Я и Волька жили в разных концах города, а телефона у нас в квартире не было. Поэтому, чтобы договориться о встрече, я всегда выбегал на улицу, опускал в прорезь телефона-автомата свою счастливую монетку (на шнурке, многоразовую) и набирал Волькин номер. Мы перекидывались парой слов и спустя минуту уже садились на велики и ехали навстречу друг другу.
В тот день я только что вернулся из поездки в летний лагерь. В городе было еще жарче, чем там, на море, и я, едва успев забросить свою спортивную сумку в угол комнаты, выбежал на улицу, завернул за угол соседнего дома и снял трубку телефона.
Я с минуту слушал длинные гудки, и вот послышалось какое-то шуршание, и в трубку тяжело задышали.
К телефону подошла Волькина мама.
- Аллё, Нина Сергеевна? – крикнул я. У них всегда была плохая связь, приходилось напрягать глотку. – А Вольку можно позвать?
- Володи нет дома, - ответила мама.
- А? Нет? А когда будет?
- Не знаю, Лёша, не могу сказать.
- Ага, ну я перезвоню! Спасибо!
Вот странные дела: я ж ему говорил, что приезжаю сегодня. Меня не было целый июнь, а он тут в городе торчал, небось, с ребятами дворовыми играл. Может, новых друзей завел.
Я пошел на реку. Было так жарко, что казалось: окуни ногу в зеленую воду, и тебя обдаст кипятком.
На следующий день родители устроили уборку, и добраться до телефона мне удалось лишь к вечеру.
На звонок опять ответила Волькина мама.
- Добрый вечер, это Лёша опять! А Вольку можно?
- Володя за хлебом пошел.
- А-а, ну извините, - протянул я и повесил трубку.
Блин, второй день уже! Обидел я его чем, или и правда постоянно звоню в неудачное время? Как жаль, что у нас нет собственного телефона!
На следующий день я почему-то проснулся в шесть утра. Еле-еле дождался восьми, выбежал на улицу и позвонил.
Вольки дома не было: он, оказывается, на утренней пробежке.
С каких это пор он на стадионе бегает? А уж если бегает – так позвал бы меня, вместе оно всегда веселей. Свин.
Потом Волька поехал навестить дедушку с бабушкой.
Потом он заимел привычку спать посреди бела дня.
Потом был просто занят.
Что-то было неладно. Не по-волькински это было – вот так игнорировать своего приятеля! Мне оставалось только приехать к нему без предупреждения и во всем разобраться.
В то утро я не стал звонить ему домой, чтобы он уже точно никуда от меня не делся. Я просто сел на велик и покатил на дальний конец города, через реку, мимо заводов, по пыльной широкой трассе, а потом – по притихшей улочке между старых пятиэтажек.
В трех шагах от Волькиного дома удобно расположился базарчик. Я слез с велика и покатил его рядом с собой, осторожно продвигаясь между фруктовых рядов. Просто хотелось зайти под навесы, хоть немного спрятаться от июльского солнца.
И тогда я заметил Волькину мать. Она стояла за два ряда впереди меня, у лотка с крымскими фруктами. Я долго смотрел на нее и не мог понять, что в ней сегодня не так. Вроде бы она всегда была такая: тихая, серьезная, неторопливая, в очках, сдвинутых на самый кончик носа. Кто-то ненароком толкнул меня, я отошел в сторону, чтобы не мешать покупателям, и посмотрел на Волькину мать снова. И тут до меня дошло.
Сколько помню её, её любимым цветом был светло-синий. Не голубой даже, а именно светло-синий, похожий на цвет увядающего василька. Еще белый, серый, зелёный. Ей нравилась клетка и мелкий-мелкий горошек.
А сегодня Волькина мать была вся в черном.
Она стояла у лотка и выбирала абрикосы. Вытягивала по одному, внимательно рассматривала и передавала продавщице. Ей попался какой-то любопытный абрикос неправильной формы, и она долго вертела его в руках, не могла решиться: брать или положить обратно? И такое это было необычное зрелище: солнечный, чуть ли не светящийся смешной фрукт в руке черной, съежившейся фигуры. Чужой темный силуэт на пестром летнем базаре.
