Мужчина всегда прав. Если он мужчина, конечно. Но это обязательное условие, так что опустим. Если вы пишете стишки, потому что вам в голову ударила невымытая рама и вы решили позвонить маме, чтобы убедиться, что свою она давно вымыла, а потом увековечить эти строчки в особо извращенной поэтической форме – кривой лесенкой, вы – счастливый человек. Который захлопнет эту раму (и документ Microsoft Word в придачу) и отправится к маме, поглощать свежевыпеченные пирожки. Если же она начинает являться вам во сне, и нет, милые вы мои, не мама, а рама, которая не видела тряпку примерно столько же, сколько не ваша мама вашу покорную слугу, и требовать увековечить ее в абсолютно новом окне поэзии, к примеру, как выход в беспарашютное пространство, то вы попали. В то самое пространство. И впору то ли крылья отращивать, то ли идти во внучки к Тарасу Григорьевичу с пожеланиями не тащить алые розы к вам в степь, ибо они будут пошло смотреться вместе с белыми тапочками. Потому что вы априори не правы, потому что не мужчина.
Женщина - писатель – такой же вымирающий вид, как амурский тигр. И подпадает под несколько категорий Красной книги: Исчезнувший, Уязвимый, Сведения Недостаточны и Неисследованный. Причем одновременно. Потому что писатель, априори, мужская сучность, которая может позволить другой сучности, превратить себя в сущность на ночь, выстирать носки и принести завтрак в постель за неплохой секс и хорошую декламацию стихов. А потом забраться в кресло с ногами и потерять всякую опору под ними же до следующего существенного доказательства. Женщина, пишущая о сексе в городе – миф телевидения, поддерживающий «Находящийся под угрозой» вид журналисток, маскирующихся под феминисток, то есть тех же modern-Золушек, выбирающих размер Manolo собственноручно, но не теряющих надежду найти Мистера Бига собственно-ножно, не разбрасываясь при этом честно заработанными шпильками (для особо отдаленных: это чересчур расточительное занятие). Женщина пишущая – это угроза для обеих: сучности и сущности, и Мистер Биг ей нужен примерно так же, как Manolo амурскому тигру. То есть пожевать и удивиться: и что они в этом находят?
Главное, что во всем этом они (то есть окружающие) действительно что-то находят (а не находят так ищут) и начинают пристально изучать узор линий на шкуре несчастного тигра, с маниакальным упорством опознать его заживо. Хотя ждать-то осталось всего-ничего. Тигра этот процесс поначалу забавляет, потом удивляет и, в конце-концов, смертельно утомляет. И он, вместо того чтобы проглотить юного натуралиста, уползает куда глаза глядят, грустно пожевывая терпковатую кашку и безнадежно выискивая клевер в поле зрения. Потому что проще сдохнуть в корешке раскаленной книги, чем доказать, что тигры бывают травоядными, а женщина – пишущей.
Жить с этим абсолютно невозможно.
15.02.2011