Конструкция ангела. Конструкция 1

Владимир Митюк
Конструкция первая


     ... Сегодня первым стартовал пазик, с мягкими креслами и занавесочками на окнах. увозящий народ из центра в спальные районы. Были свободные места, и подумав самую малость, М. выбрал место в заднем ряду, где стояло пять кресел, в центре, иначе бы пришлось ехать боком, или вообще спиной вперед. Когда е было пробок, автобус шел быстро, и по дороге набивался почти полностью, так что народ стоял в проходе, но М. было не до их забот – за примерно полчаса он успевал прокрутить прошедший рабочий день, почитать, и даже слегка отдохнуть, отключившись от неизбежной транспортной суеты. Единственное, что кто-то мог нависнуть над ним, и даже наступать на туфли, но с этим приходилось мириться.

     И было в этом еще одно существенное преимущество, – после работы можно было, к примеру, выпить бутылочку пивка, или даже чего покрепче, и не опасаться вездесущих охотников из ГАИ, а тихонько ехать и дремать.

     Соседка справа уже уткнулась в детектив одной из новомодных писательниц, – М. заметил по картинке на обложке разваливающейся книжки, справа же соседствовала молодая пара – высокий юноша лет тридцати, и его симпатичная чернявая половина, радостно внимающая речи своего супруга – видимо, они еще не успели наскучить друг другу. Но со стороны смотрелось превосходно. Молодой человек потеснился, по мере возможности подобрал ноги и снова повернулся к девушке, которая ласково перебирала его пальцы и улыбалась. А М. заметил, что на нем такие же, как у него самого, слаксы, но на пару ростов больше, и очень похожая рубашка с коротким рукавом. Поистине, почти все мужское население выбрало одну униформу, но удивляться было нечему – стояла страшная для нашего климата жара. Жарко было и в автобусе, поскольку во время маршрута он загорал, то есть, поворачивался к солнцу то одним, то другим боком, и посему нагревался так, что не успевал остыть за время короткой стоянки в тени. Народ, правда, не роптал по такому поводу – в кои веки выдалось вёдро, а не преследует постоянная осень, и потому терпел и разоблачался согласно своему возрасту и статусу. И было на что посмотреть… 

     М. положил на колени дипломат и достал газету, которую не успел даже просмотреть на работе. Но сразу сосредоточиться не удалось, он все еще был в работе, и строчки просто мелькали у него перед глазами. Да, это – сделал, это – тоже, а вот это – не успел. Надо будет завтра. Но мозг плавился, автобус стоял в пробке перед Невским, и М. подумал, что был прав, оставляя машину дома – так пришлось бы самому сидеть за рулем, продвигаясь по метру, и нервничать. Да еще могли подрезать, разбирайся потом, так что преимущества были налицо. Наконец, он пролистал «Комсомолку» до спортивной страницы. После очередного тура  «Зенит» поднялся еще на одну строчку в таблице, чуть-чуть отставая от лидера, и это грело душу. Пока М. изучал таблицу автобус, наконец, преодолел залитый солнцем Невский, подрулил к остановке, и мгновенно заполнился вновь вошедшими пассажирами. Он мельком оглядел вошедшую публику – в основном, возвращающуюся с работы. Наверное, никого не прельщала перспектива ожидания следующего автобуса, даже пять минут, ибо и стоять было относительно комфортабельно – не так, как, например, в гармошке. Летняя публика не суетилась, и автобус тронулся, дабы наверстать упущенное в пробке. М. мельком оглядел вошедших – знакомых не было, привычно выделил из толпы пару симпатичных лиц, и снова уткнулся в газету.  Правда, иногда он не отказывал себе в удовольствии несколько раз поглядеть на интересную женщину, но так, незаметно, чтобы не привлекать внимания, особенно летом, когда и без того явные достоинства предлагались не для всеобщего обозрения, а ради себя, любимой. 

     Да что уж говорить! Впрочем, и сразу же забывал об этом –  М. явился типичным представителем сильного пола, со своими заморочками и внутренними  ограничениями, и сам был уверен в этом.  Все же, если женщина оказывалась напротив, как пару дней назад, М. старался отвернуться в сторону, либо отгораживаясь чтивом,  пусть не разбирая ни строчки. Но и в том случае, когда противоположное место занимала не столь интересная особа, или слегка поддатый ровесник, было то же самое…. Впрочем, это не имеет никакого отношения к делу. Хотя с какой стороны посмотреть…

