глава после редакции:
Станочница-королева.
Едва Митьке исполнился год Валентина Гусева подалась на завод оператором пружинного автомата. «Гайкоболт» служил источником не только хлеба с маслом, но и даже колбасы «Любительской» на столе у заводчан. Это было как отдельное государство, со своими порядками и законами. В годы расцвета на предприятии трудились около трети горожан.
Десятый цех занимал огромную территорию и обеспечивал заказчиков пружинами всех сортов и размеров. Громадные навивочные станки обслуживали парни, а на полуавтоматах, выпускающих всякую мелочевку для «Жигулей», верхом восседали бабы. Командовал парадом мастер Михаил Кравцов, ничем не примечательный экземпляр мужского пола, с профилем старого дятла. Он управлял своим бабьим царством при помощи кнута и пряника, сеял интриги, находил путь к сердцу, а вернее, к карману каждой работницы.
—Ого, ничего себе, розочка!— застыл Кравцов как соляной столб, увидев Валентину в своей каморке.
—Не для тебя цвету, — весело рассмеялась в ответ бойкая Валентина.
После короткого инструктажа Кравцов с удовольствием повел новую работницу по цеху. Не каждый день ему приходилось сопровождать такую кралю.
—Вот, принимайте, пополнение,—засиял мастер, будто демонстрируя алмаз из собственной коллекции.
—Опа!!!— не сговариваясь, разинули рты станочницы, разглядывая смазливую операторшу.
Валентина была хороша собой, мужчины сворачивали шеи, когда она шла по улице, а женщины подозрительно косились, видя в ней угрозу. Тёмно-карие, почти угольные глаза и длинные каштановые волосы делали её похожей на кинозвезду из индийских фильмов. Природа щедро одарила Гусеву яркими красками и безупречными формами.
Работа оператора не требовала особых навыков и не нуждалась в высоком интеллекте. Женщины должны были иметь комплекцию балерины, так как сиденье станка находилось на приличной высоте, и требовалась птичья сноровка, чтобы взгромоздиться на кресло, как на куриный насест. Место оператора было сконструировано под филигранный задок, а обладательницы пышной филейной части с трудом втискивали свои прелести в почти детские сиденьица.
Валентина держалась изо всех сил, чтобы не уснуть в кресле, она тупо заправляла пружины в стаканчики восемь часов подряд под монотонный стук осадочного пресса.
Кресло Вали Гусевой скоро стало похоже на трон королевы, её окружали поклонники всех мастей. Даже отличный семьянин, Кравцов не мог справиться с искушением, воздать дань красоте рядовой станочницы. Броская внешность Валентины будоражила его воображение. Михаил, как зачарованный, подходил к новенькой, чтобы ещё раз окунуться в манящую темноту её глаз и почувствовать себя вновь молодым. Он топтался у станка красотки непростительно долго, вызывая приступы ревности у бывших любимиц.
—Далеко пойдёт наша многодетная мамашка,— скрежетала зубами Тонька Щеглова. — Прикидывается невинной овечкой. А люди говорят, что последнего она нагуляла от случайного добра молодца!
—Не может быть, она же девчонка совсем,— живо откликнулся Юра, пристально разглядывая изящную Валентину.
—Ага, девочка?! — засмеялась Тонька зло, перехватив его восхищённый взгляд. — Была лет десять назад!
Тонька имела свои виды на толкового наладчика и решила действовать наверняка, пока тот не потерял голову от прелестей Гусевой, как и все остальные мужчины в цехе. Она подозревала Юрку в скрытой симпатии к красотке и с удовольствием вываливала на парня подробности личной жизни соперницы. Тонька считалась первой красивицей до появления в цехе Валентины.
Наличие детей отсеяло часть юных воздыхателей, но не отбило охоту местных гегемонов просто поглазеть и поговорить с Валентиной и её напарницей, Лидочкой.
Лидочка не прошла по конкурсу в юридический институт и считала своё пребывание на «Гайкоболте» промежуточным этапом. Вчерашняя выпускница школы знала жизнь по произведениям русских и иностранных классиков. Она открывала Валентине мир Флобера, Ги де Мопассана, восполняя пробелы восьмилетнего образования напарницы. Рабочая смена пролетала незаметно в заумных рассуждениях. Станочницы обсуждали Анну Каренину с таким пылом и жаром, будто она проживала в соседнем подъезде.
