Не плачь, малыш!

СОДЕРЖАНИЕ

Не плачь, малыш!
Ежики
Мышонок (Я не ставлю больше мышеловок)
Маленький путешественник
Муравей
Голубой мотылек
Недотрога
"Самурай"
"Семейная" муха
Огородный ковчег
Странные ящерицы
Настойчивая иволга
Малышка
Гнёздышко
Разборчивый мышонок
Неразговорчивый ёжик
Лягушки
Муравьишки
Бабочки
«Золотые» жуки
Осы-помощницы
Купальница
Ещё одна знакомая
Муська
Джек
А мне так хочется!
Дворняга
Кот Васька
Васька - притворщик
Сожрал котлеты
Такие они – кошечки!
Удивительная кошечка
Мужик и кошечка
Вороны и кошки
Как снять кота с дерева
Кто лучше мышей ловит?
Пичуга
"Меткие вороны"
"Облепиховые" вороны
"Ритуальные" проводы
Интересное рядом (Думают ли животные?)
Страхи животных






НЕ  ПЛАЧЬ,  МАЛЫШ!

Однажды, проходя около одной загородной больницы, я обратил внимание на нескольких птиц, взволнованно летавших над поверхностью небольшой лужицы. То были две большие вороны, делавшие непрерывные заходы на лужу, будто настоящие штурмовики-пикировщики, и маленький воробей, неистово носящийся между ними. Я стал вглядываться и тут увидел в самом центре лужи ещё одну маленькую пичужку, очевидно, тоже воробья, сидящего на поверхности воды и почему-то не способного подняться в воздух.

Так вот в чём дело! Вороны учуяли добычу и нацелились на эту беззащитную птаху. Надо идти к ней на помощь! Но почему они до сих пор не схватили её? Что мешало им сесть рядом и завершить своё чёрное дело? Не второй же воробей, беспрерывно снующий между ними?..
Спешу к месту событий и вижу, как перед неистовой атакой одной из ворон воробей ринулся вниз и опустился рядом со своим малым собратом, как бы прикрывая его своими разведёнными в стороны крылышками. И тоже не делал уже попыток взлететь вновь.

Я подбегаю к луже... и сразу всё становится ясным. Поверхность, напоминающая собой водную гладь, оказалась не водой, а гудроном. Он и обманул маленького несмышлёныша, сразу лишив его возможности двигаться и сделав лёгкой добычей для ворон. Но они-то чуяли опасность и боялись опуститься ниже, чтобы самим вдруг не оказаться такой же жертвой, попавшись в тот же капкан.

Когда я подошёл, воробьишки стояли, застряв лапками в варе, растопырив в стороны крылышки, спасая их от губительной смолы, и приоткрыв клювики от страха и уже возникшего перегрева. Глазки у обоих были полузакрыты. Им требовалась срочная помощь.

Следовало сначала освободить малыша. Но ножки у него были такими тоненькими и так прочно застряли в варе, что я побоялся тянуть их вверх, опасаясь повредить суставы. Тогда я на время оставил малютку и принялся освобождать взрослого воробья. Через какое-то время мои старания увенчались успехом. Теперь предстояло очистить лапки от липкой массы, которая густым слоем покрывала их, склеив друг с другом и превратив обе конечности как бы в единую тоненькую чёрную веточку с кисточкой на конце.

С помощью травы и бумаги мне не без труда удалось снять часть гудрона, и я принялся освобождать отдельные пальчики. Работать одной рукой было не очень удобно – второй приходилось держать бедняжку за трепещущее от страха тельце. Я уже почти разъединил ножки, проложив их травой, чтобы предотвратить повторное слипание, как вдруг в какой-то момент, когда я ослабил руку, воробей внезапно встрепенулся и выпорхнул из неё, устремившись за деревья. «Что же ты наделал, глупышка! Как же ты будешь жить в таком состоянии?! Сумеешь ли ухватиться лапками за ветку? Сможешь ли сам очистить себе оставшиеся грязными пальчики?..»

Но сожалеть о случившемся было уже поздно, и надо было спасать малышку. Глазки его уже почти совсем закрылись, крылышки сомкнулись и были готовы коснуться смолы; клювик по-прежнему был широко раскрыт. Я нашёл несколько палочек, нежно обхватил страдальца за туловище и лапки и стал легонько тянуть его вверх, поддевая палочкой ножки снизу вместе с налипшей на них смолой.
После продолжительных стараний мне удалось всё же вытащить этот смоляной комочек наружу, и я задумался, как действовать дальше. Как нарочно, поблизости никого из больных не было, чтобы мне помочь. Да и вряд ли с помощью одной травы нам удалось бы это сделать, не повредив что-нибудь малышу. Поэтому я подхватил свою походную амуницию и направился в сторону приёмного покоя в надежде на помощь сердобольных коллег-медиков. Вхожу в помещение, подхожу к окошечку, здороваюсь, представляюсь, что я врач и прошу помощи для моего неожиданного пациента – нужно немного спирта, а ещё лучше – бензина, или иного растворителя.

Толстая тётя в белом халате (вероятно, дежурная сестра) грозно посмотрела на меня и выпалила:
– Носят тут всякую дохлятину! У нас больных полным-полно! Нашли из-за чего время тратить!
– Так погибнет же, – говорю я. – Иначе ножки не очистить.
– Нечего заразу разносить! – поучает меня грозный страж порядка. – Ещё врачами называются! Уходите из приёмной и не мешайте делом заниматься!..

Да, с такой не договоришься. С сожалением иду к выходу. На улице вновь принимаюсь за прежнее дело – домой нести беднягу далеко. А воробьишка уже еле дышит, глазки совсем закатились. Надо торопиться. С великой осторожностью принялся очищать лапки. Вдруг вижу – из боковой двери приёмной выбегает молоденькая девушка в белом халате и манит меня рукой. Подхожу, а она протягивает мне вату и пузырёк с жидкостью. «Спирт», – говорит. Оказывается, она – студентка медицинского института – слышала наш разговор. Быстро сбегала на пост и попросила у медсестры необходимое.

Как я был ей благодарен! Да и она сама была страшно рада, когда нам удалось-таки дать свободу бедняжке. Мы начисто отмыли обе лапки, разъединили все пальчики, насухо вытерли их носовым платком. И я раскрыл ладонь. «Лети, красавец! Найди своего старшего друга. Постарайся и ему помочь освободиться от этой ужасной смолы. И будь осмотрительнее на будущее!..»

Какое-то время малышок сидел неподвижно. Затем глазки его приоткрылись, тельце затрепетало, и он взлетел в воздух. И устремился в том же направлении, что и его верный защитник... Да, он был спасён! А мы оба были счастливы! И я мог теперь спокойно двигаться своей дорогой...
Однако мысль об увиденном не давала мне покоя. Сколько опасностей подстерегает маленьких пичужек на их жизненном пути. Мало того, что вороны, кошки на них охотятся, а тут ещё человек всякие каверзы устраивает. Ну где им догадаться, что это за лужа такая! Издали и я принял её за водную поверхность. Как же не ошибиться маленькому глупышке? Можно представить, каково ему было в тисках этой жуткой западни! И страшно, и больно, и жарко! Да ещё вороны сверху вот-вот схватят! Плакал и кричал, наверное, зовя своих на помощь. Но чем могли помочь ему собратья? Разве что только сочувствием, глядя на бедняжку с веток деревьев.

Но нет! Нашёлся же один, который бесстрашно ринулся ему на подмогу! Конечно же, это была его мама! Кто иной мог так самоотверженно бросаться на врагов, мешая им совершить своё злодеяние? И кто ещё мог сесть вот так в это предательское варево рядом с малышкой, когда вороньё уже готово было растерзать его налету?
А могла ли она поступить иначе? Ведь это был малыш, её малыш! Которому было сейчас так плохо! Надо было любой ценой облегчить его страдания. И она сделала единственно возможное для неё в данной ситуации – опустилась рядом с ним, прикрыв малютку своими трепещущими крылышками... И обрекла тем самым и себя на неминуемую гибель. Но для неё это уже не имело значения – они были вместе... Пусть на несколько последних минут, но рядом... И будто слышалось, как она шепчет своему малышу: «Не бойся, маленький, не плачь! – Я с тобой!..»



ЁЖИКИ

На наших садовых участках всегда водилось много разных животных. Помимо постоянно обитавших здесь лягушек и полевых мышей, сюда частенько забегали из соседнего леса и лесные жители – зайцы, кроты, ежи. Зайцев и кротов мы не очень уважали за постоянную порчу ими плодовых деревьев и поедание овощей. А вот наблюдать за безобидными ежами было для меня большим удовольствием.

Однажды я повстречал у себя средних размеров ёжика, смело прогуливавшегося по моим грядкам и не обращавшего на меня никакого внимания. Я подставил ему ногу, чтобы дать знать о себе, как об истинном хозяине этой территории. Он понюхал ногу, фыркнул и перелез через неё, продолжая шествовать дальше своей дорогой. Тогда я подставил ему вторую. Он даже чихать на неё не стал, а поддал её своими иголками, чтобы я убрался поскорее с его пути и не мешал заниматься важными делами.

Я оторопел от такой бесцеремонности – уже выгоняют из собственного сада, и не бандиты какие, а всего-навсего маленький нахалёнок, у которого ещё и колючки-то по-настоящему не отросли! Небось, мою морковь хочет присвоить! И точно – смотрю, он прямо к моркови движется. Я как раз на этой грядке нантский сорт посадил – самый нежный и вкусный. Наверное, воришка уже распробовал её, потому-то и выбрал для себя именно эту грядку. То-то, гляжу, у меня морковь по участку разбросана! Я-то, как всегда в таких случаях, на главных огородных воровок – на ворон всё сваливал! А это он, оказывается. Ну и нахал! В присутствии хозяина уже воровством заниматься стал! И средь бела дня, к тому же! Даже ночи дождаться не может. Я потрогал рукой его колючки, ещё раз предупреждая, что он здесь всё же не один и что есть свидетели его проделок. Он ничуть не отреагировал на мой жест, совершенно не считаясь со мной и явно рассматривая всю эту площадь уже как свою законную вотчину. И ещё быстрее двинулся к грядке.

Мне бы посмотреть, чем он будет заниматься тут дальше, и уличить его на месте преступления, но я почему-то предпочёл продолжить с ним воспитательную беседу, пытаясь втолковать, что воровство – дело нехорошее, а приучаться воровать с малолетства – уже совсем никуда не годится. С этой целью я посильнее нажал рукой на его колючки, погладив их «против шёрстки». Такое обращение с его одеждой хозяину явно не понравилось. Он на секунду остановился, посмотрел на меня снизу вверх из-под своей колючей шубы и поддал как следует по руке, которую я не успел вовремя отвести в сторону. Мои намёки ему начинали надоедать, и он сразу дал понять о своих серьёзных намерениях.

– Ах, ты ещё и драться! Ну нет, я научу тебя, как вести себя в присутствии хозяина!
Я взял его в руки и хотел посмотреть в его нахальные глазки – неужели, у него нет ни капли совести? Но он не стал на меня смотреть, – свернулся в клубок, прикрывшись своим игольчатым забралом, и дёрнул колючками несколько раз, норовя поглубже загнать их в мою ладонь.
– Ты ещё и слушать не хочешь, когда с тобой разговаривают! И отворачиваешься! Придётся принять меры, чтобы ты вёл себя поприличнее.

Я потихоньку отнёс его к канаве с водой, чтобы заставить развернуться и показать мне свою нахальную физиономию. Конечно же, я знал, что ежи отлично плавают, и водные процедуры не причинят им вреда, особенно в такую жаркую погоду. Так что без особых угрызений совести опустил руку в канаву и стал медленно погружать в воду не желавшего разговаривать упрямца.

Тот сразу усмотрел в этом опасность для своей шубы, моментально распрямился и поплыл к берегу, высунув из воды свой чёрненький, острый носик. Однако, «берег» был крутой и высокий. Поэтому я в знак примирения подставил ему руку, чтобы он смог по ней выбраться на сушу. Упрямец категорически отверг мою помощь, продолжая плыть вдоль канавы. Я повторил предложение. Тот опять оттолкнулся от моей руки лапками и увеличил скорость.

– Ишь ты, какой гордый! От горшка два вершка, а уже себе на уме! Ну-ну! Посмотрим, сколько ты так проплаваешь. Эдак, тебе через весь огород плыть придётся!
Но всё же я не стал его сильно утомлять и поддел снизу рукой, слегка пощекотав под водой его животик. Не знаю, показалось ли ему это приятным, но на сей раз он не захотел больше искушать свою судьбу, а полез по руке, стремясь скорее покинуть эту противную воду. Я ускорил этот процесс, вытащив его наружу, и положил на тёплую, нагретую солнцем подстилку, на которой только что сам принимал солнечную ванну. Тепло ему, по-видимому, понравилось, и в первый момент он даже не стремился покинуть это уютное пристанище. Однако моё присутствие его всё же смущало, и он вскоре направился в кусты смородины, где и скрылся в траве.

Я не решился его больше беспокоить и отрывать от важных дневных работ, тем более что поступил с ним не слишком гостеприимно. Конечно, такими методами любви животных не завоюешь и не завяжешь с ними добрых отношений. Но я втайне надеялся, что он ещё придёт ко мне за морковью – по крайней мере, в моё отсутствие. Возможно, это так и было, поскольку яблоки, которые я периодически оставлял для него среди грядок, постоянно куда-то исчезали. Может быть, их тащили и вороны, но обклёванных остатков у себя на участке я не находил...




МЫШОНОК
Я НЕ СТАВЛЮ БОЛЬШЕ МЫШЕЛОВОК

На наших дачных участках водится много мышей – полевых и домашних. В тёплую пору они оставляют наши дома в покое и довольствуются огородами, обитая в кучах мусора, компоста, в сараях, в досках. А вот в холода частенько забираются погреться в жилища, устраиваясь в них порой на продолжительное время и оборудуя там настоящие капитальные поселения.

В один из сезонов я нашёл по весне их гнездо в диване, на следующий год – уже в подушке. А прошлой весной меня встретило весёлым писком целое мышиное содружество, собравшееся в моей маленькой комнатушке, наверное, со всех окрестных огородов. За время моего зимнего отсутствия они успели навести в помещении свои порядки, разбросав повсюду обрывки бумаги, пакетов, ваты, выпотрошив обе подушки и часть матраса, посчитав их совершенно ненужными в домашнем хозяйстве, и ликвидировав все запасы тряпок и газет, приготовленные мною для огородных надобностей. И главное, оставили свои отметины во всех закоулках, в тарелках и кастрюлях, успев потрудиться на славу на столе, на полках, и даже на подоконнике.

Вот нечистоплотные создания! Сколько заразы небось с собой принесли. Хорошо ещё, что ни чумы, ни туляремии в наших краях пока не водится, не то бы совсем не житьё здесь было. Вон под Саратовом, писали, в прошлом году чуть настоящая эпидемия чумная не вспыхнула из-за этих любвеобильных созданий. Расплодились до невозможности, всю землю на десятки километров в округе перерыли. Докопались всё-таки до спрятавшейся где-то под землёй заразы. А та и рада стараться – вмиг ожила, как Джин из западни выскочила и пошла косить всех направо и налево: сначала мышей, а потом и других теплокровных, в том числе и нас грешных. Слава Богу, сумели-таки беду предотвратить – чуму вместе с мышами какими-то ядами уморили... Так вот и у нас вдруг может случиться. Кто знает, что в наших высушенных болотах водится, и сколько эта зараза при особых условиях живой остаётся?..

А эти, местные переселенцы, меня будто и не замечают. Уже всё обжитое своим считают. Обнаглели до того, что при мне свободно разгуливают по помещению, вслух между собой переговариваются, своими хозяйственными вопросами занимаются: то в бумаге шуршат, то в плёнке, то по ботинкам моим лазают. Ишь, хозяева выискались!

«Нет, – думаю, – надо скорее кончать с этим безобразием, свой наводить порядок». Сделал генеральную уборку – всё вымел, вымыл, вытряхнул. Гнездо их в прихожей за сундуком обнаружил. Чего только в нём не было! Всю мою ветошь на него извели, вату из подушек перетащили – утеплили основательно. А ещё в сундуке дыру прогрызли, чтобы и туда прятаться – как запасной вариант, в крайнем случае. Туда уж никакой бродячий кот не заберётся (а таких в округе немало шастает).

Провёл я эти авральные работы, теперь, думаю, уберутся, окаянные, поймут, что настоящий хозяин появился... А те и не думают убираться. По свободному пространству да по чистым полам носятся, по шторам лазают, везде свои новые метки оставляют – это, чтобы я не забыл случайно об их существовании. Снова газеты рвут и оставшуюся вату из подушек вытаскивают. Так что мне на каждый день работы хватает.

Спрашиваю у соседей – у них-то как? Да не видно, отвечают. В этом году Бог миловал... Что же это они все на меня вдруг ополчились, думаю. Неужто, у меня лучше всех оказалось, – то есть грязнее, чем у других? Честно говоря, так, очевидно, и было – не шибко я своей хатой занимался: сил только на огород и хватало. Правда, грязь у меня была благородная – торф да песок по полу были рассыпаны.

Пришлось мне продолжить оборонительные мероприятия. Заделал я все щели и дыры, стеклами да колючками облепиховыми всё кругом заложил; сам все пальцы себе исколол, а этим бестиям хоть бы хны! Всё пробираются и пробираются. Когда отдыхаю в домике, слышу, как шуршат повсюду и готовят новые дыры. Знают, черти, что ночью дверь-то будет закрыта, вот и подготавливают проходы заблаговременно – то снизу пол прогрызут, то где-нибудь сбоку щель оборудуют – не успеваю заделывать.

Пробовал шугать их обувью. Да разве попадёшь в такую мелюзгу – ботинки только для крыс и годятся, да и то нужно с деревянной подошвой, как у папы Карло. Мои кеды явно не соответствовали этому назначению. Но всё же несколько раз пульнул в особенно прытких. Конечно, никакого ущерба им не нанёс, а вот себе неприятностей доставил: разбил пару пустых банок и одну бутылку с керосином, так что на несколько дней вони хватило.

На другой день прихожу, достаю огородную обувь, собираюсь переобуваться, а во всех кедах полно следов мышиных оставлено! Это они мне в отместку, чтобы не пулял больше! Вот же, окаянные! Ну ладно, теперь с вами по-другому говорить буду! Одной обороной от вас не отделаться! Придётся переходить к активному противодействию, если по-хорошему ничего не понимаете!

За неимением мышеловки, поставил в качестве ловушки две трёхлитровые банки с приманкой (кстати, так рекомендовали специалисты). И ловушка начала действовать. Попалась одна мышь, вторая, третья... А в один прекрасный день сразу две банки сработали: в одной сидела крупная мышь, а в другой прятались в бумаге два мышонка поменьше. Я убрал бумагу, а они сидят и смотрят на меня чёрными испуганными глазёнками, будто прося смилостивиться и отпустить на волю, только вот сказать словами этого не могут...

И так жалко мне вдруг их стало, и всё моё негодование на их мышиную братию куда-то сразу исчезло. Не смог я на этот раз поступить с ними, как с остальными налётчиками. Вынес банку и положил на компостную кучу, куда уже выбросил их взрослую подругу. «Бегите, пострелята, и больше мне не попадайтесь! Ещё раз поймаю, уже на себя пеняйте!» Отошёл в сторону и стал наблюдать, куда они бежать вздумают.

Первый мышонок выскочил из банки почти сразу и побежал к сараю, под доски. Секунд через десять за ним последовал и второй, и тоже было устремился туда же. Но на пути вдруг заметил лежащую подругу, остановился на секунду, а затем побежал к ней. Покрутился вокруг её тельца, потыкался в него со всех сторон и вдруг лёг на неё сверху, уткнувшись головкой в её густую шёрстку, и замер в этой позе.

Я наблюдал за ним секунд двадцать, а потом стал потихоньку приближаться, чтобы рассмотреть его действия с более близкого расстояния. Подошёл метра на два – мышонок не двигался. Он лежал с открытыми глазёнками, будто ничего не замечая вокруг себя. Положил свою маленькую головку на шею большой мыши и не сдвинулся с места даже тогда, когда я приблизился к нему почти вплотную. Только когда я сделал резкое неосторожное движение, мышонок вздрогнул, будто выйдя из летаргического сна, и как-то нехотя посеменил к сараю, под доски.

Неужели это его мать? А может быть, просто взрослая мышь из его семейства? Но насколько же глубоки его чувства и привязанность к ней! Даже находясь в такой опасности, испытав ужас заточения, встречу со мной, он не покинул её, возможно, даже видя моё приближение!

Я отошёл в сторону и спрятался за яблоней в надежде увидеть мышонка снова. Но тот больше не появлялся. Тогда я забрал обе банки, вымыл их в переполненной водой канаве и пошёл приводить в порядок домик после очередного ночного погрома. Работы опять хватило на целый час, и когда я закончил, солнышко уже хорошо прогрело землю, и вполне можно было отдохнуть под его целительными лучами. Я пошёл на своё обычное «ложе» под яблоней, но прежде, чем лечь, заглянул на компостную кучу.

Мёртвая мышь по-прежнему находилась на старом месте, а рядом с ней вновь лежал мышонок, уткнувшись в её густую шёрстку... Я не стал ему мешать прощаться со своей матерью. Это было единственное, что я мог сейчас для него сделать... И горько, и грустно было на душе. До чего же жестока и несправедлива наша жизнь со своими безжалостными законами «борьбы за существование» и «выживания наиболее приспособленных». Выживают одни за счёт других, уничтожая порой целые виды себе подобных. Сколько страданий причиняем мы при этом друг другу, сколько жизней прекращают своё существование значительно ранее отведённого им срока.

Все мы привыкли к этому и считаем происходящее вполне естественным и справедливым. По-другому и нельзя, иначе сами мы будем обречены на вымирание. Поэтому и радуемся своим приобретениям – на базаре ли, на рыбалке, на охоте... А душа нет-нет, да и начинает сопротивляться содеянному – ведь все они были недавно живыми! Так же, как и мы сейчас, радовались жизни, к чему-то стремились, чувствовали, любили, растили потомство, оберегали и защищали его, и горевали после потери своих друзей и близких... Как тот мышонок, который лежит сейчас недалеко от меня на теле своей матери и по-своему оплакивает эту страшную для него и ничем невосполнимую утрату... Что он чувствует сейчас, насколько глубоко переживает случившееся, что «думает» о нас (о людях), о жизни, о своём будущем?.. Ничего этого мы пока не знаем...




МАЛЕНЬКИЙ  ПУТЕШЕСТВЕННИК

25 апреля. В центре огорода, на месте колодца, ещё лежит сугроб, собранный мною со всего участка в начале весны. Канавы полны воды. Кажется, что она совершенно не движется. Соседние огороды затоплены. Подобной участи подвергся бы и мой, если б не наши героические усилия прошлой осенью по поднятию грядок. Но луж и у меня хватает. В них плавают жучки-плавунцы, водомерки, сверкающие серебром "светлячки". Под водой лежат мёртвые черви и сороконожки. По сухой, прошлогодней траве ползают букашки, первые божьи коровки, муравьи; в воздухе кружат мухи и бабочки. И за всем этим охотятся недавно прилетевшие к нам пичужки - шустрые трясогузки и какие-то незнакомые мне птички: с чёрным горлышком и серым опереньем. Те и другие появляются почти одновременно, ходят по огороду всегда парами невдалеке друг от друга и периодически тихонько перекликаются.

