Ханжи напрягают, мол, нарушаете территорию бога.
А нам еще перед полетом специальный человек объяснил,
что Юрий и Бог встретились-таки в 61-ом,
но запись диалога до сих пор гостайна
До старта оставалось десяток минут. Я курил, стряхивая пепел, в приоткрытый иллюминатор грузопассажирского «Протона». За спиной ребята торопливо осваивались в жилом отсеке корабля, накрывали столик, торопясь выпить «за отъезд». Строго говоря, по этому поводу крепко выпили уже вчера, а сегодня у всей бригады «горели трубы», и требовалось опохмелиться, пока ракета не взлетела, не вышла на первую космическую скорость, и пока невесомость не стала помехой в употреблении спиртосодержащей жидкости.
Внизу, у подножия космического корабля черными тараканами суетились техники обслуги, что-то неразборчивое орал, с трудом ворочая лысой башкой на толстой короткой шее генерал-лейтенант космических войск. Не знаю, в чью «умную» голову пришла идея срубить на удаленной космической станции баньку из липы без единого гвоздя, но «подписал» нашу бригаду на невиданную «шабашку» именно этот толстомордый пупырь.
В строительстве "рулит" прогресс. Электрорубанки, электропилы, лобзики, дрели – свели творчество плотника до обычного ремесла, а всего-то сотню лет назад русский мужик стеснялся в руки ножовку взять, управляясь остро отточенным, идеально подогнанным по руке топором. Мы ребята консервативные. В арсенале бурав - дырки сверлить, долото - пазы долбить, двуручная пила, чисто, для блезиру и бритвенной остроты топоры.
Наша бригада шабашников: Витька-Рыжий, Колька-Фиксатый, дед Васильич и я отделывала лесом дачку генерал-лейтенанта – скромное трехэтажное сооружение на двух гектарах – деревом под русскую старину. Среди прочего «обшили» парную липовым тесом, которого, по русскому обыкновению, не хватило, и заднюю стену пришлось «забрать» сосновой «вагонкой». Парная наполнилась хвойным духом, и генерал радостно задышал:
- Вот он божественный липовый запах русского леса.
Мы потихоньку улыбались, переглядываясь: не дано толстомордому различить едва уловимый медовой свежести аромат липы и плотный хвойный смолевой настой.
Весь вечер и всю ночь руководство космических сил оттягивалось в клубах нового пара, а утром заявилось к нам в бытовку с взглядом строгим и значительным. Мы только-только успели пустые бутылки ногами под кровати распихать.
Генерал-лейтенант впереди, сзади свита топчется, и мелькает среди шепотков слово «Родина». Дед Васильич подтянулся, десять лет со своих пятидесяти скинул, ну и мы напряглись. Родина у нас не простая, всего от нее ждать можно: лесоповал, передовая, пояса затянуть.
- Руководством страны поставлена задача: первыми создать в открытом космосе деревянную функционирующую конструкцию, закрепить приоритет страны в книге мировых рекордов! – генерал формулировал, как рубил: по-военному четко и доходчиво. – Задача поручается вашей бригаде. Срок – неделя, подготовка и отлет на орбиту завтра – до восемнадцати ноль-ноль.
От сердца отлегло: такие задачи мы на раз решаем. Сколько президенты о дружбе не твердят, а соревнования великих держав никто не отменял. И, говоря простыми словами, от нас требуется утереть нос америкосам, плюнуть в душу дяде Сэму и вставить перо в зад ихнему Бараку Обаме.
Это только в верхних Российских кругах понятие Родины и патриотизма ниже плинтуса: деньги наворованные в банках по всему миру, и для них везде, мать ее, Родина, а нам с голым задом из страны бежать некуда, поэтому для уважающего себя плотника отстоять интересы державы - священный долг, почетная обязанность и душевная потребность.
Работа завертелась. Подогнали на стартовую площадку лесовоз, начали грузить в «протон» доски, брусья и лес-кругляк. Специальный дядька в строгих очках инструктаж провел, объяснил, что Юрий и Бог встретились-таки в 61-ом, но запись диалога до сих пор гостайна.
