Заблудился я как-то в лесу. Надо-о-олго … Дома – нет, работы – нет, курить – нет. Жены, слава богу, тоже нет. И кушать очень хочется. Не будешь же каждый день в течение нескольких месяцев питаться сыроежками, ягодками и шишками. Бреду, грущу, почесываю в раздумьях разные места. Что делать, что делать? И кто виноват? Вот, черт!
Как только помянул черта, глядь – терем-теремок стоит прямо посреди полянки. Красивенький такой, аккуратненький. Крылечко резное, чистенькое. А поверх – надпись: «Кукольный театр «Далдоны». Ого, думаю, красиво в лесу живут, культурненько. Зайти надобно. Вдруг работу какую предложат. Не куклой, само собой. А так, по обслуживанию. Я, ведь, пока не заблудился, мастер на все руки был. И то могу, и это. И починить, и сломать чего, если надобно. Правда, в последние годы руки мои золотые перестали быть нужными у меня на родине. Перестали, значит, они кормить мою голову. Нынче этой самой головой работать только надобно: украсть чего, стырить или обмануть. От этого вот я и подался в лес погулять. Так и заблудился.
Эх, ну да ладно! Вроде, подвернулась работенка какая-никакая. Захожу на крылечко, в дверцу стучу: тук-тук! Откройте, дескать. Открывают. Передо мной женщина немолодая, но жутко талантливая.
-Ты кто такой?
-Мастер на все руки.
-Что умеешь?
-Все.
-Все-все?
-Все-все-все.
-А зовут тебя как?
-Так и зовут - Мастер. А вас?
-Меня-то? Да Карабасиха-Барабасиха! Слыхал, небось?
-Небось.
-Пойдешь ко мне работать?
-А чего ж не пойти.
-Но предупреждаю: я женщина крайне добрая! И ласковая. Чуть что не так – премия. Что не этак – подарок.
Вот, думаю, повезло с работодателем работовзятелю. Нигде еще о таких шикарных условиях не слыхивал. На всякий случай спросил:
-А когда на работку-то выходить?
Карабасиха мило улыбнулась улыбкой саблезубого тигра и молвила:
-А прямо завтречка, с утречка.
И закрыла передо мной дверь.
Постоял я минуток пять, почесал репку. А что делать? Пошел под ближайшую сосенку. Переночевать, значит. А-а-а! Ерунда! Ночь как-нибудь перекантуюсь. Главное, что завтра … На том и заснул.
И наступило утро. Взбираюсь на крылечко, вхожу в дверцу. Барабасиха, приветливая такая, встречает, под ручку берет, в горницу свою ведет, чаем с кренделями угощает. Хорошо! А Карабасиха и говорит с придыханием:
-Подпиши, милый друг, бумажечку.
И подсовывает листик какой-то. А я и подписал на радостях. Читал вроде. Но буковки от еды и питья сливались, а мысль, наоборот, разливалась. Так смысла и не понял. А сам из вежливости и говорю:
-А покажите мне, уважаемая, ваш знаменитейший на весь мир кукольный театр.
И вправду, хотелось бы на кукол посмотреть.
-Отчего ж не глянуть. Только минуток пять, не больше. Подходи, мил друг, вот туда через секундочку.
Выждал я обговоренное время. Захожу в зальчик. А там …
Стоит Карабасиха-Барабасиха в центре. В одной руке хлыст, в другой – плетка. Или наоборот. А вокруг куклы живые пляшут, поют, на балалайках с мандолинами играют. Хорошо, правда, это все делают. А Барабасиха все одно хлыстом щелкает, плеткой стегает. Да еще орет благим матом по поводу и, главным образом, без. Я аж онемел и окостенел. Слава богу, не ослеп и не оглох. Вот, думаю, попал! Прямо «Вий» какой-то. Я даже по сторонам огляделся в поисках гроба, на котором местная панночка летать будет. Хотя, впрочем, хозяйка, скорее всего, в ступе перемещается, если брать в расчет возраст.
