…Прожив в этом шикарном, по нашим меркам, доме два дня, мне смертельно захотелось фиксировать свои ощущения и мысли. Конечно, это будет рассказ далеко не о Робинзоне, но все-таки о выживании в условиях одиночества.
Если начать все по-порядку, то, во-первых, нужно объяснить, зачем мне вообще потребовалось подвергать себя подобным испытаниям. Но положение мое достаточно безвыходное. Никогда я не предполагала, что однажды смогу остаться без крыши над головой. Но, однако, такое произошло. Сейчас мы с матерью снимаем маленькую квартирку “studio”. Но делаем мы это на те деньги, которые получили от продажи своей, подобного плана, квартирки, но, все-таки, она была гораздо лучше – в доме с чистой лестницей и приличными соседями. Здесь же в парадной постоянно пахнет канализацией и район до того беспокойный, что даже становиться страшно за наше немногочисленное имущество – телевизор, видеомагнитофон, дубленку и какие-то мелкие ценные вещи, которые отделены от мира двумя хлипкими дверьми. Однако, платить за это жилище приходиться много. Чтобы все-таки выкупить двухкомнатную квартиру, ради которой мы продали свою однокомнатную, нам недостает довольно солидной суммы. В России вряд ли заработаешь такую. И вот я становлюсь этим самым Робинзоном.
Я очень прилично говорю по-французски, можно сказать свободно, но все-таки делаю порой ошибки. Франция – очень приветливая страна, но только общаться здесь мне абсолютно не с кем. Кроме, конечно же, Жан-Пьера. Но он не француз, а бербер. Для меня это то же, что араб, но, оказывается, это враждующие нации. Я православная и никогда бы не связалась с мусульманином, но иногда жизнь нам преподносит неожиданные сюрпризы. Однако, Жан-Пьер атеист. Это меня несколько успокоило. Кто знает, - может быть когда-нибудь он придет ко Христу? На данный момент он мой благодетель. Оплатив мою дорогу из Петербурга в Тулузу, он предоставил мне жилье и пропитание. Теперь мне нужно будет ждать где-нибудь три недели до начала сбора винограда. Благодаря Жан-Пьеру я надеюсь получить работу на винограднике его друзей. На это делаются все мои ставки.
Но по-прошествии каких-то двух дней он предъявил мне все счета. Оказывается, я должна расплачиваться с ним в постели, иначе я возвращаюсь в Россию, и ни о какой работе не может быть и речи. Кое-что я успела все-таки увидеть за эти два дня – долгое купание в чистой лазурной воде Средиземного моря, стаю фламинго, развалины средневекового собора.
Гуляя по французскому кладбищу, имеющему отличительную особенность от наших в том, что могилы все семейные – то есть, нет персональных и много склепов, мне вдруг вспомнился самый мой тяжелый год в жизни – 1991, когда моя душа и психика начали не выдерживать боли. Тогда я была на грани, и через год, уже переступив эту грань, я все же нашла прибежище у Бога. Я вспомнила, как я забрела тогда случайно на запущенное советское кладбище. На нем не было крестов, а были только пятиконечные звезды. Что-то меня прорвало, и я уже не могла остановиться – слезы все лились и лились из моих глаз. Я остро почувствовала, как люди, не получившие покаяния, похороненные без креста и обманутые жизнью, просят моих слез, обращенных к Богу. Я ходила между могилами и плакала, плакала… С большим трудом я заставила себя уйти, но что-то все равно тянуло меня обратно, чтобы оплакивать без конца людей, возможно, отдавших свою жизнь за Родину, за Сталина…
Что ж, мое положение вновь приобретает оттенок безвыходности. Пытаюсь обмануть Жан-Пьера, чтобы не обидеть его, и говорю, что хочу, прежде чем вернуться в Россию, навестить своих русских друзей, которые проходят обучение во Франции. На самом же деле, я хочу убежать от него к Сильвену – французу, с которым познакомилась через ту же брачную контору, что и с ним.
Очень сложно врать в глаза. С Сильвеном мы уже даже знакомы лично – он приезжал в Петербург. Он практикующий католик – это замечательно, но он несколько заторможенный и с большими странностями. Однако, я думаю, с ним мне было бы спокойней. Все-таки католическая вера тоже что-то значит!
Итак, Сильвен принял меня у себя. Жан Пьер купил мне билет на поезд до Валанса, который я благополучно забыла в его кармане – мне выписали штраф, который я отправила ему по-почте со словами благодарности за путешествие. Жить у Сильвена не плохо. Он не требует от меня ничего, что выше моих сил, да и вообще, пожалуй, ничего не требует. Мне даже были даны знаки свыше, что все будет хорошо. Накануне я читала рассказ, где были слова, которые мне запомнились: “Дождь в дорогу предвещал удачу”. И в дорогу мне был послан дождь.