Бригаду в космический отряд записали, звания присвоили: я, как бригадир, стал майором, дед Васильич, с учетом ветеранского стажа, капитаном, Колька получил старлея, а к Витькиному рязанскому лицу никакое военное звание никак не прикладывалось. Так-сяк вертели, потом придумали плотник-лейтенант и выдали соответствующую форму. Витька сразу умотал фотографироваться, чтоб послать фото в родное Гусятниково, и всех там «умыть».
- До встречи, Земля.
Снизу бешено грозил в мою сторону кулачком генерал-лейтенант. Я выбросил окурок, закрыл иллюминатор и плотно закрутил барашки стопорных гаек.
- Бугор, водка прокисает, - нетерпеливо позвал Витька.
Стол радовал взгляд. Ребята сальца нарезали, колбаски, пучок зеленого лука красиво в центре пристроили.
- А это что за кремы? - горка тюбиков на краю стола.
- Космическая закусь, - Витька смотрел именинником. - Вот котлета по-киевски. Откручиваешь крышку, нажимаешь сюда, и вылезает какашка.
- Тогда, давай сало. Ну, за отъезд.
За иллюминатором взвилось и забушевало черно-красное пламя, раздался мощный грохот внизу, а из рубки пилота донеслось басовитое, срывающееся на визг:
- Поехали!
Витька торопливо разливал:
- Бугор не тормози, давай, пока перегрузка не началась.
- За нас, ребята, – дружно захрустели луком.
Простое человеческое счастье – уезжать.
Стыковка прошла нормально, только пришлось багорчиком «Протон» подтянуть да обушком обколоть лед со шлюзовой камеры, ну, еще гайки ключом на тридцать два подтянуть до полной герметичности: на ручном управлении стыковка.
Вышли в открытый космос осмотреться. Ничего так: темновато, зато звезды сверкают ярче. Земля внизу проплывает, параллелями-меридианами исчерчена. Если всмотреться, можно реки и города различить. Витька начал загоняться, типа, видит крышу Гусятниковского сельсовета, но тут из люка выбрался дед Васильич, и мы от смеха едва на ту крышу не свалились. Поверх комбинезона умудрился напялить дед свою дранную измызганную фуфайку, а на гермошлем натянул порыжевший от времени треух – шапку-ушанку.
- Напрасно смеетесь, - переждав хохот, улыбнулся Васильич. – Я по жизни все объекты в этой одежке начинаю и сдаю с первого предъявления с высоким качеством.
Кто поспорит? Мастер, он и в космосе Мастер. После его топора не только рубанок не нужен, наждачкой делать нечего - идеально гладкая поверхность.
- Банька шесть на девять метров, - я взглядом собрал внимание бригады. – Высота - три. Углы рубим «в лапу».
- Как «в лапу»? - взвился Васильич. – «Ласточкин хвост» надежнее.
- Не понимаешь, дед, политического момента, - сверкнул насмешливо золотой фиксой через стекло гермошлема Колька. - Образ нашей страны и символ ведущей партии кто? И фамилия главы государства не Ласточкин и, тем более, не Хвостов. Правильно говорю, бригадир?
Колька, как раз тот случай, когда поговорка «Язык мой - враг мой», подходит идеально. Я поколол его глазами, а хотелось еще дать пинка: Русский космос имеет уши.
- Все ты правильно объяснил, - процедил я сквозь зубы. – Поэтому за тобой разгрузка бревен, и попробуй, хотя бы одно упустить в бесконечное, едрит твою молотить, и бессрочное плавание по безбрежному межпланетному пространству.
Быстренько разметили с Васильичем площадку справа от станции. Начали рубить первый венец. Щепки по всему космосу полетели. На Земле тысячи астрономов приникли к телескопам, радостно и возбужденно дивясь обилию вновь объявившихся небесных тел. Стали торопливо светимость, удаленность, орбиты просчитывать. Самые ловкие за кандидатские-докторские уселись.
А по космосу топот, свист, хохот и частушки ядреные. Врут ученые, будто вакуум звуки не проводит. Смотря какие звуки!