     Меж тем автобус проехал еще остановку, опять вошел и сдвинулся народ, М. снова оторвался от чтива и вялотекущих параллельно мыслей, поднял глаза и увидел стоявшую в проходе девушку, скорее, даже девочку. Он даже не заметил, на какой остановке она вошла, но, в принципе, было важно совсем не это, а то, что она вошла вообще и стала неподалеку от него, так что он мог наблюдать ее профиль. В фиолетовых джинсах, мутно-голубой футболке в резиночку, доходящей почти до пояса, но – почти, оставляя тонкую полоску незагорелого, даже бледного тела. И это был не призывный топик, к которому уже привыкли и почти не обращали внимания, а так, просто коротенькая футболочка. Тоненький носик с чуть заметной горбинкой и усыпанный неизбежными веснушками, типично ленинградские, неопределенно-светлого цвета волосы коротко подстрижены, открывающие маленькие ушки с сережками-капельками. Не нуждающаяся в поддержке грудь не впечатляла своими размерами, а, скорее, угадывалась, но форма! Джинсы плотно обтягивали аккуратную, но уже развитую, попку так, что проступали каемки трусиков. Он почему-то подумал, что они темного цвета. И было в ней, несмотря ни на что, что-то женственное, и это придавало еще больший шарм, хотя красавицей она не была, а всего лишь молоденькой.  Даже слишком. Все это запечатлелось в мозгу М. практически мгновенно – ведь не мог он нагло разглядывать девушку, явно годящуюся ему в дочери. И М., устыдившись неподобающих возрасту мыслей, вновь попытался углубиться в чтение, или, по крайней мере, сделать вид. Не хватало еще, чтобы кто-то заметил. Но обмануть себя не мог.

     На следующей остановке автобус был забит почти под завязку, многим надо было только доехать до Купчино,  после чего автобус также постепенно пустел. А сейчас девушка оказалась совсем перед ним, и он невольно – ведь не прикинешься спящим и не отгородишься от мира, невольно стал лицезреть удивительно стройные бедра. Девушка держалась за поручень, тоненькая ручка выпросталась из рукава, как напоминание о еще не прошедшем детстве. Так, по крайней мере, казалось М., или хотелось, чтобы так было. Скорее, последнее. Размышляя таким образом, М. внезапно почувствовал, что с ним происходит нечто необъяснимое. Автобус немного раскачивался, и светлая полоска между футболкой и джинсами как раз над большой латунной пуговицей на мгновение увеличивалась, обнажая половину девичьего пупка, и тогда он безуспешно пытался отвлечься, но не слишком получалось. А рука так и тянулась (естественно, он сохранял неподвижность) расстегнуть злополучную заклепку, и, вслед за этим, такого же цвета плотную молнию. И что? Естественно, все это происходило в его неподконтрольном подсознании, ибо было таким диким и нелепым, что М. даже подумал о том, чтобы выйти раньше, но это стало бы признанием собственного поражения. А этого из-за своего упрямства М. допустить не мог, ибо это стало бы свидетельством его поражения. Со стороны, конечно, никто не сумел бы заметить терзаний М., которые он более-менее  пытался подавить, и, все же, он ничем не выдал своего состояния. Может быть, он просто впал в маразм? Но, вроде бы, рановато, или он уже свыкся и ничего за собой не замечает?  Ничего не замечала и девушка, а просто ехала и смотрела в окно…

     Через несколько остановок, показавшихся М. бесконечными, девушка двинулась к выходу, и он, к своему немалому изумлению, заметил на ее пальчике тоненький ободок обручального кольца. Значит, кто-то уже расстегивал и эту заклепку, и эту молнию? И …  – Мысль была стыдной, ненужной, и противной, более того, М. почувствовал укол ревности, но заставить себя переключиться на что-то иное он мог. Наверное, взгляд его застыл, и девушка обернулась – ему показалось, что она перехватила его, и М. стыдливо отвернулся. Впрочем, разве мы не оборачиваемся, покидая транспорт, так, на всякий случай. Скорее всего, сейчас было именно так, но М. непременно соотнес это со своей, так тщетно скрываемой, нескромностью. И в этом не было ничего особенного – любая девушка неизбежно привыкает к тому, что ежедневно десятки, сотни мужчин, мальчишек, стариков смотрят ей вслед. Всегда. Постоянно. Но М. смутился, словно мальчишка, хотя к тому моменту не мог определить даже своего отношения к девушке. Посему, когда она перешла на другую сторону, и направилась по проспекту, М. мог спокойно проводить ее взглядом, не опасаясь быть замеченным. Она удалялась по раскаленному асфальту, спокойная и независимая, походкой не девочки, но молодой женщины, и у М. защемило в груди – не потому, что он хотел чего-то, а оттого, что время его безвозвратно прошло, и жизнь стягивается, как шагреневая кожа. Впрочем, он пока преувеличивал, все равно стало тоскливо. Но девушка, перед тем, как скрыться окончательно, обернулась, и что-то подсказало ему, что, возможно, его взгляд был тому причиной. Или же кто-то окликнул. Да мало ли что бывает! М., как всегда, не мог определиться ни в желаниях, и в мыслях… Так, через день, другой, а, может, через час, напрочь забудет этот эпизод.

     Вскоре вышел и он, привычно завернул в павильон, намереваясь купить и сразу же выпить бутылочку ледяного пивка. Увы, сию процедуру ему пришлось отложить. Стоявший перед ним мужчина нетерпеливо открыл бутылку, но, когда он решил отправить ее содержимое внутрь, пенный напиток вырвался наружу, заливая все вокруг – и прилавок, и неосторожно подошедшую близко женщину, и белую рубашку страждущего.