Весь день я занимался формированием грядок, освободил от опилок землянику, посадил лук и редиску. Грядки высокие, можно не опасаться их затопления. Но зато между ними творится что-то невероятное - такое грязевое месиво, что сапоги вытащить невозможно.

В какой-то момент я приблизился к снежному "айсбергу" и вдруг увидел на его нижней части маленькое чёрное существо, медленно передвигающееся по направлению к краю снежного поля. Подошёл поближе и изумился: это был крохотный лягушонок, такой малюсенький, что казалось, будто он только сейчас закончил стадию головастика. Откуда он вдруг взялся? Почему так рано пробудился от зимнего сна? И зачем забрался на эту снежную глыбу? Так и окоченеть можно.

Действительно, лягушонку было так холодно, что он едва двигался, еле-еле переставляя крошечные лапки, будто в замедленной киносъемке. Тельце его волочилось по неровностям подтаявшего снега, задевало за острые края; тончайшая кожица то цеплялась за них, собираясь в складки, то расправлялась при очередном шаге. Ему было, наверное, очень больно, но он мужественно полз вперед к выбранной цели. Очевидно, целью этой была боковая канава, находившаяся метрах в трех от ледяной глыбы. Она была заполнена чистой талой водой и, возможно, каким-то образом давала о себе знать маленькому путешественнику.

Подумав об этом, я решил несколько помочь лягушонку, - осторожно поднял его со снежной глыбы, положил на ладонь и понёс к канаве. Лягушонок был холоден, как ледышка, и почти не двигался у меня в руке. Он и не пытался соскочить с ладони, да и не в силах был бы этого сделать, оставаясь в полной моей власти. Я опустил его в воду, и он сразу заработал задними лапками, направляясь вдоль водного пространства. Здесь, в водной стихии, движения его были куда более уверенными, чем на суше. И, несмотря на ледяной холод, он весьма быстро передвигался по направлению к магистральной канаве...
Счастливого тебе плавания, малыш! С твоим упорством и настойчивостью ты преодолеешь все весенние трудности. И светлого тебе лета!




МУРАВЕЙ

Как-то раз, возвратившись из леса, я разбирал свою сумку. Вынул бидон с ягодами, пару пакетов с грибами и куртку и вдруг увидел, как на пол упало какое-то живое существо и поползло под кровать. Не стоило его оставлять в комнате, тем более что в последние годы в лесу стали попадаться клещи. Поэтому я нагнулся, чтобы подобрать его и выбросить с балкона. Наклонился и увидел крупного рыжего муравья, который тащил по полу другого муравьишку – скрюченного и неподвижного, по-видимому, сильно повреждённого мною, когда я стряхивал с себя этих созданий, наседавших на меня вблизи муравейника. И этот, оставшийся в живых, тащил своего раненого собрата с поля боя, не оставляя его в беде. Тащил, ещё не зная куда, лишь бы поскорее вынести из опасной вражеской зоны. Он нёс его совершенно необычно – не так, как муравьи тащат свою добычу, зажав её мощными челюстями, нёс, зацепив за туловище задней лапкой, нежно и мягко – так, чтобы случайно не навредить ему и не причинить дополнительные страдания.

Меня поразил этот факт. Как-то не верилось, что у этого малюсенького существа нет разума, а всем его поведением управляют одни лишь инстинкты. Слишком уж разумными были все его действия, слишком самоотверженным поступок. И это бесстрашие, и преданность своему муравьиному долгу, своей муравьиной семье, и это отношение к своему товарищу: нежность в обращении с ним, желание оказать ему возможную помощь, помощь в условиях, когда неизвестно было, удастся ли ему самому спастись, – всё это вызывало глубокое уважение к этому храброму созданию. У нас, у людей, такие поступки называются героическими, а люди, совершающие их, почитаются всеми как герои. А муравьи... все поступают так, не задумываясь.

Я легонько взял муравьишку в руку и отнёс на балкон, где он мог найти себе и своему товарищу нужное пропитание. Герой так и не выпустил свою драгоценную ношу, сразу потащив её в укромное место. И я надеялся, что оба они в последующем нашли себе приют в нашем цветочном сквере, и это местечко стало для них пусть на время новым родным домом.




ГОЛУБОЙ  МОТЫЛЁК

Цветы кивают мне, головки наклоня,
И машет куст душистой веткой, –
Зачем же ты один преследуешь меня
Своею шёлковою сеткой?
А.Фет

Сегодня, после пятимесячного перерыва, вызванного летними работами в лесу и на огороде, я вышел прогуляться в сквер, расположенный в конце улицы Ташкентской, рядом с кольцом пятого трамвая. Сюда я обычно хожу в холодное время года – хожу для прогулок или чтобы посмотреть на закат. И у меня с этим местом связаны в основном воспоминания о зимнем пейзаже.

Летом эту широкую лужайку я вижу из окна проходящего здесь транспорта, везущего меня до остановки «Точприбор», откуда я уже прямым курсом двигаюсь в направлении наших садовых участков в районе аэропорта. И обычно летний, и даже весенний, вид этого зелёного пустыря не очень привлекает моё внимание на фоне чудесных луговых и берёзовых ландшафтов в районе наших огородов.

Здесь нет ни естественной, ни искусственной красоты среди гаражных и других строений, окружающих со всех сторон это пространство. Омрачают картину многочисленные «отбросы человеческой цивилизации» в виде бутылок, пакетов и иного мусора. И только в августе, когда все эти неэстетические для глаза объекты надёжно скрываются высокой травой, а поверхность лужайки ярко расцвечивается жёлтыми соцветиями пижмы и голубыми веточками цикория, невольно обращаешь внимание на этот пышный жёлто-голубой ковёр.

Сейчас, в середине сентября, эта лужайка потеряла свою красочную привлекательность. На фоне густой, но уже поблекшей зелени по всей поверхности белеют многочисленные соцветия тысячелистника, перемежающиеся с серовато-жёлтыми зонтиками уже отцветающей пижмы. Кое-где ещё розовеют отдельные головки клевера, просматриваются небольшие жёлтые цветочки, похожие на весенние одуванчики... Да, широкого разнообразия цветов уже нет – всему своё время... Но вдруг обращаю внимание на яркое жёлтенькое пятнышко у самой земли – неужели «львиный зев»?! Точно, он. И какой юный – яркий, жизнерадостный!.. А это уж и совсем неожиданно – цветочек одуванчика! Ещё жёлтый, но уже начинающий вянуть...

Запоздалые спутники весны и лета! Что побудило вас вновь открыть свою красоту солнцу, выглянуть из своей тёплой земной постели, не побояться осенних заморозков? Что вы хотите сказать ещё радующемуся последним погожим дням миру? Или же рассказать об этом времени года своим погрузившимся в осенний сон собратьям?.. Не грустно ли сейчас вам, в окружении совсем иной, непривычной для вас растительности, вдали от своих сестёр и братьев? Не смеются ли над вашим одиночеством теперешние ваши соседи? Понимают ли они вас, или же, как часто бывает в нашем, человеческом мире, стараются затоптать, заглушить своими стеблями и корнями?..

Но нет! Вы отлично выглядите среди «чужих» собратьев. У вас, растений, жизнь течёт совсем иначе. Нет ни зависти, ни ревности, ни злобы. Вы все находите себе место под солнцем. Живёте дружной, единой семьёй, чувствуя, ощущая, уважая соседей, возможно, в чём-то и помогая друг другу.

И это так хорошо! Если бы все люди вот так относились к себе подобным! Понимали, любили, помогали, сострадали! У нас был бы тогда совсем иной мир – Мир Всеобщего Благоденствия, сравнимый с Раем. Увы, пока это невыполнимо. Только Знание и Великий Разум способны сделать всех нас такими. Когда это ещё будет, да и будет ли когда-нибудь?! Но сейчас у нас есть возможность любоваться вами, вашей красотой и совершенством, вашим единением и доброжелательностью, вашей особой «моралью и нравственностью». Любоваться и сравнивать, задумываться о своей собственной судьбе, о своём будущем. А для тех, кто хоть немного понимает вас, – радоваться великому счастью единения всего живого...

Сегодня довольно прохладно – недавно шли длительные проливные дожди. Только несколько часов назад выглянуло солнышко, и теперь оно ласкает всех своими ещё тёплыми лучами. Радуюсь и я возможности немного погреться и полюбоваться видом последней, уходящей зелени. Приглядываюсь в надежде увидеть любимых мною насекомых. Они всегда неразлучны с цветами. Сейчас их немного: где-где увидишь шмеля или пчёлку, облюбовавших наиболее яркие соцветия клевера и пижмы.

Вот не думал, что пижма может привлечь к себе кого-нибудь. Что в ней может быть привлекательного? Оказывается, что-то есть – и осы, и пчёлы, и мушки ползают по цветочкам, выискивая здесь что-то вкусненькое. Шмели же, как всегда, предпочитают клевер, деловито обследуя каждый приглянувшийся им цветочек и высасывая своими длинными хоботками сладкий нектар из самой глубины розоватой головки.

А вот и первая бабочка – маленькая, синенькая. Сидит на жёлтом соцветии пижмы и греется на солнышке. Удивительное сочетание синего с жёлтым! Сначала думал, что это цикорий так обнялся со своей жёлтоцветной соседкой, что даже проткнул в самом центре её плотное соцветие. Крылышки у бабочки уже не первой свежести – потрёпанные, даже немного обломанные по краям. Значит, сумела она насладиться жизнью, порадоваться и теплу, и солнцу, и цветочному нектару. И вот добирает последние дни своего счастья...

Как хорошо ей сейчас после холодов и дождей вновь подставить своё нежное тельце солнышку, скрывшись от ветра в цветках растений... Я смотрю на неё и радуюсь её счастью. А бабочка всё сидит на цветочке и медленно двигает крылышками. Они то полностью расправляются, раскрываясь тёмно-голубым миниатюрным веером, то сходятся воедино, и тогда бабочка становится совсем незаметной – чуть беловатой на фоне яркой желтизны соцветия.

Неподалёку вижу ещё одну порхающую малютку. Подошёл к ней поближе, а она продолжает порхать, как мотылёк, отливая блестящим серебристым оттенком. Несколько раз облетела вокруг меня и опустилась на жёлтый цветочек, типа одуванчика, только поменьше. Раскрыла крылышки, и её окраска сразу переменилась: вместо невзрачного белого мотылька передо мной вдруг возникло ещё одно прелестное создание – светло-коричневая красавица, с очень яркими, «свежими» крылышками – совсем юное очарование, только-только начавшее познавать таинства и радость жизни.

Некоторое время я любовался и ею, а она будто специально показывала мне свою юную красоту, двигая крылышками и заставляя их сверкать и переливаться яркими жёлто-коричневыми оттенками. Я хотел рассмотреть её с более близкого расстояния – стал наклоняться и нечаянно потревожил её. Она вмиг взлетела с цветка, и в воздухе снова запорхал невзрачный беловатый мотылёк, вьющийся зигзагами над стебельками и соцветиями.

Но нет! Порхают уже два мотылька, то приближаясь, то удаляясь друг от друга, то опускаясь к самой траве, то поднимаясь над лугом. И вдруг оба сразу опустились вниз и сели почти рядом друг с другом на один и тот же цветочек пижмы. Юная бабочка сложила крылышки и снова стала незаметной. А голубая красавица непрерывно двигала ими, красуясь перед своей юной подругой.

Через несколько секунд коричневая малышка снова поднялась в воздух, и к ней мгновенно присоединилась соседка, и снова рядом со мной засверкал голубовато-белый искрящийся воздушный хоровод. Бабочки кружились то на расстоянии, то совсем рядом друг с другом, то порхали почти на одном месте, то вдруг отлетали на несколько метров в сторону... Порой движения их были почти синхронны, на расстоянии всего нескольких сантиметров друг от друга, однако ни их крылышки, ни крошечные тельца ни разу не помешали другому, не нарушили гармонию восторженного танца. Устав, они снова сели неподалёку, а через минуту вновь закружились в безудержном порыве любви и счастья. Они кружились в полном уединении, не тревожимые никакими иными существами, в том числе и мной, с радостью и интересом наблюдавшим в общем-то обычный, но вместе с тем такой восхитительный воздушный танец.

Танец продолжался с перерывами минут пятнадцать. Всё это время я внимательно наблюдал за столь далёкими от нас, но тоже испытывающими некие «чувства» существами, стараясь понять их порывы, стремления, действия. Каждый раз новый полёт начинала юная коричневая бабочка, а вдогонку за ней устремлялся голубой мотылёк, пытаясь не отстать, не упустить её из виду, сблизиться с ней и передать ей в воздушном танце только ему доступные «чувства». Первой также садилась юная красавица, и тут же по соседству с ней опускался её голубокрылый обожатель.

Несколько раз я сам ускорял их последующий полёт, легонько стряхивая юную бабочку с облюбованного ею цветка. Но и в этом случае её непременно догонял голубой мотылёк. Однако чувствовалось, что с каждым разом этот танец давался ему всё с большим и большим трудом (повреждённые крылышки, видимо, не давали возможности порхать с прежней юношеской лёгкостью), но он всегда выдерживал полёт до конца, ни на один взмах крыла не отставая от своей избранницы.

А полетит ли за своим кавалером юная фея? Захочет ли она устремиться в такой же восторженный полёт вслед за яркокрылым ветераном? И я тихонько поднёс листочек к голубому мотыльку, чтобы резко не потревожить его. Он полетел не сразу, видимо, дожидаясь первоначального взлёта своей подруги. Но настойчивость моя сделала своё дело, и он наконец взлетел. И летел как-то нехотя, будто выискивая взором полюбившуюся ему подружку. Но она не последовала за ним. Я пошевелил траву, где только что сидела юная прелесть, может, всё-таки передумает, успеет догнать! Но не нашел её. А голубой мотылёк тем временем уже пропал у меня из виду...




НЕДОТРОГА

Как-то раз во время прогулки в лесу, я присел отдохнуть среди густого черничника. Было ещё довольно рано, и солнце не успело высушить обильную утреннюю росу, которая переливалась в его лучах блестящими капельками, оттеняя свежесть молодой зелени. Только-только начинали пробуждаться насекомые и ещё не досаждали мне своим назойливым жужжанием. Комаров, на удивление, в этот раз было немного, и я мог спокойно любоваться открывшимся взору пейзажем.

Небольшая освещённая солнцем поляна по соседству со мной синела сплошным ковром анютиных глазок, среди которых высоко поднимались стебельки цветущей земляники. Да, урожай ягод в этих местах обещает быть обильным. Вон как буйно цветёт эта красавица! Да и черника завязалась на славу – все кустики просто усыпаны малюсенькими ягодками. Поляну окаймлял смешанный лес, вознёсшийся вершинами берёз и елей метров на сорок и уплотнённый густым подлеском, прореженным лишь местами. Надо мной голубело чистое небо, предвещая ясную, солнечную погоду. Вокруг было безлюдно и тихо. Только голоса птиц временами нарушали эту тишину…

Я пробежал взором по ближайшему ягоднику и обратил внимание на небольшую гусеницу, неподвижно лежащую на листочке молоденького невысокого кустика. А совсем рядом с ней тоже неподвижно сидела серая муха. Это были самые обыкновенные существа, с которыми мы часто сталкиваемся в жизни – в саду, в лесу, и даже дома: обыкновенная гусеница, сантиметров трёх-четырёх длиной, серого цвета с белой каёмкой, опоясывающей её у самого брюшка, и серая муха – уже совсем обыкновенная, какие постоянно досаждают нам в летнюю пору. Ничего особенного не было и в том, что обе они облюбовали себе один и тот же листочек. Ну сидят себе, отдыхают, ждут, когда их согреет утреннее солнышко, чтобы потом заняться своими дневными заботами – и всё тут. Но всё же что-то в этом «противосидении» было не совсем обычно: уж очень близко находились они друг от друга – почти касаясь миниатюрными головками.

В этот момент солнышко перекинулось косыми лучами на облюбованный ими листочек, и я подумал, что они вот-вот очнутся от ночного забвения, поэтому приблизился к кустику и решил ждать. Но ждать мне не пришлось. Почти в тот же момент начала выходить из состояния оцепенения муха. Она сделала массаж своему остывшему за ночь тельцу передними и задними лапками, почистила крылышки, повертела в стороны головкой и принялась быстро-быстро прощупывать крохотным хоботком поверхность листочка, выискивая, очевидно, оставшиеся на нём с ночи капельки жидкости. Передвигая хоботком вправо-влево, она то ли случайно, то ли специально прикоснулась им к голове гусеницы и принялась, как бы облизывать её со всех сторон. «Что это она целоваться вдруг вздумала? – Неужели приятно?! А может, разбудить соседку собирается?»

Гусеница от этих неожиданных ласк начала приходить в чувства и замотала головой, как бы показывая, что всё это ей не шибко нравится и чтобы муха скорее от неё отстала. Но той, видимо, понравились эти проказы, или же своим действиям она придавала какой-то иной внутренний смысл. Поэтому как только гусеница опустила голову на листок, желая, видимо, погрузиться вновь в сонное состояние, проказница снова устремилась к ней и стала вновь прощупывать её нежные, не покрытые волосиками части тела.

Тогда волосатая уже явно рассерженно подняла голову, оторвав при этом от листа переднюю пару лапок, и замотала ею из стороны в сторону, пытаясь достать назойливую приставалу. Но мухи рядом уже как ни бывало – она моментально отлетела в сторону и села на краю листка, предоставив возможность этому качающемуся маятнику болтаться в своё удовольствие. Однако как только движения прекратились, она вновь устремилась к носу своей сердитой соседки и сумела-таки дотронуться до него, прежде чем медлительная гусеница успела отреагировать.

Та просто вышла из себя, выпучив от негодования глаза, и остервенело замотала уже целой половиной своего туловища в надежде как следует оглоушить двукрылую непоседу. Голова её, как булава на рукоятке, болталась при этом то вправо, то влево, то кпереди, то книзу, готовая разбомбить всё и всех, находящихся рядом и мешающих её мирному отдыху. Туловище же еле держалось на веточке, уцепившись за неё двумя задними парами лапок.

Муха тем временем преспокойно перебралась с листка на веточку, на которой разместилась половина гусеницы, и стала уже снизу щекотать тем же способом голые ножки своей подруги. Гневу последней просто не было предела! Она задёргалась всем туловищем от злости, начала попеременно отрывать лапки от ветки и ещё шибче замотала башкой, норовя достать ею до своих беззащитных задних конечностей: била по ветке, по листьям, но чаще всего по воздуху, и явно не видела эту непоседливую щекотуху. Муха же быстро перебиралась с места на место, прикасаясь то к одной, то к другой ножке своей жертвы и приводя её просто в неистовство. Порой же умудрялась даже налету достать до передних, движущихся частей тела разъярённой мегеры, получая видимое удовольствие при виде её корчей.

Проказнице явно хотелось поиграть со своей неожиданной соседкой, и она, безусловно, знала, как привести это сонное существо в чувство. Она продолжала начатую игру, не давая ни секунды покоя этой неповоротливой недотроге. Да, последней точно не хватало чувства юмора, чтобы включиться в игру, и ленивица продолжала отбиваться, предпочитая покой и одиночество всяким дурацким развлечениям, да ещё с мухой! И она под конец в сердцах так боднула своей башкой, что, промахнувшись, не удержалась и сорвалась вниз, скрывшись в зелёной траве. Это оказалось для мухи совершенно неожиданным, так как она растерянно залетала с листка на листок в надежде найти куда-то скрывшуюся подругу. Но долго расстраиваться не стала – повертелась, покрутилась вокруг этого места и вскоре улетела куда-то искать себе новые развлечения...

Я никогда не видел ничего подобного! Нет, я видел резвящихся насекомых: стрекоз, бабочек, мух, комаров – играющих друг с другом в шумном хороводе, либо в парном полёте. Наблюдал и мух, щекочущих друг друга своими хоботками. Но вот чтобы играть таким образом с иными существами, да ещё совершенно не схожими с ними ни по виду, ни по характеру – это было для меня совершенной неожиданностью. Сколько ещё загадок таит в себе поведение живых существ, в том числе и самых малых! Ведь и они живут не хлебом единым. У них есть свои радости и горести, свои «чувства» и ощущения – пусть в ином, примитивном смысле. Пусть «чувствуют» и «переживают» они по-своему, но играют порой совсем по-человечески. Однако сегодня нашей весёлой приставале явно не повезло: с таким «бесчувственным» существом, как эта ленивая гусеница, много не наиграешься. Вряд ли она вообще способна на такое – и даже со своими собратьями.
Настоящая недотрога!




"САМУРАЙ"

Удивительные всё-таки эти ползающие и летающие существа - насекомые! Ведь не просто ползают и летают, а всё с умыслом - всё с какой-то целью делают. Значит, внутри них некие жизненные программы заложены и далеко не простые. Чтобы выжить и чтобы успеть насладиться жизнью, надо непростую программу иметь. Вон ведь сколько "живоглотов" на них охотятся: и птицы, и лягушки, и ящерицы, и рыбы. Порой только насекомыми и питаются. А размеры какие! Попробуй их прокорми, со всем их потомством!.. Да ещё свои собственные собратья со всех сторон нацеливаются: осы, стрекозы всякие длиннокрылые. Попробуй от них увернись! - Предатели! Пятая колонна! - Так что серьезно им о своей жизни думать приходится. Приспосабливаются: скрываются, маскируются, увертываются, размножаются в несметных количествах.

Но ведь не только этим одним живут, бестии! И жизнью насладиться успевают. А пропитанья им вокруг вполне достаточно. Да и неприхотливы в этом многие - кому крошки, кому пыльца с нектаром, а кому и навозная куча лучшим деликатесом служит. Живи, скрывайся, да радуйся себе на здоровье!

Да ведь и этого мало показалось. Некоторые большего захотели - к нам, людям, стали примазываться. Конечно, удобно - жильё уже готово, питание - самое что ни на есть калорийное, прямо с барского стола… А отдельные паразиты и дальше пошли - самих нас сосать приспособились - совсем уж обнаглели! Прежде всего, эти кругленькие, маленькие, - ползучие. Комары - тоже всякие порой даже дома донимают. У, заразы! Да и мухи, бывает, тоже кусаться ни с того, ни с сего начинают. Слепни да иные лесные твари - они хоть в дома к нам сами не стремятся. Духа нашего домашнего не выносят - чистюли этакие! А когда залетят случайно, так такая тоска их сразу одолевает, что и сосать не могут. Только и делают, что по окнам ползают да на небо голубое глазеют. Зенки так и таращат! Чуют, бестии, что прощаться скоро придётся…

Самые частые гости у нас, - это длинноусые, рыжие, особенно прыткие, - те, которые всё больше по кухням прячутся, - обжоры ненасытные! И откуда только появляются, как проникают! Вроде, всё кругом наглухо позаделаешь, а они всё равно откуда-то лезут. А уж коль вселились, то никак не выдворишь. И гонишь, и давишь, и травишь - ничего не берёт!

Умные, к тому же, бестии - так запрячутся, что и не сыщешь! Когда молоденькие ещё, то, вроде, и не боятся хозяев, шастают свободно по всей площади. С этими легко расправиться: и шустрости пока особой нет, да и смекалки ещё не поднабрались. Но чуть подрастут, то так улепетывать от тебя начинают, что и не угонишься. И на глаза стараются не попадаться - всё больше по ночам шастают, чтобы уж совсем не видно было.

А какие чуткие, окаянные! Всё чуют: воду, еду, даже твое присутствие. Порой спрячешься в засаде, даже свет выключишь, - ведь не лезут, паразиты! Приходится в другую комнату уходить, чтобы свободу им дать - тогда идут, да и то с опаской. Чем уж чуют - не догадаешься, скорее всего усами длиннущими. Видел я, как они ими работают.

