Чёрного ворона считали всегда вещей птицей. У некоторых есть предубеждение в отношении этой достойной птицы: ошибочно считают его вестником несчастий. А между тем, в христианстве чёрный ворон – это символ жизни. Скажу вам, что ворон – это далеко не ворона.
ВорОны – хотя и умные птицы, но не имеют достоинства, суетливы и бесцеремонны, если не сказать – наглые. А вот ворон – философ. Это – штучная работа. Стаи воронов не бывает, а стаи ворон всегда можно наблюдать. Настоящего ворона я видела в зоопарке в Алма-Ате. Он такой огромный, ростом с ребёнка – около метра. Массивный клюв, чёрные с синим отливом перья. Он из какой-то экзотической североафриканской страны привезён. В России таких на свободе я ни разу не видела, наверное, их нет.
Зато ворОн у нас великое множество. Их два вида – серые и чёрные, они вполовину меньше ворона. В их уме приходилось не раз убеждаться. Они способны к сложным формам поведения. Часто думают, что ворона – это самка, а ворон – самец. Скорее здесь языковая гримаса: если ворон слово мужского рода, а ворона женского, то по аналогии их объединяют в одну семью. Но это разные виды птиц.
Расскажу свой жизненный случай, когда ворОны действительно оказались вестниками беды. Я тогда была молодая, ещё не знала таких тонкостей в отличии ворон от воронов. Для меня все ворОны были вОронами. По этому поводу не могу не вспомнить известную строчку из стихотворения Марины Цветаевой: «Все жаворонки нынче – вОроны», где она тоже считает, что вОроны несут горе и беду.
Как-то мои родственники из Ростовской области, супруги Лазаревы, уговорили меня приехать к ним в гости. Они знали, что я болела, и мне тяжело было отправляться в дальний путь с двумя не очень взрослыми детьми. Если бы путь ограничивался только путешествием на поезде, то ещё куда ни шло, можно было ехать, не задумываясь особо о пересадках. Но поезд был только до Ростова-на-Дону, а дальше надо было ехать через весь город с детьми и вещами в набитом городском автобусе до автовокзала, а после стоять в очередях за билетами в сторону Волгодонска. И как венец всем мучениям – поездка в междугороднем автобусе где-нибудь в душном и загазованном «заду» с непременным укачиванием и тошнотой. И так четыре часа без движения и кислорода. Надо было иметь очень серьёзные основания, чтобы согласиться на такую езду. А встреча с моими дорогими родственниками – братом Володей, его женой Лилей, их пацанами, с моей дорогой тётушкой и любимой бабушкой – пока они все были живы, таким основанием не была.
Но надо знать Лилю: она кого хочешь уговорит, каких угодно обещаний надаёт, что не согласиться с ней будет невозможно. Нам пообещали, что нас встретят на вокзале в Ростове-на-Дону на собственных «жигулях». Таким образом, все сложности путешествия на автобусе сами собой отпадали. Прельстившись ездой с комфортом, я согласилась, не подумав, что «жигули» не зря называют консервной банкой.
Первая оторопь меня посетила на вокзале, когда я увидела всё семейство Лазаревых в полном сборе: родители и двое их сыновей. А мне с моими двумя детьми места среди «комфорта» как бы уже не предусматривалось. И не задумываясь особо о моих чувствах и возможностях моего здоровья, Лиля попыталась усадить меня на заднее сиденье с четырьмя(!) детьми: тремя мальчиками от 12 до 14 лет и девочкой 11 лет. Это ничем не лучше междугороднего автобуса. Так в автобусе у нас у каждого было бы своё отдельное место, и всё же была надежда получить места не в самом заднем ряду. У автомобиля было только одно преимущество: его можно остановить где угодно в пути, если возникнет острая необходимость освежиться. И ещё выигрыш во времени: дорожные мучения можно было сократить примерно на сорок минут. Игра свеч не стоила. Исходя из этих рассуждений, я высказала своё желание ехать автобусом.
Тут же меня сочли за капризную особу: надо же – автомобиль ей не подходит! За ней специально приехали из такой дали, а она чванится. Но моё решение было твёрдо, а доводы железными: чтобы «душиться» в «жестянке» я не имею здоровья.
Тогда брат сказал своё решительное слово, и меня усадили на переднее место возле него. Бедная Лиля с моей дочкой на коленях и с тремя мальчиками-подростками в тесном окружении кое-как была втиснута в пространство сзади. А оно в «жигулях» значительно меньше, чем впереди. К тому же некоторая концентрация выхлопных газов в этой части автомобиля присутствует всегда. Ехала она молча и, полагаю, сожалела о том, что придумала встречать меня в Ростове.
Я до сих пор, хотя и прошло уже изрядно времени, так и не могу понять, была ли такая встреча необдуманным скоропалительным решением, или какая-то иная необходимость вызвала такое решение. Ведь по-хорошему, мальчиков следовало оставить дома дожидаться гостей. Здесь принцип «в тесноте, но не в обиде» имел своё обратное действие.