     - Я же говорила Вам, - извиняющимся тоном сказала продавщица, высовываясь в окошко, - что у нас холодильник разморозился, уж извините, пожалуйста, и принялась вытирать залитый пивом прилавок. М., наученный предыдущим происшествием, свою бутылку открывать не стал, решив дома засунуть в морозилку, и сначала слегка охладить. Сделав несколько необходимых покупок, пришел домой, разделся, принял душ и уселся смотреть новости перед телевизором. Бытовые дела отвлекли, и он уже вспоминал происшедшее, какого, в сущности, и не было – а мало ли что могло пригрезиться, с некоторым недоумением и безо всяких эмоций…


     Но вышло иначе. М. уже на следующий день с изумлением заметил, что образ девушки стал неотвязно преследовать его. Он попытался отмахнуться, да и дел было предостаточно, ему казалось, что все это не более, чем фантом, полностью ирреальный и не имеющий никакого отношения к действительности. Да и была ли девочка? Увы, никакое самовнушение не помогало. И тогда М. стал анализировать все, происходившее с ним в последнее время. В общем, у него не было оснований быть недовольным собой - было все, может, и не слишком, но вполне достаточно. Отношения с женщинами складывались тоже весьма недурственно, так что тяга к совершенно незнакомой девчонке была совершенно необъяснима. Тем более что он отнюдь не считал себя Владимиром, и тяга к Лолитам в принципе ему казалась безнравственной. Вернее, он был в этом тупо убежден, но… постой, постой, - подумал вдруг М., - а разве ты не замечал, что в последнее время… Да, именно так, и он не мог не признаться – он непроизвольно стал посматривать на уж слишком молоденьких девчушек, оставляя без внимания куда более интересных дам. Он мог, конечно, обернуться вслед хорошенькой незнакомке, подвезти, когда был за рулем, даже если нужно было сделать крюк, сделать пару-другую комплиментов, пошутить, но не более того. А его связь с Ларисой, такой же, как он сам, несвободной, но милой женщиной, не прекращалась. С ней они были как бы равноправны и независимы друг от друга.

     А сейчас…. Пусть в мыслях, явилось страшным – звонком, предупреждением. И М. внезапно понял, как безнадежно постарел. Когда-то, еще в юности, он прочел «Черного принца», тогда это было модно, и не без омерзения, не представляя, как может такое существовать в реалии, и даже яростно отстаивал свою позицию. И вот теперь сам. Вспомнив несколько ситуаций, он отметил, что и весьма юные особы обращают на него внимание – может, потому, что от него нельзя ожидать какой-то гадости, это на лице написано, может, по неведомой ему причине….

     Перевернулось что-то, и остальное в момент стало незначительным, мелким. Но фантазия его разыгрывалась, втайне, на фоне обычных дел, обязанностей и мыслей, то есть, вполне реального существования. Он представлял, как расстегивает проклятую заклепку,  тянет вниз молнию, и вот уже обнажается пупок, нежный, как и вся девушка, и он легко целует его, а молния опускается ниже, до самой кромки трусиков, он чуть приспускает резинку. Видения почти материализовались, и он чувствовал, как его руки касаются прозрачного тела, а язык ласкает нежнейшую, чуть подрагивающую от его прикосновения кожу. Однако на этом М. величайшим усилием воли заставлял себя остановиться, отдавая себе отчет в том, что, почти наверняка, кто-то это уже делает на вполне законном основании. И это отравляло его существование, несмотря на то, что на девушку эту он в принципе не имел никаких прав. Он снова принимался за дела, общаясь с коллегами, подчиненными, начальством, семьей, знакомыми и друзьями, куда-то шел, ехал, звонил – и никто не подозревал о его подсознательной жизни. А ему казалось, что он резко постарел за одни сутки, и ему уже пора читать газету «Правда», сидеть на лавочке и играть в домино с такими же замшелыми стариками. Здесь он немного преувеличивал. Но, садясь в автобус, он непроизвольно оглядывал встречных, втайне надеясь, что когда-нибудь войдет та самая девушка, и он…. Конечно, ничего не скажет, а только посмотрит в ее сторону, один раз, чтобы запомнить  – так М. убеждал себя. Но вероятность встретить кого-либо случайно в миллионном городе практически нулевая, особенно, если поездка была нерегулярной, или вовсе случайной. Особенно, если этого ждешь. И посему он порой чувствовал себя необъяснимо злобно – на жизнь, на ее несправедливую быстротечность, на то, что он уже не мог так, запросто, подойти и сказать. Хоть что-нибудь. И не столько потому, что не мог решиться на такой подвиг, и ему хотелось обладать неизвестной девушкой. Скорее потому, что это выглядело бы на редкость смешно и нелепо. Жизнь съежилась шагреневой кожей, возможности, которыми он вовсе никогда бы и не воспользовался, таяли с каждой минутой. И М. не мог не ощущать сего непреложного факта. Просто от нежелания смириться.      