Сижу однажды поздно вечером, статью сочиняю. Свет верхний выключен, одна лампа настольная светится. На столе полумрак. Вдруг краем глаза вижу что-то, вроде как, у края стола шевелится. Смотрю - какие-то волосики из-за стола торчат и ходят в разные стороны. То на стол опустятся, будто щупают его, то вверх выпрямляются, то в сторону нацеливаются. Неужто, таракан! Они периодически забегали тогда к нам на разведку из верхней квартиры, да быстро я их вылавливал. Но уже давненько не появлялись.

Значит, ещё один заскочил, обстановку оценивает, осматривается. Видит, что время позднее подошло, - выходить пора, но опасается. Меня уже точно "учуял". На стол не высовывается - усами будто в перископ смотрит... Но что он здесь приметил? Стол-то я начисто вымыл, ни одной крошки не оставил. А он всё куда-то нацеливается.

Не стал я его сразу "отлавливать", решил проследить, что делать будет. Прикрыл свет от лампы - сразу на столе темно стало. Смотрю, усы из виду не упускаю. Готов в любую минуту в погоню броситься. Тот посидел-посидел, пошевелил-пошевелил усами и вдруг резво прямо через стол помчался - к чашке бабулиной направился. Чашка с водой была, и бабуля забыла её перед сном себе на тумбочку поставить. Тут я его и сцапал, у самой чашки, не стал дожидаться, когда он внутрь залезет...

Но ведь как далеко стояла она от края стола. Как это он её учуял на таком расстоянии? Да и не только ведь воду определяют, а вообще всё, что нужно! Например, в холодрыгу собачью - когда в ноябре у нас совсем не топили, лампочку малюсенькую в приёмнике "учуяли", в приёмник залезли…

Попробуй вот справиться с такими! Мы, россияне, не смогли, - расплодили их в несметных количествах. А вот китайцы додумались. Такой карандаш придумали, что стоит таракану прикоснуться к нему, как вскоре судороги начинаются, а затем и кондрашка хватает. Поутру смотришь - лежат бедняги на полу, аж на спину перевернулись от страданий; лапками в воздухе дрыгают - уже издыхать собираются… Это во Владивостоке дело было. Там этой нечисти видимо-невидимо в подвалах развелось, так что великие переселения по квартирам порой устраивают.

Здесь, в Иванове, с ними всё же полегче. Видимо, климат не тот, - не так быстро размножаются. Странствуют так, небольшими бригадами. Карандашом смажешь решётки вентиляционные, так и не приходят... Однажды всё же пришли. В комнате, а не на кухне почему-то поселились. Я кругом весь пол обмазал, ножки стола, кровати, шкафов, - деться им уже некуда. Волей-неволей "через карандаш" перебираться приходится. Вот и стали беситься. Даже днём на стол заскакивать начали. Я их там и отлавливал.

А последнего бабуля на столе увидела, испугалась жутко! (наверное, вспомнила сказание про "тараканищу", о котором ей в детстве читали), - меня сразу на помощь звать стала, да так громко, что бегом бежать из кухни пришлось: думал, что с самой бабулей что-то серьезное приключилось! Прибегаю в комнату и вижу: бабуля на стуле сидит, от стола подальше отодвигается и пальцем на стол показывает: "Лови, лови скорее, убежит, уйдёт сейчас!.." А на столе жирный таракан сидит, и на бабулю глазеет, того гляди, к ней бросится. Бабуля со страху встать со стула не может, будто мышь увидела. Правда, с мышами ей бы ещё туже пришлось - на стол от них чувствительные женщины обычно прячутся (живо заскакивают). Бабуле же по причине возраста такая акробатика уже не под силу. Куда бы она тогда делась?!

Шмякнул я этого длинноусого (по Марусиному методу - так, чтобы ни пуха, ни пера от него не осталось). Проверил надёжность проделанной операции, вымыл руки и успокоился. Успокоилась и бабуля - теперь уже больше не появятся!.. Вон как хорошо китайское средство действует! Да, действительно, действует так, что чумеют сразу быстроногие, прыткость свою теряют. Но почему в этом случае они на стол к нам средь бела дня устремляются? Может, специально, чтобы мы харакири им тут сделали, - насколько тошно становится. Сами-то себе не в состоянии этого совершить... Ну, что ж, облегчил я участь и этого самурая - избавил от дальнейших страданий.

После этого случая перебежчики появляться у нас перестали - всех одолели!.. И вдруг однажды, средь бела дня вижу - ещё один по шторе спускается. Да быстро так - нас, небось, учуял. Пришлось мне самому уже сноровку проявлять, чтобы не сбежал случайно - прямо в шторе ему инквизицию сделал. Здорово получилось!.. Но каков гусь! Ведь сообразил, каким образом засады избежать - по стене и по потолку прополз, половину комнаты обогнул, чтобы мои преграды карандашные миновать; и по шторе додумался спуститься! Надо же догадаться!.. Но я всё же умней оказался, - у меня пол и с противоположной стороны обработан был! И, главное, - все выходы из комнаты, особенно в кухню, тоже смазаны. Всё равно бы попался! Так что избавил я и этого от лишних мучений!..

А через две или три недели снова увидел на той же шторе тараканище! Что они возрождаются у нас, что ли?! Откуда же ползут, окаянные? Стал обследовать помещение и... дыру в потолке обнаружил - рядом с трубой отопления была. Вот, значит, какими путями к нам эта братва от соседей лезла. Значит, не я их, а они меня перехитрили! Скольких диверсантов за полгода к нам переправили!.. Пришлось срочно капитальный ремонт осуществлять, а потом снова с этой нечистью борьбу вести... Вроде, уже месяц, как не появляются…




"СЕМЕЙНАЯ"  МУХА

Каких только мух на свете не бывает! И навозные, и не навозные, и кусачие, и не кусачие, и компанейские, и не компанейские; и чёрные, и синие, и золотые. Есть даже особая муха - "це-це" называется, что заразу смертельную разносит. Правда, и все остальные тоже переносят, притом всякую (учёные это точно определили), но пока не такую смертельную.

Если говорить о "компанейских" мухах, то, по-моему, самыми компанейскими являются домашние, или "семейные", поскольку постоянно в семье околачиваются. Как уж эту разновидность учёные обозвали, не знаю. Но прозвище "семейной" им куда как подходит. Каждый из нас испытал счастье встретиться с ними, так как без них ни одна нормальная семья не обходится. Кто из нас не видел их в своей квартире - на столе, на потолке, на окнах, летающих из одной комнаты в другую, кружащихся над столом, у зажжённой лампы. Хозяев своих ни на минуту не оставляют в покое - то на голову сядут, то на нос, о себе всё время напоминают, чтобы и о них самих вспомнили.

Поразительно, но и режим свой под наш, семейный, подстраивают. Весь день бодрствуют, и вместе со всеми спать ложатся. Только не на кровати, вместе с вами, а на потолке пристраиваются. Привычка эта вверх ногами висеть пока ещё у них осталась - от древних предков передаётся, которые всё больше в лесах, под листьями прятались.

Режим дня они строго соблюдают. И по утрам никакого будильника им не надо. Всегда вовремя встанут, с рассветом. Увидят, что хозяева ещё не шевелятся, сразу будить начинают. И жужжат, и щекочут, и ползают по тебе, - ну, как тут не проснуться! Им бы спасибо за участие говорить, а мы недовольны, всё отмахнуться, прогнать стараемся. Интересно, что они о нас в этом случае думают?

Да, не каждый из нас их компанейский характер понимает, и не каждому по душе их назойливость. А это действительно поразительно бойкие и активные существа. До всего им дело, во всё свой нос суют! Сидишь, занимаешься, а она тебе помочь пытается: по книге, или по бумаге шастает, будто проверяет тобой написанное - нет ли ошибок каких! Чуть задумаешься, на тебя садится - "Нечего лодырничать, давай работай!"

Во всём порядок любят. За день все углы, все закоулки облетят, всё проверят. Если не убрано, то сами начнут крошки всякие подбирать - в укор хозяевам. А игривые - до невозможности! Стоит им хоть небольшой компанией собраться, так сразу хоровод свой заводят. Только одна разлетается, как и все остальные за ней несутся. О нас на время даже забывают. Потом вдруг вмиг все успокаиваются и замолкают, будто по команде.

Из всех семейных мероприятий особенно уважают обеды и ужины. Только за стол сядешь, они уже тут как тут. Сидят на столе, дожидаются - когда и им подадут. А потом от блюда к блюду носятся, всё дегустируют. Из каждой тарелки норовят попробовать - не обделили бы! Из всех блюд особенно десерт уважают: торты, варенье, конфеты; хотя и от сахара не отказываются. Сидят на лакомстве и слюнки в него пускают. Кому после них есть приятно?!

Естественно, порой и гонять их начинаешь. Да разве такую вёрткую прогонишь! Бабуля их поначалу всё больше полотенцем шугала (на её громкое "киш-киш" они даже не реагировали). Машет по воздуху и к балкону прогнать хочет. А те из своего дома ни в какую лететь не собираются. И даже обижаются - как такое в голову хозяйке прийти может! Летают вокруг неё, под ухом жужжат, будто сказать чего пытаются. Бабуля потом решила их просто на столе тряпкой дубасить. Пару раз полотенцем по столу стукнула - особо назойливую прогнать хотела - да концом тряпки в суп угодила, чуть всю тарелку не опрокинула. Пришлось отказаться от этого метода, на липучки перешла. (В ту пору они еще продавались). По всему дому их поразвесила, - сама ночью несколько раз попалась.

Когда одна-две семейные, ещё ничего. Но особая надсада, когда их много у тебя собирается, и они свои "семейные" права качать начинают. Поскольку ни слов, ни жестов наших они не понимают, то, как ни грешно, приходится применять порой и физические меры воздействия, вплоть до прямого насилия. И какое удовольствие испытываешь, когда пришлепнуть хоть одну удается! Но до чего же живучи, окаянные! Что бы с ней ни сделали, она через какое-то время снова ползет, а там, глядишь, и лететь пытается.

Меня, они, эти "семейные", в огородном домике почему-то особенно осаждают. Их всегда там чёрти сколько скапливается. А не проветривать комнату нельзя - порой жарко и душно бывает. И чем это мой дом им приглянулся? Вроде, и еду с собой не беру - только для ворон и кошек, да и то кормлю на улице. А так - одна лишь трава да коренья сушатся. Может, нравится им тут свои хороводы раскручивать, или в прятки играть? Только и делают, что друг за дружкой гоняются. Порой и догоняют, тогда такое жужжание начинается, что из огорода слышно! То ли от удовольствия жужжат, то ли ругаются. Разве их поймешь с их мушиными забавами!

Налетаются, а затем, как всегда, ползать начинают (для отдыха, наверное): и по потолку, и по стенам, и по столу, и на пол садятся. Чего-то всё выискивают - не от нечего же делать тут крутятся. А стоит самому в дом на минутку забежать, сразу со всех сторон налетают. От радости, конечно! Соскучились по хозяину - жужжат, звенят, приветствуют, в общем!

- Нужны вы мне больно, приставалы липучие! Пошли отсюда...
Правда, летом в домике я не часто отдыхаю, - всё больше на воздухе, на солнышке, травкой да цветами любуюсь, живность всякую огородную подкармливаю - не мушиную, конечно, навязчивую... А они (домашние-то) меня и во дворе достают. Найдет и радуется! И оползает, и ощекочет, и облобызает со всех сторон... пока до неё не доберёшься. Да ещё подруг своих созовёт. Как уж это ей удается, понять не могу. Но ведь сразу летят, прилипучие!..

А если в домике, на холодке когда отдохнуть вздумаешь, то тут уж отбоя от них не будет. Инстинкт такой дурацкий - непрерывно своего семейного хозяина обхаживать. Ладно уж, когда на одежду садятся. Но они ведь всё больше открытые места выискивают. Быстро до них добираются. Знают, где и чем пронять тебя можно, внимания к себе требуют. Ни секунды покоя не дают, будто с комарами в этом соревнуются. Те-то хоть делом на мне заняты (кровососы поганые!). Эти же просто так, от нечего делать на мне крутятся. Комара шугнёшь, придавишь малость, так сразу понимает, чем дело пахнет. Эти же, как ни стукаешь, всё назад летят, ещё погладить себя требуют. Может, в какую игру со мной играют, - интересно вот так от моих рук увертываться. Когда только пришибёшь покрепче, то уползают на время... пока снова не очухаются.

Ну, ладно летом - просто ползают, надоедают, пристают, в общем. Но вот к осени ближе с ними что-то непонятное приключается, - вдруг ни с того ни с сего кусачие свойства приобретают. И по поводу и без повода кусать начинают. Да так больно! И даже на своих домашних хозяев набрасываются... А, может, они нас и за хозяев-то совсем не считают? Смотрят, как на бесплатное приложение для своих развлечений!.. Ни одно домашнее существо с хозяевами себя так не ведёт - ни кошка, ни собака, ни даже тараканы! Но с этими, последними, постоянно бороться приходится, пока не истребишь окончательно. Те обычно на глаза и не показываются, всё по ночам шастуют, хозяев отыскивают...

Откуда вдруг у этих, летающих, такая остервенелость возникает! Настоящее осеннее озлобление какое-то! Коль кусачие способности открываются, значит, и приспособления какие-то (органы кусачие) соответственно отращивают. Вроде, и не заметно на голове у них ничего нового - хоботок тот же самый, а вона как стал действовать! Может, и жвалы ещё какие к нему прибавились? Занялись бы ученые этим вопросом, да хоботки им пообрезали бы с помощью генетики, хотя бы. Ведь чего только уже не научились делать - чуть не целого слона из мыши выращивать! Что стоит им этот кусачий "хобот" укоротить маленько - такое "осеннее обрезание" кровопийцам злющим устроить!

Попробовал я, было, сам на своих домашних поэкспериментировать - до их хоботка со жвалами добраться. Да прячут, окаянные, его вместе со всеми остальными мелкими кусачими принадлежностями - разве докопаешься! Под микроскопом только и можно разглядеть. Ищу, башку её в разные стороны ворочаю, а та от возмущения зенки выпучила и жужжит со злости. "Кончай, мол, насилствовать над беззащитным созданием! Своя же, семейная!.." Так и не разобрался я с их кусачими свойствами, просто гонять посильнее начал и лупить без жалости... Пыл свой немного после этого поубавили.

Да, много еще у этих "домашних" непонятного для нас осталось (нас-то они давно со всех сторон раскусили!). И даже великий Брэм не смог познать их тайны - нам выяснять оставил. Нам же сейчас заниматься этим уже и некогда - не до познаний вовсе стало. И без них своих семейных проблем хватает... Так что чаще всего просто давить окаянных приходится, чтобы не слишком зазнавались на чужой территории и в "домашние" к нам не навязывались.




ОГОРОДНЫЙ  КОВЧЕГ

Наш садовый участок всегда был пристанищем разнообразных летающих, ползающих, бегающих, прыгающих и плавающих тварей, населявших эту местность с самого начала организации здесь садоводческого товарищества "Дружба" на месте обширного болота. Здесь они жили, боролись за своё существование, периодически поедали друг друга, в целом, сохраняя свою популяцию и поддерживая устойчивое равновесие данной природной зоны. С ними я познакомился с первых лет работы по облагораживанию этой территории.

В этом году к числу моих друзей прибавилось ещё несколько посетителей, интересующихся, помимо самого огорода, и моей личностью, поскольку я периодически подкармливал их, принося с собой разные вкусности.

Ранней весной ко мне стали прилетать вороны. Они учуяли возможность добычи ещё в начале апреля, когда я приходил разгребать сугробы, очищая от снега полузасыпанный домик, и навещали меня в дальнейшем ежедневно.

Чуть позднее, в том же апреле, моей частой гостьей стала ласковая молоденькая кошечка, которую зимой периодически пускали погреться в один из соседних домов, где она вела безжалостную войну с мышами и крысами. А в мае, с началом огородной страды, со мной познакомилась соседская собака Линда, быстро признавшая меня за своего после нескольких угощений. И все лето, почти каждый день эта разноликая "братия" встречала меня, ожидая угощения, а, возможно, и общения с высшим по разуму существом, способным дать им, помимо материальной, ещё и "духовную" пищу.

Первыми обычно прилетали вороны. Они каким-то образом почти сразу определяли моё появление и молча устраивались на своём наблюдательно-ожидательном пункте, на крыше соседнего дома - у Тамары. Я выносил им хлеба (иногда даже с маслом) и бросал небольшими кусочками на свободный от грядок участок. Они, или сразу, или чуть погодя (в зависимости от аппетита и окружающей обстановки) устремлялись вниз и быстро уплетали первые порции, унося последующие в свое воронье логово, находящееся где-то в лесу, недалеко от участков.

Второй чаще всего прибегала Муська и начинала тереться о мои ноги, прося ласки и утреннего угощения. Хлеб в летние месяцы она не очень жаловала, по-видимому, получая у соседей нечто более привлекательное, или же вкусив солидную порцию мышатины, либо иной живности, в изобилии водящейся во всей округе. Однако в присутствии вечно голодных ворон и прожорливой Линды Муська уплетала всё подряд, давясь, но не уступая никому своей доли, и даже угрожающе шипела на окружающих и выгибала спину дугой.

Старенькая Линда по утрам любила понежиться в теплой домашней обстановке и поэтому выходила на утреннюю прогулку позднее, когда уже пригревало солнышко. Учуяв меня, она лаем оповещала о своём здесь присутствии и получала свою порцию съестного, но уже на своем участке.

Ближе к осени, когда огородников стало заметно меньше, меня стали навещать и иные представители местной полудикой братии: бездомный, очень ласковый кот Васька; совершенно нелюдимый, необщительный и вечно голодный большой серый кот; собака Пальма, постоянно гоняющаяся за всеми местными кошками, а также целые стаи сорок и ворон, считающих эту огородную зону своей вотчиной. Теперь мне приходилось устраивать уже всеобщее кормление и приносить из дому целые пакеты всевозможной снеди. С такой разнообразной и разноликой птичье-кошачье-собачьей братией мне скучать не приходилось, и я с интересом наблюдал за их поведением и взаимоотношением друг с другом вне домашней обстановки.




СТРАННЫЕ  ЯЩЕРИЦЫ

На моем участке постоянно водилось много ящериц, и я часто наблюдал за ними, когда те грелись на солнышке, или бегали по своим делам среди досок, либо лазили по стволу яблони. В этом году особенно много их собралось в куче мусора, который я приготовил для сжигания, но так и не успел этого сделать осенью.

По весне, с первыми тёплыми днями эти шустрые создания стали выползать из своих зимних укрытий на садовый простор, подставляя солнышку своё блестящее тельце. И я радовался вместе с ними приходу весны, тёплым дням, яркому солнцу, пробуждающейся жизни.

Где-то в мае у той же кучи я увидел вдруг бесхвостую ящерицу, бегущую между грядками и спрятавшуюся под доской. Кто бы мог оторвать ей хвост? Неужели, я нечаянно наступил на неё? Других возможных виновников случившегося поблизости, вроде, не наблюдалось.

Через день или два я снова обратил внимание на ящерицу без хвоста, бегущую уже в обратном направлении. Затем услышал шуршание в плёнке и усмотрел под ней ещё одну такую же, но побольше. Что это с ними вдруг случилось? Не всё же они здесь такие бесхвостые? Стал специально наблюдать за этим местом (где, по-видимому, располагалось их гнездо) и обнаружил ещё несколько им подобных.

Это было уже совершенно непонятно. Одна, две - ещё куда ни шло. Можно было случайно повредить им внешность. Но не на всех же я наступаю, да и хожу здесь не так часто. В течение последующих дней продолжал присматриваться к колонии и насчитал около десятка этих созданий, из которых только две были нормальными (с хвостами). При этом видно было, что хвосты у всех были сброшены совсем недавно и ещё не начали заменяться новыми.

Это открытие заинтриговало меня. Что бы всё это значило? Не мутация же какая здесь произошла, приведшая к подобной метаморфозе. Тем более, что у всех калек отлично обозначалось место отрыва хвоста, хотя и не было намека на появление нового образования. Я так и не смог понять причин такого странного явления и через какое-то время просто забыл о существовании этого бесхвостого семейства.

Я уже говорил, что ко мне частенько прибегала неказистая бездомная кошечка Муська - удивительно ласковая и всегда голодная. Я подкармливал её, чем бог послал, и она благодарила меня, ласково мурлыча, и тёрлась спинкой о мои ноги. Иногда ловила на моём и на соседних участках мышей и забавлялась у меня на глазах, играя с ними в грядках и в кустах земляники.

Как-то раз она вновь прибежала ко мне, неся в зубах очередную жертву. Как обычно бросила её на землю передо мной и, гордая, уселась рядом с нею. Я посмотрел - и глазам своим не поверил, увидев бесхвостую ящерицу, уже порядком замученную, но не потерявшую до конца способности двигаться. Так вот, оказывается, в чём дело, вот по чьей вине пострадали мои знакомые. Но, значит, им всё-таки удаётся удрать от кровожадной хищницы. Или та сама отпускает этих холоднокровных, вволю наигравшись с ними? Но всем ли удается убежать, и скольких она замучила в моё отсутствие? Пришлось отобрать у Муськи очередную добычу и выпустить её на свободу. Ящерица с большим трудом смогла заползти под доски, а охотница особенно не возражала, быстро переключившись на иные развлечения.

В последующем я ещё не раз отбирал у неё пойманных ящериц, среди которых были и очень крупные, естественно, тоже бесхвостые. Ловила их Муська не только на моём участке, но и у ближайших соседей во время своих огородных прогулок. А я пополнял ими бесхвостую колонию у себя под досками.

Вот так моя знакомая чуть было не заставила меня подумать об открытии некоего нового (бесхвостого) подвида этих холоднокровных и задуматься о причинах столь таинственных превращений.




НАСТОЙЧИВАЯ  ИВОЛГА

Удивительно, но в детстве я не видел этих райских птиц, - возможно, потому, что весной не часто ходил в лес, а в ближайших мелких кустиках их просто не было. Впервые с иволгами я познакомился в пригороде Владивостока, на Патрокле, куда они прилетали на летний период.

Вернувшись в Иваново, я был приятно удивлён, вновь встретившись с ними в берёзовой рощице, в районе наших садов. Поразительно, но и местные желтогрудые красавицы прилетали сюда (как и во Владивостоке) строго в определенное время - именно к 9 мая, будто специально, чтобы поздравить нас с праздником Великой Победы.

Со второй декады мая в окрестностях наших огородов со всех сторон слышится их чудесное пение. Сколько же семейных желтогрудых пар гнездится сейчас в соседних берёзовых рощицах! Чаще всего красавиц можно увидеть в лесочке, среди зеленовато-прозрачных берёзовых ветвей, а иногда и на садовых участках, куда те залетают в поисках нужного им строительного материала.