Подлетает к станции и с ходу швартуется космошлюпка и вываливаются из люка четыре девицы в сарафанах и кокошниках поверх скафандров – ансамбль Песенная Русь, а следом с громогласным «Эх» сама Вера Дедкина. Типа, агитбригада, чтобы поддержать наш тяжелый, но благородный труд, и вдохновить космических плотников на рывок к новым, мать их, вершинам.
А мы и сами не прочь отвлечься. Быстренько стол сгоношили: выпить, закусить, дорогих гостей приветить-попотчевать. Перезнакомились, перецеловались пробно, для разогрева. По первой, второй выпили и грянули песню про лошадей: «Запрягайте, хлопци, коней!...»
А дед Васильич тишком-сопком да к дверям, вернее, к шлюзовой камере:
- Пойду пару-тройку бревешек ошкурю, для следующего венца подготовлю.
Прекрасно его понимаю. Человек старой закалки, развитым социализмом воспитанный, и в сомнительных предприятиях предпочитает не светиться.
Оборачиваюсь, а мои орлы уже свой репертуар включили. Витька крепенькой грудастенькой Олечке прелести деревенской жизни расписывает. Не перестаю удивляться: девчонки разного рода сельскую скотинку видели только в виде бифштексов, лангетов, шашлыков и других кулинарных чудес, а слушают Витькин треп о коровке в хлеву да белых гусках на росистом утреннем лужку, и щеки у красавиц горят румянцем, и в глазах теплый огонек. Видно, генетическая память из глубин души поднимается. А упомянет Витька о зеленой копешке, с медвяным запахом свежескошенного сена, и все… Зарделась девка, задышала, и делай Витька с ней, что хошь. Отказу нет.
У Кольки Фиксатого своя фишка – интеллектом берет. Ловлю краем уха, как он шелестящим шепотком в ушко черноглазой Анжелочке напевает: «Гул затих. Я вышел на подмостки. Прислонясь к дверному косяку, я ловлю в далёком отголоске, что случится на моем веку»* Слова простые, а душу цепляют. Неужели, сам сочинил? У Анжелы глаза матовым блеском заволоклись. Весь мир жалеть готова, а прямо сейчас вот этого одинокого, несчастного, двухметроворостого бедняжку, в плечах косая сажень.
Ну, эти не пропадут. Перевел глаза на оставшихся: Наденьку, Любушку и Веру Дедкину, выпил с ними по-доброму за песню Русскую и мимоходом, с долей шутки вроде, упомянул о крепости семейных уз и совершенной ненужности случайных связей.
У девчонок глаза зеленым блеснули. Значит, угадал. Охотницы, тигрицы, хищницы. А я что? Я мальчишка покладистый, могу и добычей побыть. Только не дай бог таким подругам легко сдаться: охладеют мгновенно и забудут. Им победа нужна трудная, кровь горячая, чтоб жертва под ними билась до конца и пощады не просила.
Юморком-юрком закружил: лапнул, тиснул, чмокнул, анекдотец закинул. Платочки из рук нежно выдернул и пообещал поцеловать взасос, которая платочек себе первая вернет. Девчонки игру приняли, с визгом вдогонку помчались. По отсекам космостанции, по шхерам, каютам, задевая переборки, запинаясь о миллионной ценности оборудование и банки с биологическим научным материалом, помчались хохочущим, вопящим ураганом.
Я уворачивался, как мог, успевая при случае легонько ущипнуть, целомудренно погладить, скромненько поцеловать, а то и бесстыдно шлепнуть по крепко танцевальными упражнениями накачанному заду. Но и мне доставалось: за часовую гонку всего исщипали, истискали, остренькими кулачками и локоточками по спине приложили.
Нагнали-таки, свалили в грузовом модуле, на упаковки с космическим питанием и в полной мере насладились достигнутой победой ко всеобщему удовольствию. Наслаждались бы дольше, но расшатали космическую станцию, еще бы чуть-чуть и совсем грузовой отсек оторвали и улетели в автономный полет, а я бы и не возражал. Пришлось вновь хвататься за пресловутый ключ на тридцать два и протягивать вкруговую гайки на шлюзе.