     Образ, отнюдь не идеализированный, преследовал М.. Он понимал, что чисто внешне девушка ничем особенно не выделяется среди тысяч женщин, мимо которых он проходил совершенно равнодушно,  без усиления сердечного биения. Даже сейчас, когда жара выкрасила их в бесподобное разноцветье, и каждая женщина старалась, в большей степени для себя,  выглядеть на все сто. То есть, на зависть таким же представительницам прекрасного, как они считают, пола. И большинству это удавалось, мужской глаз до следующей весны замыливался, что было вполне естественно и закономерно. М. ненароком подумал, что, встретив ее где-то случайно, он вряд ли выделил ее из толпы – но, может, эта мысль была естественной самозащитой? Он не успел осознать этого факта до конца, но остальные женщины перестали его интересовать совершенно,  их затмил ее образ. Что это было – ракурс, поворот головы, придуманная им самим незащищенность или?  И в поисках ответа он снова обратился к классикам. Они, конечно, не могли дать прямой ответ, но тоже конструировали ситуации и пытались проникнуть в человеческую сущность. И то, что казалось ему ранее безобразным, недостойным и вообще отвратительным – возможно, в то время он был слишком молод, и судил со всей бескомпромиссностью молодости, внезапно предстало перед ним в совершенно ином свете. Скорее всего, он просто экстраполировал вновь обретенные знания на себя. А, может, это и есть то многообразие жизни, те её стороны, о которых он ранее не задумывался, затвердив для себя «Так не бывает», и то, что выход за рамки чреват и неизбежно наказуем? И те ситуации, о которых он время от времени читал в желтых журнальчиках, не есть выдумки досужих журналистов, а имело место в действительности? Но М. не чувствовал в себе сил броситься в омут, а, может, и не подозревал, и не соотносил к себе?  Просто не мог, и все тут. Нет, это не я, а я просто сторонний наблюдатель? Но обманывать себя –  дело пустое. «Неужели я впал в детство», - подумал М., вспомнив строчку из когда-то слышанной и популярной песни: «шестьдесят это вроде как двадцать, ну, а семьдесят – это десять». Он не помнил имени автора, точного текста, да и первый юбилей еще не справил, но слова эти сверлили душу. И все остальное проходило стороной, не затрагивая души его, хотя при участии. М. не представлял, что станет делать, если судьба вновь столкнет его с разбередившей душу незнакомкой. А если случится, то он не найдет в себе сил, чтобы подойти к ней, и не покажет виду, в этом был точно уверен, ибо, несмотря на поучения классиков, это представлялось ему неестественным. Ну, допустим, он подойдет к ней. И что скажет, если сумеет произнести хоть слово? Но необходимых, единственных слов не находилось. Но, пусть даже если он осмелится на столь неординарный поступок, что он услышит в ответ?  В лучшем случае на него посмотрят, как на идиота, у которого поплыли мозги от несусветной жары.  Или: «Отвали, дед, на хрен», - нынешняя молодежь на это вполне способна. И больше всего боялся выглядеть смешным. Но все равно чувствовал, что эта девушка нужна ему, даже не представляя, что будет делать, если… 

     М. снова обратился к теории вероятности. Согласно ей, возможность встретить девушку, если она не ездила этим маршрутом постоянно, исключалась начисто. Так же, как и вероятность попадания бомбы в одну и ту же воронку. В мистику М. тоже не верил, так что оставалось смириться и жить по-прежнему, коря себя за то, что сразу не смог решиться на хоть что-нибудь, либо испытывать мазохистское самоудовлетворение от своей моральной устойчивости. Только в отношении юной незнакомки, разумеется. Однако исчисленная вероятность не всегда соответствует реальности…. Но, думал про себя М., если такое и случится, он будет спокоен, выдержан и ничем не выдаст своего состояния. А, может, девушка покажется ему и не такой привлекательной….

     Он как-то не задумывался о том, что в следующий раз она запросто может быть не одна, а в компании с молодым человеком, просто в компании или даже с ребенком. Что ж, тогда бы он, пожалуй, испытал бы легкую досаду, и не более, то есть, принял все как есть. И, наверное, должно быть.

     Термометр в очередной раз перевалил за тридцать, да там и остановился. Асфальт блестел и плавился. Над городом повисла дымка, и ее не мог разогнать ветер с залива, а приказа губернатора ввиду отсутствия общегородских праздников ввиду их отсутствия в календаре, не было. Ветер приносил не отдохновение, а духоту, и капли повисшей в воздухе влаги. Город, невзирая на столь неблагоприятные обстоятельства, жил и функционировал. Кто мог, уже давно свалил за город или за кордон. Все остальные интенсивно заполняли не совсем опустевший город. В помещениях кондиционеры напрягались, с трудом переваривая и изрыгая потоки воздуха теплого и влажного воздуха, с каждым днем становившегося все удушливее. На улице было ничем не лучше, и посему народ спешил забраться в первый же попавшийся водоем, пруд или залив, или, на худой конец, под спасительный душ. Смыть пот, и далее поглощать щедро раздаваемые солнцем калории.

     М., в ожидании автобуса, успел выкурить сигарету, прячась в тени. Во рту было сухо, дома ждала припасенная заранее и уже запотевшая бутылочка пива. Ничего, полчаса как-нибудь выдержит. М. подумал, что надо бы взять машину, чтобы после работы иметь больше маневра и съездить искупаться. Но тут подошла пустая маршрутка, М. едва успел устроиться на теневой стороне возле окошка, как тот тронулся. Пробки рассосались, ехали быстро, открытые окошки создавали легкий сквознячок. Но пот настойчиво стремился выбраться наружу, стечь по влажной груди, или между лопатками, оставляя неровный пропахший след… Достал из дипломата толстый фолиант – самообразование не повредит, да и дорога покажется короче, и по-настоящему углубился в чтение.

