Интернат для одарённых иногородних Юрик Дук
2. Свадьба
Тёплым сентябрьским утром я, как казалось, окончательно попрощался со столицей и улетел из Внуково на Ту-154. С собой у меня был паспорт, диплом с вкладышем об отметках, справка о присвоении звания лейтенанта, направление на работу и красная дорожная сумка, купленная на первом курсе при отъезде в стройотряд на КАМАЗ. В сумке поверх вещей пристроился зелёный пластмассовый крокодил – мой талисман, подаренный в первый институтский день рождения бывшим одноклассником Сашкой Мясищевым. В город Тольятти я должен был явиться для устройства на работу 1 октября. До этой даты оставалось три недели. Не так уж много времени. Пару дней побыл в Мин.Водах у брата. Красная Армия и полуостров Крым уже выпали из его биографии. Теперь он работал на минводском авиаремонтном заводе, снимая жильё в частном секторе. Съездил в Ессентуки, проведал бабушку Дук. Она сильно сдала. Ходила медленно, с тяжёлой отдышкой. Но бодрость духа не теряла – пыталась возиться в маленьком огородике, скандалила с соседом-армянином, который меняя межевую ограду, перенёс её на полшага в нашу сторону. У дяди Вали, младшего брата отца, опекавшего бабушку в последние годы, эта чрезмерная активность вызывала раздражение. Будучи доктором, хирургом от бога, - как говаривал братец Гена, дядя лучше всех разбирался в режимах жизни и нагрузках организмов пожилых людей. Бабушка Поля жаловалась мне на всех. Я посоветовал ей их всех послать и жить, как хочется. Кто знает, сколько осталось…
Билет на местный поезд «Мин.Воды – Махачкала» до станции Наурская стоил девяносто четыре копейки. Отправление в восемь сорок утра, сели–поехали. За окном родной навек пейзаж – холмистая степь, кустарниковые заросли, поля, ещё не тронутые охрой осени, виноградники, на горизонте при чистом небе контур предгорий Кавказа. И хмельной настой воздуха, вкуснее не найти. Георгиевск, Прохладная, Моздок, Наур – всё, на выход. Здравствуй, малая родина! До станицы от станции, именуемой посёлок Чернокозово с тюрягой тут же у дороги, пять километров. Автобусик-развалюха типа ПАЗик маршрутом «Наур-Мекенская» ползает раз в час туда-сюда. А я и не тороплюсь. Мне хорошо в этот час рядом с собо-ой. «Я завтра уйду опять в туманную даааль, и снова ты будешь ждать, скрывая печаааль…». Жан Татлян, мама миа! Пест-ня - стою себе на остановочке, внутреннее радио слушаю. За остановочкой обписано-накакано, но это навоз родины, тем и дорог! Вдруг мимо пролетают «Жигули» - белая «копейка». Пролетела и полетела. Но не совсем. Скрип тормозов, визг бешенной скорости на задней передаче, стоп - застыла передо мной. Во-от это, да! Маки ненаглядный, Серёга Чимиев! Вратарь республики. Десять лет вместе прошли в одном классе, только мы вдвоём. Остальные приходили-уходили, сливались-разливались. От 1-го «А» до 10-го «Б». – Юра, это ты? – А кто же! Ва, салам алейкум, Маки! Ну, ты здоровый стал. – Черноморский флот, понимаешь ли. Давай сумку, садись. И покатили. Слева тюремский Дом культуры, - «помнишь в теннис настольный тут стучали?» - А как же, Юрка Горохов приглашал. Серёга, («Маки»- прозвище с детства) спортсмен страшной силы! Уже с класса девятого стоял в воротах взрослой футбольной команды. В пинг-понге – супер. В волейболе я кое-как до него дотянулся – тоже в сборную школы физрук Шатов Владимир Михайлович меня на разводящего взял. В мотоболе – мастер спорта СССР. Что, ты, - звёздный человек! Со звездой полёт не долог. Благо, дорога пустая. Вот и улица Пушкина, дом тридцать три. Мама, папа, - я приехал! Швыряю сумку в сторону и, как был в фирменных штанах, пошитых другом Ванькой из Вьетнама, шлёпаюсь всем задом на пыльную землю родного двора под виноградной беседкой. «Ур-ра, ур-ра!!! Всё! Я закончил этот долбанный институт!». Доставайте чихирь из подвала, наливайте скорей в стаканы!