В ЦУПе (Центр управления полетом) тогда все на ушах стояли: воздух из станции уходит, давление в отсеках падает - мировая новость номер один. Штурман примчался с центрального поста, когда я последнюю гайку закручивал:
- Вы совсем тут одурели?! Станция с орбиты сбивается. В океан рухнем на хрен.
А сам смотрит на моих девчонок тоскующим взглядом и, чувствую, плевать ему и на станцию, и на Тихий океан, и на все служебные космические обязанности.
Коротко обрисовал Вере ситуацию:
- Станцией управляют двое наших ребят и американская астронавтка – жердина с лошадинообразным, ну, пусть будет, лицом, но ребята через полгода уже и такую хотят. Ярая феминистка повадилась за каждый взгляд, с признаками выражения сексуального интереса, слать заявления в самый справедливый в мире американский суд, и ребята уже должны мисс Джуди Джонс зарплату за два года вперед.
Штурман лишь вздохнул, кивком подтвердил мою информацию, смахнул набежавшую слезу рукой в кровавых мозолях. Не перестаю поражаться красоте души русских женщин. Шагнула вперед Надежда, потеребила пальчиками рукав, прижалась слегка, шепнула несколько слов, и посветлело у парня лицо. Потянулся он к девушке, но отпрянул сразу:
- Не могу. Там командир один… с этой.
Понимаю штурмана: последнее дело – друга в беде бросать. Вера тронула парня за плечо, взглядом обнадежила: «Все хорошо будет», - подтолкнула к Надежде, другой рукой направила Любовь в центральный отсек – командира спасать. Русские женщины!!!
Вернулись в жилой отсек. Пастораль, картина маслом и акварелью. Воркуют мои ребята с девчушками. Хлопнула дверь шлюза, и ворвался дед Васильич:
- Бригадир, там какие-то с мешками прилетели. «Товалися, товалися,» - а сами наши щепки подбирают.
Колька вскочил из-за стола, рванул на груди рубаху. Молодец парень: плотник, интеллектуал, богатырь, внешность киногероя и всегда готов первым из окопа. Наткнулся на мой жесткий взгляд и сел тихо. Космос пока мирный, и пусть так будет. Воевать никогда не отказываемся, но всегда успеем, а сейчас надо договариваться.
- Иди, Витек, разберись.
В странствиях по шабашкам и калымам Витька родного языка не забыл, а мордовский и китайский очень похожи – ни черта не поймешь, о чем болтают. Пока я Витьку выпроваживал, Веруня деда Васильича в оборот взяла, и Васильич уже неосторожно выговорил «нет».
Я в усы усмехнулся: «Лучше бы ты, дед, выговорил «каюк».
Мне уже не надо объяснять, что любые препятствия в жизни Вера сносит напрочь грудью шестого размера и своим знаменитым «Эх!», а уж дед Васильичево тихое «нет»... Словом, скоро из спального кубрика раздались такие стоны, вопли, охи да громогласные матерки, что мы с Колькой рты пооткрывали, ощутив свое неполное сексуальное соответствие.
По-счастью, вернулся Витька с двумя пакетами китайской жрачки и рисовой водки. Начали пробовать восточные деликатесы: тараканов в сахаре и кузнечиков на меду. И неплохо идут под рюмашку.
- Древесина в космосе, как золото на земле, - разъяснил Витька и бросил на стол солидную пачку китайских денег-юаней. – Встречается редко и стоит дорого.
Логично. Если бы не знал Витьку, поверил бы. Дремлет в парне мини-олигарх: никогда не пройдет мимо того, что можно взять и унести. Типа, отлить за углом, я выбрался наружу - четырех бревен, как ни бывало. Вернулся, глянул на Витьку в упор. Заюлил-заерзал парень и повинился:
- Я эти бревна еще на космодроме заприметил и погрузил вместе с нашими, чтоб не присвоил какой-нибудь нечестный человек.
Стали подтягиваться к столу девчата. Из спального отсека выпорхнула Вера Дедкина. Любовь и Надежду на руках командир и штурман доставили.
