Февраль

Наталья Столярова
В доме у Татьяны, как всегда – беспорядок, который она именует «художественным». Но я люблю эту квартиру в старом доме, где на лестничной клетке вечно пахнет кошками, а лампочки не держатся больше суток, бесследно исчезая.

С Танькой мы дружили с первого класса. То ссорились «на всю жизнь», то сладко мирились. На шесть лет наши пути-дорожки разошлись, пока учились в разных городах, а потом судьба опять свела накрепко, и похоже – навсегда. Её родители рано умерли, на пороге пятидесяти, оставив ей единственно нажитое – квартиру в старой брусчатке. Здесь она и поселилась с Женькой, которую родила на пятом курсе, перед самой защитой.

Замуж так и не вышла, говорила иногда, затягиваясь сигаретой: «Суженого моего, видно, в Афгане убили. На всех нас мужиков не хватит. Надо, значит, самой как-то лямку тянуть». Но насчёт «лямки» - словесный оборот, не более. Татьяна умела жить весело, из каждой мелочи создавая то праздник, то – спектакль.

Иногда она смотрела на Женьку задумчиво и говорила:
- Представляешь, я лица её отца уже и не помню. Так, трёхдневный роман с заочником-геологом. А какой у него характер? И какие гены ей достались?
- Да прекрасные гены! И умница, и симпатяга какая…
- Ага, вся в меня! Это ты правду говоришь.
И Танька звонко смеялась, показывая набор отличных зубов.

Дружили мы, наверное, на основе – крайностей, полной непохожести. Я – «мышка-норушка», она – тигрица на таёжной тропе. Я помешана на порядке в своей «норке»: чтобы всё по полочкам, все умыты-накормлены. Она вечно в новых проектах, следы которых всюду: то обрезки ткани, то пятна краски, то куски поролона….
Вчера создавала «карту счастья», поэтому кругом – женские журналы, фотографии, какие-то бантики и открытки.

- Тань, ну ты же взрослая вроде тётка. Дочке семнадцать лет….
- Глупости не говори! У меня самой – вся жизнь впереди.
- Понятно. Опять какую-то дурацкую книжку прочитала?
- На себя лучше посмотри! Квёлая клуша какая-то, а не женщина. Сама ты – тётка….
- Ах я, тётка?

И мы устроили бой подушками с визгом и прыжками. Звонок в дверь прервал наши бои без правил. Сосед Петрович укоризненно смотрел и качал головой:
- Ну, бабы-дуры! Я думал, молодняк резвится….

А мы решили продолжить праздник: гулять, так гулять! Татьяна достала из холодильника бутылку шампанского, припасённую на восьмое марта и с заговорщицким  видом спросила:
- Угадай, где я вчера была?
- На ипподроме?
- С чего это?
- Значит, на космодроме. Откуда я знаю, где тебя черти носят?
- В брачном агентстве! Увидела рекламу: три дня принимают бесплатно. Думаю, стоит рискнуть…. И пошла.
- Ну и молодец. Правильно сделала. 
- Да, представь, муж у меня будет, скажем, - художник…
- Представила: неврастеник, пьяница и бабник.
- Нет, пожалуй, писателей и поэтов нам тоже не надо. Тогда, бизнесмен. На крупного рассчитывать нечего. Так, средней руки…
- И ноги тоже. Будет требовать от тебя порядка, завтраков и ужинов по расписанию.
- Ой, только не это. Тогда чиновник может быть?
- А что? Лысый импотент, с брюшком, с язвой желудка и парой внуков. Пойдёт?
- Так…А может – молодого? Стройного, с перспективой?
- Альфонсов – навалом, пруд пруди. Особенно, если у мамочки – дочь на выданье.
- Тогда – иностранца. И чтобы по-русски не говорил. И не понимал. Здорово я придумала?
- Отлично. Клюнет какой-нибудь мазохист или извращенец. И больше мы тебя никогда не увидим.

Татьяна задумалась, потом взмахнула причёской «конский хвост», наполнила фужеры и сказала:
- Ты знаешь, правильно сказал Бодлер: жизнь похожа на больницу, где каждый больной одержим идеей поменять кровать. И зачем я хочу испортить себе жизнь?
Мы звонко чокнулись и выпили за наше женское счастье.

Конец февраля удивил неожиданным морозом, всю неделю зима упиралась, а сегодня – потеплело, и так было покойно и тихо, что захотелось пройти пешком. Почему вспомнился тот светлый день давнего детства? Когда я вышла на крыльцо зябким сентябрьским утром и долго смотрела в сад. Поздние яблоки ещё держались на ветках, золотел японский клён у калитки. Я услышала шорох листьев, обернулась на звук. Под крайним деревом возился ёж, пофыркивал и перебирал лапками. Он выбрался на тропинку и побежал, на спине – красное яблоко с жёлтым бочком….

Я шла своим февралём и плакала о всех девочках,  которые выросли.

В продолжение темы:
http://www.proza.ru/2012/09/14/465