—Я не считаю её положительной героиней, — щедро делилась Лидочка книжными знаниями.— Анна эгоцентричная, самовлюблённая кокетка. И под поезд она бросилась под воздействием морфия.
—Мужики не стоят того, чтобы из-за них под поезда бросаться! — категорично заявила Валентина. — Эта потастушка из-за своих амуров оставила сына сиротой!
Валентина впитывала новые знания как промокашка разлитые чернила. Уже через день при беседе с очередным обожателем она живо рассуждала о трагическом финале книги "Анна Каренина", которую никогда не брала в руки. Гусева не утруждала себя чтением книг сверх программы восьмилетки.
За смену Валентина Гусева отупевала от шума автоматов и прессов. Единственным развлечением для работниц был обед в заводской столовой. Вначале они с Лидочкой исправно обедали в общественной столовой. К Валентине липли воздыхатели, но настоящего мужчины рядом не появлялось. Несмотря на обилие мужчин на заводе, вероятность Валентины найти себе пару стремительно приближалась к нулю.
Среднестатический заводчанин в качестве будущего мужа являл собой нерадостную картину для Валентины. Мужчина в возрасте до тридцати пяти лет обычно имел за плечами среднее образование, жену и пару детишек. Валентина решительно отсеивала женатиков и выпивох. Не рассматривала на роль будущего мужа она и таких заумников, как занудный и прилипчивый Жигайлов-инженер по технике безопасти.
Начальник участка был безнадёжно женат, мастер Кравцов, способный щипнуть легонько своих дамочек за пролетарский зад для повышения рабочего настроения, тоже входил в число счастливых семьянинов. Наладчики были ещё непростительно молоды и беспечны. Одним словом, выбирать Гусевой было не из чего, да и негде.
продолжение http://www.proza.ru/2011/02/15/1583
Для сравнения глава до редакции:
Едва Митьке исполнился год, Гусева Валентина подалась на завод и была принята на место оператора пружинного автомата. Завод «Гайкоболт» был самым крупным в городе, служа источником не только хлеба с маслом, но и даже колбасы «Любительской» на столе у заводчан. Завод находился в старой части города. Это было как отдельное государство, со своими порядками и своими законами. В хорошие года на заводе трудилась около трети горожан, работая в три смены. Завод бесперебойно снабжал такие автомобильные гиганты, как «ВАЗ» и «Камаз» деталями и нормалями.
Пружинный цех, занимающий огромную территорию, обеспечивал заказчиков пружинами всех сортов и размеров. Огромные пружинонавивочные автоматы обслуживали наладчики мужского пола, а на пружинных полуавтоматах, выпускающих всякую мелочевку для «Жигулей», верхом восседали одни бабы. Командовал парадом мастер Михаил Кравцов, ничем не примечательный экземпляр мужского пола, кроме выдающегося профиля, как у старого дятла. Он управлял своим бабьим царством умело при помощи кнута и пряника, сея интриги, находил путь к сердцу, а вернее к карману каждой работницы.
—Ого, ничего себе, розочка!— только и смог промолвить Кравцов, застыв, как соляной столб, узрев воочию Валентину в своей каморке мастера.
—Не для тебя цвету, — весело смеялась в ответ Валентина, никогда не лезшая в карман за словом.
После короткого инструктажа Кравцов с удовольствием повел новую работницу по цеху. Не каждый день ему приходилось сопровождать такую кралю.
—Вот принимайте, пополнение,— промолвил он с чувством собственного достоинства, будто демонстрируя алмаз из собственной коллекции.
—Опа!!!— не сговариваясь, разинули рты станочницы, разглядывая вдоль и поперёк новоявленную станочницу.
Валентина была ещё хороша собой, мужчины сворачивали шеи, когда она шла по улице, а женщины подозрительно косились, видя в ней угрозу своей стабильности. Она обладала яркой, почти сверхъестественной красотой, где всё просится на полотно к художнику. Странная смесь из тёмно-карих, почти чёрных глаз, чувственного рта и длинных каштановых волос делали её похожей на кинозвезду из индийских фильмов. Природа щедро одарила её яркими красками и безупречными формами, и острым злым языком.