Кстати, забегая вперед. В командном посту американку наши ребята просто перестали замечать. Джуди Джонс ногти себе изгрызла, локти искусала, про феминизм забыла напрочь, округлилась, похорошела, ямочки на щеках появились, и месяца через три пришла-таки к гармоничному сосуществованию разнополых особей в замкнутом пространстве на длительном отрезке времени, а по завершении полета попросила сексуального убежища в России, чем едва не разрушила хрупкий мостик взаимоотношений двух великих держав.
Стали пить «посошок», целоваться на прощанье, обещали не забывать и проведовать. Затянули вновь так полюбившуюся песню про лошадей: «Распрягайте, хлопцы, коней»… Вышли скопом провожать.
Космошлюпка отстыковалась и ушла к Земле, а в вакууме еще долго звучали задорные частушки и радостное «Эх!» - визитная карточка ансамбля Песенная Русь.
Простое человеческое счастье – любовь.
Утром в иллюминаторе все та же темень, с проплывающими неторопливо звездами. Бригада поднялась бодро и дружно, будто и не было вчерашних возлияний и плясок в невесомости. Скоренько за топоры схватились, побрились каждый своим. У Витьки на топорище красная молния нарисована и закрыта от стирания бесцветным лаком. Лезвие так и сверкает отблесками у щек и подбородка.
- Витька, нос не задень.
- За своим смотри.
Душ космический приняли: стоишь в стеклянной трубе, а вода то снизу вверх, то сверху вниз окатывает. Космический чаек через трубочку пососали, заедая «какашками» из тюбика, с надписью «тульский пряник». Настоящие космонавты.
Пошли в открытое пространство в мастерстве упражняться. Витька топор за пояс и щепки собирать. Бизнесмен, едрит его налево!
Связали второй венец, а он на первый не ложится, улететь норовит. Невесомость, мать ее!
- А гвоздями прибить?
Глянул я на Кольку, и парень язык прикусил.
- Я марку всю жизнь держу, - ворчанием поддержал меня дед Васильич. – Позориться не буду. Сказано, без единого гвоздя.
- На шканты надо каждое бревно сажать, - подал голос Витька.
- Не каждое бревно сажать, а прогнать шканты на всю высоту сруба и нанизывать на них венцы, как в детской пирамидке, - выдал идею Колька, и сам засветился от своей сообразительности.
Работает голова у парня, не зря два института осилил. Пошло дело. В нижний венец вставили трехметровые тесины. Сверлим в бревнах отверстия, насаживаем бревна на тесины, мхом прокладываем, чтобы вакуум не поддувал. К обеду половину сруба подняли, подкрепились «какашками» из тюбиков и к вечеру выгнали сруб на требуемую высоту.
Вошли в рабочий ритм. Сруб каждый день прибамбасами обрастает, становится все краше. На полах досочку к досочке подогнали, заклинили; крышу тесовую дубовыми стяжками к балкам на века притянули. Крылечко с резными балясинами, чтоб рука не скользила. По периметру крыши узорчатый кантик с вензелями мастеров: типа, «здесь был Вася», но гораздо красивше.
Кипит и радует работа. Вот только «гости» задолбали. На третий день заявились сомалийские пираты на космобанане и попытались взять станцию на абордаж. Колька Фиксатый отложил топор в сторону, сопло сзади банана вырвал, перевернул и обратно вставил. Где они теперь?...
Следом замигала-закружила летающая тарелка, и вывалилась из нее толпа симпатичных зеленых зверушек. Ни дать, ни взять, инопланетяне. Витька Рыжий на меня украдкой хитренько глянул и поволок свой мешок со стружками и щепками к трапу.
Закурили, наблюдаем. Витька суетливо товар нахваливает, зеленые въехать не могут, зачем им это нужно. Вытягивают-отпускают пружинки стружек, хлопают щепкой о щепку перед раструбами ушей, опилки жевать пробуют. Потащили мешок в корабль, а Витьке вытолкнули девицу неземной красоты: восемь зеленых ного-рук или руко-ног и полуметровая пасть с остро заточенными зубами по периметру.
Замахал Витька конечностями протестующее и удовлетворился игрушкой, типа, Тетрис. Улетели братья по разуму, а он дурачок стоит, в кнопки пальцем тычет. Взял я у него из рук инопланетную заморочку, положил на бревно и одним махом топора располовинил вдоль. Внутри полный набор шпионского оборудования: камера, диктофон и передатчик, с включенной постоянно трансляцией на Альфа-Центавру. Вот такого Троянского коня Витьке всучили.