Этой весной я неоднократно видел радостную яркогрудую парочку, весело резвящуюся среди деревьев на соседних участках. Как-то поутру они устроились отдохнуть на соседской яблоне. Самец в ярчайшем жёлтом оперенье забавлял свою несколько менее одарённую внешней красотой подругу чудесными песнями, а та тихо сидела в глубине ветвей, и с удовольствием слушала звучащие в её честь серенады. Примерно через час они снова прилетели в тот же огород, где самочка облюбовала себе длинную верёвку, свисающую с парника. Она настойчиво пыталась её оторвать и билась над ней минут двадцать, не меньше. Конечно, это был прекрасный материал для висящего среди ветвей гнёздышка. И она очень старалась. Видно было, с какой силой она крутила и дергала верёвку - парник так и ходил из стороны в сторону. В её действиях были и азарт, и поразительная настойчивость, и, под конец, разочарование, когда она выпустила верёвку из клюва, поняв бесполезность своих стараний. Самец же всё это время восседал по-соседству, красуясь перед своей работящей избранницей и раскрывая перед ней все свои вокальные таланты. Он так старался, что даже охрип и под конец улетел, обалдев от безуспешных попыток привлечь к себе внимание подруги. А самочка всё делала и делала своё дело, пробуя на прочность новые и новые верёвочки для строительства столь важного для неё объекта. И, наконец, сумела-таки выдернуть подходящую.




МАЛЫШКА

Это была маленькая (раза в полтора меньше воробья), серенькая, невзрачная на вид птичка. Она совершенно не боялась нас с Муськой, перелетая с одного куста смородины на другой в нескольких шагах от кошки. Муська, так бешено охотившаяся за воробьём месяц назад в моей теплице, только помяукивала при виде её, не решаясь оторваться от блюдечка с молоком, которое она пила, по-видимому, второй или третий раз в жизни. Она всё же пару раз фыркнула на пташку и вновь наклонилась над блюдцем. А птичка тем временем юркнула в листву ближайшего кустика (метрах в полутора от нас) и ловко закрутилась там, перепрыгивая с ветки на ветку в поисках нужного ей пропитания. Казалось, что она специально демонстрировала нам свою храбрость и независимость, спокойно находясь рядом с нами, хотя в окружении было ещё много подобных кустов, и не только смородиновых. И будто бы хотела показать мне, кто является истинным защитником моих садовых владений.

Так вот кто очищает наши посадки от всякой насекомой нечисти, доставляющей нам столько хлопот последнее время - эта крошечная, юркая и совершенно бесстрашная пичуга. И, наверное, не одна, а со своей подругой, или другом, прилетая сюда по очереди. Я видел её и раньше - то на яблоне, то на сливе, то на кустах смородины, но не считал серьёзным помощником, рассчитывая на помощь более крупных пернатых - синичек, воробьёв, трясогузок. И только её поразительное бесстрашие привлекло, наконец, моё внимание. Да, в присутствии своего злейшего врага - кошки ни одна из птиц так близко ко мне ещё не подлетала... Кто же она, откуда прилетела, где свила своё крошечное гнёздышко, когда заводит свои весенние песни? О ней я пока ничего не знаю...

Я обошел кустик, и с другой стороны попытался рассмотреть пичужку. Почти сразу заметил её, бесшумно порхающую в ветвях и периодически склёвывающую какую-то лакомую добычу. Вот тебе и неказистая малышка! А какая охотница! Сколько в ней ловкости, грации, ума, - если догадалась мне показать своё искусство. А, может, это был просто привлекательный для неё куст, который она сегодня ещё не успела очистить? Так или иначе, но теперь буду знать тебя и благодарить за оказываемую мне помощь. Прилетай почаще, красавица, но всё же будь поосторожнее с Муськой. Запретить ей охотиться я не в состоянии.

Через несколько минут малышка улетела. В дальнейшем она частенько навещала мой сад, хотя так близко ко мне больше не приближалась. Почувствовала, наверное, что я понял её, и этого ей было вполне достаточно...




ГНЁЗДЫШКО

Сегодня я несколько разнообразил свою огородную деятельность и вышел в ближайший лесок на заготовку травы. Трава всегда нужна в огородном хозяйстве: и на подстилку мокрых дорожек, и под поспевающие ягоды, и для удобрения в бочку, и в компостные кучи. Сегодня же я надеялся с помощью сена уменьшить пагубное влияние приближавшихся заморозков на вовсю цветущую клубнику, на огурцы и помидоры, уже пошедшие в рост в двух моих парниках. Пока же стояла чудесная солнечная погода, и я с удовольствием вышел со своей неразлучной тачкой, двумя мешками и рукавицами за пределы садоводческого хозяйства.

Траву можно было заготавливать на широком лугу, недалеко от автотрассы, идущей к аэропорту, но в лесу она показалась мне заметно выше. И я свернул в боковую рощицу, примыкающую к крайним огородам. Здесь, среди деревьев изумрудной зеленью сверкали небольшие полузатененные лужайки, где между невысоких кустов благоухало лесное цветочное разнотравье.

Поставив тележку, я надел перчатки и принялся за работу. Было ещё не очень жарко. Пахло мокрой листвой и цветущей поблизости рябиной. Повсюду перекликались птицы. Невдалеке, сквозь редкие стволы деревьев и листву кустарников виднелись краешек пруда и одинокий рыболов, неподвижно стоящий в терпеливом ожидании с удочкой в руках у самой кромки воды. У меня под ногами тоже периодически хлюпало, и приходилось обходить мокрые участки. Трава хоть и росла здесь довольно редко, но вытянулась на высоту более полуметра, так что наполнить ею мои мешки не составляло большого труда.

На краю поляны, между кустов я увидел особенно густые травяные заросли и стал работать здесь. Легко было рвать стебли высокой осоки, среди которых красовались анютины глазки, коричневого цвета "колокольчики", тёмно-синие пирамидки хорошо знакомых соцветий.

Неожиданно из кустов выпорхнула маленькая серенькая пичужка и села на веточку недалеко от меня. Какое-то время она молча смотрела в мою сторону крошечными чёрными глазёнками, то ли интересуясь мною, то ли желая что-то сказать. При моём приближении она тихо взлетела на ближайшее дерево и скрылась в листве. Я не придал этому эпизоду значения - вокруг столько пичуг летает - и продолжал работу.

Оборвав траву ещё метров с трех, я наткнулся на полностью заросший травой небольшой кустик и принялся вытаскивать длинные травяные стебли из-под многочисленных сухих веток. В какой-то момент приподнял голову и на уровне лица увидел… небольшое гнездышко с несколькими крошечными яичками, прикреплённое в развилке веток и скрытое ещё не сорванной мною травой. Так вот откуда вылетела эта пичужка. Вот почему она так горестно и долго смотрела на меня, опасаясь моего дальнейшего продвижения. Она и боялась и одновременно предупреждала меня о своём здесь присутствии! Предупреждала, надеясь на здравый разум вышестоящего существа. А я и не подумал об этом, занятый своими мирскими заботами.

Как я мог забыть, что лес - это не наша вотчина, что это, прежде всего, птичья обитель. В том числе, и этот небольшой берёзовый лесок, в котором расселилось на лето так много пернатых гостей!.. А мы безжалостно уничтожаем его: рубим деревья, сдираем с них кору, обламываем кустарник, берём землю... Какими осторожными надо быть в лесу! Чтобы не навредить нашим пернатым и иным друзьям, чтобы не напугать их, не отпугнуть от себя. Но как часто мы забываем про эту осторожность, бросаясь сломя голову решать свои ежеминутные проблемы. Вот и я тоже, забыл про эти лесные заповеди и, возможно, лишил семейного счастья эту малюсенькую и беззащитную пичужку.

Что чувствовала эта птичка при моём приближении, как переживала происходящее?!. И не могла ничего сделать в свою защиту. Не могла даже атаковать и пугать меня, как делают более крупные птицы. Она могла только ждать и надеяться на случай. Вдруг не замечу, вдруг пройду мимо. Ведь она так старалась укрыть своё милое гнездышко, спрятать его в густой траве среди кустарника... Да, пичуга, безусловно, предупреждала меня, когда я был ещё на достаточном расстоянии от неё, когда гнездо было скрыто стеной высокой травы. Как укоризненно и горестно она поглядывала в мою сторону, как старалась передать мне свои мысли и чувства. И улетела только тогда, когда я был уже совсем рядом...

Сумеешь ли ты свить себе новое гнездышко, красавица? Успеешь ли вырастить и научить летать своих малышей? Прости меня, неразумного, малышка! Как бы я хотел, чтобы ты всё это успела сделать!




РАЗБОРЧИВЫЙ  МЫШОНОК

В ближайшем преддверии финансового кризиса я успел за пару дней сделать кое-какие запасы, в том числе и не совсем нужные. Так, увидев, что ни в одном из городских киосков не осталось ни масла, ни консервов, ни сгущённого молока, я поддался искушению и купил десять плиток пока ещё сравнительно дешёвого шоколада, сделав "стратегический" запас на ближайшую зиму. Купил их я в загородном киоске, поскольку в городских - они стоили уже в два раза дороже, и отвёз на огород, куда я как раз и направлялся.

Зная, что в садовых домиках порой появляются незваные гости, в том числе любопытные мышата, я принял некоторые меры предосторожности: завернул плитки в два целлофановых пакета, проложил их сильно пахнущими мятой и тысячелистником и поместил на подвешенную простыню, на которой я обычно сушил целебные травы и коренья. Надо отметить, что простыня висела на верёвках, привязанных к гвоздям, вбитым в голую стену, поэтому я надеялся, что добраться до лакомства воришки будут не в состоянии. Дверную же занавеску, висящую сантиметрах в двадцати от простыни, на всякий случай отодвинул на большее расстояние.

Оборудовав несколько рубежей защиты, я был уже спокоен за свои запасы и на время забыл о них. Вспомнил через две недели, когда после утомительной работы проголодался и, не имея с собой обычного завтрака, решил воспользоваться отложенным резервом. Вскрыл "НЗ" и взял одну из плиток, убрав остальные на прежнее место. В последующую неделю периодически проверял сохранность запасов - всё было в целости и полном порядке.

Как-то раз после очередной работы по заготовке листьев в берёзовой роще вновь решил обратиться к резервам. Беру пакет, осматриваю его и, о, ужас! - Вижу в самом углу пакета маленькую рваную дырочку - свидетельство свершившегося воровского набега. Но ведь только позавчера проверял, - всё было цело! И как это они сумели добраться? Как учуяли? Может, этому способствовали моё вскрытие пакета и распространение притягательного запаха! Но ведь надо было ещё добраться до простыни!

То, что дырочка была малюсенькой, меня не очень успокаивало. Я уже видел, как много в такую щёлочку может быть вытащено продуктов. Как-то раз я оставил в лесу пакет с брусникой, зарыв его в мох под деревом. Оставил по необходимости, так как не было сил донести весь собранный урожай грибов и ягод до дома. А на следующий день обнаружил, что чуть ли не целый литр ягод высыпалось в такую же маленькую дырку в углу пакета. По-видимому, некая полевая особа заинтересовалась его содержимым и проделала довольно трудоёмкую работу по сортировке ягод по степени их спелости... Так что сейчас с волнением развертываю пакеты, надеясь всё же на твердость алюминиевой фольги и на всё отбивающие запахи огородного разнотравья.

Но где уж там! Коль скоро эта воровка (или воровки) учуяла содержимое, и коль она сумела до него добраться, то какие могут быть для неё ещё преграды! Из девяти плиток две оказались обглоданными. И притом довольно солидно. Видимо, деликатесный продукт пришёлся ей по вкусу. Края плиток были ровно срезаны - будто острым-преострым ножом. При этом не отдавалось предпочтения орехам, изюму или самому шоколаду. Уплеталось всё подряд, и ни одной крошки съестного не было оставлено на дне пакета этим хозяйственным и экономным созданием. Видно было, что проказница осуществляла трапезу со всеми удобствами, не торопясь и не опасаясь каких-либо подвохов с моей стороны. К тому же, воришкой не было сделано попытки перебазировать часть запасов в своё потайное укрытие – видимо, по её мнению, выбранное мною место отвечало всем требованиям надёжности и конспирации.

Пришлось распрощаться с солидной долей двух поеденных шоколадок. Остальное же я решил отнести домой (что, кстати, мог сделать с самого начала). Стал укладывать плитки в пакет и тут неожиданно обратил внимание на то, что надкусанными оказались только шоколадки с изюмом, остальные шесть разных сортов воришка почему-то не тронул. Может быть, эти две были ближе всего к дыре? Нет, они лежали в разных местах - это я отчетливо помнил, когда разбирал пакет. Одна была сверху, другая - в центре, среди стопки других плиток. Это уже было совсем непонятно. Что за тонкости вкуса у этого гурмана! И как он мог определить их превосходство, не пробуя остальные плитки? Кстати, им были выбраны именно те, о которых в своё время были отрицательные отзывы со стороны санэпидслужбы! Вот сколько загадочных вопросов задал мне этот мышонок своим неожиданным визитом - вопросов, для меня неразрешимых, но весьма поучительных. По крайней мере, придется быть ещё более внимательным к хранению продуктов на участке. Надо будет прибегнуть и к помощи Муськи, которая, кстати, вновь после некоторого перерыва стала навещать меня. А что касается самого шоколада (на отдалённое будущее), то, думаю, что со вкусами этого удивительно тонкого гурмана следует всё же считаться...




НЕРАЗГОВОРЧИВЫЙ  ЁЖИК

Это маленькое колючее создание я встретил в берёзовом лесочке, в котором сгребал сухой лист. Везу через ухабы полную тачку и вижу, как малыш деловито прогуливается между деревьями, то ли в поисках чего-то, то ли просто так, ради собственного удовольствия. Мне, конечно, захотелось с ним познакомиться, но начинался дождик, и надо было спешить, чтобы укрыться в домике.

Я всё-таки наклонился и хотел легонько потрогать его чёрненький носик. Ёж, хотя и не испугался, но всё же спрятал нос, прикрыв его колючками. - Вот ещё, кто-то будет до меня дотрагиваться! Но я проявил настойчивость, пытаясь поддеть пальцем его мордочку снизу и посмотреть на его физиономию. Тогда малыш кольнул меня пару раз для острастки, а потом, чтобы отделаться от меня окончательно, залез головой в небольшое берёзовое дупло, оставив мне на рассмотрение одну лишь свою заднюю часть. - Любуйся, если хочешь! Нетрудно было понять его намек - порой и ежи объясняются весьма доходчиво, - поэтому я оставил его в покое. - Ладно уж, поговорим в следующий раз. Может быть, тогда ты не будешь таким серьёзным и неразговорчивым...




ЛЯГУШКИ

Их было четыре или пять в нашем огородном колодце. В тёплую пору они частенько грелись на солнышке на влажной земле, или, наоборот, прохлаждались между досками. Одна из них всегда сидела слева от колодца, рядом с бочкой, другая облюбовала себе местечко с противоположной стороны, под мокрой деревянной балкой. Другие не имели постоянного места отдыха и прохлаждались, где придётся. Меня всегда удивляло, как они вылезали из колодца по ровным гладким стенкам, особенно в засушливую погоду, когда воды в яме оставалось на донышке. Но попрыгуньи и в этом случае почти всегда оккупировали облюбованные ими участки.

Порой моих знакомых одолевала неудержимая жажда странствий, и они все вдруг устремлялись в путешествия по грядкам и окружающим огород боковым канавам. Я не раз встречал их там среди травы и листьев в томительном ожидании чего-то. Больше всего они любили грядки с клубникой, по-видимому, находя в её густых листьях нечто особенно аппетитное. Я считал, что это были улитки, хотя соседи-огородники в один голос уверяли меня, что манит их сюда прежде всего сладкая ягода.

Однажды я чуть не наступил босой ногой на лягушку, отдыхавшую в канаве. Та выпрыгнула из-под пальцев и угодила прямо на мою ногу. Посидела на ней, посмотрела на меня выпученными глазами, но всё же предпочла оставить ногу в покое.

Серьёзных вокальных данных у моих попрыгуний не отмечалось. По крайней мере, хоровых концертов в дневное время они не устраивали. Правда, робкие попытки сольного исполнения порой имели место, и я даже находил спрятавшихся в кустах исполнителей. Однако в моём присутствии лирическое вдохновение у певцов почему-то сразу пропадало, и они замолкали, очевидно, не находя во мне истинного ценителя их вокального дарования.

Вначале лягушки боялись меня, и при моём приближении сразу плюхались в воду. В конце концов плюханье им надоело, и они оставались на своих позициях, внимательно наблюдая за всеми моими действиями.
Мне очень хотелось познакомиться с этими созданиями поближе, тем более что иных знакомых четвероногих существ у меня в ту пору на огороде не было. Я приносил им мух и улиток, подносил к самому рту, но те из вежливости или стеснительности отказывались от моего угощения. Однако ласку всё же принимали и не отстранялись, когда я легонько прикасался к ним и теребил их холодную, влажную кожу. По-моему, им даже нравилось такое общение. Потом я догадался подносить им насекомую живность на длинной соломинке, и квакуши порой удостаивали меня чести, принимая мои подношения.

В середине лета в колодце появились и более мелкие лягушата – хотя ни икры, ни головастиков я в нём до этого не видел. Они были куда более пугливы, по сравнению со своими взрослыми собратьями, и не желали устанавливать со мной дружеские связи. С наступлением жары я частенько вторгался в их колодезные владения, беря воду для полива, или погружая свои пылающие телеса в эти «ледяные хоромы». И, естественно, распугивал присутствующую здесь лягушачью братию. Неоднократно я зачерпывал неосторожных лейкой, а потом «поливал» ими вместе с водой грядки и кусты смородины. Случалось, те плюхались на землю вверх тормашками и некоторое время не могли сообразить, в чём дело, дёргая всеми четырьмя лапами и вертя во все стороны головой. Получив мою помощь или в конце концов перевернувшись самостоятельно, они выражали мне своё полное негодование, не желая со мной разговаривать и срочно давая дёру в безопасное место.

Как-то раз во время очередной моей «водной процедуры» потревоженный лягушонок выпрыгнул на доски и некоторое время с недоумением наблюдал за моими действиями. Затем, решив, что наблюдать из укрытия будет всё же спокойнее, перебрался под доски и продолжал созерцать меня, настойчиво пытаясь уяснить цель моего столь странного здесь времяпровождения. Минут через пять моих неимоверных усилий, когда вода в колодце стала уже выплескиваться через край и заливать окружающее пространство, лягушонок серьёзно забеспокоился и поспешил покинуть своё укрытие, скрывшись в ближайшей канаве, по-видимому, посчитав, что я решил полностью иссушить их колодец.

В центральной канаве, протекающей через все огороды, водились другие, зелёные лягушки. Им здесь было полное раздолье – в траве, в окружении жучков, паучков, пиявок и иной мелкой живности, при возможности совершать водные путешествия вплоть до глубокого «арыка», впадающего уже в речку. Не знаю, почему мои серые попрыгуньи предпочитали гнилостную, стоячую воду колодца, хотя места в канаве и для них было вполне достаточно.

Зелёные красавицы были далеко не такими компанейскими, как мои колодезные знакомые, и при любой моей попытке приблизиться и хотя бы полюбоваться ими сразу ныряли и скрывались в росшей на дне траве. Я не пытался сильно тревожить этих нелюдимок, предоставив им полную свободу обитания, тем более что «купание» в мелкой илистой луже для меня самого не представляло никакого удовольствия.

Водились у нас на огороде и жабы – зеленовато-серые, в крапинку, с многочисленными бородавками на шероховатой коже. Они тоже предпочитали проводить время в клубнике. Первую в этом году я увидел в самом начале мая. Смотрю, под плёнкой, закрывавшей грядку с морковью, что-то шевелится. Присмотрелся и увидел контуры средних размеров лягушки, движущейся к краю грядки за какой-то надобностью. Вытащил, чтобы посмотреть на эту, первую, и положил её снаружи плёнки.

Жаба-лягушка лежать здесь не захотела и сразу к щели в плёнке направилась; залезла внутрь и успокоилась. Я снова её вытащил и поместил уже с другого края грядки, где плёнка была целой. Та снова к щели запрыгала, причём строго по кратчайшей линии, и вновь залезла под плёнку. «Вот ведь какая настойчивая, – думаю. – Чего это тебе там, под плёнкой приглянулось? Ну, сейчас ты у меня покрутишься!» В третий раз ухватил я лягушку и совсем далеко отнёс – на противоположный конец грядки. – Куда теперь ты направишься?

Та посмотрела на меня возмущённо выпученными от негодования глазами (чего, мол, измываешься!) и бегом (вприпрыжку) к щели помчалась, и, как всегда, строго по кратчайшей линии – по междурядью грядочному. Забралась под плёнку в знакомом месте и сразу в самую глубь полезла, чтобы больше не тревожили. Оставил я её в покое – пусть отдохнёт попрыгунья – небось, намаялась, бедная.

Больше я с ней в последующем не встречался – знать, не очень понравился я ей со своей навязчивостью... Но как всё же она любимую щель находила? Ведь когда относил её в разные стороны, щели-то она совсем из моих рук не видела! Направление же на неё не теряла. Вот ориентация!.. Правда, не довёл я тогда до конца эксперимент этот. Поносить бы её по всему огороду да покрутить, как следует, надо было!.. Интересно, как бы она тогда на меня посмотрела?!.




МУРАВЬИШКИ

Наконец-то, после длительного ненастья вновь выглянуло солнышко, и наш сад засветился, засверкал яркой зеленью молодых всходов, кустов смородины, рябины, крыжовника, заблестел мокрыми дорожками и междурядьями, затеплился беловатым туманом испарений. Вновь вокруг засуетились насекомые, запели птицы, и окружающий мир оживился, передавая весёлое настроение каждому спешащему на свои "торфяные угодья" огороднику.

Намаявшись с грядками и парниками, я решил отдохнуть. Положил на мокрую траву широкую доску, на неё подушку, рубашку и с удовольствием вытянулся... Солнышко уже заметно пригревало. Как приятно было ощутить его живительные, согревающие лучи, предаться неге и забвению среди травы, кустов цветущей земляники, зелени растущих помидор, огурцов, моркови...

По мне ползают какие-то малюсенькие букашки, временами пробегают мелкие муравьи, иногда даже садятся отдохнуть стрекозы, устав от непрерывной скоростной погони за летающей добычей. Вот одна уселась прямо на моей груди, расправила в стороны прозрачные крылышки с тончайшими прожилками и тоже наслаждается теплом и покоем... Не пропускают возможности прогуляться по мне и мухи, выискивая что-то для себя ценное на моей ноге. Хорошо, что они пока не кусаются, как бывает осенью. Вернее, осенью появляется их новая, кусачая разновидность... Нет и комаров - пока ещё не подошло время их выплода...

Люблю вот так лежать и смотреть по сторонам: радоваться буйному цветению земляники, быстрому росту посаженной зелени; люблю наблюдать за жизнью насекомых и иных живых существ, заселивших мой участок... Вон из травы выглядывает лягушка, скрылась там от яркого солнца и поджидает свои жертвы. Пусть сидит, пускай и подруг приводит в наш колодец - всё больше пользы огороду будет...

А стрекоза всё сидит и сидит у меня на груди. Наверное, уже минут пять отдыхает, заснула, что ли? Осторожно приближаю палец к её туловищу и неожиданно прижимаю самый кончик его к своему телу! "Вот и попалась, красавица!" Та забилась, затрепетала, пытаясь вырваться из западни, но тщетно! Тогда она, что есть силы, впилась своими челюстями в мой палец, что было весьма чувствительно! Да, эти быстрокрылые красавицы умеют за себя постоять! Так и надо... Теперь лети, продолжай охотиться за всяким гнусом, и прилетай иногда ко мне в гости - больше пугать не буду...

Отдохнув так с полчасика, я продолжил огородные работы и вернулся к своему ложу минут через сорок. Решив немного поправить подушку, я приподнял её и чуть не выронил из рук от неожиданности! Вся внутренняя сторона её, а также рубашка, на которой я лежал, были черны от муравьёв. Доска же под ними была усыпана муравьиными яйцами, среди которых в панике суетились эти мелкие чёрненькие создания.

