«Это я, почтальон Печкин,
принёс заметку про вашего мальчика»
Мультфильм «Трое из Простоквашино»
Старший лейтенант Дородов, проклиная туман, ехал на милицейских Жигулях. О противотуманных фарах на казённой машине не могло быть и речи, да и вообще, ехать в туман — хуже нету, как выскочит какой-нибудь идиот с просёлочной и будь здоров! Ситуацию осложняет то, что во время тумана можно ехать по знакомому маршруту, ну, или, хотя бы примерно зная дорогу. В противном случае, вряд ли удастся не проскочить нужный поворот.
Лейтенант решил последовать за поворачивающей впереди машиной — туман был настолько густым, что даже модель определить было невозможно,— был виден лишь маячок сигнала поворота, цветом невидимого теперь солнца сообщающий, что машина скоро повернёт. Раз повернет — значит есть куда, – решил он и тоже включил сигнал поворота. Возникла неплохая идея — посмотреть на повороте указатель и отыскать населенный пункт на карте области, как правило, мешающейся в бардачке, но пришедшейся сегодня как нельзя кстати.
Остановившись у указателя, он смог разглядеть лишь первые несколько букв названия деревни. Как бы ни было противно выбираться из тёплой машины в эту неуютную промозглую сырость — этого было не избежать. Подойдя к указателю, Дородов решил, что чудеса всё-таки случаются, вернулся к машине и, тронувшись, продолжил поворот.
Александр Петрович был непоколебим. Раз в субботу поехать не получится, значит рыбалка — сегодня. «А дрейфовать в тумане на резиновой лодке с удочкой в руках мне хоть ещё и не приходилось, но это вполне может оказаться чем-то даже прекрасным», – рассуждал он, запихивая надутую лодку в свой старенький автомобиль с кузовом универсал.
По центральной дороге деревушки, где-то в тумане, очень странно передвигался какой-то автомобиль. Александр Петрович привык, что по его улице гарцуют либо «автоджигиты», либо молодые парни на мотоциклах. Лишь изредка по этой, в общем, практически никуда не ведущей дороге проходили машины или грузовики — совершенно спокойно и солидно. Но их было гораздо меньше, чем тех, кто скоростью езды по деревушке компенсировал какие-либо свои недостатки. Этот же автомобиль в тумане передвигался какими-то непонятными скачками. То и дело останавливался, хлопал одной из дверей, потом слышались чертыханья, снова хлопок двери и короткий переезд, ориентировочно на одну—две избы.
Таким образом эта моторизированная лягушка с шофёром добралась до Александра Петровича. Предположительно жёлтый или бежевый автомобиль остановился у его дома, из него вылез человек и начал потихоньку проявляться из тумана. Остановившись у угла дома, он разразился проклятиями.
– А улица, улица, бля, какая? – практически переходя на крик, спрашивал он у тумана.
– Чего ищем? – громким голосом поинтересовался Петрович.
Осёкшись, человек несколько раз растерянно осмотрелся, ища источник звука. Различив спрашивающего, что было нелегко, поскольку на рыбалку Александр Петрович отправлялся исключительно в полевой военной форме, человек двинулся к нему. Окончательно вырисовавшись из тумана, перед полковником запаса предстал довольно толстый молодой человек в кроссовках, джинсах, чёрной куртке и сером свитере.
– Я уж думал, в город-призрак попал – попытался пошутить парень.
– Если даже и призрак, то всё равно деревня.
– Ну да, хе-хе, не хотел вас обижать. Не поздновато — на рыбалку-то?
– А думаешь, у рыбы есть шанс понять — есть сейчас солнце на небе или нет?
– И то правда – подтвердил парень, явно ничего не смыслящий в рыбных делах. Ну да ладно, вы мне подскажите, это улица какая? – задал, наконец, самый волнующий его вопрос Дородов.
– Чкалова, – сухо ответил Александр Петрович, которому теперь уже не терпелось заняться дальнейшими сборами, потому как парень пришёлся ему не очень по душе.
– Опа, – вырвалось у Дородова. – И дом ваш, если не ошибаюсь за номером девяносто два?
– Он самый, посылку привезли?
– Да нет, скорее весточку, – опустил глаза парень, – секундочку.
