём до завтра,…если не спадёт, сходите в поликлинику или нас вызовите…но в таком возрасте в больничку лучше не попадать – там всякой заразы полно. Ночь мы промаялись. К утру Эльвирочке стало полегче, хотя небольшая температура держалась. Отправились на приём в поликлинику. Женщина терапевт подробно осмотрела и расспросила. Вплоть до того, что ела-пила мамаша. Криминалом рациона была объявлена душистая сочная дыня, впитанная ребёнком с молоком матери. – Это, скорее всего аллергическая реакция. Неприятно, но ничего страшного. Вам лететь? На Кавказ? Ну, и летите в тёплые края, как птички всяко, там получше будет.
Полёт прошёл нормально, но перед ним пришлось слегка понервничать. Автобус в Курумоч к нашему рейсу отправлялся чуть свет – в шесть утра. Общественный транспорт в это время ещё не ходил. Вызвать такси к подъезду –о возможности такого сервиса в ту пору и не подозревали. Пешком с чемоданом, сумками и ребёнком на руках по пересечённой дредноутами местности…а стрелки на часах неумолимо и всё быстрее…стресс страшной силы – «Опоздаем!». Выручила доброта людская. У одной из арок очень многоподъездного дома какая-то семья грузилась в «Жигули». Глянув на нас, поняли всё сразу: «Вам куда?» - Нам к автобусу, на Революционную… - «Давайте, быстрее!». Еле успели к отходу «Икаруса». Поблагодарили всех, погрузились, уселись, поехали. Что ни говори, путешествовать на междугороднем «Икарусе» было большим удовольствием. Океанским лайнером, мерно и приятно покачиваясь, он уверенно рассекал упругий воздух над дорогой и, как бы, не ехал, а плыл, внушая спокойную уверенность своим пассажирам. Комфорт, чёрт возьми! В Курумоче отправились в комнату матери и ребёнка. Она располагалась в здании гостиницы, через площадь и сквер от аэропорта. Мы боялись, что там не услышим объявления о начале регистрации. Но горничная успокоила, - с этим здесь всё в порядке, не пропустите. Перепеленали, прикормили – и Эльвирка довольно засопела, уткнувшись носом в отворот одеяльца и, не подозревая, насколько высоко поднимет её судьба над землёй в столь раннем возрасте. Слава богу, в этот раз никаких задержек, всё по расписанию – регистрация, посадка и все пропускают вперёд: «Проходите, проходите!». Оставалась тревога, как себя поведёт дитя в полёте – взлёт, снижение, перепады давления… ей ведь не дашь карамельку «Взлётная». Дочка этих тревог не разделяла, она просто спала. Взлетели, - она спит. Летим, - она спит. На руках. Стюардесса принесла специальную сумку-колыбель: «Давайте положим, удобней будет – Аэрофлот гарантирует». Так Эльвира Юрьевна практически проспала свой первый полёт на Ту-154.
В аэропорту Минеральных Вод фурор – дедушка Борисыч, цветы, автомобиль с водителем до Моздока любимой марки «Москвич 412». И оркестра не надо. Какие там оркестры! Они появятся в нашей жизни попозже, но не так уж – лет через десять - двенадцать. Неплохие оркестры – Самарской областной филармонии, Иркутской областной, «Виртуозы Москвы», в конце концов. А пока – на Моздок! Ахи, охи, восхищения – какая девочка, ну, какая же девочка! И чего тут какого? - обыкновенный младенец, только родной – ближе некуда. – Долетели-то как? Не плакали, салон не умочили? – «Всё в полном порядке. Внучка авиатора род не опозорит». Добрались и до аллергической температуры. – «Да, как же вы так?! Куда, недоумки, смотрели! Загубить же внученьку могли!». И так далее – кудах-кудах-кудах-тах-тах! А всё равно радостно – родина!
Пошли обычные трудовые будни. Дедушка с бабушкой с утра на службу, нам всё - то же – пелёнки, распашонки, кормление. Хотя уже легче – дедушка чуть свет встал и перестирал, что надо. Поесть от неутомимых рук бабушки на столе и в холодильнике. Одна заморочка – молоко, кефир в дефиците. Продают в продмаге с заднего крыльца. Народу много приходит – пол городка. Чтобы хватило, встань пораньше и в очередь за военстоловкой - дождаться привоза, сдать пустые бутылёшки, взять полные, но без гарантии, что не свернётся при кипячении. Потом в молочную кухню за детским питанием… ничего, в четыре пары рук со всем в удовольствие справлялись. Конечно, не обходилось без дебатов. Порой бурных, - Кавказ всё таки! Но хотели как лучше, для неё единственной нашей звёздочки, погружённой в море любви и заботы. Хорошее было время – тёплое и счастливое. Девочка в рост пошла на благодатной почве. Как бы потом не скручивали обстоятельства, независимость, вспоенная воздухом Моздока, распрямляла и вела дальше. Эльвирка до сих пор считает этот городок своей основной родиной. Спасибо тебе, Моздок!
Однако уезжал я один. Никак не хотели бабушка с дедушкой отпускать крохотульку в холода и вьюги тольяттинской зимы. Тем более мы, юные родители, уже удосужились вляпаться в дыню и подмочить свой авторитет. Было решено, что хотя бы на годик девчонки остаются под опекой старших товарищей по воспитанию и питанию. Я особенно не противился, поскольку и сам понимал, что так будет лучше.