Пока я стоял, оторопев от неожиданности, в течение нескольких секунд, муравьи успели расползтись по всей подушке и по рубашке, и начали переползать на мои руки. Я инстинктивно стал стряхивать их куда попало и положил вещи поодаль в траву. А сам стал наблюдать за потревоженным семейством... Это были небольшие чёрненькие и некусачие муравьишки, колонии которых нередко встречались мне на участке. На них я обычно просто не обращал внимания, тогда как мелкие рыжие муравьи часто доставляли мне неприятности, обжигая своей жгучей кислотой все открытые части тела. Эти рыжие создания на огороде водились в изобилии, но я не знал, чего от них здесь больше - вреда или пользы; поэтому пока особенно не трогал, предоставляя полную свободу действий.

Среди потревоженного мною семейства сразу поднялся невообразимый переполох. Все моментально бросились спасать своё потомство, унося нежные яйца от ярких солнечных лучей и пряча их в траву, под доской. Муравьишки носились среди яиц, как ошалелые, хватали яйца и устремлялись с ними под доску, в тень. С каждой секундой их становилось всё больше и больше, - спешащих на подмогу поредевшей по моей милости спасательной дружине. Яйца тащили, кто пятясь задом, кто передом, выискивая проходы между травинками, веточками и палочками. Иногда даже пытались отнять ношу у менее расторопных...

Вот один маленький несмышлёныш, схватив яйцо, вдруг в панике (или в излишнем азарте) побежал не в укрытие, а совсем в ином направлении - к противоположному краю доски. Затем вдруг одумался, вернулся по старому следу и в растерянности засуетился со своей драгоценной ношей среди оставшихся яиц, не зная, что же делать дальше. И тут к нему подбежал муравей побольше, прямо-таки выхватил яйцо из его челюстей и без промедления поспешил с ним в спасительную тень. Пока я наблюдал за его действиями, то потерял несмышлёного малыша из виду, который сразу затерялся среди других работяг, снующих по доске в разных направлениях...

Минуты через две-три яиц на доске заметно поубавилось, а на их спасение двигались всё новые и новые шеренги спасателей. Муравьи теперь стали добираться сюда не только из гнезда, расположенного где-то в земле, под травой, но и из мест, куда они были отброшены мною с подушки и рубашки. Они сновали по дальнему краю доски, по песчаной дорожке и, в конце концов, каким-то образом находили нужное направление к месту общего сбора и сразу же включались в работу, быстро ориентируясь в создавшейся обстановке... Вскоре моё ложе полностью очистилось от незваных пришельцев, и я мог снова спокойно отдыхать на своём импровизированном топчане.

Я вновь постелил рубашку, положил под голову подушку и продолжил отдых, чередуя его с работой... Когда убирал подстилку, собираясь домой, то на сей раз под ней не оказалось ни одного яйца и ни одного муравья. Как быстро они "сообразили", в чём дело - достаточно было одного предупреждения! Да, коллективному "разуму" этих созданий можно позавидовать!..

А как они смогли найти дорогу к своим собратьям, пробираясь к жилищу с разных сторон после того, как я отбросил их на несколько метров?! Ведь в данном случае на их пути не было никаких пахучих следов, обычно служащих им ориентиром! Значит, они имеют и иные способы передачи информации друг другу!.. Кругом тайны! Только сиди и наблюдай за всеми этими непонятными существами. И не тревожь их без надобности. Они тоже часть Великого Разума Вселенной, живущие по своим законам и пытающиеся не мешать нам своим существованием...




БАБОЧКИ

Во время июльской изнуряющей жары бабочек у нас на огородах было не очень много. А вот в преддверии грядущего похолодания, откуда ни возьмись, вдруг появились к вечеру. Иду домой, а они над головой так и кружатся. Отлетят немного, сядут на дорогу несколько впереди меня и вновь устремляются вперед при моём приближении, будто специально сопровождают меня до конца улицы.

А сегодня поутру на нескошенном лугу, среди высокой колосистой травы, на белых цветках каких-то зонтичных растений, они устроили себе утреннее пиршество. Вот ярко светится оранжевым оттенком одна небольшая красавица. Подошёл поближе, а она и не думает взлетать. Сидит и лакомится нектаром. Крылышки изнутри удивительно красивые, - целиком оранжевые, с тончайшей чёрно-белой окантовкой по краям. Так и не улетела, пока я её рассматривал, поворачивалась ко мне то одним, то другим бочком, сдвигала и раздвигала крылышки, как бы специально демонстрируя мне свои безупречные формы.

А по соседству устроилась на цветке клевера другая красавица - уже голубенькая, тоже маленькая. Подальше вижу несколько беленьких, более крупных, и одну лимонно-жёлтую. И так на всём залитом солнцем лугу.

А, возвращаясь вечером домой, я увидел на придорожных берёзах сразу несколько бабочек-берёзовок, пожалуй, одних из самых красивых местных представительниц этого порхающего отряда насекомых. Чернокрылые красавицы то весело кружились среди зелёных ветвей, то быстро устремлялись в сторону, то устраивались на белоснежных стволах, чтобы полакомиться вместе с осами, золотистыми мушками, жуками-усачами и другими насекомыми чудотворным берёзовым соком. Однако, в отличие от других насекомых, эти королевы красоты близко к себе меня не подпускали, предоставляя возможность любоваться ими только издали.




"ЗОЛОТЫЕ"  ЖУКИ

Так я называл в детстве местных бронзовок, которые в изобилии водились во всей шуйской округе. Они были большие и маленькие, круглой и продолговатой формы, отливали золотым, истинно бронзовым и даже голубым оттенком. Как они были прекрасны и как радовали моё детское сердце! Летом их густое, басовитое жужжание то и дело слышалось в нашем саду, и я спешил скорее увидеть очередного красавца, а то и поймать его, дождавшись, когда жук опустится на какой-либо приглянувшийся ему цветок. По весне их особенно привлекала наша ива, у которой я часто проводил своё время, удобно устроившись на крыше сарая. Летом же они предпочитали наслаждаться нектаром на кустах шиповника и роз, целиком залезая в благоухающие, обсыпанные пыльцой цветы.

Я всё время мечтал увидеть их здесь, на ивановских огородных участках. Но ни в один из прошлых сезонов так и не смог встретиться с ними. Больше того, я не встречал их ни в поле, ни в лесу, ни на Уводьстрое, возможно, приезжая в родные края в слишком позднее время. А в этом году ни с того, ни с сего, они прямо-таки атаковали меня на огороде.

Впервые услышав по весне характерное жужжание, я вначале не поверил своим ушам. А потом был просто ослеплён их "золотым" блеском в ярких лучах полуденного майского солнца. Сегодня жук просто врезался в мою голову, затем сделал вокруг неё несколько сверкающих кругов и умчался прочь. А три дня назад один такой золотокрылый путешественник даже залетел ко мне в форточку и уселся на раме, осмысливая положение, и, по-видимому, очень интересуясь внутренним содержимым моих апартаментов. Возможно, его привлекло здесь сено, но он явно не рассчитал со своим любопытством, и я моментально сцапал его, чтобы полюбоваться красавцем поближе.

Жук отливал то золотом, то бронзой, то невероятной красоты тёмно-синим оттенком на фоне появившихся вдруг грозовых туч. Я закрыл форточку, и он какое-то время ползал по окну, демонстрируя мне всё своё великолепие и преодолевая многочисленные паутинные заграждения. Но обосновавшиеся тут комнатно-огородные пауки даже и не пытались за ним охотиться, скорее спасая свою собственную шкуру и срочно восстанавливая порванные сети.

Перед дождём я отпустил его. Но жук не стремился сразу улететь, застыв на моей ладони, и делал лишь отдельные короткие движения лапками. Пришлось повыше подбросить его, и рефлекс падения подействовал. Бронзовый красавец, сверкая ярким золотым отливом, умчался прочь, а я глядел ему вслед с радостным чувством вновь вернувшегося ко мне детства.




ОСЫ - ПОМОЩНИЦЫ

Вот уж не думал, что осы могут приносить нам пользу, - эти кровожадные, безжалостные убийцы! Оказывается, могут! Однажды, в начале лета, я обратил внимание на крупных насекомых, летающих среди сливовых ветвей. По величине похожи издали на шмелей. Но цветов-то на дереве уже нет! Что бы они там тогда делали? Подошел поближе, смотрю, а это осы! Вот вездесущие создания. И здесь им что-то надо. Неужели, завязи плодов поедают, или сок какой им тут понравился? Стал присматриваться и увидел, что листочки и веточки прямо-таки усыпаны тлей. Еще одна напасть на мою голову! Теперь и с ней придется бороться.

В этот момент к веточке подлетела очередная оса, села на неё и стала с видимым удовольствием уплетать что-то с её поверхности. Челюсти так и ходили в разные стороны. Может, как муравьи, тлю доит? Пригляделся, и точно: она тлёй занимается. Только лопает их целиком, хватая целыми пачками и уплетая за обе щеки. По мере её продвижения веточка полностью очищалась от этих созданий, и довольно быстро. А по соседству с таким же успехом трудились и другие её подруги.

Молодцы, осы! Почаще прилетайте на мой огород. Может, ещё какие твари вам здесь понравятся. Тут их всегда в достатке. Мои друзья-пичуги не успевают со всеми справиться…




КУПАЛЬНИЦА

Бубенчики - так называли мы эти чудесные цветы в детстве, принося их домой целыми букетами с мокрых лугов, расположенных сразу за окраиной Шуи. Я любил их не меньше ландышей, ирисов, лесных фиалок и неоднократно безуспешно пытался пересадить на наш участок рядом с другими садовыми цветами.

Приезжая в Иваново в очередной отпуск из далекого Приморья, я постоянно искал встречи с ними, но очень редко находил их в местных ломовских лесах. А оказывается, за ними и ходить-то далеко не надо было. Они растут совсем рядом с нашими дачными участками, в ближайшем берёзовом перелеске. И растут не по-одиночке, а целыми полянами. В прошлые годы я видел, как местные садоводы несли пышные букеты этих цветов, догадываясь, что они где-то здесь, совсем близко. Но вот сходить в лес и поискать их не было сил. Этой же весной я не только вдоволь налюбовался их красотой на мокрых лужайках на окраине рощицы, но даже смог выкопать несколько кустиков и посадить их у себя на участке. Вот и сбылась моя давняя мечта - иметь рядом с собой эти нежные золотистые создания (бубенчики) - цветы моего детства.




ЕЩЁ  ОДНА  ЗНАКОМАЯ

Это была маленькая собачонка, деловито прогуливавшаяся в той части берёзовой рощи, в которой я собирал сухой лист. Я позвал её, и она, услышав меня, без колебаний двинулась в моём направлении. Подошла, виляя хвостом, и с удовольствием приняла мои ласки. В тот день у меня с собой ничего съестного не было, и она поняла это сразу. Я пообещал ей принести что-либо в следующий раз, а сам потом забыл про нашу встречу.

Примерно через неделю я снова собирал листья и, когда направлялся домой с тачкой, полной лесного мусора, недалеко от центрального входа на участки опять увидел эту собачонку. Она сразу узнала меня и вопросительно посмотрела в мою сторону. Я пригласил её к себе, сказав, что накормлю дома, и она радостно побежала впереди меня и, ни разу не оглянувшись, точно забежала на мой участок через открытую калитку.

Надо же такое! Ни разу у меня не была, а сразу поняла, куда идти следует. Однако в этом не было никакого секрета. Полубездомные собаки прекрасно знали всю округу и, наверное, не раз забегали ко мне в моё отсутствие, проверить мусорные кучи и плошки, в которых я кормил своих знакомых ворон и кошек. Меня же эта собачка, безусловно, узнала по запаху и знала маршрут моего движения.

Когда я въехал во двор, приглашённая стояла у двери домика в ожидающей позе. Я выполнил своё обещание, предложив ей на выбор чёрный и белый хлеб, а также рисовую лепёшку. Та съела и то, и другое, и третье и снова смотрит на меня просительно. Еды у меня оставалось уже немного - только для последней кормежки моих кошек, поэтому пришлось объяснить, что на этом трапеза закончена. Она не обиделась, собралась уходить и вдруг резво помчалась на соседний, Колин участок. Помчалась по грядкам, через малинник, ломая ветки кустов и сухие стебли растений.

Уж не за моими ли кошками она охотится? Так и есть - при её приближении какой-то серый котище вмиг взлетел на соседскую яблоню. Он так старался, что вознесся на самую верхотуру развесистого дерева и повис на тонких ветках.

Нет, уж! Моих друзей гонять не позволю! Я строго прикрикнул на собаку, чтобы та прекратила преследование. Она поджала уши и выбежала с участка. "Вот и хорошо, молодец!" - говорю я ей. Она обрадовалась похвале и снова бежит ко мне через калитку и вдруг опять делает стойку. Это оказался кот Васька, который только что прибежал ко мне на кормежку. Но Васька не испугался собаки. Встав у меня под ногами, он выгнул спину дугой, поднял шерсть дыбом и приготовился дать достойный отпор этому новому агрессору. До этого, однако, не дошло: я ещё раз пожурил длинноухую, и та поспешно удалилась с участка.

Кто же тогда сидит на дереве? Не Муська ли? Нет, вроде, не она - Муська заметно меньше, и белого кончика на хвосте не видно. Значит, это другой серый пришелец. Скорее всего, тот нелюдимый молчун, который приходит подъедать остатки, но никак не хочет с нами знакомиться.

В это время на оккупированную котом яблоню уселись две сороки и стали с двух сторон кота обругивать. А вскоре прилетела ещё и ворона. Была ли это одна из моих знакомых, или какая другая, но она решительно уселась совсем рядом с котярой и стала потихоньку пощипывать его в разных точках. Сначала поиграла с хвостом, ловко ловя его клювом, когда хозяин гневно крутил им в разные стороны. Потом добралась до кошачьей спины и стала выдергивать из неё меховую подпушку, каждый раз презрительно выплёвывая клочки серого меха.

Видимо, коту эта довольно чувствительная "акупунктура" не очень нравилась. Он шипел, крутил головой, вертел хвостом, но оторваться от качающихся веток был не в состоянии. Под конец ворона так близко подсела к нему с противоположного от меня бока, что мне показалось, будто она уже совсем взобралась на его спину и сейчас сотворит с ним что-то ещё более неприятное. Надо было срочно помогать беспомощному верхолазу, и я предложил всем вечернее кормление. А какая ворона откажется от еды?! И тут же вся воронья-сорочья стая была рядом со мной вместе с неистово прыгающим котом Васькой, который за два часа отсутствия успел снова жутко проголодаться и выпрашивал у меня оставшиеся деликатесы. Я разделил еду на три миски, чтобы обеспечить одновременное кормление кота, ворон и сорок, и отошёл в сторону.

Васька, как всегда, яростно лакал из своей плошки, а вороны деловито расправлялись с едой у двух других, периодически отпугивая назойливых и тоже голодных сорок, возмущенно прыгающих рядом. Быстро разделавшись со своей порцией, серокрылые стали поглядывать на Васькино блюдце - много ли там и чего осталось. Убедившись, что ещё что-то есть, они попытались утащить у него кусочек из-под самого носа. Тому от жадности и спешки некогда было даже на них оскалиться, и он продолжал ускоренно уплетать оставшееся. Видя, что миска скоро уже совсем опустеет, и понимая, что нельзя терять ни секунды, ворон срочно зашёл к Ваське с тыла, выбрал удобную позу и несколько раз легонько подёргал кота за кончик хвоста - хватит, мол, уже совсем объелся! Котище только сжался и заработал языком ещё быстрее, уже совсем уткнувшись мордой в миску.

Видя, что первое предупреждение на обжору не действует, ворон подошёл к коту сбоку, встал совсем рядом с ним, чуть ли не касаясь его крылом, и начал осторожно подергивать его за шёрстку на боках и на спине, выбирая, по-видимому, наиболее чувствительные точки. Спина Васьки передергивалась при каждом вороньем прикосновении, но он всё же не оторвался от миски. Рассерженный его непонятливостью ворон дёрнул за шерсть уже более чувствительно, и Васька, злобно зашипев на нахала, схватил в зубы один из оставшихся кусков булки, смоченной в молоке, и потрусил мелкой рысцой в мою сторону. Нет, его мягкий характер не вынес этих вороньих издевательств, и он предпочёл более спокойную обстановку под моей защитой. Весь аппетит испортили длинноклювые! Какая уж тут еда! Хорошо, что в латке почти ничего не осталось, - говорило выражение его морды, когда он подбегал к месту моего отдыха. Я дал ему для утешения остатки каши и корочку от сыра, и кот был страшно доволен. Покончив с угощением, он умылся, а затем улегся в моих ногах и, как всегда, завёл свою бесконечную песню.

Налюбовавшись на моих проказниц и приласкав Ваську, я вернулся к своей огородной работе и забыл про своих визитёров. Те же, видя, что им больше ничего не перепадёт, друг за другом удалились на другие участки.
А перед самым моим уходом ко мне неожиданно снова прибежала сегодняшняя собачка. Остановилась у калитки, смотрит на меня и виляет хвостом, будто просит разрешения войти. Я простил её за проделки с котами и угостил оставшимися у меня для Муськи косточками. Теперь новая знакомая непременно будет навещать меня. Как-то поладит она с моими кошками и как сложатся её взаимоотношения с воронами? И хватит ли у меня продуктов на весь этот огородный ковчег?




ОГОРОДНАЯ МУСЬКА


Очень  ласковая  кошечка

Эта кошечка появилась у меня на огороде в конце марта, когда я стал приходить на участок разгребать снег. Диких, бездомных котов тут было всегда много, и я полагал, что и эта относится к их числу. Но, как выяснилось потом, её всё же приютили соседи с улицы, пуская в сарай, где зимовали их куры, для борьбы с мышами и крысами.

Это была молоденькая, небольших размеров серенькая кошечка, очень ласковая, и очень, очень голодная. Когда я в первый раз дал ей простого хлеба, она с жадностью набросилась на него, не оставив ни одной крошечки.

Хлебом я тогда подкармливал местных ворон, промышлявших на наших участках, и Муська (так я назвал мою новую знакомую и, как потом оказалось, так её звали и соседи) страшно возмущалась этим. Когда вороны сидели на крыше, Муська бросалась за каждым моим куском, стараясь слопать всё и не допустить, чтобы противные прожорливые птицы лакомились этой добычей.

Но слопать весь хлеб она была всё же не в состоянии, а спрятать где-нибудь часть съестного про запас, - на это ей не хватало сообразительности. Волей-неволей ей приходилось оставлять часть добычи. Когда же одна или несколько ворон были уже внизу и гордо расхаживали в поисках разбросанных для них кусочков, Муська выгибала спину, подымала шерсть дыбом, грозно шипела, но идти на сближение всё же не решалась - уж больно грозный вид был у этих хищниц, да и их мощный клюв внушал серьёзное к себе уважение.

Вороны, по-моему, хорошо знали себе цену и свои возможности и почти не обращали на кошку внимания. Однажды они даже не выпустили её из дома, где она принимала мои угощения. После принятия подношения Муська нежилась у меня на диване в полудремотном состоянии. Вдруг вижу, она вскочила, подняла шерсть дыбом, выгнула спину и уставилась куда-то в открытую дверь, однако двигаться из домика не решалась.

Я осторожно встал и взглянул в окно, в ожидании увидеть либо огромного кота, либо какого-нибудь пса, пришедшего ко мне в гости. Увидел же я только одну ворону, спокойно разгуливающую перед открытой дверью и подбирающую оставшиеся после Муськи крошки. Под конец она настолько обнаглела, что собиралась, было, забраться в мои апартаменты, не обращая внимания на присутствие Муськи. Но тут увидела в окне мою физиономию и решила всё же удалиться. Муська же ещё долго не могла прийти в себя от негодования при виде такой дерзости и нахальства...

Вскоре Муська стала приходить ко мне почти ежедневно, как своя, хотя и не отказывалась от визитов к другим соседям, осо¬бенно к тем, которые приносили ей какое-нибудь лакомство.


Мышиная  эпопея

Летом на огородах Муське стало раздолье. Мясной пищи, особенно мышатины, появилось столько, что на мои хлебобулочные подношения она уже и вовсе не обращала внимания. Мышей она ловила отменно. Порой приносила мне за день (на показ) по четыре-пять штук. Вначале долго играла с ними, а потом непременно съедала, причём всю, без остатка, только нежные мышиные косточки похрустывали.

Приносила она не только домашних мышей, но и коричневых полёвок. Такую в листьях и не заметишь, можно только услышать. Но от Муськи не спрячешься - даже, когда мышонок в густой листве от неё скрывается. Вроде бы, совсем уже потеряла - мышка глубоко в листья зарылась. Ан, нет! Пощупает, пощупает лапами и вновь вытаскивает из глубины бедняжку.

Ловила она эту мышиную братию и на моём огороде, но чаще где-то по соседству. Обычно я замечал её с добычей, когда та шла по водопроводной трубе, лежащей над канавой с водой, откуда-то с левых от меня огородов. Несколько раз наблюдал, как происходила охота и у меня, около кучи мусора, - и почти всегда результативно.

Иногда, после длительного неподвижного ожидания Муська делала вдруг молниеносный бросок и вытаскивала когтистой лапой свою жертву откуда-то изнутри сваленных в кучу досок и палок. Порой же она прыгала на жертву сверху - как лиса, занимающаяся мышкованием, прижимала невидимую в листве мышь обеими лапами, а затем ловко выуживала её наружу.

Обследовала Муська на предмет мышиного братства и мою собственную огородную квартиру. Прошлась по всем углам, принюхиваясь, - по-видимому, и сюда порой забегали эти непрошенные квартиросъёмщики.


Благодарная  Муська

В начале сезона Муська обычно каждый раз оповещала меня о своём прибытии жалобным мяуканьем. Вот и сейчас, лежу в комнате на диване и слышу её призывное "мяу-мяу". Лежу в полудремотном состоянии, сморённый жарой и проделанной работой. Вставать не хочется, и даже глаза открыть лень. Пускай заходит, и даже пусть ко мне на кровать забирается. Это она любит делать, любит ласкаться. О ноги трётся, на колени, потом на грудь лезет и всё ближе к лицу норовит устроиться. Есть у некоторых кошек такая привычка. И что это они у нас на лице находят?..

Так и есть, это она. Прибежала, замурлыкала и прыгает ко мне на диван. Я глаза не открываю, знаю, что она дальше делать будет... Точно - на грудь лезет и помяукивает от удовольствия! (Тут я должен оговориться, что грудь у меня в этот момент открытой была - без рубашки улегся: жара неимоверная. Правда, комары вначале, было, зажрали, но переловил половину. Остальные то ли уже наелись, то ли со страху дёру дали - оставили на время меня в покое). Так вот, Муська на грудь ко мне прыгнула и сразу успокоилась. Молодец, говорю, Муська, что в гости пришла. Отдохни немного, небось, на жаре намаялась! Открываю глаза и - о, ужас! Вижу, на груди у меня здоровенная мышь лежит, и ещё лапками дрыгает!.. Но уже не пищит и бежать совсем не может.

Я вмиг вскочил с дивана, даже Муську перепугал, - та, как ошалелая, с дивана слетела. Смотрит на меня непонимающе - чего это с ним вдруг случилось?! Я подарок ему принесла, а он мечется, будто полоумный!
Да, хорош подарочек! И ещё прямо на голые мои телеса брякнула. Хотя бы на пол положила. Так нет же, надо было до груди добраться!