Колька порадовался случаю в очередной раз «умом», как фиксой во рту сверкнуть:
- Бригадир, эти лезут и лезут ниоткуда. Мы в открытом космосе, значит, есть еще и Закрытый.
Поистине, знания добавляют не ума, а печалей на задницу, по которой я и въехал ему крепенько космическим сапогом.
Молча втянул доморощенного «аналитика» в корабль, топором начертал на переборке надпись: «В России и космос имеет уши». Трижды ткнул умника лбом в каждое слово, а в союз «и» четырежды, потому что в русском языке имеет значение каждая буква.
Забегая вперед. Сразу после нашего приземления военно-космические силы взяли Кольку в оборот. Обложили расписками о невыезде, неразглашении и необщении. Сделали главным аналитиком: день грузят запредельно умной информацией, а вечером Николай Валерьевич!!! выдает оптимальное решение проблемы. Случилось, аккурат под Восьмое марта, Николаю Валерьевичу в компании с секретаршей за раздумьями литр усидеть, и под конец рабочего дня выдал уникальную Теорию безотносительности знака "бесконечность", отчего знаменитый, хотя и покойный ученый перевернулся в гробу, а здравствующая рок-певица отчетливо выговорила "Б...ь". Такие пироги.
По жизни моему хладнокровию крокодилы завидуют, но последний случай «гостевания» и меня из терпения вывел. Прикатил на космобайке некто чернявенький и шустрый, в темных очках и фотоаппарате с полуметровым объективом:
- Я Франс-пресс. Имею интерес смотреть ваш чудо.
На чистом французском отвечаю:
- Велком, придурок. Ты в курсе, что разведчики враждующих государств должны сотрудничать, для усиления совокупного вреда, наносимого шпионской деятельностью.
Француз лоб наморщил:
- Боюсь, я не совсем понимайт, что вы имеет сказать?
- Уматывай на хрен!!! – гаркнул я ему в ухо.
У парня космическая мотоциклетка от неожиданности юзом пошла и, не справившись с заносом, врезалась в атмосферу и сверкнула метеором в сторону Австралии.
- Загадывай желание, бригадир, - пошутил дед Васильич.
- Не космос, а проходной двор.
Банька радовала глаз. Еще несколько штришков. Сплели из лыка косички, привязали к бочкам для холодной и горячей воды липовые ковшики. Сруб, покрытый тремя слоями прозрачного лака, сверкает золотым слитком. Дверь открывается без напряжения и плотно закрывается на дубовых петлях. Окошечко поблескивает чистым стеклом и резными наличниками.
Любуемся и глаз отвести не можем от собственноручно созданной красоты.
Строитель – благородная и благодарная профессия. Проходим по жизни, оставляя памятники самим себе.
Пирамиды, дома, дворцы, плотины,... баньки в открытом космосе хранят тепло рук, частичку души и наши негромкие имена.
- Ну, пора, ребята.
Поднялись над банькой, и, по старому плотницкому обычаю, выбросили топоры в открытый космос, в знак того, что лучшего создать уже не получится.
Пошвыряли рюкзаки в космошлюпку, растолкали всю неделю беспробудно спавшего пилота и улетели. На космодроме толстомордый генерал-лейтенант суетится:
- Тут в сторонке четыре бревна лежали…
- Да пошел ты!
Повалился я на траву, закурил, наслаждаясь глубокими затяжками:
- Ну, здравствуй, страна, скучали о тебе там.
Простое человеческое счастье – возвращение.
П.С. Вечером в новостях: "Американский спутник-шпион сбит с орбиты и упал в районе мыса Канаверал. На месте падения обнаружен топорик, с изображением красной молнии на топорище."
Кому бы в голову пришло, что топор, брошенный с первой космической скоростью(7,8 км/сек) превращается в страшное оружие.
А ведь три топора еще летают.
П.С. Топор с красной молнией на топорище некоторое время хранился в Музее Космонавтики США и пропал из экспозиции после посещения выставки племенем индейцев Дакота