Потекла ленивая дембельская жизнь. Поспал – поел - попил - поспал. Сходил по знакомым, кто сохранился, не уехав. Люди определились-остепенились, Жена – скоро дети, хозяйство, заботы. А не съездить ли мне в Моздок?
Моздок, Моздок. Я в нём родился. Это родина мамы. Улица Чкалова, улицы Салганюка, Скудры, армянская церковь, «кукушка» - рабочий маневренный паравозик, дамба, роща, водная станция. Хатка на пригорке. За ним низина полу осушенных болот. Ямы – «копанки» с водой. Когда-то сюда разливался Терек – можно было и рыбку поймать. Детство прошло, не вернуть. Бабушка Настя уже умерла, в лето после моего «первого» третьего курса. Дедушка Павел го-ораздо раньше – в 1942 году. Под конец того года немцы взяли Моздок. Были недолго. Перед отступлением служащий комендатуры, определённый на постой к бабушке, предупредил, что молодёжь будут угонять в Германию: «Прячьте детей». Такой любезный оккупант! Десятилетнюю Галю, одев потеплей во что нашлось, с узелком «яйки-млеко» бабушка вывела на дорогу на Запад. В Георгиевске, ещё раньше занятом немцами, жили родственники. Странная безысходная логика войны – прятаться от врага в его тылу с его же помощью. Тормознули фашистский грузовик, - «Христа ради, за яйки-млеко довези дочурку до Георгиевска!». И ведь доставил же, гад - фашист! В целости и сохранности. Иначе бы я не родился. А потом и Эльвира Юрьевна.
Тогда же риск не выжить повис и над отцом. После Моздока немцы по правому берегу Терека пёрли на Грозный, к нефти. Под Малгобек на строительство противотанковой обороны и в народное ополчение сгребали по всей округе и стар и млад. Отцу в станице Калиновской только стукнуло шестнадцать. Взрослые, предчувствуя беду и пользуясь «блатными» связями в руководстве района, предпочли отправить Вовку в Тамбов, в артиллерийское училище. Из-под Малгобека никто не вернулся. Немцы танками подавили. Спасибо, дедушка Миша, за жизнь! Ты знал, что делал в том роковом сорок втором.
В Красной Армии отец пребывал до середины пятидесятых. Дослужился до капитана. Их часть гаубичной артиллерии постоянно дислоцировалась в Германии. Году в пятьдесят первом, будучи в отпуске, он познакомился с мамой. Её распределили в детский садик станицы Калиновской после окончания грозненского педучилища. Женились они быстро, как и я, в свою очередь, потом. Очевидно, наследственное. Молодой муж-лейтенант уехал снова в армию, а мама осталась у его родителей ждать моего старшего брата Гену. Когда Гена родился, отец забрал их в Германию. Мне с заграницей не повезло. Возможно, я и был зачат там, но появляться на свет был привезён в Моздок.
В Моздоке полно родственников. На месте бабушкиной хатки давным-давно кирпичный дом. В нём живёт дядя Боря, мамин младший брат с семьёй. Одна старшая сестра, тётя Зоя, у которой муж Иван Куприяныч – пан ефрейтор из «Смерша», живёт подальше, на улице Крупской. Самая старшая сестра, тётя Вера пока не в Моздоке, а под Киевом, после Магадана. После Чернобыля и смерти мужа, дяди Лёни, и его хоронить сюда привезёт и сама осядет. Не устали ещё внимать моей родословной и прыжкам по времени? Прошу любить и жаловать далее – тётя Маша, жена дяди Бори. А работает она в воинской столовой на аэродроме. Аэродром в Моздоке не простой. На нём живут винтокрылые бомбардировщики стратегической авиации Ту-95. Они могут нести очень далеко ядерные бомбы. Здесь и склад этих бомбочек есть. Всех, кто летает, заправляет и охраняет, - надо хорошо кормить. И это правильно. У заведующей же кормящей столовой, Веры Фёдоровны, есть дочка Лиля. Она в Воронеже технологический институт закончила, сейчас в Орджоникидзе распределилась на крахмальный комбинат. Естественно, мне с ней надо обязательно познакомиться. Вот фотографии – смотри, какая симпатичная. Девчонка и вправду ничего. Чем-то напоминает мою первую школьную безответную любовь. Лицо в пол оборота, подбородок на согнутые в локтях руки обперла, а глаза-то, глаза какие! А в них та-а-кой туман-омут…Ладно, уговорили – давайте. И где она? – А завтра приедет. А завтра и не приехала, как и послезавтра. Видно, на крахмальном комбинате трудовые вахты – напряжённей некуда. Энтузиазм спал. В голове нудила дата -1 октября. Пора к работе отправляться. Значит, не судьба. Поехал я домой, вещи складывать.