Он отправился к машине, было слышно, как она съехала на обочину, как замолк мотор. Менский почувствовал что-то неладное, поэтому неожиданно для самого себя вытащил перочинный нож, разложил его и снова убрал в карман. Через несколько мгновений молодой человек снова появился, неся какой-то темный предмет в руках. Во время приближения Дородова, полковник идентифицировал в его руках папку следователя — есть такие папки, к которым неравнодушны органы, следящие за порядком. Порой единственное, что выдавало Петровичу кагебешника, были именно особые папки, к которым, по видимому, их всех тянуло необъяснимой силой.
– Александр Петрович Менский? – поинтересовался приближающийся.
– Он самый, – прищурился Полковник.
– Старший оперуполномоченный Дородов, – представился прибывший, протягивая удостоверение. – Уголовный розыск.
Приняв из его рук удостоверение, Петрович внимательно его изучил и вернул хозяину.
– С чем пожаловали, лейтенант?
Теперь у следователя не осталось сомнений, что перед ним — служивый в отставке. Если полевая форма была распространена и среди невоенных рыбаков, то определения звания по фотографии три на четыре сантиметра требовало намётанного взгляда.
– Вы... не хотите пройти в дом? – осведомился Дородов.
– Раз уж пожаловал следователь — это вряд ли приглашение на банкет. А в доме жена, я предпочел бы сначала узнать, в чём дело.
Дородов уже оценил офицера запаса, и решил отказаться от обычных в таких случаях предложений присесть или вводных слов типа «вы только не волнуйтесь».
Мне очень жаль, но ваш сын мертв, – просто и в лоб сообщил прибывший из тумана посетитель.
Некоторое время Александр Петрович стоял молча и неподвижно. Дородов знал — многие реагируют на сообщение о смерти близких именно так. Либо переспрашивают, либо молчат. При этом, чем ближе человек, тем дольше молчат, или тем большее количество раз, на разные лады переспрашивают. Дородов даже придумал теорию, согласно которой голова наша, хранящая огромное количество воспоминаний, которые и есть наш жизненный путь, начинает с бешеной скоростью переписывать все истории с участием погибшего, добавляя к каждой из них новый конец:
«Когда Петя был маленьким, я любил с ним разговаривать, — он часто выдавал до того смешные фразы... а потом он умер»;
«Однажды, я отправил Петю за червями в пойму, а тот забыл намазаться мазью от комаров. Через две минуты гляжу — он вприпрыжку несется обратно к берегу, я даже сначала подумал, что за ним зверь какой гонится... а потом он умер»;
«Я очень любил Петю и никак не мог дождаться от него внуков... а потом он умер»...
Не счесть всех тех историй, которые получают новый конец, когда умирает собственный ребенок. К каждой эмоции, которая связана с ним в памяти, добавляется ещё одна – неизлечимая боль.
– Как?
– Самоубийство. Вены вскрыл.
Постояв ещё несколько мгновений, Александр Петрович выхватил из кармана нож, чем немало напугал следователя, резко развернулся и с ожесточением принялся наносить ножевые ранения лодке, лежащей в багажнике его автомобиля. Засвистевшая лодка, с каждым новым ударом всё больше скатываясь на хрип, таяла как масло на сковороде. Лишь после того как лезвие, уже несколько раз проткнувшее днище багажника, повинуясь всё ещё твердой военной руке, осталось, обломавшись, где-то в недрах автомобиля, Петрович выбросил с размаха бесполезную теперь уже ручку, сел на сдувшуюся лодку и свесил голову. Плакать он давно уже не умел.
– Как же я жене скажу? Что же с ней будет?
– Мне очень жаль – вдавливая отсутствующие эмоции в голос, проговорил Дородов. – Давайте зайдем, а там уж по обстановке, а? – нерешительно предложил он.
– Нет, лейтенант. Я сам. Даже не знаю, что с ней будет. Эх, Петруха, Петруха. Зачем? – С этими словами старый полковник поднялся на ноги. Выпрямил спину. И уже, как показалось следователю, напряг все необходимые мышцы, чтобы сделать шаг в направлении дома, но внезапно снова сел и опустил руки.