Скинул я подарок на пол, а Муська на него ноль внимания. Увидела, что я после её подношения руки пошёл мыть, снова на диван вспрыгнула, всё моё ложе заняла. Волей-неволей в огород мне пришлось идти, работой заниматься.
А Муська так к добыче и не притронулась! Точно, для меня приготовила! И самую что ни на есть жирную выбрала! Да ещё при¬душить не забыла, - знала, наверное, что не очень-то мы за мышами умеем гоняться. Вот тебе и Муська! Благодарная кошечка. Пришлось её всё же приласкать потом за это. А мышь воронам отдать. Те во как мне благодарны были!


Муська - акробат

То, что Муська прекрасно лазила по деревьям, по чердакам и крышам, ловко запрыгивала на парники, резво носилась по ого¬родам, меня нисколько не удивляло - на то она и кошка! И то, что однажды увидев у меня открытую форточку, она сразу устремилась в неё после кормления, тоже казалось вполне естественным. Но вот то, что, спрыгнув с высоты двух метров, она сразу устремилась к глубокой яме с водой, закрытой решёткой и стала пытаться напиться из неё (тогда как кругом было множество куда более доступных водных источников), - это показалось мне совершенно непонятным. Ведь яма была очень глубокой для такой маленькой кошечки. К тому же, выбраться из неё в неблагоприятном случае было бы не так-то просто: под лапами, кроме воды, не было никакой опоры, а до железных прутьев было не меньше тридцати-сорока сантиметров - расстояние для неё весьма существенное - вытянутой лапой не достанешь. Однако Муська решительно добивалась своей цели. Находясь рядом, я решил положиться на её сноровку и стал наблюдать, чем же всё это кончится (в случае чего, я в любой момент смог бы оказать ей срочную помощь).

Муське после нескольких безуспешных попыток всё же удалось дотянуться до воды, но для этого ей пришлось чуть ли не вывернуться наизнанку, уцепившись всеми четырьмя лапами за прутья решётки, и залезть на длину всего тела в яму, оставив снаружи только белый кончик своего хвоста. Как удался ей этот акробатический элемент, я до сих пор понять не могу: ведь, по идее, лапы при этом должны были просто вывернуться в суставах.

Добравшись мордой до воды, Муська долго и жадно лакала, испытывая моё терпение, поскольку мне необходимо было уже спешить на троллейбус. Наконец, утолив жажду (после сытного моего угощения), она спокойно поднялась, отряхнула лапы и пошла меня провожать до конца садовых участков.

Но чем ей приглянулась именно эта вода? В ней, на мой взгляд, не было ничего особенного, - по сравнению с водой в переполненном до краев колодце, в соседней канаве или в любой луже, которых после дождей на огороде было в достатке. Может, ей просто хотелось испытать свою ловкость? Или же продемонстрировать мне свои уникальные акробатические способности?! Во всяком случае, на следующий день она утоляла жажду уже из более удобных источников...


Шустрый  воробей

Как-то в мае я возился с огуречным парником, высаживая в него рассаду. Закончив работу, я торопился скорее закрыть парник, так как стал накрапывать дождь, грозивший перейти в длительный ливень. Борясь с беснующейся на ветру плёнкой, под аккомпанемент усиливающегося дождя, я вдруг услышал сзади себя звуки, похожие на взмахи крыльев. Уж не мои ли друзья-вороны прилетели за очередным угощением? Обернулся на звук, но, кроме стоящего сзади высокого помидорного парника, ничего не увидел. Задёрнул полог плёнки, укрепив его парой кирпичей, и в этот момент вновь услышал тот же шелест крыльев. Неужели, вороны забрались в парник? Этого ещё не хватало!

Я заглянул внутрь и увидел... воробья, порхающего под пологом и периодически задевающего крыльями за прозрачное покрытие. Надо было скорее выпустить его наружу, и я стал приподнимать полог входа, как вдруг услышал снаружи какие-то новые звуки. Выглянул и увидел Муську, которая бешено носилась вокруг парника, не отводя глаз от птахи.

Не дай бог, если она догадается заскочить внутрь. Тогда от моих растений одни корешки останутся! Догадался бы только этот шалопай скорее вылететь оттуда. Откинув пленку, я скорее поспешил к Муське, которая уже норовила вскочить на крышу сооружения. В этот момент послышался шелест крыльев, и, оглянувшись, я увидел вылетевшего из западни воробья, устремившегося на свободу. Теперь можно было успокоиться. Однако на всякий случай, я пошёл убедиться, тот ли это был воробей.

Парник был пуст. Муська вслед за мной вбежала внутрь его и сразу устремилась к перекладине, на которой только что отдыхал уставший от непрерывного полета бедняга. Ничего там не обнаружив, она выскочила наружу и начала бегать вокруг, не понимая, куда могла деться её добыча. Пробежав вокруг парника несколько раз, сначала по часовой стрелке, потом в обратном направлении, и вновь ничего не обнаружив, она решилась всё же проверить ещё и сверху и в несколько прыжков взлетела на пологую крышу. Это было уже совсем некстати, и я объяснил ей, что это сооружение не для кошачьих прогулок и незачем рвать его когтями. Некоторое время обычно послушная Муська сопротивлялась моим настойчивым требованиям, считая, очевидно, что поимка воробья куда важнее, чем сохранность этого прозрачного покрывала. А, возможно, она приняла парник за ловушку для воробьёв, с которой следовало детально ознакомиться. Не поняв моей сегодняшней строгости, она всё же соскочила с крыши и удалилась, обиженная... Правда, через час снова прибежала ко мне ласкаться.


Храбрая  Муська

Частенько бывая у меня в гостях, Муська стала считать себя в какой-то степени хозяйкой этой территории. И стала соответствующим образом вести себя по отношению к другим моим огородным знакомым. Она громко шипела на всех местных котов, случайно или неслучайно забредших в мои владения. Долго не признавала такого же бесхозного кота Ваську, частенько давала ему по мордасам во время своей трапезы. Совершенно не боялась соседской собаки Линды, тоже постоянно стремящейся ко мне в гости, и, естественно, всех остальных, менее знакомых нам, четвероногих посетителей. С определённым уважением она относилась лишь к местным воронам, признавая их серьёзные боевые качества и видя, к тому же, что я частенько подкармливал и их (по каким-то непонятным для неё причинам). И в большинстве случаев уступала им дорогу.

Обычно я кормил котов и птиц отдельно - чтобы не было ссор. Но ближе к осени посчитал, что они уже достаточно хорошо знакомы и будут относиться друг к другу, по меньшей мере, по-товарищески. В первый раз я попробовал сблизить с воронами Муську, которую те знали лучше, чем недавно появившегося Ваську. Того вблизи они могли просто испугаться, учитывая его солидные размеры и крепкие лапы.

Как только голодная Муська прибежала ко мне поутру, я поставил на место обычной вороньей трапезы (на одной из пустых грядок) две миски, примерно в метре друг от друга. Муське налил молока с булкой, воронам же накрошил чёрного хлеба. Голодная Муська сразу уткнулась в свою латочку, не обращая внимания на окружающих. Вороны, не дав мне отойти, степенно приземлились к соседнему блюдечку и сделали первую пробу, ухватив по нескольку кусков сразу.

Я обрадовался: если так пойдет, то скоро они у меня из одной миски питаться будут! Возможно, об этом же подумал и ворон, вдруг направившийся прямо к Муськиной плошке. Приблизившись к Муське, он попытался ухватить из-под её носа кусочек. Но не тут-то было! Муська, видимо, нисколько не разделяла нашего мнения о необходимости воронье-кошачьего содружества и сделала ему такую злобную рожу, что ворон вынужден был отпрянуть в сторону, возможно, даже немного и испугавшись.

Тогда он совершил обходной маневр, подойдя к Муське сзади. Подошёл и без раздумий ухватил клювом белый кончик её хвоста. Муська рявкнула и злобно повернулась, но тут же снова принялась за еду. Отлетевший метра на два ворон вновь приблизился к ней и снова цапнул за хвост. Муська убрала хвост и залакала ещё быстрее (молоко она очень любила - не оставлять же такой продукт этим алчным обжорам!)

Не найдя кошачьего хвоста, ворон немножко замешкался - с бесхвостыми котами он, видимо, ещё не встречался. Подумав немного и обойдя кошку с разных сторон, он принял новое решение и стал пощипывать её шерстку, встав с Муськой почти вплотную. Этого моя независимая и гордая кошечка вынести уже не могла. Хоть она и была размером не больше вороны, но яростно бросилась на неё, пытаясь поддать ей лапой. Ворон же только перелетал с места на место, отвлекая Муську подальше от миски. К плошке же резво устремилась воронья подруга.

Муська отпугнула её и снова принялась за еду ещё более ускоренным темпом. Однако в спешке забыла подобрать хвост, и ворон уже тянул его, притом достаточно энергично, так что хвост дёргался во все стороны, будто желая оторваться от своей хозяйки. Муська рявкнула от негодования и, совсем забыв про еду, помчалась за наглецом. Сначала пыталась поймать его на грядках с клубникой, - тот отлетел на парник. Муська не отступала и в полутораметровом прыжке хотела достать его там. Но ворон отлетел и устроился на самом верху, на тонкой перекладине. Туда Муська не решилась забираться, понимая, что толку от этого никакого не будет. Снова подбежала к миске, ухватила кусочек побольше и, рассерженная, прибежала ко мне. Съела хлеб и наблюдала, негодующе помахивая хвостом (который все-таки не решился расстаться со своей хозяйкой), как воронья чета уплетает остатки её обеда.

Я похвалил Муську за храбрость и, чтобы успокоить её, дал кусочек сыра и жареную рисовую лепешку. И довольная кошечка уже спокойно принялась за еду под моей защитой.
Так и не удалось мне с первой попытки сблизить моих друзей. Удастся ли это сделать в будущем?.. А Муська - молодец! Всё-таки решилась дать отпор толстоклювым! Храбрая кошечка!


Котята

В середине лета Муська стала кормящей мамашей. Перед этим она несколько дней искала лежбище для своего будущего потомства и осчастливила какой-то заброшенный участок на соседней улице. После свершившегося она с неделю не навещала нас с сыном, а когда прибежала, её нельзя было узнать - такая она была тощая и пугливая. Пришлось срочно корректировать её рацион, включив в него больше молочных продуктов.

Первые дни молодая мамаша была очень взволнована: прибегала ко мне всего на несколько минут, только для еды, постоянно оглядывалась, чего-то пугалась, убегала ненадолго, снова возвращалась. Но приходила на кормёжку раза три-четыре за день. С другими четвероногими она стала более агрессивной, не позволяла им приближаться ни к себе, ни к её миске.

Недели через две кошка несколько успокоилась. Стала вновь понемногу ласкаться, мурлыкать, оставалась около нас с сыном минут на десять - пятнадцать. И даже активно пыталась несколько раз увести нас к себе, - очевидно, чтобы показать своих красавцев. Дима сделал несколько попыток пройти через чужие огороды за нею. Однако отсутствие хозяев на участках и закрытые калитки, через которые проникала наша Муська, не позволили ему этого сделать.

Мы надеялись, что рано или поздно молодая мамаша принесёт нам, наконец, своих питомцев, или же приведёт их в наш огород. Но этого не случилось. То ли ей мешали канавы, заполненные водой, то ли она опасалась соседской Линды и бродячих вокруг котов, или же предпочла отложить визит до более поздних времён, но мы их так и не увидели. Мы даже стали сомневаться, выжили ли они у неё, но надеялись на лучшее.

Я стал расспрашивать соседей, может, к ним перенесла Муська свое семейство. Ближайшие соседи её не видели, но вот хозяйка отдалённого участка как-то сказала, что котята действительно были, и что она (хозяйка) даже "осчастливилась" встретиться с одним из них у себя в доме.

Оказывается, Муська, воспользовавшись открытой дверью, притащила в дом своего младенца и устроила для него лежбище в старом, дряхлом диване. Сама же Муська сразу стала активно выживать из дома собственную хозяйскую кошечку - молоденькую и очень красивую. Вначале гоняла её от миски с едой, потом стала выпроваживать и на улицу, хорошенько поддавая ей по физиономии. Когда же хозяйка принялась защищать свою любимицу, Муська начала действовать исподтишка. Дожидалась, когда хозяйка выходила из дома, и срочно принимала прежние меры. А своему котёнку постоянно еду носила: то мышь притащит, то ящерицу; од¬нажды целого крота принесла. И все это укладывала посреди чисто убранной комнаты.

Тут хозяйка совсем не выдержала. Разобрала диван, достала уже большенького котёнка и выпроводила его во двор вместе с его мамашей. Тот сразу под домом скрылся, за ним и Муська последовала. Потом хозяйка несколько дней не была на огороде, а когда пришла, Муськи с котёнком больше у неё не было.
Ко мне с конца лета Муська забегала всё чаще и оставалась уже надолго, постепенно становясь прежней, ласковой и обходительной кошечкой. Но ещё долго оставалась пугливой, пищать же и мяукать почти перестала.

Так мы её котят и не видели. Куда делся её младенец, смог ли выжить в этих нелегких условиях, никто не знает... Впереди зима. Как сама Муська перенесёт эту тяжелую пору на этот раз? Кто пустит её к себе из местных постоянных обитателей?.. Ваську же обещает забрать один из знакомых соседей. А пока все они остаются под нашей общей опекой, с надеждой встречая каждого и жалуясь ему на свою горькую участь... Меня они навещают постоянно. И я каждый раз устраиваю им великое пиршество, иногда и вместе с воронами.



ДЖЕК

С этим очень симпатичным псом я познакомился осенью 1994 года во время моих тренировочных занятий на стадионе Тихоокеанского флота во Владивостоке. В этот год мне каким-то чудом удалось вернуться к медленному бегу, и я ежедневно сколько хватало сил ковылял по беговой дорожке. На стадионе всегда было много собак – как приводимых своими хозяевами, так и местных, обитавших на расположенных рядом автостоянках, одна из которых занимала часть площади самого стадиона.

Здешние собаки облаивали каждого вновь приходящего на стадион, считая эту территорию своей законной вотчиной, особенно её часть, прилегающую к автостоянке, где были расположены спортивные снаряды. Точно таким же образом встретили они и меня, когда я стал приходить сюда по утрам. Однако стоило мне принести им пару раз угощение, как они тут же сменили гнев на милость и уже встречали меня у входа как своего доброго знакомого, весело прыгая вокруг меня и повиливая хвостами.

Я кормил всю эту гвардию всегда в одном и том же месте – у снарядов, и собаки, встретив меня, сразу устремлялись в этом направлении, выжидающе посматривая на мой пакет. Я угощал их всех понемножку, и каждая жадно проглатывала свою порцию, ожидая добавки. Чужую еду они обычно не трогали, соблюдая негласные законы собачьей этики. Это были молоденькие собачки в возрасте от пяти-шести месяцев до полутора лет, дружно живущие друг с другом. И клички у них были подстать охраняемым объектам – Шина, Фара, Дина и др. Иногда среди этих собак появлялся ещё один пёс, обитавший, по-видимому, где-то по-соседству, а возможно, и на этом же стадионе, только с противоположной стороны. Он всегда появлялся неожиданно и позже всех. Местные собаки и служители стадиона его хорошо знали и встречали как своего знакомого. Звали его Джеком. Это был симпатичный, всегда весёлый пёс лет пяти-шести, с длинной пушистой шерстью коричневой окраски, обвислыми ушами и большими добрыми глазами. Он хорошо ладил со своими местными собратьями, и те всегда с удовольствием принимали его в свою компанию. Получив от меня еду, они все вместе обычно носились по полю, гоняясь друг за другом, отнимая друг у друга палки, порванные мячи, какие-то тряпки. Иногда в процессе своих занятий подбегали и ко мне, узнать, не появилось ли у меня вдруг ещё какое-нибудь угощение. Я иногда на самом деле оставлял для них кое-что про запас.

Все эти местные собаки играть с человеком не умели. Боялись палки в его руках, не желали бегать. Но все любили ласкаться. А потом ложились, подымая кверху лапы и показывая тем самым свою полную покорность и подчинение. Джек, в отличие от остальных, любил играть с людьми. Особенно нравилась ему игра с палкой, с которой он носился от меня, а затем сам давал в руки, чтобы потягаться силой. И я ему никогда не отказывал в этом удовольствии.

Постепенно Джек привязался ко мне, стал встречать каждый день и даже сопровождать меня на беговой дорожке. Конечно, его интересовал прежде всего мой пакет с костями. Но, тем не менее, другие меня так не сопровождали. И мне приятно было бежать в его компании – будто со своей собственной собакой, как это делали счастливые любители бега, имевшие своих домашних животных. При этом некоторые держали своих питомцев на поводке, другие отпускали их совсем, и те галопом носились по полю или же за другими бегунами, норовя ухватить их за пятки. Из всей этой братии особенно запомнилась мне одна маленькая шавка – толстая, почти круглая, на коротеньких ножках – с трудом семенившая мелкой рысцой за своим хозяином в пределах одного круга. На большее энергии и сил ей уже не хватало, и она, запыхавшись, ложилась на траву на краю стадиона, ожидая окончания тренировки. Других собак и людей она почему-то очень боялась и всегда переворачивалась на спину или сжималась при нашем приближении, часто-часто помахивая маленьким хвостиком. Мы с Джеком неоднократно пытались вовлечь её в наши игры, но она так и не решилась на это.

Джек бегал всегда рядом со мной, устроившись либо сбоку, либо немного сзади, без труда выдерживая любой мой темп и на любой дистанции. Правда, слишком длительных пробежек он не любил, поскольку при этом откладывалось главное мероприятие (то есть кормление). В таких случаях он начинал забегать вперёд, вопросительно поглядывая на меня, не нарушаю ли я сегодня принципы тренировочного процесса и не пора ли переходить к основной процедуре. Если я не обращал внимания на его замечания, то он начинал тыкать носом в пакет, предупреждая о необходимости срочного оборудования питательного пункта на такой сверхдлинной дистанции. Если и это не помогало, он просто неожиданно сбоку бросался мне в ноги, заставляя либо лететь кувырком, либо, в лучшем случае, сбиваться с ритма. После этого я, естественно, был не в состоянии продолжать дальнейшие издевательства над нами обоими, и мы уже шагом двигались к месту всеобщего сбора, где нас ждали остальные собаки. Иногда же, в виде исключения, я оставлял Джеку несколько косточек прямо на трассе, и он, набравшись новых сил, быстро догонял меня, срезая по прямой половину круга.

Другие местные собаки, как я уже говорил, не желали делать таких пробежек даже тогда, когда я звал их с собой, предлагая еду. Они просто дожидались моего возвращения, периодически подбегая ко мне для ускорения событий. Когда моя беготня продолжалась долго, всё это им надоедало, и они начинали свои собственные собачьи игры, носясь по центральной части футбольного поля. Иногда Джек тоже на время присоединялся к ним, позволяя мне одному пробежать круг или два, но всегда возвращался ко мне. Он просто не мог допустить, чтобы кто-то другой воспользовался моими подношениями. Когда начиналось всеобщее кормление (при наличии вокруг других жаждущих четвероногих), Джек начинал неистово прыгать на меня и носиться вокруг, всем видом показывая, что ему и только ему должны принадлежать самые лакомые кусочки, и без них он просто не перенесёт сегодняшней беговой нагрузки. Непрерывно прыгая на меня, он как бы кричал: «Мне! Мне! Только мне! Другим не давай! Ведь я же твой друг!..» Остальные собаки воспринимали процесс намного спокойнее, но тоже с должным уважением, располагаясь полукругом вокруг меня и жадно следя за каждым моим движением. Я, конечно, лучшие куски отдавал моему Джеку, но не обделял и других голодающих. После приёма первой порции Джек всегда бегал вокруг в тщетных поисках – не осталось ли чего у его молодых подруг. Но обычно таких случаев не наблюдалось.

Иногда к нашей уже сложившейся компании присоединялись и другие собаки, обитавшие на соседней стоянке, расположенной за пределами стадиона. Была среди них одна интересная особа женского пола, такая же беспородная, как и все остальные, но с удивительно непокладистым характером. Держалась она постоянно одна, не примыкая ни к каким стаям и группам. Обычно я её видел одиноко стоящую при входе на автостоянку, то ли что-то высматривающую, то ли о чём-то рассуждающую сама с собой. При моём появлении она обычно тоже следовала к месту всеобщей трапезы. Я и ей выделял кое-что за компанию. Первые дни она молча проглатывала полученное и удалялась в свои владения. Но дня через три, очевидно, привыкнув к обстановке, вдруг начала отбирать порции у других собак и, в первую очередь, у маленькой Шины. При этом она молча и совершенно неожиданно бросалась на них, больно кусая и сразу обращая в бегство. Однажды так искусала Шину, что та минут пять визжала и не могла успокоиться, убежав к себе за ограду.

Я вначале пытался вразумить эту нахалку, как надо вести себя в порядочном обществе, но та имела на этот счёт своё собственное мнение. Она молча отходила в сторону, а на следующий день повторяла то же самое. И мне потом приходилось её отгонять во время всеобщего пиршества. Самое удивительное было то, что она делала всё абсолютно молча, не издавая буквально ни звука. Я ни разу так и не услышал, как она лает. Она молча шла, молча стояла поодаль, молча хватала пищу, молча, но жадно ела, молча набрасывалась на других собак, молча отскакивала в сторону, когда я её прогонял из нашего общества, и так же молча, как ни в чём не бывало, приходила на следующий день.

Единственный, с кем она всё же считалась и у кого не решалась отбирать кости, был Джек. Хоть и старый, но всё-таки кавалер, притом таких же, как и она сама, габаритов. Да и расцветка у них была очень похожа. Может быть, они оба были из одного помёта? Но однажды, когда подслеповатый Джек, как обычно, не доглодав кость, устремился на поиски остатков после других промышлявших у меня псов и, уткнувшись носом в землю, рыскал в густой траве, эта псина всё же решилась завладеть остатками его завтрака. Спокойно и тихо, как всегда, она перешла на его место и продолжила пиршество, то ли посчитав, что Джек уже забыл про кость, то ли решив просто утянуть её у старого пса.

И тут я впервые увидел своего Джека в гневе. Его вечно улыбающаяся физиономия вдруг стала грозной, и он набросился на неё со всей своей внезапной яростью. Такого нарушения субординации и порядка здесь ещё не бывало. Каждый пёс строго соблюдал собачьи законы. Надо было проучить нахалку. А та и не думала отступать и, оскалив пасть, молча стала защищать добычу уже как свою собственность. Несколько секунд слышалось лишь щёлканье клыков да бешеное рычание Джека. Та тоже издавала какие-то непонятные звуки. Всё же Джеку удалось уложить её на лопатки, и только после этого он оставил нарушительницу порядка в покое, отобрав и надёжно спрятав злополучную кость. Не знаю, нарушил ли он сам какой-нибудь из собачьих законов, поучая таким образом нахальную даму, но она вполне заслужила это. Вероятно, иные методы убеждения в данном случае были бы просто бесполезны.

Да, Джек никому не хотел уступать своего лидерства в этой части стадиона, в том числе и в отношениях со мною и с моим пакетом. При этом он не бросался на остальных молодых собак, не пытался отогнать их от меня и с места кормления, не кусал их, когда я трепал и гладил каждую по очереди. Он действовал куда более цивилизованными методами – просто отпихивая и расталкивая остальных своей мордой и грудью, всё время стараясь находиться ближе ко мне, чем другие. И особенно он преуспевал в этом стремлении, когда пакет был ещё полон. Но поскольку и другие стремились к тому же, он решил однажды прибегнуть к более радикальному способу утверждения своих персональных посягательств на мою персону. Воспользовавшись тем, что я отвлёкся, повиснув на одном из снарядов, он просто «застолбил» меня, окропив мои брюки противной вонючей жидкостью.