Работа оператора была несложна, не нуждалась в высоком интеллекте, но требовала особых навыков. Главным условием работы были усидчивость и узкое седалище. Да—да, не удивляйтесь, работницы должны были иметь комплекцию балерины, так как сиденье станка находилось на приличной высоте, и требовалась определённая сноровка, чтобы взгромоздиться на кресло, как курица на насест. Рабочее кресло было сконструировано и смастерено сумасшедшим конструктором под филигранный задок, обладательницы пышной филейной части с трудом втискивали свои прелести в почти детские сиденьица. Работа была однообразна и монотонна, требовалось героическое усилие, чтобы не уснуть в кресле, заправляя пружины в стаканчики восемь часов подряд под монотонный стук осадочного пресса.
Кресло Вали Гусевой скоро стало похоже на трон королевы, её окружали поклонники всех мастей, периодически сменяясь, как почётный караул на Красной Площади. Даже Кравцов не мог справиться с искушением, стоя воздать дань красоте рядовой станочнице. Он подскакивал к Валентине и оживлённо тарахтел о производственных буднях.
—Далеко пойдёт наша многодетная мамашка,— сказала со злорадством Тонька Щеглова наладчику Юре, на которого имела виды, кивая в сторону Валентины. — Говорят, что последнего она нагуляла от случайного добра молодца!
—Не может быть, она же девчонка совсем,— живо откликнулся Юра, пристально разглядывая, будто впервые увидев, Валентину.
—Ага, девочка?! — засмеялась Тонька зло, ревностно следя за караваном поклонников. — Была лет десять назад девочкой.
Тонька не отказывала себе в удовольствии освещать подробности личной жизни красавицы, подозревая Юрку в скрытой симпатии к красотке. Она решила действовать наверняка, пока парень не потерял голову от прелестей Гусевой, как и другие её бывшие почитатели.
Наличие детей отсеяло часть юных воздыхателей, но не отбило охоту местных гегемонов просто поглазеть и поговорить с Валентиной и её напарницей, Лидочкой, амбициозной, но не лишённой чувства юмора вчерашней выпускницей школы. Они были почти сверстницы, с той лишь разницей, что Гусева прошла огонь, воду и медные трубы, а Лидочка, знавшая жизнь по произведениям русских и иностранных классиков, была чиста, как белый лист бумаги. Лидочка, не поступившая в юридический институт, считала свою трудовую деятельность на «Гайкоболте» промежуточным этапом. Она открывала Валентине мир Флобера, Ги де Мопассана. Рабочая смена пролетала незаметно в приятных разговорах. Станочницы обсуждали «Пышечку» с таким пылом и жаром, будто она была их соседкой по подъезду. Лидочка разглагольствовала о Толстом и его «Анне Карениной».
—Я не считаю её положительной героиней. Она эгоцентрична, самовлюблённа, — щедро делилась Лидочка книжными знаниями, восполняя пробелы восьмилетнего образования напарницы.— Она бросилась под поезд не из-за любви, а из-за уязвлённого самолюбия под воздействием морфия.
—Мужикам нельзя показывать свою любовь, — искренне сопереживала героине Валентина. — Если покажешь слабину, тебе конец.
Валентина внимательно слушала интеллектуалку, впитывая новые знания как промокашка разлитые чернила. Уже через день Валентина, приправив интерпретацию Лидочки острым соусом, при беседе с очередным обожателем выдала, сей гибрид за своё блюдо.
За смену Валентина Гусева отупевала от шума- гама пружинных автоматов и прессов. Единственным развлечением для работниц был обед в заводской столовой. Вначале они с Лидочкой исправно ходили трапезничать в общественную столовую. К Валентине липли воздыхатели, но настоящего мужчины рядом не появлялось. Не смотря на обилие мужчин на заводе, вероятность Валентины найти себе пару стремительно приближалась к нулю.
Среднестатический заводчанин являл собой нерадостную картину. Низкорослый и коротконогий соплеменник в возрасте до тридцати пяти лет обычно имел за плечами среднее образование, жену, пару детишек, был также щедро наделён вредными привычками и манией величия. Валентина, не обременённая образованием, не претендовала на обладание высокопросвещённым индивидом, оставляя этот малораспространённый подвид на съедение конкуренткам.
Более половины работников составляли женщины. Оставшееся братство состояло из экземпляров, непригодных к спариванию в установленном законе порядке. Начальник участка был безнадёжно женат, мастер Кравцов, способный щипнуть легонько своих дамочек за пролетарский зад для повышения рабочего настроения, тоже входил в число счастливых семьянинов. Наладчики были ещё непростительно молоды и беспечны, и как говорят, в народе не сбросили рога. Одним словом, выбирать Гусевой было не из чего, да и негде.