Отдышавшись я принялся разглядывать линию огненного горизонта и различив в потустороннем шуме, среди рёва и криков лязг боевых мечей, понял, что добрался до «Поле битвы». Происходящее здесь трудно описать, но еще труднее уверить себя в реальности событий. Вам когда-нибудь доводилось видеть море, сплошное море человеческих тел? Поверьте, это далеко не Стикс. В стороны отлетали куски свежего мяса и я чувствовал как с головы до ног покрываюсь ледяной дрожью. Мне говорили, что войнам прошедшим сквозь Поле не страшен сам Сатана, еще я слышал, что таких воинов нет и никогда не было. Поле битвы для обывателей ада служило ареной смерти, как бы странно это не звучало.
Не знаю, что на меня нашло во время разговора со Свирилием. Около старого грешника постоянно крутились предатели единомышленников, скорее всего среди них были переодетые бесы, а может и другая нечисть. Я не успел моргнуть, как костлявая, но крепкая рука старика сжала мою ладонь. Пари заключено. Теперь я должен оказаться внутри этой дикой мясорубки, более того должен выбраться из неё целым и предъявить доказательства своего пребывания внутри Свирилию. Можно было пойти другим путём, можно было вспомнить слова учителя, который предупреждал о несговорчивости старика и просто выполнить одно из его мелких поручений, но, видимо мой старый знакомый чёрт из круга Похоти снова исподтишка дёрнул меня за ногу.
Последней надеждой был панический страх, я представлял, как буду бежать без оглядки от невообразимого жестокого месива, спотыкаясь и падая. В прошлой такой сладкой жизни на верху я старался не ввязываться в драки и часто выступал миротворцем в сложных противоречивых моментах. Здесь, в аду меня поглотило небывалое чувство восхищения. Картина боя затмевала собой всё. Несметная рать, «живая» и умирающая на глазах боролась за саму себя. Мужчины, призвание которых иметь дело с кровью, не задумываясь о красоте и грации, накидывались друг на друга. Армия человечества, нечеловечная, но при этом истинная в своей борьбе. Среди воинов всех времён и народов отчётливо проглядывались гестаповские знаки отличия, рогатые шлемы викингов и даже чешуя самураев. На краю «Поле битвы» умело врезаясь топором в чужую плоть, дрался смуглый поседевший индеец. Он складывал под себя обезглавленные тела и медленно, но верно возвышаясь над остальными постоянно выкрикивая в толпу одно и то же слово. Позже я узнал, тот индеец был последним из своего племени, на Поле битвы он искал погибшего сына.
Решение принято, тем более, что терять уже нечего, ведь ад создан для мёртвых. Либо я останусь лежать под ногами стонущем обрубком на веки вечные, либо пройду «Поле битвы» насквозь, и Свирилий примется за изучение моей исписанной вдоль и поперёк спины. Он прочитает путь и назовёт имя девушки, которое я тут же с радостью забуду. Больше никаких услуг, с меня хватит зверских издевательств и нескончаемых мучений. За свои грехи я ответил.
Мгновение и в правой руке, отражая далёкие языки пламени, появляется катана. Я бегу всё быстрее и быстрее, замечая по сторонам таких же отчаянных одиночек, которые несутся в пекло и пропадают в нём без следа. Всё происходящее обволакивает какая-то грандиозная глупость, она будто затмевает истину, позволяя солдатам умножать собой стадо. По дороге я ненадолго замедляюсь, и крупица моего затемненного сознания заставляет поднять круглый потрескавшийся щит. Снова бег, неудержимый и бешенный. Вот она бесчинствующая несметная рать против моего желания стать живым. Удар. Ничего не понимая, я ползаю по чужим разлагающимся останкам, пытаясь найти глазами только что поднятый щит. Еще удар, белую рубашку заливает кровь. Лицом я погружаюсь в жижу, барахтаюсь в ней, что-то мямлю и плачу, но совсем недолго. Меня поднимают мысли о родном доме, о старушки - матери, о морщинистых крепких руках отца, о маленькой никому неизвестной деревушки посреди безкрайних полей. Я буду жить. От дикой боли челюсти сжимаются намертво, я хищником бросаюсь на увальня, стоящего передо мной и лезу пальцами ему прямо в глаза, одновременно запуская в мясистый бок дайто. Воин не падает, он понимает, что побежден, но из-за всех сил старается устоять на ногах. Исцарапанным кулаком я отворачиваю его лицо, чтобы не встретиться взглядами, попутно замечая на указательном пальце стекающий белок и одним движением отрубаю голову. Происходящее дальше я уже с трудом могу вспомнить, одни падали от ударов моей катаны, других я просто сшибал с ног, третьим раздирал горло зубами. Сколько их пало, никто не сосчитает, они дрались черствея и зверея, а я оставил всего лишь краешек мозга, тот человеческий краешек, без которого нельзя жить.
Последние несколько метров мне пришлось ползти на боку. За это время двоё содомитов вырвавшихся из Горючих песков раздробили мои ступни боевыми молотами и изнутри кожу резали осколки костей. Я карабкался одной рукой, а в другой удерживал клинок, не обращая внимание на ладонь, которая превращалась в лоскуты. Где-то впереди меж сливающихся силуэтов мелькал просвет. Закрыв глаза я сделал глубокий вдох и начал перекатываться по гниющей массе. Уже не ориентируясь в пространстве, выкатившись на ровную поверхность после очередного толчка, я наткнулся на металлические пластины. Прямо надо мной возвысилась фигура одного из последних земных императоров, он тут же снял устрашающий шлем и приклонил одно колено, отбрасывая в сторону лохмотья плаща.
- Как твоё имя? – произнёс сверху император. – Ты слышишь меня, говори они ждут!?
- Я просто выполнял задание Свирилия, мой учитель Падший ангел Лимба, - ответил я, вытирая залитое потом лицо. – Вот посмотрите на спине всё написано.
Последний император вынул из ножен свой меч. Лезвием он поднял край рубашки и ужаснулся, тщетно пытаясь произнести вслух увиденные символы. Неожиданно сзади нас смолкли звуки войны, а вокруг воцарилась одурманивающая тишина.
- Назови имя, - продолжал император, рассматривая мои порезы. – Они должны знать.
- Меня перевозил Флегий и Херон с седьмого круга наставлял меня, это всё император, больше я никого не знаю, - прерывисто прозвучало в ответ.
- Глупец, кто ты? - хватая меня за уцелевшую руку прокричал последний император.
Немного погодя, уже перевязывая раны я всё-таки сказал то, что от меня хотели услышать, а потом опираясь на катану и превозмогая боль встал в полный рост. Сначала тишину сменил сдержанный шёпот. Он прокатился волной по губам воинов, которые совсем недавно втаптывали меня в грязь, постепенно перерастая в торжественный гул. Последний император мирно отошел в сторону, он не торопясь с непонятной мне грустью облачился в доспехи и застыл на месте, удивленно разглядывая обычного человека, который сумел добиться своего. Обессиленный, но счастливый, шатаясь из стороны в сторону, я стоял между восьмым и девятым кругами ада, оставив за своими плечами Поле битвы.