— Хотел бы я быть собакой в этом доме, — грустно сказал мне приятель, ковыряя носком ботинка ледышки, намёрзшие на ступеньках платформы.
Он провожал меня вечером: впервые после школы я был у него дома. Хорошо было у них! Отсутствие модной мебели, ковров и дефицита на столе компенсировалось здоровой атмосферой простоты и семейного благополучия, скрашенных юмором и сердечностью его жены и тёщи. И были собаки. И собачки. И кошки. И кошечки. Им тоже нравилось заботливое внимание женщин. Было видно, что они чувствовали себя хозяевами. Я тоже вырос в простой семье, где присутствие собаки во дворе и кошки в доме считалось естественным, как дымоход на крыше. Не страдал я сверхчувствительным обонянием и аллергией к шерсти. И всё-таки, моих искренних улыбок хватило ненадолго.
Хозяйки следили за выражением моего лица — не первый же я гость в этом доме. Едва я дёргался от прикосновения кошачьих когтей, тут же реагировали: «Не волнуйтесь, это Листик. Он просит кусочек селёдки, Это его любимое лакомство. Вообще солёное кошкам вредно и мы не даём, но он понял, что для гостей готовят селедку, и пользуется случаем». Далее следует рассказ о появлении этого кота в доме, его характере, странностях, и так далее.
Вздрагиваю от истошного визга и возмущённого лая на кухне. Мне тотчас объясняют: «Это кот Мулис и пёс Рексик, который не переносит кошачье племя. В детстве ему кошка сильно расцарапала нос. Согласитесь, что впечатления ранней молодости самые сильные и остаются на всю жизнь. Видимо, кот опять полез в его миску». Я соглашаюсь, и хозяйки идут урезонивать драчунов: «Рекс, прекрати! Мулис, иди сюда. Смотрите, накажем обоих». И кричат уже мне: «Он сейчас к вам придёт, а вы похвалите его живот. Он это очень любит».
И точно, из кухни вышел и направился ко мне нахальный рыжий кот с отвисшим белым животом. Хозяйки кивнули мне: «Хвалите, хвалите!» Я неуверенно начал: «Мулис, какой у тебя красивый живот!» Кот заглянул мне в глаза, привстав на задних лапах, и бухнулся на пол. Хозяйки заулыбались и шёпотом мне: «Не умеете вы льстить, до пенсии проходите в рядовых инженерах. Не столько слова, сколько тон важен. Хвалите как следует!» Я изощрился в похвалах, и кот перевернулся на спину, замурлыкал, закрыв глаза. Хозяйки смеются: «Еще, ещё!» Хвалю ещё. Кот катается сбоку набок, поглаживая живот лапами, как человек, постанывая от удовольствия. «Цирк!» — вырвалось у меня. Хозяйки сразу засияли.
Тут из-под стола вынырнула собачья голова и положила мокрую пасть мне на колено. Грустные карие, почти человечьи глаза, не мигая, уставились на меня. «Это Фрэзи. Вы ей понравились, и она ревнует вас к коту. Девочка, ты испачкаешь гостю брюки своими слюнями». Собака подобрала слюни, хозяйка рассказывала уже о ней: «Фрэзи очень любит мужчин. Нас она не признаёт за настоящих хозяек и не слушается. Зятю подчиняется беспрекословно. Высоких и здоровых мужчин с густым, громким голосом просто обожает. К нам с нежностями она обращается, лишь когда у нее что-то болит или тоска заедает в осенние дожди. Правда, красавица? У неё родословная до седьмого колена без пятнышка. Посмотрите на медали. С конкурсов красоты без них не возвращается. Из общества регулярно ходят, проверяют условия, подыскивают жениха. Заставили паркет покрыть дорожками, а то у неё лапы разъезжаются. Ну, погладьте её, не побрезгуйте, она такая чистюля!» Не терплю квадратные бульдожьи морды, но из вежливости поддакиваю насчёт красоты и осторожно глажу собаку по голове. Морда громко засопела, задвигалась, опять втянула слюни, и вся собачья туша, звеня медалями, вылезла из-под стола. Повиляв отсутствующим хвостом, улеглась на носки моих ног. Дочь засмеялась: «Любовь с первого взгляда! Теперь вы не скоро уйдёте от Фрэзи, да и от нас тоже». Оценивая ситуацию, я подмигнул другу и подставил бокал под струю каберне. И чуть не разлил вино!