Как бы там ни было «жигулёнок» споро мчался по вполне гладкому асфальту междугороднего шоссе. Кажется, остановились только один раз в городе Семикаракорске, по местному – в Семикаракорах, чтобы купить какой-то особой вяленой рыбы, которая водится только в Дону.
От Семикаракорска дорога ушла вправо – на Малую Орловку и Большую Мартыновку. Нам надо было в райцентр – Большую Мартыновку.
Был июль. Уборочная страда на полях завершалась, но ещё возили на грузовиках зерно. И как всегда было в те, советские, времена – не без потерь. На асфальте высыпавшейся из дырявых кузовов пшенички было вдоволь для разных птиц. Особенно ворОны пировали. Да так они основательно загружались кормом, что не имели силы вовремя взлетать, чтобы не попасть под едущий автомобиль.
Но когда едешь в жарком и душном автомобиле, многие очевидные вещи просто «не догоняешь» – не понимаешь их причины, а только обращаешь внимание на сам факт.
Где-то уже на подступах к Мартыновке ворона не смогла увернуться от едущих «жигулей» и – крак! – шмякнулась о то крыло, где за рулём сидел Володя. Брат, как-то странно вздрогнув – будто он сбил человека, – нажал на тормоз. Но вовремя понял, что это всего лишь объевшаяся лёгкого и доступного зерна ворона попала под автомобиль, и продолжил езду.
Мне стало не по себе оттого, что было сбито живое существо, но хуже всего, что это была ворона – вещунья предстоящих бед.
И не успели мы проехать следующую сотню метров, как опять – крак! – и вторая птица ударилась о тот же бок и бездыханная отлетела в сторону.
Видя, что я изменилась в лице, брат всё же прокомментировал это явление, как бы извиняясь передо мной за свою неосторожность:
- Объелись зерна и взлететь не могут, а машину сразу не остановишь...
Я же сидела с какими-то тяжёлыми предчувствиями. Две вороньи смерти радостных эмоций не вызывали. Да и какие-то суеверные страхи засели глубоко в мозгу.
Слава Богу, долгий путь закончился, мы приехали в объятия моих любимых и родных тётушки и бабушки. Приняв душ, все уселись за стол.
Гостить хорошо. Особенно, когда ради тебя стараются: режут барашка, вывозят на шашлыки, готовят какой-то особый, с барбарисом, плов. Но ещё гостевание и обязывает. Надо терпеливо выслушивать все жалобы, накопившиеся у свекрови – моей тётушки – на невестку, жену брата, Лилию. А это утомительно и неприятно: слышала бы эти сетования сама Лиля. Но среди массы различных обвинений я выделила только одну-единственную информацию. О странном гадании.
- Лилька гуляет от Вовки, а он, дурак, не видит, – рассказывала тётушка.
- А вы откуда знаете?
- Да все знают, только он не видит. Она его одурачила, попросила, чтобы он её к гадалке повёз. Он и отвёз. Она от неё вышла и говорит ему: «Будем мы с тобой вместе до самой смерти. Никуда не денешься ни ты, ни я от тебя. Гадалка сказала, что в один день и умрём»...
Я делаю для себя отметку в памяти, когда Лиля вернётся с работы, расспросить её подробнее об этом гадании. Но какие-то дела отвлекают, и я забываю о своём намерении.
В гостях хорошо, а дома лучше – эта истина не подлежит оспариванию. Наш вояж заканчивался. Нас так же отвезли на вокзал, но уже без мальчиков: в тот раз все очень измучились в дороге. Теперь только Володя и Лиля сопровождали меня с детьми. Они помогли купить билеты на поезд и погрузиться в вагон. Нам понравилось так ездить в гости.
Прошло полгода. Пятнадцатого января позвонила мама, и я едва смогла понять, что с Лазаревыми случилось несчастье.
- Вовка с Лилией разбились, – сквозь всхлипы и слёзы говорила мама.
Я не понимала, отчего она плачет. Разбились... Скоро подлечатся, машину починят...
- Насмерть разбились, – рыдала в трубку мама.
А я не понимала, как можно разбиться насмерть. Что-то мама путает.
Я срочно звоню тётушке, собираюсь уточнять, как они себя чувствуют. Я не верю...
- Тётя Шура, так может, они только сознание потеряли, – кричу я ей в трубку.
На том конце тётя отвечает, как мне кажется, вполне спокойно:
- Нет, дорогая, они неживые...
Слышно, как кто-то подходит к тёте и просит: «Шура, нужны две чистые простыни». Я начинаю медленно осознавать, что произошло нечто ужасное. Ясно всплывают в памяти два звука, услышанные летом: крак! – и первая ворона отлетает в сторону, крак! – за ней вторая полетела на обочину дороги...
Ворона – вещая птица.
Авария произошла неподалёку от города Семикаракорска. На пустой ночной трассе на «жигулёнок» Лазаревых налетела чёрная «волга» горячих кавказских парней. Странно, что в другой машине никто не пострадал.
Гадалка не ошиблась: жили Володя с Лилей вместе до самой смерти и умерли в один день...