Оглянулась на меня Карабасиха. Клыки как у вампиров торчат. Глаза, словно у убитого только что на корриде быка – красные и злые. Оглянулась, значит, и давай орать:
-Всем работать, работать и работать!!! А не то убью и не дам вечером похлебки!
Я быстренько за дверь. Забился в свою каморку и давай соображать:
-Интересно. Может, она перепутала: сначала похлебки не даст, а потом убьет? Во, попал! А куколки, тем не менее, симпатичные и талантливые. Все, прям, как в книжке.
Ну, понимаешь, делать-то нечего. Надо каким-то образом в диком лесу выживать. А тут, какая-никакая, крыша. Над головой, в смысле. Так что, хочешь, не хочешь, а работу работать надобно.
Только поднял я руку, чтобы чего-нибудь полезное сделать, врывается в комнатенку мою фурия, мегера и гидра. То есть, ворвалось только одно существо женского пола. Ворвалось, значит, и давай кричать:
-А-а-а! Чего это ты тут руку поднял? Опустить немедленно!
И исчезла. Что это было? Но руку на всякий случай опустил. Только я ее опустил, как снова видение: ведьма, кикимора и лешачка. И тоже орать:
-А-а-а! Чего это ты сидишь, сложив руку? Немедленно поднять.
И опять же испарилась. И так несколько раз. Я так, честно, и не понял: сколько их было? И так весь день: поднять руку – опустить руку, поднять – опустить. В конце концов, я вообще двигаться перестал. Сидел неподвижно. А эти призраки, не глядя на меня, так и причитали: поднять - опустить, поднять – опустить, поднять … И исчезали. Наверное, у них где-то неподалеку гнездо ихнее было.
Перекантовался я денек кое-как. Следующим утром слышу: по коридорчику «бух-бух-бух»! Выглянул и обомлел. Практически реальная бабка Бабы Яги прямо в ступе шкандыбает в мою сторону. Старая! ( И ступа тоже). Но от этого не менее вредная. Сразу видно. И злая от старости и жизни лесной. Пришкандыбала и сразу орать:
-Молчать! Стоять! Почему молчишь, сволочь? Слушать, когда я говорю!
И метлой замахивается. Отошел я на шажок на всякий случай. А прапрапрабабушка русского ведьмовства промахнулась веником своим и как бабахнется со всего размаху! Распласталась вместе со ступой. Лежит, зараза, а все равно в пол орать продолжает. Думал я сначала, что, может, в принцессу какую превратится. Не-а. Так жаба жабой и осталась.
Ну, вышел я. Чего на падаль во всех смыслах любоваться? Так через тридцать секунд слышу сверху пронзительный истеричный стон Карабасихи:
-Пошел вон, гад! Ты нас, пьяниц, не уважаешь? Да у нас каждый день день рожденья!!! Пили, пьем и будем пить, потому что у нас даже звание такое имеется. Мы, понимаешь, личности творческие, пьющие!
Ого, соображаю. В мой адрес. Видимо, старая карга нажаловалась на то, что грохнулась оземь и не превратилась в прекрасную девушку. А виной тому – я. И сообразил, что не работать мне в волшебном тереме. Никогда. Потому что мне со своими городскими привычками не стоило вторгаться в нравы таежной глухомани. Ну, не воспринимаю я, что пить на работе – не грех, а признак таланта; что нельзя быть добрым с куклами; что люди – куклы, что … Эх, да ладно!
Собрал я быстренько свои нехитрые манатки и подался подальше в дикий лес. Потому, что понял: опасаться надо не леса, не волков, а теремов и людишек в них хозяйствующих. Типа субъектов.
Об одном жалею и часто вспоминаю: как там поживают красивые талантливые куклы? За что им такая жизнь? Или сами выбрали? Не знаю, не знаю … Лес, однако, глухомань …