Перед тем, как ехать к Сильвену, я зашла в церковь. Она была пуста. Я встала на колени перед Лурдской Божьей Матерью, и впервые в жизни легла на пол в церкви, и плохое уходило из меня – я предавала себя в руки Божьи. Так, навзничь, я оставалась несколько минут. И когда, облегчив свое сердце, я, наконец, поднялась – я увидела, что на том месте, где я молилась, на каменном полу остался след. Еще не будучи крещеной, я часто представляла себя распластанной на полу церкви, - это означало, что все мои силы исчерпаны, и мне остается надеяться только на Бога. Именно так я представляла свою молитву. И ясновидящая увидела меня именно так, распластанной на полу церкви, и рассказала маме мою историю. Это была не Ванга, а русская православная женщина – ясновидящая от Бога. Маме тогда очень повезло, – все в том же 1991 году, сложнейшем в моей жизни, - что ясновидящая приняла ее.
Первые дни в Валансе проходят очень даже ничего. Мы ходили в кино и видели очень приятный фильм. Романтическую комедию о любви кинозвезды и продавца книг. Фильм американский, по-французски он называется “Coup de foudre a Notting Hill”. И я думаю, что очень приятно разрушать барьеры между известностями и обычными людьми. Конечно же, я думала и о Мирей Матье. О том, как я хотела, как и герой фильма, оставить в секрете мой телефонный разговор с ней. Ведь это же было чудо, явленное мне Господом! А та актриса в фильме очень ценила умение своего друга молчать. Однако, я поддалась на уговоры приятеля-редактора газеты и написала маленькую статью, посвященную Мирей, где в двух восторженных словах описала и наш телефонный разговор. Я поступила так. Но это мне впоследствии помогло немного заняться журналистской деятельностью. Две радиопередачи о Мирей, два месяца работы в издательстве, и все это помогло мне совершить паломничество в Лурд летом прошлого года. Божья Матерь подарила мне маленькое исцеление – избавление от невроза грызения ногтей. Не слишком поэтично, но это так.
У Сильвена тоже невроз. Он громко кричит по ночам. Это меня очень пугает. Когда он впервые закричал, то спросонья я увидела в темноте, скорее всего, галлюцинацию, - как будто он приближается ко мне и протягивает руки, словно хочет задушить. Я начала читать “Да воскреснет Бог”, и галлюцинация рассеялась как в мистическом фильме. Я вообще склонна к ночным страхам. У Жан-Пьера я боялась каждого шороха, особенно при том, что окна моей спальни выходили на кладбище. Поэтому я была рада, что его кошка спит со мной. Ее зовут Opaline, порода Sacre de Birmanie. Это порода кошек, которые в древности охраняли языческие храмы. Я даже посвятила стихотворение Опалине:
Les chats dorment
la journee en forme
des croissants, la nuit
ils n’ont jamais d’ennui!
Сильвен достаточно беден. У него маленькая запущенная квартирка “studio”, но в ней много интересных книг, техники, дисков, икон. С ним мне достаточно комфортно. Но представить себя с ним в одной постели я не могу. Сейчас мы будем давать объявление в местную газету, чтобы я смогла заработать немножко денег для того, чтобы все-таки постараться выкупить нашу с мамой квартиру. Это самое-самое главное сейчас – не остаться без крыши над головой! Для мамы, для меня, для Некрасюшки – нашей любимой кошечки.
Работа, которую мне предложили во Франции была очень низкооплачиваемая, а кроме того были еще телефонные звонки по моему объявлению одинакового характера. Наиболее омерзительным был звонок от пожилого женского голоса, который предлагал мне любые деньги за мастурбацию ее недоразвитого сына. Наверное, его мать сама ему это делала, потому что, судя по всему, он к этому приучен, так как всякий раз, когда его ведут в душ, у него происходит эрекция. Тошнотворные спазмы, с моей впечатлительностью, думаю, еще долго будут преследовать меня при воспоминании об этом разговоре. С работой ничего не получилось.
Поскольку я увидела, насколько Сильвен становится привязанным ко мне, я решила, что настало время порвать между нами, а то как бы не было хуже. И вправду, - это даже превзошло мои ожидания, - насколько он расстроился. Он лежал на кровати, не говорил ни слова, не ел. Потом он бросался ко мне в ноги и умолял остаться. Когда же я своими усилиями поменяла авиабилет на более раннюю дату и купила билет на поезд – он заявил, что покончит с собой.
Ну, вот я и дома. После двух дней дороги и ночи, проведенной в аэропорту Blagnac в Тулузе…