Надо же было им туда поехать, шестнадцатилетним, весной 1941. В Ленинград. Один хотел учиться "на композитора", другой тоже приехал учится. Но началась война, а вскоре и блокада.
Оба оказались на Кировском заводе. Работали вместе, отливали корпуса мин и гранат, жили в одной комнате общежития, их койки стояли рядом. Юноши стали друзьями.
Свирепствовал голод. Хлеб выдавали граммами и по карточкам.
Однажды ночью один друг растолкал другого и, бережно достав из-за пазухи завёрнутый в чистую тряпочку блокадный хлеб (пайку), сказал: " Вот, возьми, забери, ешь... Мне уже не пригодится. Я, наверно, уже не выживу - опух, ослабел, а ты, может, и выживешь..."
Синяя клетчатая тряпица колебалась в дрожщей руке, а на ней был ХЛЕБ.
- " Что ты, оставь себе,- ответил друг, проглатывая голодную слюну. - Съешь сам, с кипятком, может, поправишься..." Оба замолчали.
Утром, проснувшись в выстывшей за ночь комнате, тот, который хотел стать композитором, увидел, что его друг мёртв. На тумбочке, на самом виду, бережно завёрнутый в синюю клетчатую ткань, лежал его хлеб.