Судьба, судьба. Только вещи сложил, билет купил на самолёт Мин.Воды – Куйбышев, - приходит почтальонша, телеграмму приносит: «Лиля будет Моздоке завтра тчк». А я такой ленивый-ленивый последней на свете ленью. И делать ничегошеньки не хочется. Тем более судьбоносные решения принимать, будь оно не ладно!.. Однако в далёком кавказском крае исполнение приличий поведения в родственных отношениях играет не последнюю роль. Сколько уважаемых людей уже вовлечено в ситуацию знакомства, стараются, ведь, как могут! Походя «отнекаться» ну, никак нельзя! Какой ещё такой билет-самолёт?! Тебе девушку на рассмотрение предлагают достойную. Образование высшее, на фортепьяно самостоятельно играет. Са-атветствовать надо, па-нимаешь ли!
Поехал соответствовать. Тёть Маша причепурилась, коробку конфет прихватили, отправились в военный городок через весь Моздок на автобусе №1 «Парк-Проездная». Квартира номер семнадцать – дзынь-дзынь, здравствуйте! Это мы. – Как же, как же, ждём давно. Проходите. Взрослые изображают серьёзную обстоятельность, а у нас в глазах чертенята со смеху валятся. Знакомство называется. И хорошо, - оригинал фотографиям соответствует. Чай-шампанское попили, спасибо большое! А теперь, товарищи взрослые, мы пойдём - погуляем в ненапряжённую обстановку. Независимо гулять в Моздоке следует, в основном, по улице Кирова. Свернёшь в любой бок – уже частный сектор. Передвигаясь по нему, надо целенаправленно куда-то к кому-то идти. Иначе люди могут не понять – ведь морально эти улочки уже немного их частная территория. И они на неё рассчитывают и облагораживают. Цветочки у домов по южному буйствуют допоздна сезона. Ореховые деревья, плодами увешанные, открыто стоят. Виноград с беседок через заборы свешивается. Эдем, да и только!
Прогулочная зона начинается от памятника самолёту. Натуральный реактивный истребитель так и хочет взмыть в небо с бетонной наклонной стелы… А, может, уже и не хочет давно. Чем тут плохо? Сзади новый кинотеатр выстроили. Имени Кирова, естественно. В нём даже Александр Градский пел в ту осень. Дядь Боре, правда, не очень понравился. Через улицу, сколько себя помню, бабушки цветочками приторговывают. Не то, чтобы бизнес, но не скучней, чем дома сидеть. Тут, кстати и мы с Лиликом идём, все не местные какие-то, интереасна-а – эт, чьи же будут? Дальше крупнейшее учебное заведение города – механико-технологический техникум! (Может, ани ис техникама? Припадавают?) Потом школа №1. От неё направо аллея туй к «красной» площади. Запах - то какой оздоравливающий! Правда, на самой площади памятник Владимиру Ильичу вечно стоит и ещё райком КПСС ещё находится – год-то 1978 пока. В ХХI веке в здании обоснуется музыкальная школа. Ленин смотрит вперёд на новый Дворец культуры. По-хорошему раньше на этом месте православный Успенский собор торжественно царствовал. Но Ленин заранее, до своего востояния тут в камне, его взглядом испепелил. И в этом мощь большевизма сказалась против опиума для народа. Только божьи твари, птицы-голуби, её не восприняли и срут на его голову до сих пор. Деревьев на улице Кирова много, поэтому тень и прохлада. На автобусной остановке «Ростовская» магазин «Военная книга». В нём однажды Лиля видела известного певца Юрия Антонова. Тогда он был начинающим молодым артистом и в гастролях по провинциям не забывал проникаться литературой, хотя бы о войне. После магазина небольшой скверик