Из кухни, облизываясь, вышел какой-то уродец и заковылял к столу. «А это что за чудо?» Ответила мать: «Это Паниковский. Совсем маленьким котёнком с перебитыми лапами его подкинули нам на крыльцо, зная нашу слабость. Кости у него криво срослись, поэтому так ходит. И вообще всё наше зверьё несчастное. Найденное или дарёное с целью избавления. Даже нашу чистопородную гордость Фрэзи нам дали лишь потому, что не считали её жилицей на этом свете. Боже мой, сколько мы натерпелись с ней, пока выкормили. Из бутылки с соской молоком кормили, кашкой, пюре, фаршем. Ребёнка легче на ноги поставить, чем наша Фрэзька нам досталась! Да судьба такая... Обе мы сердечницы. Я едва не умерла при родах, а дочери врачи категорически запретили иметь ребёнка. Маленького брать боимся, надеясь, что ещё год-два и операцию удачную сделают, но пока сдвигов нет. Да и куда его, в эту псарню. А выгнать жалко, все, как дети, выстраданные. В городе квартира пустует, а мы дачу снимаем в пригороде в бору. Здесь дочке полегче, когда обострение. В городе давно бы не выдержала». Услышав имя молодой хозяйки, Фрэзи подняла голову и обвела нас вопрошающим взглядом. «Всё понимает» — отпив глоток вина, заговорил приятель. «Когда она, — он кивнул на жену, — лежит неделями без движения, просто пластом, Фрэзи не отходит от её кровати. Боится, что придут люди в белых халатах и заберут, как уже дважды надолго забирали».
На улице, после того, как распрощался с хозяйками и явно раздосадованной Фрэзькой, я слушал друга с разноречивыми чувствами. Нет, я не завидовал: ему было трудно. Все эти собачки и кошечки не от хорошей жизни. И всё-таки... Что-то не давало мне покоя в мыслях о нём. И вдруг я услышал от него то, до чего не мог додуматься сам: «Конечно, мне хочется своего ребёнка, но жену я не брошу, что бы там ни было. Она хорошенькая, да мало ли у меня было хорошеньких? Ты обратил внимание на её глаза? Сколько в них выстраданной боли... Взгляд, как из глубины души. Зашёл я когда-то к ним со своим сокурсником. Он только начал за ней ухаживать. Как раз в то время ей здоровье позволяло посещать лекции. Знакомый мой через месяц стушевался, а я начал ходить каждый день и женился, в конце концов. Я им необходим. Они сейчас ходят, смеются, кормят собак, а завтра может новый приступ начаться у одной или обеих сразу. Да и материально тяжело. Тёще еще два года до пенсии. Она хороший специалист, инженер-строитель. На работе напсихуется и сляжет. Так и пришлось уйти. Теперь ждёт пенсию. Жена закончила вуз и за три года несколько месяцев отработала в лаборатории. Остальное время проболела. Пришлось и ей уйти. У меня заработки приличные, на жизнь хватает. С дорогой мучение! Каждый день два часа туда, два обратно. Иногда замучаюсь, заночую в городе, но сердце начинает болеть, не выдерживаю, приезжаю на другой вечер. Зверьё надо кормить, продукты привозить. Мать с дочкой за неделю съедают столько, сколько я за день. Устроились они сторожем вдвоём на одну ставку детсад охранять. Это рядом с дачей. Как раз их зарплаты хватает, чтобы за дачу заплатить. Но это ерунда. Обидно то, что собак в доме полно, а патрулировать вокруг садика сейчас мне придётся. Они, видите ли, собачек в дом позагоняли, чтобы те не простудились в морозную ночь. Жалеют их!» Тут он хлопнул меня по плечу, и мы от души расхохотались. Когда электричка тронулась, я проводил взглядом удаляющуюся тёмную фигуру на платформе, вспоминая Фрэзькины глаза и глаза молодой хозяйки. И что-то зашевелилось в сердце. Неужели я всё-таки завидовал ему?