     И не сразу обратил внимание, что место рядом с ним оказалось занятым. Только боковым зрением он увидел в меру тоненькие и стройные незагорелые (что удивительно), ножки с ровненькими коленками, чуть прикрытые легкой джинсовой юбочкой с разрезом посередине. Юбочка та носила скорее декоративный характер, наличие ее было, скорее, отсутствием. И даже не поднимая глаз, не смотря в сторону, М. понял, кому принадлежит это произведение искусства. Вот тебе и совпадение! Спокойствия М., на которое он безуспешно уповал, как ни было. Ему показалось, что воздух раскалился до неимоверности, хотя в окошко даже пахнуло ветерком. Он замер, уткнувшись в книгу. Но казавшиеся только вполне понятными слова и формулы стали сливаться в одну, бесконечную шараду, и ему не оставалось ничего, как замереть, уставившись в прыгающие строчки, наплывающие одна на другую... Его соседка достала из пакета бутылочку минералки, сделала глоток. М. синхронно сглотнул. И ему оставалось молить господа, чтобы автобус шел как можно быстрее, и чтобы закончилась невыносимая мука. Казалось бы, он ждал, и вот – еще сильный, но абсолютно беспомощный мужчина. Кровь приливала к голове, струйка пота пробежала по напряженной спине, тут же впитанная мягкой тканью рубашки. Пытаясь успокоиться, М. перевернул следующую страницу, но мозг отказывался воспринимать знакомые символы. Время, казалось, застыло, автобус полз черепашьим шагом, хотя это было не так, и вдруг, на повороте, когда он переезжал трамвайные пути, его  качнуло, и девушка невольно прислонилась к нему. Из бутылочки, которую она держала незакрытой, своей ручкой с тоненьким, увы, обручальным, колечком, пролилось несколько капелек на развернутую страницу…

     - Извините, пожалуйста! – я такая неловкая, - голос девушки был настолько завораживающим, чистым, что не слишком вязалось с ее субтильной внешностью. М. смешался, и не нашел ничего лучшего, чем ответить:

     - Ничего страшного, стряхнем, и сразу же высохнет, в такую-то жару, - и невольно обернулся к девушке. Её небольшие серые глаза озорно блестели, и в них не было ни тени раскаяния, а, скорей, живой интерес. Как у ребенка, которому позволено все. Но М. показалось, что девушка узнала его, но почему? Он открыл дипломат, и аккуратно уложил книгу. Собственно, так больше ничего не было. Наверное, нужно было продолжить случайно начавшийся разговор, но М. смешался, а юная его соседка сказала, полуобернувшись еще раз очень хитрым тоном:

     - Я, наверное, помешала Вам? – она явно не понимала, а М. надеялся, что именно так, что одно ее появление полностью выбили его из колеи, а благие намерения исчезли сами собой, но М. нашел в себе силы натянуто улыбнуться и промямлить:

     - Все равно скоро выходить, да и не читается, - что было правдой. Автобус между тем подрулил к той остановке, на которой девушка вышла в прошлый раз. И он снова услышал ее чистый голос, на что в иной ситуации совершенно не обратил бы внимания:

     - Но ведь Вы сейчас выходите, да? – вроде бы ничего необычного, но тон – ровный, но совершенно не вызывающий возражений, не спрашивающий, а утверждающий. Ведь в прошлый раз, если она запомнила, он не вышел на этой остановке.

     Еще была возможность спрятаться, отыграть, закрыться головой в песок, тем более что в вопросе не было вызова или беззастенчивого предложения – вполне безобидно, как могло показаться со стороны.  Но М. то понимал – вернее, смог бы, если бы не потерял ощущения реальности. Ибо вопрос девушка могла задать, сидя у окна, а не с краю, тогда он должен был вежливо встать, пропустить ее и сесть на свое место. А будь моложе – увязаться за ней и затеять немудрящий разговор, не шибко огорчаясь в случае отказа. Он неизбежно на мгновение поднял глаза и встретился со взглядом девушки, как бы случайно загоревшимися на один миг – «ну конечно же, ты пойдешь, пойдешь, а как же иначе». После этого сигнала они не потухли, но снова сделались простыми и даже несколько отрешенными.

     - Да, конечно, - несмотря на чудом пробившийся внутренний протест, наверное, М. ответил загипнотизировано, едва расслышав свой хриплый голос, а девушка спокойно поднялась и, не оборачиваясь, пошла к выходу в полной уверенности, что он следует за ней. Она не обернулась и тогда, когда они переходили улицу, – М. молча шел рядом, и лишь на секунду чуть замешкалась, незаметно для других, но не для М.. Со стороны, наверное, нельзя было понять, существует ли между ними какая-то связь, ибо много людей идет рядом, параллельно, в толпе, не обращая внимания друг на друга. Но внимательный взгляд все же смог бы по неуловимым деталям – как замедляют или ускоряют шаг, как одновременно поворачиваются в одну сторону, как оборачиваются друг к другу или охраняют от нежелательных столкновений выделить пары, группы… М. на какое-то мгновение подумал, что вот, сейчас запросто можно встретить знакомых, и что? Да ничего, только его это дело, и о том, что она вдруг может обернуться и спросить: «Собственно, а что Вы здесь делаете?» – и от последней мысли его чуть не бросило в дрожь. Однако девушка, не говоря ни слова, протянула наполовину полную бутылочку. Он на ходу допил теплую, но еще пузырчатую жидкость, бросил в ее попавшуюся на дороге и полную пластиковых бутылочек, стаканчиков, оберток от мороженого, урну.