– Нет. Что с ней будет? Он ведь был всем, что у нас было. Вот это всё, – он сделал небрежный жест куда-то в сторону, словно там на одной чаше весов собралось всё его имущество, – оно же ничего не стоит. Что у меня теперь есть, лейтенант? Камни, дерево, железо, да другой сброд, сформированные во что-то на первый взгляд значимое?
– Александр Петрович. Прежде всего, у вас есть супруга, о которой сейчас самое время подумать.
– Да. Вы правы лейтенант. Вы правы, чёрт побери. Вот что. Я могу просить вас дать мне десять минут наедине с женой? Я попробую сделать всё что смогу, договорились?
Для Дородова как минимум полдня были потеряны и десять минут не играли уже никакой роли. Тем более если военный человек говорит что ему нужно десять минут — то это продлиться гораздо меньше, чем, если какой-нибудь штатский попросит пять.
– Я тут подожду, не возражаете? – указал он на стоящую у забора скамейку.
– Не возражаю, – сухо ответил бывший отец и решительными шагами направился ко второму входу в дом — через кухню.
Дородов вытащил из внутреннего кармана сигареты. Лишь сейчас он заметил, что за всё время разговора он и не вспомнил о том, что погода отвратительная и что вообще-то ему должно быть холодно. Глянув по сторонам, он увидел, что тени в тумане стали несколько чётче и откуда-то сверху из непроглядного бельма тумана, стало приятным теплом обозначиваться светило, которого сегодня, казалось бы, не было.
«Вот и чудно, – подумал Дородов, – скоро всё прояснится».
Скурив несколько сигарет до самого фильтра, он скучал на скамейке. Туман рассеивался довольно быстро, и уже можно было чётко различать предметы, находящиеся в пяти—семи метрах, но пелена всё ещё прятала участки ландшафта, где глаз не упирался в уже принявшие очертания предметы. Услышав скрип двери, Дородов повернулся и увидел стоящего на пороге отца погибшего.
– Ну что ж, неси свои вопросы, лейтенант, – выдохнул тот.
Дородов поднялся и прошёл в дом. После маленького тамбура он сразу попал в небольшую, но очень аккуратно, как принято говорить — с любовью отделанную кухню. Немного повернув голову, он увидел пожилую женщину, которая, спрятав руки под столом, что-то, по всей видимости, в них держала. Воображение следователя тут же дорисовало в её руках скомканное кухонное полотенце. Взгляд её был отрешенно-пустым, видимо она ещё находилась в стадии понимания того что произошло, и ещё не до конца верила в происходящее.
– Проходите, лейтенант, садитесь – пригласил его Александр Петрович.
Дородов отметил про себя стул, который находился несколько в стороне от взгляда матери, и решил сесть на него, словно стараясь быть как можно меньше задетым сочившимися из её глаз горем и пустотой. Садясь, он поздоровался:
– Добрый день, – и тут же осекся из-за своей глупости.
Лишь услышав чужой голос, женщина вздрогнула, и после нескольких попыток смогла поймать посетителя в фокус своего взгляда. Всё ещё не веря в случившееся, она ответила:
– Здравствуйте. И вновь отвела глаза от непрошенного гостя, видимо снова погружаясь в свои внутренний мир, в котором теперь нужно было сделать столько поправок.
Решив, что присутствия матери вполне достаточно, чтобы написать в отчёт, что он имел беседу с родителями погибшего, а не только с отцом, следователь принялся задавать свои вопросы, на которые, разумеется, отвечал лишь отец, отвечал коротко и по существу.
Минут через десять женщина встала и вышла из кухни. Ни у одного из присутствовавших мужчин не хватило смелости остановить её. Через несколько мгновений в глубине дома послышался звук, издаваемый рвущейся тканью. Почуяв неладное, Александр Петрович подскочил и быстрым шагом удалился из кухни. Пройдя в спальню, он обнаружил жену рвущей подол одного из немногих, и как он подозревал, самого любимого вечернего платья. Не обращая внимания на супруга, она продолжала резать.
– Ну что ты, перестань, – как можно более нежно сказал ей муж. – Петю этим не вернешь.
Отделив от платья прямоугольный кусок, она сложила его наискось и, набросив на голову, медленными, будто сонными движениями завязала концы своего первого чёрного платка на затылке. С тех пор ни один человек, кроме мужа, не видел её с непокрытой головой.