Скотный двор почти развалился, домашнее хозяйство пришло в упадок, животные стали вымирать…
Страдающий от полного истощения ума, отравленного хмелем и всевластием, бык почувствовал, что скоро его отправят на скотобойню. Надо срочно что-то предпринимать! И начал он тусовать зверей, с целью найти среди них такого, кто не отправил бы его на мясо. Ох, и не простая это была задача. К тому времени достал бычара всех. Просто некоторые терпели его, потому что их все устраивало. Но где ж найти такого, кто не предал бы, не наговорил традиционно сначала приятных слов, а затем столь же традиционно не пустил под нож? Не было уже на скотном дворе таких. Вывелись как-то сами по себе. Превратились в настоящих зверей. Куда там крокодилам, тиграм, шакалам, гиенам, скунсам! Перещеголяли в этом отношении милые домашние животные своих лесных собратьев. Овца овце волк! Вот так вот! А те, кто остался попорядочнее, те попрятались или смотались подальше в лес. Потому что даже в самой глухой чащобе жить было как-то приятнее и безопаснее. А самые хитрые уже давно на два дома жили. Воруют, тьфу, работают, то есть, на скотном дворе, а отдыхать предпочитают и зверенышей воспитывать в лесу. Некоторые по несколько берлог и лежбищ завести сумели.
Долго перебирал скотину бык. У этого зубы не те, у другого лапы слишком широкие и сумка на брюхе выросла, у третьего глаза лживые и вороватые, хотя из пасти доносятся приятные для бычьего слуха звуки. И появился неожиданно для всех на горизонте зверь неизвестной породы. По виду кролик, по повадкам – медведь (правда, об этом узнали несколько позже). Вроде свой, домашний, но долго жил в лесу. Непонятный какой-то! Его все спрашивали: «Кто вы, мистер?» А он не давал ответа. Типа «скоро узнаете». Такой свой среди чужих, чужой среди своих. Два в одном.
Ну, проголосовали за него, опять же, единогласно. Бараны (они же крупный, средний, мелкий скот и птица) по-другому и не умели никогда. Ну, конечно, за исключением какой-нибудь паршивой овцы. Но это так, для статистики. Сели ждать счастья.
Новый оказался не баран. И не козел. Сказывается лесная школа. Он не мычал, не трубил, не блеял. Тихонько, так, спокойненько говорил. Но убедительно. Одних козлов выгнал, других поставил. Амбары, правда, не вернул. Понимал Новый, что власть над скотом дается властью над кормом. Зато теперь каждый знал: кому и сколько он платить должен. Лишнего взял или не поделился – под нож. Ляпнул чего не то – на скотобойню. Псам новые ошейники и цепи прикупили. Но ежели какой-нибудь пес шелудивый не по чину возьмет или волком прикинется – на живодерню его немедленно. Чтобы не портил, гад, общей картины благоденствия. И голос животные стали теперь подавать, не кому когда захочется, а строго по команде. Это, конечно, ежели команда такая поступит. А если кто без команды вякнуть рискнет, то и язычок подрезать можно.
Все вроде бы хорошо стало у скотов. Но вот только появилась новая беда вместе с Новым. Расплодились в огромаднейшем количестве на скотном дворе клопы. Это такие кровососущие, кровопьющие, кровоедящие, кровоберущие, кровотащущие и просто тащившиеся от крови паразиты. И было их видимо – невидимо. Расплодились в таком количестве, что даже сам Новый забеспокоился. Но сделать ничего не мог. А, может, и не хотел. Потому что сам от крови скотской жил.
Пытались некоторые поначалу сопротивляться. Но ведь как случалось? Только рот откроешь – в него сразу клоп вопьется, попытаешься лягаться – так клопы ногу облепят, кровушку отсосут, ногой то и пошевелить не можешь. А из тех, кто попринципиальнее оказывался, так из них все эритроциты с лейкоцитами откачивали. Все – трупик! Хоть и не сдох даже. И все по правилам, не придерешься. Научились клопы правила соблюдать. Тем более, что сами их и устанавливали.
Тем временем клопы энти стали в стада собираться. Другие зверюшки, видя такое дело, тоже стали в клопы записываться. Клопом быть выгодно и безопасно! Пей кровушки столько, сколько положено по клопьим правилам и будешь в шоколаде. Работать то не надо. Клоп – он и есть клоп. Дело до того дошло, что Новый (к тому времени уже Старый) сам открыто клопов поддерживал, привечал всячески. Говорил, что без клопов ну никак жить невозможно! И тогда сказали сами себе клопы: «Плодитесь и размножайтесь!» И клопы плодились и размножались. И вся кровь скотская уходила исключительно на них. И никто ничего поделать не мог. Боялись связываться. За ними ведь Сам стоит! Да и количеством, выживаемостью и неистребимостью брали кровососы. Поэтому животные стали любить клопов, убеждать друг друга в их нужности и полезности. Соберутся, бывало, в стадо, глазки таращат и мычат: «Да здравствуют наши кровопийцы! Ура!» Все говорили о необычайных привесах, небывалых урожаях, о тучных стадах козлов и пидарасов. Ходили все без привязи, но как-то ощущалось, что на каждой скотинке такая цепь невидимая пришпандорена была! При этом больно было смотреть в глаза животине. Какие-то коровьи стали у всех глаза. А мозги остались бараньими. А привычки свинскими. И голоса стали одинаково овечьими.
А как ведь все хорошо начиналось…