     Тем временем они прошли первое здание универмага. На свободном участке было устроено летнее кафе, настойчиво призывающее посетителей громким магнитофонным звуком из выставленных возле прилавка мощных колонок. Они, не сговариваясь, свернули к нему. Под тентами, за столиками, сидело несколько человек, лениво потягивающих пиво, поедающих мороженое. Темно-бордовые зонтики не спасали от жары, но создавали иллюзию защищенности. Разомлевшая продавщица, в расстегнутой чуть ли не до пояса белой блузке и совсем ненужном, зато фирменном бордовом же сарафане, устроилась поближе к вентилятору, а юноша в белой рубашке и красной бабочке собирал использованную посуду со стола, смахивая пот со льда, и параллельно выполнял ее поручения. М. обратился к своей юной спутнице:

     - Пиво, «Пепси», мороженое, «Шампанское»?


     - Сейчас – пиво, а мороженое возьмем с собой. Хм, значит, с собой, но куда?

     М. взял для девушки «Хольстен» с серебристой этикеткой, зная пристрастия молодежи, которая выбирает не только «пепси», а еще бог знает что, и себе тоже. Полукилограммовый рулет, обложенный, сухим льдом, пока оставили и дальше мерзнуть. М. предложил «Шампанского», но девушка отрицательно покачала головой, и сказала:

     - У меня есть, я загадала… - и он счел лучшее не задавать лишних вопросов. Но что же скрывалось за этой простой, но загадочной фразой? И смотрел, как девушка пила пиво мелкими глоточками, держа бутылочку тоненькими пальчиками, и как пульсировала тоненькая жилка на ее шее. Теперь ему не надо было отворачиваться, чего уж там, но старался внешне  оставаться спокойным, будучи готовым к любому развитию событий, даже к тому, что к столику может подойти кто-либо из его или ее знакомых с риторическим вопросом: «Привет (здравствуйте), а это…» – с широко раскрытым от изумления ртом или же нарочито отвернувшихся. Его даже могли попросить познакомить с симпатичной племянницей, явно намекая, что за этим кроется. Эх… М. с удовольствием выпил бы еще парочку бутылок, отложив все возможные решения, но девушка встала, и взяла его за руку:

     - Пошли,  - рука оказалась мягкой, нежной, чуть прохладной от бутылки и влажной. М. взял мороженое последовал за девушкой, уже не задумываясь о том, как это выглядит со стороны. Впрочем, разморенному народу было только до себя – забежать, скрыться, окунуться в воду.

     – Здесь рядом, - продолжила девушка, вот та пятиэтажка. Если не боишься, конечно…. Но М. свое отбоялся, и теперь если и боялся, то только самого себя. Но сейчас был полностью поглощен девушкой. Они прошли по тенистому двору вглубь квартала, где еще здравствовали хрущевки, окруженные ровесниками-тополями, напрочь заслоняющими свет на нижних этажах. Ему было как-то странно идти за руку с практически незнакомой девушкой, имени которой он до сих пор не узнал. Да имело ли это какое-либо значение? Но она, видно, читала его мысли:

     - Послушай, ты идешь, не знаешь, куда, и даже не поинтересовался, как меня зовут…

     М. пожал плечами:
     - Вероника, конечно. – Это сказал не он сам, а его подсознание подсказало ему.

     Девушка внезапно остановилась, не выпуская его руки:
     - Как ты догадался? – ему показалось, что ее небольшие серые глаза вдруг стали огромными, так велико было ее удивление. Впрочем, она сразу же рассмеялась:

     - А чему удивляться? -  И пробормотала про себя, теперь уже задумчиво, но так, что М. смог расслышать, - впрочем, чего можно ожидать от человека, который за несколько секунд сумел раздеть девушку, взглядом, и чуть не изнасиловал прямо в автобусе. Это было преувеличением, но небольшим.

     - Я не… – смутился М., и покраснел, а Вероника рассмеялась и, на мгновение – но он успел почувствовать, прижалась к нему, но только на секунду:

     - Ой ли? Думаешь, я не почувствовала? – и он понял, что все его мечтания вполне смогут стать явью, и даже больше…. И не представлял, что с ними делать.


     Они подошли к аккуратному подъезду, и девушка, наконец, выпустив его руку, набрала цифры на кодовом замке. Дверь открылась, и она сказала:

     - Проходи, Дмитрий…. Теперь уже было впору удивляться ему, но он подумал, что пусть сказка так и продолжается, а расплата придет потом, неминуемая. Ну и черт с ним.

     - Нам на четвертый этаж, - сказала Вероника, - там живет моя бабушка, она тоже ведьма, - это само собой предполагало, что Вероника не так уж и проста и имеет дело с потусторонними силами. Но не имело никакого значения. И было так далеко. Сердце Дмитрия, теперь нам известно его имя, бешено колотилось. Пока все шло более-менее благопристойно, почти в рамках приличий и даже не напоминало обычную интрижку. Но не помнил, когда был так напряжен.

