Было это ещё во времена всеобщего дефицита, когда колбаса стоила 2-20, батон - 13 копеек, а водка – 2-87. Почти каждый праздник я с двоюродным братом на 2-3 дня ездил в деревню к дедушке с бабушкой, проведать их и передать гостинцы от двух дочек, живущих в городе. А они, в свою очередь, целую неделю перед этим через знакомых в столе заказов, доставали для стариков чего-нибудь вкусненького, что не купить в деревне: шоколадные конфеты, сыр, масло, кофе, колбасу, шпроты, печенье, икру и всем этим набивали нам рюкзаки так, что мы еле-еле поднимали их на спину. Были и обычные продукты - батоны, яблоки, помидоры, огурцы, печенье, пряники.
Ездили тогда поездом "Москва-Ленинград". Садились на него в Вербилках или в Савёлово. Это была самая весёлая дорога из всех, что я знал. В 60-е годы в одном из вагонов был даже буфет с полным джентльменским набором: коньяк, вино, пиво и закуска. Потом вагон-буфет сгорел и народ на каждой станции штурмом брал привокзальные палатки. Нас от этой русской беды тогда спасала только молодость и вечная нехватка денег. Трезвому в этом поезде ехать было муторно. Только отдав дань народной традиции, ты чувствовал себя своим в доску среди таких же простых и весёлых душек-россиян.
Кстати, дедушка, к которому мы так любили ездить и один из его зятьёв, частенько попадали во всякие истории именно в этом поезде. Чаще всего они просыпали свою станцию, о чём со смехом нам потом рассказывали: "- Открываю глаза, смотрю в окно - поезд стоит, паровоз меняют. То ли Овинищи, то ли Остолопово, а, может, и ещё дальше заехал, не пойму никак, где я. Солнце светит вовсю, а меня ещё в час ночи бабушка должна была на лошади встретить. Волнуется ведь, думаю, там она, может до сих пор по перрону бегает. Хватаю вещи и на выход. А поезд-то ходит раз в сутки. Приходилось на товарняках домой добираться. Потом бабушка три дня моё бельё отстирывала от угольной пыли и мазута. Вот, братцы, до чего вино доводит. Не пейте, ради Бога, лучше уж курите".
В тот раз наша "пьяная дорога" и со мной сыграла похожую шутку. Сначала всё было хорошо - сели, познакомились с соседями, выпили немного. А в Кашине всё и началось - набился целый вагон молодых девчонок из техникума, которые ехали на выходные домой. В наше купе сели самые красивые, да такие хохотушки, что мы с братом тоже чуть не проехали свою станцию. До того они нам понравились, что пришлось даже выставить марочное вино, которое везли бабушке, не скупились и на закуску, здраво рассудив, что чем больше девчата съедят, тем нам легче будет нести рюкзаки. Голодные студентки, ради приличия, тоже кое-что доставали из своих рюкзаков, которые все вперемешку стояли на второй полке. Когда снимали один из рюкзаков, то остальные просто сдвигали к окну, а этот ставили с краю, чтобы не трясти им над столом с продуктами. Свет проводница скоро погасила, оставив гореть одни ночники в проходе, но нам это совсем не мешало - в темноте девчонки казались ещё красивее.
На нашу станцию поезд приходил в час ночи. Уже визжали тормоза, когда мы с братом схватили рюкзаки и побежали к выходу. Выскочили на перрон, стоим, машем попутчицам, зовём их в гости, слезайте, не пожалеете, на руках до деревни понесём! Они в ответ хохочут: "- Поехали лучше вы с нами! Вы нам тоже понравились! Давно таких весёлых не видели!" Стоянка поезда всего одна минута, он свистнул и растаял в темноте, а мы всё никак не можем успокоиться - надо же, как всё хорошо началось и ничем не закончилось. Вертим головами в темноте, прислушиваемся, может, всё же какая-нибудь отчаянная спрыгнула. Нет, всё тихо, кроме нас вообще никто не вышел. Вот так вся жизнь пройдёт и вспомнить нечего будет. Брат с горя закурил и говорит мне: "- Ладно, в другой раз повезёт. Давай, доставай фонарики и пойдём потихоньку". Вокруг темень, хоть глаз коли и дождик мелкий зарядил некстати. Я присел на корточки, стал ощупывать свой рюкзак, лежавший на земле и тут у меня в первый раз заныло сердце: "- Ё-моё! - говорю брату. - Я не тот рюкзак взял с полки". Он не поверил, стал чиркать спички, а когда увидел, что лежит в рюкзаке, то с ним случилась лёгкая истерика, он бегал вокруг меня, бил себя ладонями по ляжкам и хохотал без остановки, причитая: "- Ой, я не могу! Ой, умора! Ну, ты и учудил! Вот бабушка обрадуется!" А мне было не до смеха - с чем я приду к старикам? Ведь я вёз праздничные гостинцы, а студентки ехали с сельхозработ домой помыться и переодеться в чистую одежду. Ясное дело, что и рюкзаки их были набиты не пряниками.
Пять километров до деревни, которые мы обычно пробегали с вещами за час, в этот раз мне показались, как все двадцать. Я уныло плёлся за безостановочно хохотавшим братом и полупустой рюкзак за спиной, оттягивал мне плечи, будто был набит кирпичами. Дома брат сел с дедом за стол отметить встречу, а я сразу залез под одеяло и уснул мёртвым сном, так и не придумав, что скажу завтра деду с бабушкой, сияющим от счастья, потому что дочки их не забыли и прислали сразу двух внуков с гостинцами.
Рано утром, сквозь сон, слышу, как бабушка стала разбирать рюкзаки, что-то выносить на холод, что-то показывать деду и, видимо, вывалив всё из "моего" рюкзака, стала поминать недобрыми словами дочек: " - Да что ж это такое? Они там, совсем сдурели в городе? Нашли, что послать старухе! Глянь-ка, дед, да они надо мной издеваются!"
Нам с братом было уже не до сна, мы еле сдерживались, чтобы не расхохотаться в голос, сквозь прищуренные веки наблюдая, как бабушка трясёт перед носом деда охапкой чёрных колготок, бюстгальтеров, ажурных цветных трусиков и прочей девичьей амуницией. Дед был поопытнее в этих делах и поэтому догадался первым: " - Наверно, Сашка рюкзаки в поезде перепутал. Встретил кралю, губы раскатал, она ему и подсунула своё грязное бельишко. Да и напились, видно, хорошо. Вон до сих пор храпят. Так бы уж давно встали, есть захотели".
А в это же время одна из наших ночных хохотушек сидела дома в Красном Холму, уплетала за обе щёки докторскую колбасу и пила индийский чай с тортом. И нас вспоминала добрым словом – таких весёлых и щедрых.
Ругать нас было бесполезно - дело уже сделано. Чтобы как-то искупить свою вину, мы все праздники ударно работали: ходили в лес рубить дрова, вывозили навоз от коровы на салазках в огород. И всё равно, лет десять потом, дед-юморист, хитро на нас прищурившись, за столом рассказывал гостям, как на октябрьскую внуки привезли подарки бабушке: красные резиновые сапоги, капроновые колготки и кучу нижнего ажурного белья. Над нами дружно хохотала вся деревня и приезжие родственники. Повезло ещё в том, что никаких обидных кличек нам не навесили за этот случай.