Не знаю, подействовал ли этот приём на остальных собак, но на меня лично – безусловно, поскольку мне потом пришлось изрядно повозиться, отстирывая тренировочный костюм лучшими рекламированными моечными средствами. Но, по-видимому, все эти уникальные стиральные порошки вместе с их убийственной рекламой на такой случай рассчитаны не были, поскольку даже после повторных стирок наша кошка Манька ещё долго принюхивалась к штанам, не понимая, откуда на них мог появиться такой мерзкий запах.

Надо сказать, что она вообще не терпела собак и не могла допустить присутствия ничего собачьего в нашем доме. И смогла успокоиться только после того, как сама пролежала на меченых брюках чуть ли не целые сутки, всё-таки заглушив собачий дух своим намного более приятным кошачьим ароматом, не полагаясь больше на наши людские методы очистки.

Сам же Джек был тогда страшно доволен содеянным. В тот день он ещё неоднократно пытался повторить тот же приём, но уже с другой моей ногой, подбегая каждый раз с новой порцией для усиления эффекта. Но тут уж я был начеку, отстаивая чистоту своих трико и ботинок. Умный пёс быстро сообразил, что не следует всё же переносить свои собачьи повадки в область человеческих отношений и что в противном случае можно остаться на голодном пайке. И довольствовался уже совершённым.

Так и пробегали мы с ним всю зиму и весну 1995 года. Он встречал меня иногда ещё в полной темноте по утрам, но предпочитал всё-таки светлое, дневное время. Да и мне, по правде говоря, дневные пробежки тоже больше нравились. Поэтому наиболее весёлые встречи проходили у нас по субботам и воскресеньям. В эти дни я обычно увеличивал нагрузку, и Джеку приходилось довольно долго кружить со мной по стадиону.

В выходные дни здесь собиралось много народу, и на дорожках находилось всегда по нескольку бегунов одновременно. Каждый бегал в своём темпе. В основном это были пенсионеры. Но приходили и молодые спортсмены, соревноваться с которыми мне было уже не под силу. Они крутили свои дистанции намного быстрее меня и обгоняли нас через каждые три-четыре круга. Мне с этим приходилось мириться. Но вот Джек по своей собачьей натуре не терпел обгоняющих. Видя, что нас обходят, а я почему-то не хочу прибавить темпа, он устремлялся вдогонку за беглецами, норовя задержать их, ухватив за пятки. Те сразу останавливались, оторопев от неожиданности и теряя скорость. Потом доставалось, конечно, мне как хозяину этого «взбалмошного» пса. Что поделать? Но я не хотел от него отказываться. Пробовал вразумить – не получается. У него как бы в крови был заложен ген лидерства, и он всякий раз срывался, несмотря на мои призывы и запреты. С другой же стороны, когда нам удавалось обогнать кого-либо из медленно плетущейся ветеранской гвардии, пёс выражал полное моральное удовлетворение, гордо пробегая мимо отстающего и, повернув голову, лукаво поглядывая на него.

Иногда на стадион приходил довольно резвый молодой бегун, тренировавшийся в беге на 3000 метров. Он всегда бегал по времени и намного быстрее меня. Так что за эти семь с половиной кругов он успевал обогнать меня раза два. Джек, конечно же, не мог стерпеть такого нахальства. С обгоном на один круг он ещё как-то мирился. Но отстать на целых 800 метров – это было для него уже слишком!

Однажды после такого второго обгона он неожиданно рванулся вперёд с намерением схватить наглеца за что-нибудь мягкое повыше пяток и уже хотел было подпрыгнуть, ибо его малый рост не давал ему такой возможности. Однако бегун вовремя почувствовал что-то недоброе и так припустил, отбиваясь одновременно руками и ногами, что пёс мой вынужден был отступить. Но он всё же успел придать спортсмену заметное ускорение, так что тот в нарушение обычной традиции обогнал нас ещё один раз, уже в самом конце своей дистанции.

Джек, естественно, вновь устремился за ним, надеясь повторить манёвр с ускорением; однако парень, оказывается, уже подготовился к нашей следующей встрече. Внезапно он остановился, повернувшись к нам, выхватил из рукава газовый баллончик и прыснул пару раз в сторону моего оторопевшего пса. Потом посмотрел на меня, видимо, желая и со мной проделать аналогичную процедуру. Но мой изнурённый вид и активные попытки вразумить пса всё же несколько успокоили его. Ко всему, он не мог отрицать, что приданное ему Джеком ускорение сыграло определённую роль в установлении им личного рекорда. Так что наш соперник предпочёл отойти в сторону и сесть на скамейку. Мы тоже благополучно завершили свой пробег, в том числе и Джек. Он, правда, чихнул пару раз, не понимая, откуда вдруг такая вонь появилась в воздухе – куда более мерзкая, чем от стоящих поблизости многочисленных машин, к запаху которых местные собаки давно привыкли.

Однако самое большое разочарование на беговой дорожке испытал мой Джек, когда на стадион в один прекрасный субботний день пришёл мой хороший знакомый Геннадий Алексеевич Пименов (кстати, коренной ивановец). Нужно сразу оговориться, что это был незаурядный бегун. Он в свои сорок шесть лет спокойно и даже с большим удовольствием крутил десятку, двадцатку и даже марафон и притом бежал на уровне мировых достижений (в своей возрастной группе). Он ежедневно совершал утренние многокилометровые пробежки, а периодически устраивал ещё и темповой бег для скоростной тренировки и проверки своих возможностей. В тот день он заменил свою обычную субботнюю шестидесятикилометровую пробежку по пригородам Владивостока на двадцатикилометровый бег в скором темпе, укладываясь где-то в пределах часа двадцати минут. (К примеру, свою единственную в ту пору десятикилометровую дистанцию я с огромным трудом одолел за час восемь минут). То есть он бежал в два раза быстрее меня, обгоняя через каждые полтора круга.

В тот день я впервые присутствовал на его длительной тренировке и был рад увидеть её от начала и до конца. Мы с Джеком как раз начинали свою пятикилометровую пробежку, и я надеялся завершить её всё же немного раньше нашего чемпиона. Джек сразу несколько недоверчиво отнёсся к бурному старту моего знакомого, полагая, по всей видимости, что того хватит не более чем на один круг. Однако тот, достав нас уже минуты через три, и не думал сбавлять темп. Я своевременно уступил ему бровку, пропуская вперёд. Но вот Джеку такая манера бегать и вызывающая, по его мнению, дерзость соперника была явно не по нутру. Так быстро нас ещё никто никогда не обгонял. И такого позора нельзя было терпеть даже от хорошо знакомых людей. Поэтому, чуть только Гена вышел вперёд, Джек рванулся за ним быстрым галопом, призывая и меня последовать в том же темпе. Однако видя, что я безнадёжно отстал, вернулся ко мне на прежнюю позицию, запыхавшийся, но всё-таки довольный, что хоть он не потерял наш спортивный престиж. Я тоже немного прибавил, и мы с Джеком продержались теперь уже почти два с половиной круга.

Как только Геннадий Алексеевич приблизился метров на тридцать, я взял Джека за шею и отошёл с ним уже к самой наружной части стадиона. Гена пронёсся мимо, всё увеличивая скорость. Нет, такого пёс явно не в состоянии был вынести. Его собачий инстинкт подсказывал ему, что в лице этого незнакомого скорохода мы столкнулись с незаурядным соперником, незаурядным даже для их собачьей братии. И он вырвался из моих рук и, несмотря на мои грозные окрики, понёсся вслед за чемпионом. Но тот, не желая терять драгоценные секунды на беседу с этой навязчивой собакой, решил просто прибавить ходу, и Джек уже не в состоянии был к нему приблизиться. Он сделал несколько безуспешных попыток ухватить беглеца за заднее место и даже прыгнул несколько раз с целью ускорения. Но эффект оказался такой же, как у тех жёлтых псов в погоне за Маугли. Поэтому, несколько обескураженный, пёс вновь вернулся ко мне с явным намерением немного передохнуть и уж на третий заход дать настоящий бой этому непонятному бегуну. Чувствовалось, что такая игра начинала ему всё больше нравиться.

Но тут уж я категорически воспротивился его намерениям. Пришлось сойти с дистанции и отойти к месту приёма пищи. Джек, конечно, не мог пропустить это наиважнейшее мероприятие и сразу забыл и о чемпионе, и о соревновании. Неплохо перекусив (так как других собак вблизи не было, и вся порция досталась только ему), он подождал, не пойду ли я домой, и, видя, что я задерживаюсь, побежал решать собственные собачьи проблемы. Обычно же после занятий он провожал меня за стадион до дороги. Но перебегать через автостраду было опасно, и я всегда отправлял его назад. Так и закончилось соревнование с чемпионом нашим полным фиаско, и при следующей встрече с ним Джек уже не пытался его преследовать, выбирая для себя менее быстрые объекты…

Да, Джек был самым весёлым и жизнерадостным из всех знакомых мне псов. Это был типичный сангвиник (с точки зрения наших человеческих характеров). Удивительно компанейский и всегда стремящийся к контакту с людьми и с собаками, любящий поиграть и порезвиться, несмотря на солидный уже возраст, избегающий обычных собачьих ссор, не переживающий долго относительные неудачи, быстро сходящийся с новыми знакомыми и, вероятно, так же легко расстающийся с ними, он весело шёл по своей собачьей жизни и явно не испытывал в ней видимых неудобств, несмотря на отсутствие постоянных хозяев. Он сам находил себе друзей и весело проводил время с такими же, как и он, полубездомными собаками с автостоянки. Возможно, он и привязался ко мне в связи с отсутствием хозяина, отведя мне роль своего приятеля и старшего покровителя... Как-то он живёт там сейчас? Нашёл ли себе новых друзей среди бегунов этого стадиона или же целиком переключился только на собачьи игры, быстро забыв о нашем знакомстве – как легко прощаются с прошлым все сангвиники?.. Я же продолжаю помнить о нём, как и обо всех других, хорошо знакомых и привязавшихся ко мне животных. Продолжаю помнить и грустить ещё об одном светлом, но быстро прошедшем периоде в моей жизни.




А  МНЕ  ТАК  ХОЧЕТСЯ!

Соседской собаке Линде - старой, подслеповатой, бесхвостой дворняжке, строго-настрого было запрещено забираться ко мне в огород, так как либо сослепу, или по неведению она плохо отличала грядки от тропинок между ними и порой оставляла на посадках весьма заметные отпечатки своих собачьих лап. Поэтому она приветствовала меня лаем обычно со своей территории, находясь либо на привязи, либо без нее. Меня она уже хорошо знала и встречала, весело повиливая обрубком хвоста. Но главное для неё, конечно, было угощение, и лопала она всё подряд, даже простой чёрствый хлеб, и притом в неограниченных количествах. Хозяева, правда, говорили, что кормят её отменно, в том числе и деликатесами в виде косточек, а к такой еде, как хлеб, она дома и не притрагивается. Что делать, - чужая подачка всегда вкуснее. А, может быть, она принимала мои подношения просто из вежливости? Или же это был ритуал её общения со мной (так же, как, впрочем, и с другими соседями)? Вместе с тем, Линда никогда не упускала случая поклянчить что-либо и даже порой громко лаяла, когда я по той или иной причине вдруг забывал этот обязательный элемент встреч и прощаний.

Как я уже говорил, помимо Линды у меня на огороде кормилось много всякого зверья. В их числе была кошка Муська, навязавшаяся к нам в приятели и ежедневно посещавшая наш участок. Было и семейство ворон, для которых главным было стянуть что-либо плохо лежащее, и которые всегда свысока смотрели на окружающих, в том числе и на меня, подносящего им подачки. Приходили и другие незнакомые коты и собаки, подъедающие все остатки, а, возможно, и иные четвероногие посетители - уже в мое отсутствие. Линда всегда с горечью наблюдала со своего места за происходящей трапезой и тоскливо повизгивала, либо облаивала всех этих вечно голодных иногородних пришельцев. Порой, когда меня не было, она всё же забиралась на место общего сбора и уплетала все незамеченные другими остатки. В поисках их ей не было равных ни среди котов, ни среди глазастых ворон. Её поразительно чуткий нюх улавливал наличие самых крошечных кусочков хлеба, не говоря о более вкусных лакомствах.

Я несколько раз заставал её на "месте преступления" и ласково выпроваживал за калитку, так как выбранные ею самой маршруты всегда проходили по грядкам с огурцами, горохом и бобами, окаймлявшими этот участок сада. И результаты этих межсадовых перебежек день ото дня становились всё более отчетливыми. Поэтому я в последнее время пытался пресекать подобные намерения в самом зародыше, останавливая тихо крадущуюся ко мне просительницу (конечно, выдавая ей дополнительную порцию съестного).

Где-то в середине лета Муська стала кормящей мамашей, растя своё потомство в огородах на соседней улице. Она неоднократно призывала нас с сыном посетить это укромное убежище, однако пройти через незнакомые участки с закрытыми калитками в отсутствии хозяев мы так и не решились. В связи с произошедшим событием Муськин рацион нам пришлось срочно увеличить и разнообразить, особенно молочными продуктами. По-видимому, она их никогда и не пробовала, пребывая на подножном (мышином) корме. Поэтому в первый день так объелась простоквашей с творогом, что раздулась чуть ли не сильнее, чем была до родов.

Я приносил ей молоко каждый день, и она с жадностью поглощала его. Остатки (в основном, кусочки смоченного молоком хлеба) перепадали потом Линде, которая была наверху блаженства и всегда старалась не пропустить этот жизненно важный для неё момент.

Линда отлично знала местонахождение Муськиной "молочной" миски и искала только случая, чтобы до неё добраться. Иногда предлогом проникновения в мой огород была необходимость поздороваться со мной, и она с весёлым лаем бросалась ко мне через огуречные грядки и бобовые заросли. Порой же, когда нервы у неё совсем не выдерживали, она прибегала и к воровским методам. Однажды, когда я был занят работой в противоположном конце участка и случайно оглянулся, то вдруг увидел Линду, крадущуюся почти ползком через грядки к месту Муськиного кормления. Увидела меня, поджала уши, повиливает обрубком хвоста и повизгивает от страдания. Но так хочется сегодня молочка! Разве тут утерпишь, когда у тебя на глазах происходит такое пиршество, а про тебя совсем забыли! Ну и что, что это кошка! А я собака, и тоже знакомая, и тоже есть хочу!.. Пришлось дать ей оставшееся молоко с хлебом и попросить вернуться на своё место...

Но больше всего на моем участке Линду привлекала компостная куча. Туда я сбрасывал не только траву и листья, но порой приносил и пищевые отходы из дома. Частенько, приходя поутру на участок, я заставал кучу разбросанной, с вывернутыми бумагами, остатками полусгнивших огурцов, помидор и иной несъедобной "снеди". Вначале я возлагал всю вину за эти проделки на моих ворон, которые не прочь были порыться в отбросах. Но однажды застал на куче Линду, которая с огромной настойчивостью рылась в отбросах, вырыв в куче глубокую яму и чуть ли не целиком забравшись в неё.

Услышав мои упреки, Линда поджала уши, завиляла "хвостом", полностью признавая свою вину, и ещё стремительнее заработала лапами, выгребая наружу всё новые и новые полусгнившие остатки. Я стал её журить: "Ну, что ты делаешь, Линда! Неужели, приятно в отбросах рыться! Ты же не свинья какая, или собака бездомная. И разве тебя плохо кормят?!" Та на секунду приподняла из ямы голову, жалостливо посмотрела на меня и снова за своё принялась, всем видом показывая, что приятнее этого занятия для неё нет ничего на свете... Да, если её не остановить, она в своем безудержном порыве всю кучу насквозь пророет! Пришлось отваживать её молоком и крепко закрывать за ней калитку. А она с понурым видом ещё долго сидела у забора, горестно сожалея, что не удалось завершить так удачно начатую работу. Ведь когда очень хочется, то так трудно остановиться!..




ДВОРНЯГА

Я случайно увидел её - что-то дернуло меня заглянуть под лавку. Собака забилась под скамейку на автобусной остановке (у поворота на аэропорт) и лежала совершенно неподвижно, не обращая внимания на присутствующих здесь людей. Это был средних размеров чёрный пёс, видимо, больной, или чрезвычайно усталый. Глаза его были полузакрыты, дыхание частое, неровное, шерсть сзади слиплась в чёрный грязный комок; задние лапы как-то неестественно вытянулись; голова собаки лежала на передних лапах и тоже не двигалась.

"Бедный пёс! - подумал я. - И помочь тебе некому. Все вокруг чужие. Что же с тобой произошло? Неужели, ударила машина, и тебя отнесли сюда прохожие?" Я неоднократно видел таких пострадавших собак, лежащих у обочины дороги и не способных двигаться... И это было страшно! Одной я всё же сумел оказать однажды помощь, силами солдат соседней воинской части. А здесь? Я даже и поднять тебя не в силах! Сам еле двигаюсь со своими костылями...

Я кинул псу кусочек хлеба с маслом, который взял с собой для знакомых ворон. Он сразу встрепенулся, и даже поднял голову. Понюхал и съел небольшую часть кусочка. Значит, он пока ещё в силах. Значит, не так уж ему сейчас и плохо. Это уже хорошо. И ещё я увидел на собаке ошейник. Значит, пёс домашний, и где-то недалеко его дом.

Несмотря на некоторое оживление в поведении, пёс не изменил своей позы, продолжая лежать, и не двигая задними лапами. И выжидающе смотрел на меня. Я объяснил, что другой еды у меня нет, и показал ему сумку. Это собаки обычно понимают. Однако пёс все смотрел и смотрел в мою сторону добрыми и очень умными глазами. В его взгляде чувствовалась какая-то просьба.

Как мне хотелось взять с собой бедную дворнягу, но это было абсолютно невозможно - ни условия, ни мое состояние не позволяли этого сделать. Я не мог даже чем-либо помочь собаке, если ей требовалась людская помощь... Как раз подходил троллейбус, и надо было поспешить на посадку. Поэтому я только сочувственно посмотрел на пса и сказал несколько ласковых, ободряющих слов, и мне показалось, что пёс понял меня. Он не побежал за мной (а может, и не мог бежать?!), а с горечью продолжал смотреть в мою сторону грустными карими глазами. Увидев меня у окна салона, он даже чуть приподнялся на передних лапах и не отрывал от окна взгляд, пока троллейбус не отъехал от остановки.

Так и закончилась наша мимолетная встреча. И было горько от моей физической беспомощности, оттого что рядом со мной нет четвероногого друга, и оттого что жизнь наша всё быстрее катится в какую-то пропасть, разбрасывая во все стороны обездоленных людей и их четвероногих спутников, лишая и тех и других любви, ласки и дружбы...




КОТ  ВАСЬКА

Не ворчи, мой кот-мурлыка,
В неподвижном полусне.
Без тебя темно и дико
В нашей стороне.
А. Фет

Кот Васька появился в нашей округе где-то ближе к осени. Разобрался с местными котами, определил свою территорию, освоил подвалы, снискал любовь некоторых сердобольных бабусек, установив им часы своего кормления, и зажил тут без особых забот и волнений... По утрам и вечерам он регулярно появлялся у нашего подъезда, терпеливо ожидая выхода своих кормилиц. Иногда удостаивал их чести своим присутствием и во время всеобщего вечернего отдыха на лавочках. Порою просто выходил из подвала на свежий воздух и дремал на крышке люка, не обращая внимания уже ни на кого из отдыхающих. Вот и сейчас сидит на скамейке в полудрёме и, небось, думает про себя:

«Да, неплохо я здесь устроился. Кошачьих забав и развлечений хоть отбавляй... Собак вокруг не так уж и много – всё больше шавки малорослые на верёвочках, которые сами-то кошек боятся. Недавно дал одной по носу, чтобы не лезла, так та целый час орала, а теперь за квартал меня обходить стала...
От больших же собак всегда на дереве можно укрыться. Деревьев тут много, хоть и спилили в прошлом году порядком. Спилили в основном тополя. И правильно сделали: запах от них какой-то неприятный, смола кругом – того и гляди, лапы запачкаешь. А пуху летит столько, что глазам больно, и в носу всё время чешется... Вот берёзы – другое дело. И ствол гладкий, ни смолы нет, ни пуха…

Из собак только двоих опасаться надо. Один – терьер-коротышка с огромной пастью. Будто создан для того, чтобы гонять нашу кошачью братию. От него даже огромный рыжий «сибиряк» сразу в подвал улепётывает. Как-то раз котище задремал малость на тёплой крышке люка и чуть в пасть к нему не попал. Хорошо, что толстый. Псина только шерсти клок захватил, потом долго отплёвывался. А рыжий таким галопом помчался, что и не догонишь. Успел-таки в подвал нырнуть и долго-долго потом оттуда не показывался... Так ему и надо! Хоть пёс за меня отомстил – за то, что он мне ухо, паразит, разодрал своими когтищами...

Среди овчарок есть только одна дура, которая может доставить неприятности. Это Зины Хлебниковой недотёпа. Вроде бы, и уши стоят и масть овчарочья, а сама – какая-то пигалица, хоть и изображает из себя порядочную породу. На улице и в подъезде лает беспрерывно, и даже в пять утра спать не даёт. Лает на всех подряд и всё впустую. Наверное, от страха. Стоит же к ней подойти кому-нибудь поближе, то сразу за ноги хозяйки прячется. Хорошо ещё, что её на поводке да в наморднике выгуливают. Таких иначе нельзя. Сдуру да со страха и укусить может. Других собак – это ладно. А вот за людей хозяйке, говорят, целый миллион платить придётся. Такие теперь законы.

Хозяйка её уж учит, учит: «Это Галя, – говорит. – Она в нашем подъезде живёт, на первом этаже. Её не трогай!.. А это Витя. Он тебя сыром кормил...» Будто та понимает. И будто тех, кто её ещё не кормил, кусать следует... И что это Витя вдруг её привечать стал? Сыром кормит. И зовёт всё так ласково: «Красавица!» Нашёл красавицу! Чего в ней красивого? Лучше бы мне сыр отдал. Всё больше пользы было бы. Её корми – не корми, всё тощая ходить будет. Конструкция, говорят, такая – несовершенная... А сыр всё-таки сожрала. Обрадовалась, даже благодарить хотела – руку лизать. Да Витя не дался. Отдёрнул руку-то. И правильно сделал – вдруг тяпнет! Таких, как она, не поймёшь сразу-то. Лижет, лижет, а потом хвать за руку – и нет полпальца. Я таких знаю! Идёт мимо, вроде на тебя и внимания не обращает. А потом сзади хвать за шею, и конец кошачьему брату.

А как её наши подъездные бабуси боятся! Аж бегом от неё чешут, даром, что все больные. Кричат: «Зина, погоди маленько! Дай спрятаться!» А Зина-то годить не может. Не ровен час её дура лужу на лестнице напрудить вздумает, а то и в самой квартире. Такие балбесы, как она, на всё способны. Она даже своей хозяйке её собственный нос башкой разбила да ещё фингал под глазом поставила, так что та на улицу выйти при всех боялась. Только вечером, в темноте и выходила. Благо, что из-под глаза хорошо светило...