     Вероника достала из сумочки связку ключей, и он подивился, как вообще они туда поместились. Сначала один замок, потом – второй, и, наконец, третий,  – но уже на второй двери, которая распахнулась, и на них дыхнуло нагретым за несколько дней воздухом. Да, бабуля забаррикадировалась основательно. С первого шага квартира поражала своей чистотой и блеском. Ни одной вещи на пристенной вешалке с зеркалом, только две пары маленьких тапочек на коврике, в одну из которых девушка сразу же влезла, скинув босоножки без задника на толстом по моде каблуке. Дмитрий последовал ее примеру, но остался в носках – он только утром поменял их, как делал ежедневно. 

     - Извини, мужских нет, - улыбнулась Вероника, проходи…

     Дмитрий не без робости шагнул в комнату. Окна занавешены плотными шторами, отчего что царил относительный полумрак. Но от жары это была слабая защита. Наоборот, теплый воздух как бы концентрировался и оседал. М. осмотрелся. Комната не была уставлена мебелью, как обычно бывает у старых людей, обложена фотографиями и совершенно ненужными разнокалиберными безделушками. Самое необходимое – шкаф, диван под атласным покрывалом, маленький столик, трельяж с несколькими коробочками под Палех или натуральных. И пара вполне современных низеньких кресел. Никаких ковров ни на сверкающем блеском паркетном полу, ни на стенке. Противоположную дивану стену занимали книжные полки и примостившийся между ними  телевизор. Но на полках меж книг стояли какие-то фигурки, символизирующие то ли знаки зодиака, то ли выполнявшие чисто декоративную функцию.  Ни малейшего намека на мистику, и разве что репродукция с картины Иванова «Явление Христа народу» в тоненькой золотистой металлической рамочке над диваном могла каким-то боком соприкасаться со сверхъестественным. Да и то вряд ли.  Но основное место в комнате занимали цветы – в вазах, вазончиках, кадке, кашпо и на подоконнике. И банки с отстаиваемой водой – чтобы, не дай бог, не повредить бедным растениям. Наверное, такое обилие их подавляло. Кактусы выкинули отростки и расцвели яркими созвездиями. «Это бывает раз в году, - отметил про себя М.,  или же они так отреагировали на появление Вероники». И, действительно, ему показалось, что ветви тянутся к ней.

     - Фу, жара, - устало произнесла девушка, - сейчас проветрим - окна открою, а ты посиди, пожалуйста. Но Дмитрий принял в этом деятельное участие, а Вероника ушла на кухню. С улицы потянуло ветерком, и немного, самую малость, посвежело. Дмитрий сел на диван и задумался. Он слышал, как девушка возится на кухне, как хлопает дверца холодильника, журчит вода. И не представлял, что будет. Он сел на диван и задумался. Как бы то ни было, ранее его фантазии относительно юной Вероники не заходили далеко, просто она была ему нужна. И вот, теперь.

     Девушка вошла с двумя бокалами шампанского в руках. Она держала их за тоненькие ножки на подставочках, ибо хрустальные бокалы были старорежимными. М. заметил, что они запотели – значит, бутылка из холодильника, и мягкие пузырьки весело бежали вверх.

     - Здесь не колдовское зелье? – неловко пошутил Дмитрий, а она легонько стукнула бокалами друг о друга, раздался мелодичный звон, и протянула ему один бокал.

     - Смотря для кого, - потупив взор, сказала Вероника, - если кто околдован… или желает…

     Он улыбнулся ее шутке. Вино было действительно превосходным, с тонким ароматом и необыкновенно освежающим.

     - Спасибо, - поблагодарил Дмитрий, - то, что надо. А Вероника поставила бокалы на столик и снова стала перед ним, положив ему руки на плечи, и так, что заколдованная заклепка – ну, абсолютно такого же цвета, оказалась на том же уровне, как в тот роковой случай.  И такая же тоненькая полоска незагорелого тела между футболкой – теперь канареечного цвета и юбкой. М., конечно, не подозревал, что не только он является конструктором ситуаций, но услышал срывающийся и неожиданно тихий голос:

    - Ты этого хотел, да? А он и сам не мог объяснить, чего хотел, но рука неосознанно потянулась к роковой пуговке, – теперь не было ни публики, ни ограничений.

     Он осторожно, – руки едва слушались, – расстегнул пуговку, почувствовав, как дрожит ее абсолютно плоский живот. На мгновение остановившись, он потянул молнию вниз. Теперь уже гадать не было необходимости – чуть ниже открывалась каемка абсолютно белых простых трикотажных, сообразно погоде,  трусиков. Еще одно легкое движение, и молния оказалась почти расстегнутой. И Дмитрий, чуть притянув к себе девушку, робко прикоснулся к горячему и влажному телу. Он покрывал поцелуями тонкую кожу возле пупка, ощущая легкое биение в тонких жилках, не спешил и наслаждался. Фантом обрел реальность. Чуть солоноватый привкус – жара дала себя знать, придавал дополнительный аромат, и одновременно побуждал к дальнейшим действиям. Дмитрий осторожно прижал девушку к себе, и она подалась вперед, послушно, позволив его большим пальцам проникнуть за плотную резинка, погладить – но не настойчиво, мягкую, но одновременно упругую попку, а затем приспустить трусики немного вниз. Он целовал неизбежный розовый след, слизывая мелкие выступившие капельки. Вероника перебирала его не совсем успевшие поредеть, с серебряными прядями волосы.