с тонкими берёзками. В скверике побеленный извёсткой стоял бюст Александра Сергеевича Пушкина и молча взирал на военкомат. Говорить им, действительно, было не о чем, и через какое-то время бюст перенесли в другое место. Ныне, отлитый в бронзе на постаменте из валунов, имитирующих Кавказские горы, он вновь водружен в этом же сквере. Только чуть вглубь отодвинулся. Я сейчас не стесняюсь в таких подробностях описывать Моздок, поскольку он станет городом детства Эльвиры Юрьевны и сохранит к себе самое трепетное отношение навсегда. Идём дальше. Вот на углу следующего квартала кафе-мороженое. Улица в бок ведёт к знаменитой роще. В ней стадион и водная станция. Станция – это искусственный водоём, заполняемый водой Терека. В Тереке купаться трудно и опасно. Течение достаточно быстрое, хотя здесь внешне он уже смотрится равнинной рекой. Вода мутная, особенно в период таянья снегов на Большом Кавказе. Комфортней плескаться в отгороженной луже. Наплескавшись в детстве, мы всегда заходили в кафе – с перегрева охладиться мороженым, подаваемым в пузатых металлических фужерчиках из нержавейки. Теперь кафе нет. Сломали. На его месте отстроили магазин «Детский мир», который через тридцать лет оккупирует торговая сеть «Магнит». В рощу с Лилей мы тогда не пошли, - осень, как-никак. Продолжили путешествие по Кирова. Краеведческий музей. Нет ничего оригинальнее при знакомстве с девушкой, чем зайти в краеведческий музей. Не были в нём больше никогда. Ни до, ни после. Предметы быта горских народов и терского казачества. Бижутерия скифских времён из земли моздокского могильника. Фотографии ХХ-го века, с самого его начала - вот таким был Успенский собор, улица Алексеевская (теперь Кирова). Групповое фото горских курсов первых учителей. Смотри-смотри, а это кто? Не может быть! Дедушка Миша! Да, это мой дедушка! Сердце дёрнулось – и полгода не прошло, как похоронили…
Далее – чисто историческая часть. Дома, возведённые купцами при царе-батюшке. До сих пор стоят. Первый синематограф. Принимал первый съезд народов Терека в восемнадцатом году. Съехались, погуторили и потом резать друг друга начали. И.Скоморохов (ревком) на Г.Бичерахова (войско терское). Кстати, у бабушкиНасти – маминой мамы, в родственниках Скомороховы были. (Ау, из чьих я!?) Без Сергей Мироныча, мальчика из Уржума, в ту мутную пору ничего обойтись не могло. До сих пор прячется в соседнем сквере за голубыми елями застывшим памятником одноимённой улицы.
Пожалуй, достаточно. Ресторан «Кавказ» на углу. Напротив – Райунивермаг. Оба упираются в городской парк со скромным, незатейливо стилизованным под прошлое, информационным панно: «В 1820 году тут останавливался Пушкин А.С.». Теперь оно заменено на барельеф старинного тарантаса с парой гнедых, ямщиком на облучке и цитатник из Карла Маркса на верстовом столбище, оповещающий о важности проезда из Моздока в Тифлис через Дарьялское ущелье. Господин Саакашвили, очевидно, не в курсе этих обстоятельств. Поэтому мы с Лилей остановились чуть поодаль от скандальной ситуации, у автобуса. Весь город прошли, устали немного. Не осмотренными остались вековой дуб (это надо было раньше, до милиции, направо сворачивать) и памятник Георгию Победоносцу – его просто пока нет в сквере перед Администрацией и ЗАГСом. Не сваяли и не воздвигли. Директивы не было. Это перспективный постперестроечный памятник. Попозже, лет через двадцать увидим.