Я поначалу хотел подскочить к ней, засыпать вопросами: как? когда? что случилось? может, вам помощь нужна – только скажите!
Но я почему-то не стал этого делать. Я просто развернул велик и покатил… нет, не домой. Наматывал круги по всему городу, вернулся далеко за полночь, долго ругался с домашними…
А наутро вышел во двор и позвонил Вольке… Нине Сергеевне домой.
- Доброе утро, Нина Сергеевна! Я не рано звоню?
- Да нет, Лёша. Это же Лёша? Не рано, нет, все в порядке.
- А Вольку можно позвать?
- Ты знаешь, Володи нет. Он на рыбалку со старшими пошёл.
- Надо же, а меня не позвал.
- Ну…
- Да я понимаю, я тут вечно в разъездах, то на море, то в деревню, а он один, надо же с кем-то вращаться, так что всё нормально…
- Да, да.
- Спасибо вам. Ну, я пошёл, долго говорить не могу. До свидания.
- До свидания, Лёша.
Набрал её снова через два дня.
- Здравствуйте, а Вольку можно?
- Ох, Лёша, не вовремя ты, он только что ушёл.
- А, всё ясно, сейчас же у него занятия.
- Что-что?
- Занятия у него, говорю. Он вам не сказал? Лёшка в секцию по боксу записался. Да не волнуйтесь вы.
- А ты не с ним разве вместе?
- Да нет, не моё это. Я, это… футбол больше люблю, волейбол… мяч погонять, понимаете.
- Молодец. А Володя мне ничего не рассказывал.
- А я своим тоже ничего не говорю. И вы ведь не скажете, правда?
- Нехорошо, это, Лёша, от родителей дела свои скрывать. С родителями делиться надо всем, советоваться.
- Ну Нина Сергеевна…
- Да не скажу я, не скажу. Будь здоров.
- И вам того же.
Набрал через четыре дня.
- Здрасьте, а Вольку можно?
- Что ж ты днём не позвонил? Володя в кино пошёл.
- А что за фильм-то?
Она запнулась на секунду. И назвала какую-то дурацкую мелодраму. А я… я не сдержался.
- Неправда! – закричал. – Волька бы в жизни не пошёл на такое! Мы с ним боевики одни смотрели! А это… сопли какие-то! Что же он, девчонка, по-вашему?
В трубке повисло молчание. И я понял, что натворил нечто необратимое, что наша легенда рушится на глазах, крушится, как красивая ваза, по которой пошли трещины…
Волькина мама молчала, но трубку все ещё держала. Я слышал, как она дышит.
Что же он, девчонка, по-вашему?
И тут меня осенило.
- Я понял… У него ж девчонка завелась!
На том конце воспрянули духом:
- Да ну? Экий ты догадливый!
- Да точно вам говорю! То-то он меньше со мной времени проводить стал. В секцию записался, значит, чтобы в форме быть. На фильм сопливый её ведёт…
- А что, совсем уже фильм никуда не годится?
- Да гадость, мамой клянусь! Даже не проверяйте.
Она прыснула со смеху.
Мы поговорили ещё минут пять и распрощались.
Я звоню Нине Сергеевне один-два раза в неделю и рассказываю, что нового у меня… то есть, у нас в жизни. Что мы ездили к ветеранам на девятое мая. Что праздновали мой день рождения с ребятами в лесу, и Волька шашлыки жарил на всю компанию, а остальные за дровами бегали. Что я больницу попал с отравлением, а он ко мне первый примчался. И да, девчонку я его видел – симпатичная, со стрижечкой модной, Алька зовут.
И так уже десять лет. Сплетничаем о тебе, смеёмся, новостями делимся. Живём себе потихоньку. Я оканчиваю медицинский. А ты на инженера пошёл. Учишься… ну так себе, но пока не выгоняют.
Всё-то у тебя хорошо.
А где могила твоя, до сих пор не знаю.