     Замерев на мгновение, он снова целовал Веронику, и уже не думал, что она годится ему в дочери, что слишком юна для такого мужчины. Девушка, казалось, улавливала его движения, и казалась ему совсем игрушечной, и он почему-то подумал, что ниже… Может, ничего и нет. Но Вероника вдруг засмеялась, отпрянув:

     - Дмитрий, мне щекотно! И начала теребить остатки – ну, еще вполне приличные, его ранее пышной шевелюры. И потом, день был жаркий, и я пойду в душ….Мимолетным движением скинула футболку и бросила ее М.,  хитро взглянув на него и на мгновение позволив лицезреть маленькие, но налившиеся чудные груди с крошечными сосками, а потом, прикрыв их  крест накрест ладонями, обернулась и грациозно выскользнула за дверь, оставив Дмитрия с футболкой в руке и смятением в душе. Он услышал, как зашумел душ и полилась вода, в которой плескалась юная соблазнительница, и подумал, что вот, она вернется…. Но опять желания не ощутил – наверное, ему и того было достаточно? Вдруг резкая боль прорезала сердце, но он не стал хвататься за валидол – он, наконец, понял причину. Понял, что если… то он погибнет окончательно, и это не закончится простой интрижкой. Ему стало по-настоящему страшно. Потом, рано или поздно,  она неизбежно его отвергнет, а он будет валяться у нее в ногах и все окажется бесполезным…

     Осторожно, как вор, М. вышел в прихожую, надел туфли и торопливо спустился вниз по лестнице. В висках стучало. На Славе он поймал в машину и поехал в гараж, а потом – к Ларисе, которая, на счастье или нет, оказалась дома и одна, и имел с ней неистовый, отчаянный и безудержный секс, сопровождаемый бурными и продолжительными  вздохами и стонами, переходящими во взаимное удовлетворение. Он освободился физически, отделавшись несколькими царапинами на спине, происхождение которых надо было объяснить супруге, но потом, оставив разомлевшую любовницу, ласково обозвавшую его зверюгой, и пустоту в душе, и поехал к деду.  Тому было уже за девяносто, но он жил один, вполне справлялся сам и был чрезвычайно рад приезду внука. Сто пятьдесят и бутылочка пива расслабили старика, и они, вдоволь наговорившись о футболе и международных отношениях, заснули заполночь. Дед в своей старой кровати, менять которую отказался наотрез, а М. – на диванчике, предварительно отзвонившись жене, чтобы та не беспокоилась, и с глубокой надеждой протрезветь к утру…   

     М., конечно, не мог подозревать, что не только он является конструктором ситуаций. Более того, он не подозревал, что создаваемый им идеальный образ может иметь воплощение, и, материализовавшись, стать настолько реальным, что от него так просто не удастся отделаться, ибо воплотиться в образ вполне реальной женщины. Которая также, в силу не объяснимых и не контролируемых обстоятельств, тоже станет конструктором. И никакого значения не будут иметь ни возраст, ни внешность, а только необъяснимое желание довести все до логического завершения. Но какого? Автор подозревает, что это неведомо даже самим участником, и даже Всевышнему. А конструктор неизбежно, вне своей воли продолжает моделирование ситуаций, ролевые распределения, но и ему не известно, какая роль в итоге достанется, и, тем более, финал. И среди бесконечных if then else, оканчивающихся либо тупиком, либо новым разветвлением, он не сможет определить свое место, ибо оказывается захваченным собственным воображением, смешивая реальный и виртуальный миры, впадая в коллапс, куда заносит его безудержная фантазия. Бывают и вообще клинические случаи, но обычно прежние фантазии сменяются новыми, иногда – реализуются, приводя, казалось бы, в норму. И происходит сие совсем незаметно от окружающих, но оставляет свои следы и шрамы. А потом начинается все сначала. И проявляется сей дар совершенно неожиданно, и захватывает, и достаточно маленького толчка, и падает зерно, и прорастают побеги. Так, что даже не успеваешь сообразить, и переходишь во власть неизведанных сил, не отдавая отчета, что с тобой происходит. Но всегда нужен побудительный мотив, что-то совсем несообразное, не укладывающееся в привычные представления…

     В тот день, все еще находящийся под магнетическим воздействием незнакомой девушки, М. безуспешно старался  избавиться от нахлынувшего  на него наваждения. На работе проявились определенные сложности, он с ними справился, но это потребовало значительного напряжения сил. И, сев в привычный пазик, он углубился в кроссворд, дав себе зарок не смотреть по сторонам и не выискивать бесполезно покорившую его – он в этом уже уверился, девушку. Тем более, он не смотрел в окно, тщетно пытаясь вспомнить, как зовут карликового буйвола их четырех букв. Но это его не спасло…

Продолжение здесь:

http://www.proza.ru/2011/02/15/1767