На уже известном вам трансгородском маршруте №1 отправляемся обратно в военный городок. Знакомство продолжается - домой со службы вернулся Владимир Борисович, будущий тесть. Снова шампанское в студию! Их семья – живая история отечественной стратегической авиации. С первых послевоенных лет, с Прибалтики, где закладывалась мощь ответного удара СССР. А до этого – голодное детство в раскулаченных семьях. Мама Вера из пермяцких краёв, Борисыч из тамбовских, - гнезда мятежа милиционера Антонова, затравленного Тухачевским. Последние прелестные подробности, конечно же, были выужены из тьмы истории гораздо позже, не в день знакомства. Тогда же, на излёте семидесятых предыдущее поколение очень скупо делилось подробностями своей жизни. Только внешняя канва – Прибалтика, Украина, Кавказ. Дуга построенных и освоенных аэродромов. Борисыч – техник, спец по приборам навигационных систем. Куда только эти системы не заводили винтокрылые крепости – Гренландия, Арктика, Антарктика. Лихие мужики – ВВС, одним словом! Ушёл с утра на работу, вернулся к следующему. Где был, что делал – ничего не помнит. Стряхнул заоблачную заокеанскую пыль – и отсыпаться. Иные жёны в сомнениях маялись, а то и изменах подозревали. Один штурман свою отучил сомневаться. Обмундировал её, как положено – комбез, унты, куртёха на меху, шлем, кислородная маска. На стул на кухне посадил, руки-ноги связал. Сиди, бездельничай, по возможности изменяй. Режим льготный – международную напряжённость нечем имитировать… Прониклась исключительно. И другим рассказала. Городок маленький – до всех дошло, повторять не потребовалось.
Допоздна в тот вечер не сидели – дни будние, взрослым завтра на службу. Тем не менее, автобусы уже не ходят, в такси не содят. Не по шпалам, но повторно пешком через весь город. Особенно не о чём не думалось. На душе было как-то легко и просто. Любовь – не любовь? Не знаю. Ощущение – будто знакомы давным-давно… И ещё – предощущение, что скоро всё это кончится. Вся прошедшая часть жизни. Все люди, которые были рядом. В далёкий край товарищ улетает. Один, са-всем адин… Не страшно, но тоскливо. К Москве был неподдельный интерес, она звала. А там-то что? Холодное продуваемое бессознательное пространство? Дредноуты спальников? Конгломерат посткомсомольцев – ударников, бедных старателей-халявщиков на скорое бесплатное жильё и лучшую долю? Никакой укоренённости атмосферы. Хмурые парни со странным пивом в пластиковых пакетах…
Может быть, подсознательно на этих контрастах решение и пришло само собой? Надо прихватить кусочек родины. Тёплой и ласковой. С огромными глазами-звёздами на ночном небосклоне. Вольными степными ароматами, бархатной пылью. Живой и трепетной… Этому чувству я уже не мог сопротивляться. Лилька, - родина-мать, спасай!
Следующий день прошёл, как в тумане. Дядь Боря посмеивался в сторону. Тёть Маша донимала вопросами: -Ну,как? – Да нормально… А дальше что? – Да не знаю… После обеда я уехал в военный городок. Родителей не было. Разговоры ни о чём. В воздухе подвис напряг. Цейтнот! Лиле в Орджоникидзе на работу, у меня – самолёт в Куйбышев… Что делать-то будем?! Письма писать? О чём? Знакомиться поближе вдалеке друг от друга? Жить хотим! Живьём и сейчас!
Последующее было делом техники. Мама Вера договорилась с моздокским ЗАГСом расписать нас через две недели. Не совсем по закону, но здесь люди отлично понимают друг друга, когда надо. Свадьбу отгуляли в Науре. Мой отлёт перенесли запредельно на ноябрь. Какое-такое направление с 1-го октября?! Причина суперуважительная – женитьба. Медовый месяц, панимаешь ли! Съездили в Орджоникидзе, на крахмальный комбинат – уволили Лилю с работы. Вообще-то молодому специалисту положено три года отработать. Но Кавказ – это немножко не СССР. Никаких претензий комбинат к Л.В.Григорьевой не имел. Да и не Григорьева она теперь. А Сабанова – очень осетинская фамилия. «Правильно делаешь, что увозишь, - сказал директор. - Ей тут жизни не будет».
Улетел я, естественно, один. Молодых жён не увозят в неизвестность.