Так вот, Зина им (бабуськам) тоже кричит: «Давайте скорее, мол, моя Зося (так её недотёпу кличут) уже терпеть не может. У неё недержание, да к тому же ещё и почки больные». (Нормальные у неё почки, знаю я. Придуривается только – чтобы чаще на улицу бегать). «Бегом, – кричит, – бегите!» Бабуськи как чесанут вниз, наверное, к Гале (у той дверь как раз открыта была). От старости обогнать друг дружку не могут. Подбежали к двери одновременно. Вдруг слышу, кричат обе сразу: «Ой, Зина, ещё погоди! Застряли мы обеи!» В дверях, наверное. Только слышу, как косяки трещат, пока они обе сразу в дверь ломятся. Даром, что две всего. А коли целых три было бы?! Подъезд бы разворотили! И всё из-за одной дуры, этой овчарки.

Да и не овчарка она вовсе. Помесь какая-то, недоношенная. Вон настоящие овчарки – их на цепях выводят. Здоровенные, как волкодавы. А эта – пигалица! И если бы её ещё не кормили! Жрёт, говорят, одно мясо. Хозяевам только косточки остаются. И всё без толку. Витаминов, что ли, не хватает? Добавить надо – хоть поумнела бы малость.

А возится-то Зина с ней сколько! Только ею, наверное, и занимается. Гулять по пять раз в день выводит, а то и больше. То и дело слышно, что бегут обе по лестнице – то вниз, то вверх, да дверями на весь подъезд хлопают. На улице от них одна потеха! Дура тянет в одну сторону, Зина – в другую. Да только сил у Зины не хватает. Глядишь, уже обе мчатся по скверу. Одна другую тянет, а та остановиться не может. За деревья хватается, кричит, приказывает. А эту разве остановишь! Дорвалась до свободы – дома-то не разбегаешься. Бегут, а все от них в разные стороны шарахаются – как бы беды какой не вышло...

И как хозяйка её на улице защищает! Дура же лает на всех и каждого. Кому это понравится?! Женщины, конечно, терпят. А вот мужики терпеть не будут. Один тут, из нашего подъезда, однажды так разошёлся, что пригрозил в суд подать на них обеих за такое поведение. Так Зина целый час с ним ругалась – всё рыжую свою защищала. Мужик не выдержал даже – домой сбежал.

Да, неплохо вот таких терпеливых да сердобольных хозяев иметь. С ними ни забот, ни печалей не будет. Мне бы вот такую житуху на зимнее-то время. Вот где отдохнул бы! А тут по помойкам лазить приходится да в подъездах попрошайничать. Хорошо ещё, что старушки здесь подобрались жалостливые. То одна косточку подбросит, то другая сыр вынесет. Только вот мясо да сыр они больше сами лопают. А мне всё какие-то ошмётки выбрасывают, которые сами съесть не могут – не разжуёшь и не проглотишь! Но что не съешь с голодухи-то! Поэтому и хожу за ними, и провожаю каждую до двери, и хвост трубой подымаю (для приличия, конечно).

А так, больно они мне и нужны-то! Будет где получше, сразу туда переберусь. А они-то стараются! Думают, что без них пропаду совсем. Кричат, ищут меня. Одна, что помоложе, как-то в гололёд выскочила. Спешит ко мне. Обрадовалась, что я рядом. Кричит: «Вася! Вася! Я тебе поесть принесла!» Так спешила, что кувыркнулась с разбегу. О лёд треснулась, да так, что и встать сразу не может. Жалко её, конечно. А костей ещё жальче! Нет бы, мне их бросила. А то с перепугу все в палисадник закинула. А там снежище глубо¬кий. Сама овчарка-дура не сыщет.

В основном же, еду мне две бабуси выносят – Нина да Маруся. Первая довольно часто выходит. А вторая, хоть и гуляет каждый день, да выносить почти перестала. Так я ей, чтобы совсем не забыла, пакет её подмочил малость своим кошачьим ароматом, да так, чтобы подольше пахло. Ей бы радоваться, что такое внимание оказываю, а она вдруг из себя выходить стала. Кричит на меня, руками машет, ругается по-ихнему, пакет о снег вытирать бросилась. Да только снегом наше кошачье добро разве отмоешь! Качественно работаем! А другая бабуся, что покрупнее будет, тоже, видно, испугалась, что и на неё могу внимание обратить. Пакет свой на всякий случай на скамейку вешать стала. Ладно уж, оставил её в покое. А то тоже рассерчает вдруг да выносить перестанет.

А мужики здесь все какие-то жадные. Один Витя как-то раз кость не пожалел. Да и то такую дохлую припас, что при всех и дать-то постыдился. Потом уж с балкона кинул да в снег попал. Прямо под скамейку. Пришлось лезть за ней, чтобы не обиделся. Ну, а в целом не так уж и плохо пока живётся. Грех жаловаться. Облав на бездомных котов здесь не проводят. Переночевать есть где. Кошек вокруг – пруд пруди, в том числе и довольно смазливеньких. Правда, они всё больше по квартирам своим прячутся, на диванах да в креслах нежатся. Завидно, конечно. Но я бы в доме долго не выдержал. Разве что в холода. А так, гулять по улице куда интереснее – живёшь и ходишь... сам по себе. Ни тебе забот, ни домашних обязанностей.

Дома, говорят, ко всему песни петь надо да ласкаться, когда людям этого хочется. А если я не хочу! Да у меня ни слуха, ни голоса нет, один хрип какой-то. Какое уж тут пение! Даже в хор кошачий не берут. А как начинаю сольные серенады исполнять, все кошки в разные стороны разбегаются. А коты слушают да ухмыляются. Нет, не соперник я им в этом искусстве. Но зато вмазать могу крепко. Один тут на днях уж больно громко хихикал. А сейчас второй день морду свою глупую зализывает. Больше смеяться не будет.

А говорят ещё, что мужики иногда и туфлёй в тебя запустить могут, если что не так. А то и ногой поддадут! А пойми их, где так, а где не так, что можно, а чего нельзя. И если дома даже на кресло нельзя забраться, да ещё и кормят плохо, то какой интерес там жить-то! Нет, на свободе куда приятнее! Уж лучше я поголодаю немного, а ходить буду сам по себе – куда хочу и когда мне вздумается! Но от бабусиных подношений отказываться не буду. Пусть кормят да думают, что меня от голодной смерти спасают. Им радость, а мне хоть какая-то польза...

Во, опять кто-то по лестнице мчится. Так и есть, это наша дурёха голосистая. Опять небось недержание открылось. Уж пятый раз сегодня выгуливают. Надо улепётывать. Не ровён час, и мне может шубу попортить. А без шубы в моём-то положении зимой совсем туго придётся. Пойду пока в подвал. Погреюсь малость. Да и приятелей проведать надо. А то уж больно зарассуждался тут сегодня…»




ВАСЬКА - ПРИТВОРЩИК

Бездомный кот Васька почему-то для своего обитания облюбовал наш подъезд, а в нём - нашу однокомнатную квартиру, и вот уже в течение полугода каждый день с утра дежурит под дверью с целью проникновения в заветные апартаменты. В общем, кот хороший, очень спокойный по характеру, и даже чистенький, несмотря на своё подвально-уличное существование. Ведёт себя дома, в целом, благопристойно и, если уж и прыгает на стол, то сразу даёт с него дёру, когда погрозишь ему пальцем. На кровать тоже в последнее время не забирается, хотя раньше очень стремился к этому. Лежит, в основном, на стуле, отведённом ему бабулей, - спит или красоту наводит, гигиеной своей кошачьей занимается. Однако больше всего кухню обожает. С улицы сразу туда бежит. Там его миска стоит с угощениями.

Аппетит у него, правда, особенный, избирательный какой-то: признает только мясные и рыбные блюда. Даже от творога с молоком порой отказывается. А уж если хлеб с маслом даёшь, в сторону нос воротит. Пельмени тоже не очень жалует, одно лишь мясо изнутри выковыривает. Да и то не всегда: видимо, мясо, для нас (людей) предназначенное, кошачьим нутром уже не переваривается... А, может, и другой кто в подъезде его подкармливает. В квартиру же явно никто, кроме нас, надолго не пускает.

Бабуля, вроде, и хочет его "усыновить", однако сомневается. Ведь надо выгуливать его по нескольку раз в день, покупать что-то кошачье, особенное. Сил на это у нас не хватает. Да и габариты квартирные больше, чем на двоих, не рассчитаны... А если вдруг ещё хулиганить начнёт! Тогда и совсем беда будет: от духа кошачьего сто лет не избавишься! Но всё равно кота жалко. Вот и пускаем погреться и отдохнуть немного от подвально-уличных бдений.

У Васьки даже особый режим посещений обозначился. Утром с подъема приходит - это на завтрак. Вскоре сам потом убегает. Затем - в обед заглядывает. Но самый долгий визит делает вечером. Поужинает и спать ложится на своей подушке подстилочной (бабуля ему из своих стратегических запасов пожертвовала). Правда, он чаще не на своем стуле у шкафа, а на бабулином устраивается - бабуля по забывчивости частенько себе на стул подушечку эту забирает, когда у стола сидит и пасьянсы раскладывает.

В восемь вечера бабуля уже спать ложится, чтобы ещё программу "Вести" лежа посмотреть. Васька сразу на её стул и прыгает. Совершает очередной туалет, сворачивается в клубочек и умиротворяется в сонном блаженстве. Я до последнего момента его не выпроваживаю. Но на ночь оставлять не хочу - если вдруг запросится, вставать придётся, дверь открывать, да ещё на улицу выводить - наружная дверь-то закрыта. А может, и не попросится. Ведь не домашний кот, не научен домашним повадкам.

Не хочется Ваське вечерами на улицу выходить. Сам никогда не уходит. Команды "гулять" вообще не знает. Поэтому и приходится порой осуществлять "вынос кошачьего тела", которое хотя и не отбивается, но выражает явное неудовольствие этой процедурой. Но я не сразу прибегаю к этим "чрезвычайным" мерам. Вначале долго уговариваю кота, даю ему проснуться и привести себя в чувство. Порой даю понюхать что-либо вкусненькое. Иногда это сразу даёт желаемый результат, но чаще уговоры затягиваются надолго.

Вот и сегодня - уже одиннадцать часов, и работа моя заканчивается. Даю Ваське первые сигналы к пробуждению. Кот совершенно не реагирует. Подхожу к нему, поглаживаю, объясняю, что кошачья пора уже настала. Он только глубже свертывается в клубок и делает вид, что меня не слышит. Поглаживаю посильнее, шепчу погромче, объясняя прелести ночной уличной жизни. Васька закрывает лапой ухо, а кончиком хвоста нос и лежит, не шелохнувшись.
- Ах ты, хитруля! Всё же слышишь, притвора! Давай вставай, время уже!

Кончик хвоста еле заметно начинает двигаться, всё остальное лежит совершенно неподвижно. Хитер обманщик! Приходится брать его на руки, и только тогда Васька начинает потягиваться. Вытягивает лапы, открывает когти, изгибает дугой спину, дрожит от усилия. Теперь немного пришёл в себя. Поехали на улицу.

Хоть и не очень хочется, но кот открыто не возражает - уже приучен. Как-то попытался, было, огрызнуться, даже тяпнул меня зубами, но не больно, только прикоснулся к руке. Пришлось его тогда поругать за недисциплинированность. Понял всё сразу и стал таким ласковым!

Действительно, такого ласкового и послушного я среди котов не встречал. Говорят, что и на улице он совсем не свирепый. Помоложе был, так его все соседские взрослые коты лупили. Теперь возмужал и хорошо сдачи даёт. Но первым в драку никогда не лезет, "дружно" жить хочет. Может, у Кота Леопольда научился? В общем, хороший кот, "порядочный", хотя и не без притворства.




СОЖРАЛ  КОТЛЕТЫ

Молодой подъездный кот Васька (по кличке Барсик) частенько обхаживал и нашу квартиру. Вначале мы выносили ему подношения в коридор, потом стали кормить и в комнате. В первое время к подобным визитам подвального скитальца я относился с некоторым опасением - мало ли чего может принести с собой из злачных мест этот незнакомец! Но через какое-то время убедился, что он достаточный чистюля (впрочем, как и все кошки).

Васька - тире Барсик был на редкость миролюбивым и молчаливым котом, и мы ни разу не видели его дерущимся с иными представителями кошачьего рода, которые водились в округе и постоянно делили между собой окрестные владения. Правда, нельзя было исключить его участия в хоровом кошачьем многоголосье, раздающимся порой по ночам в нашем сквере и соперничающим по мощности с ором толпы страдающих бессонницей местных юных гомо сапиенс. Но это были только наши предположения.

Котище быстро уловил все преимущества домашней жизни и вскоре уже постоянно стремился к нам, поджидая меня либо в подъезде, либо на улице, в компании с отдыхающими здесь старушками.

Однажды вечером он, как обычно, встретил меня, когда я возвращался с огорода, и безмолвно последовал за мной, путаясь под ногами в тёмном подъезде. В тот раз бабуля почему-то закрыла дверь не на ключ, а на цепочку и по причине некоторой потери слуха довольно долго не открывала мне, несмотря на мои усиленные звонки, дверную азбуку Морзе и даже монументальное поколачивание ногой и кулаками в наиболее резонирующие части ветхого дверного сооружения.

Флегматичный Васька некоторое время наблюдал за моими тщетными усилиями, но вскоре терпение его иссякло, чему в немалой степени способствовали специфические запахи, идущие из-за приоткрытой двери. Он сделал попытку просунуть в щель голову, и это ему удалось. Тогда за головой последовали туловище и хвост, успевший проскочить опасную зону, прежде чем дверь вдруг закрылась - видимо, от порыва ветра. Я надеялся, что появление кота в комнате приведёт бабулю в чувство, и она обратит, наконец, внимание на дверную канонаду, уже давно встревожившую всех жителей подъезда. Однако прошло ещё не менее десяти минут, прежде чем в коридоре раздался тихий шорох, и долгожданный звук звякнувшей цепочки не известил меня об окончании затянувшегося ожидания.

Конечно, бабуля сказала, что она сразу всё услышала, и что я ждал не более одной минуты - пока она шла из комнаты в коридор, и что "нечего так громко барабанить в дверь - можно и подождать минутку". Я же был бесконечно рад окончанию моих "ожидательных" страданий и объяснений с соседями по поводу своего вынужденного сидения на холодных лестничных ступеньках. Быстро разулся и грохнулся на своё раскладушечное ложе успокаивать безумно ноющую поясницу.

Как только боль немного успокоилась, и я пришел в себя, дал бабуле отчёт обо всех проделанных на огороде работах. Одновременно получил от неё ряд дополнительных указаний, в частности, насчёт того, что следует посадить побольше морковки и свёклы, а капусту и бобы - не надо; что кусты смородины необходимо убрать, поскольку они вообще не дают ягод, что надо убрать и ремонтантную землянику как "малопродуктивную", а также не сажать перец и редиску, которые она не любит. Относительно посадки картофеля у неё не было твердого мнения, так как крайний недостаток земли (всего четыре сотки) исключал возможность выращивания всех желаемых огородных культур. Затем последовали указания, касающиеся вопроса подъема огородного домика - как это надо делать и что покупать, а также относительно уменьшения платы за страховку строения и имущества: "Всё равно не оплатят".

Пока я внимательно выслушивал эти указания, появился Васька и, облизываясь, направился прямо к моей раскладушке с явным намерением разделить со мной это ложе. Появление кота бабулю совершенно не удивило - она вообще ко всему относилась очень спокойно. Мне кажется, появись перед ней марсианин на кошачьих лапках, это тоже было бы воспринято ею, как должное. На мой вопрос, откуда дома кот, она спокойно ответила: "Наверное, в комнате остался после того, как я его накормила".

- А ты его гулять отправляла?
- Да, выпроводила.
- Тогда как же он оказался тут?
- Да, непонятно - наверное, только сейчас зашёл, когда я дверь открывала.
И это было уже ближе к истине.

Между тем я окончательно пришёл в себя и был готов к принятию вечерней трапезы. Бабуля приготовила на сей случай шикарный ужин: макароны с котлетами и чай, которые уже сама испробовала в ожидании моего прибытия. Сейчас она решила повторить его вместе со мной - поскольку вдвоём "еда куда вкуснее". Пока я приво¬дил себя в вертикальное положение, она пошла на кухню за своими деликатесами. Через какое-то время послышалось её недовольное ворчание.

- Опять барабашки завелись. Куда котлеты подевались?
- А где они были?
- На сковородке, на плите стояли.
- И ни одной нет?
- Нет, полторы осталось.
- Да ты, наверное, и съела за обедом...
- Ну, что я, дура, что ли! Тут много котлет оставалось.
- Сколько? - вопрос явно провокационный, поскольку с математикой бабуля не в ладах, и со счётом порой случаются казусы.
- Да много - как раз на двоих оставалось.
Ну, если "много" - это, конечно, не полторы, в этом бабуля бы не ошиблась.
- Так, может, в холодильник положила?
- Я бы тогда на окно в лотке поставила. И там ничего нет!
- А макароны?
- Макароны на месте - на сковородке лежат.
- Ну, давай макаронами лакомиться. Да ещё чай с вареньем! Вполне без котлет обойдемся.
- Да нет, найти надо! Я же точно помню, что на сковородке лежали.
- А, может быть, Васька у тебя похозяйничал? Вон как облизывается!
- Не мог же он столько котлет сразу съесть! Это и нам вдвоем не под силу.
- Ну, пару котлет нам всё же оставил - разумный кот!
- Неужели, всё-таки съел! Я совсем не слышала.
- Он это молча делает - так надежнее... Смотри, как живот округлился. Дай ему для эксперимента оставшуюся котлету. Интересно, будет ли есть, - всё равно объеденная.
Бабуля с сожалением дала ему оставшуюся котлету. Васька к ней даже и не притронулся. Отвернулся от подношения и лениво отправился к выходу.




ТАКИЕ  ОНИ - КОШЕЧКИ!

Наша знаковая, Надежда Ивановна, как-то рассказала, что у её родственницы кошка однажды нечаянно натворила на кровати. Хозяева выгнали её на улицу, притом к вечеру... А утром на пороге дома лежали пять задушенных мышей, принесенных кошкой хозяйке в знак раскаяния.

У знакомого нам Толи, в деревне Горшково, кошечка каждый день выкладывала в коридоре перед дверью в ряд мышей и крыс, пойманных ею за ночь. Вот, мол, какая я! Не зря кормите!
А у одной из соседок по огороду старого-престарого кота (17 лет!) целый год кормила молоденькая кошечка, регулярно принося ему мышей, а то и иную пищу.
Вот такие они, наши кошечки!


УДИВИТЕЛЬНАЯ  КОШЕЧКА

Эту кошечку я не видел, просто слышал в разговоре от одного мужичка - её хозяина. А кошка, по его словам, уникальная! Просто рекордсменка. Могла и в Книгу рекордов попасть.  Действительно, поражает её возраст - двадцать четыре года и пять месяцев! Никогда не слышал о подобном кошачьем долголетии. Ведь средняя продолжительность их жизни всего-то около восьми-десяти лет. Да и то старыми считаются.

Правда, эта рекордсменка настолько обветшала от долгожительства, что уже почти ни на что не реагирует, потеряв и слух и зрение. Ориентируется одними лишь усами. Но еду чует и свой туалет находит. И хозяев своих помнит. На ласку откликается. В основном же, спит целыми днями.

- Да, есть что вспомнить, - говорит хозяин. - Такая умная, ласковая была. И красивая: пушистая-пушистая, породистая. Бывало, прихожу с рыбалки, вываливаю рыбу на стол, так она всегда самую лучшую, самую большую для себя из общей кучи выберет. Мяукнет нам пару раз, будто извиняется, ухватит рыбину и на место своё обеденное тащит... А чистюля какая! Такой и сейчас осталась.

- Наверное, немало котят после себя оставила, - спрашиваю.
- Да, много. Но рожала всегда только по двое, и один каждый раз мёртвым был. А как в последний раз разродилась, так еле жива осталась, сильно мучилась... Уж я ей и брюхо гладил, и ласкал; от меня не отходила...

- Так о такой кошке поэмы писать надо! Обратитесь в газету - обязательно корреспонденты придут. Надо, чтобы о ней другие узнали. Многим любителям животных интересно будет. Да и вы расскажете, как это ей удалось, и как вы - хозяева ей помогли в жизни. Ведь просто так подобное не случается. Условия должны быть соответствующие, отношение к животному. Чтобы кошке самой жизни долгой хотелось...

- Да, любили и холили мы её. И сейчас не бросаем. Да разве такую бросишь! Своя, семейная. Небось, почти полжизни вместе с ней прожили, а дети - так и всю жизнь вместе с нею...

Приятно было слышать такое, и тем более от пожилого деревенского мужика, которому, вроде, за непрерывным трудом и времени для забот и любви к животным не остаётся...

И я абсолютно уверен, что и дети его тоже впитали в свои души чувство любви и доброжелательности к своим четвероногим друзьям.




МУЖИК  И  КОШЕЧКА

Выезжая на огородный участок, или в лес, в Ломы, я частенько, вижу пассажиров с животными - собаками и кошками. Везут своих домашних любимцев отдохнуть на участок, подышать свежим воздухом, порезвиться на природе, порадоваться вместе с ними. Кошек везут в корзинах, в сумках, за пазухой, а при выходе из автобусов или троллейбусов отпускают на свободу, либо чинно ведут на поводке. И везут не только женщины и дети, но и солидные мужчины…

Как-то раз я возвращался из Ломов в город. На одной из остановок в автобус вошел мужичок с кошкой и сел на сиденье сзади меня. Рядом с ним уселся другой, по-видимому, немного поддавший. И сразу завел разговор:
- Зачем везёшь кошку в сумке?
- Да вот домой с огорода везу.
- Надо было на огороде оставить, чего домой-то тащить?
- Она домашняя, к воле не привыкла, плохо ей там будет.
- От кошек одни убытки: и грязь, и вонь в доме. В каждом углу гадят!
- Нет, наша чистая. От неё и запаха нет. Мы песок ей ставим.
- Ещё песок ставить! Одни заботы!
Мужик не унимался и усиленно старался довести до сознания собеседника свою теорию о вреде собак и кошек.
- Чего от кошек толку! Мышей бы ловила, да нет их теперь в квартирах-то.
- А у нас она мошек ловит...

Поддавший совсем распалился, видя, что не может пронять своего собеседника.
- Дуры женщины, которые собак и кошек держат! Лучше бы ко¬зу завели, али барана. Всё польза была бы!
- Как нет пользы? Она же своя, семейная, и такая добрая. Её дети любят.
- Нашли кого любить! Они одну заразу разносят!
- Да как её не любить! Она такая ласковая. Сядет на колени и песни поёт. А от малого ребятенка так и не отходит. И спит с детьми вместе.
- Да к ней и прикоснуться-то противно! Попробовали бы мои кошку принести! Живо бы вместе с кошкой вылетели!
- Да ты что! Это же радость такая для всех нас. Разве можно с ней плохо обращаться!
- Выкинь, говорю, - не унимался сосед. - Тебе же лучше будет! Ну, давай я выкину, коли сам не можешь!

Хозяин кошечки больше ничего не ответил собеседнику, видимо, поняв бесполезность дальнейших убеждений. Встал и отошел вместе с кошкой к двери... хотя вышел только на конечной остановке. А поддавший уже в одиночестве продолжал развивать вслух свою теорию о вреде собак и кошек и о необходимости их повсеместного выселения.




ВОРОНЫ И КОШКИ

У ворон с кошками преобладают сугубо «деловые» – то бишь конкурентные отношения – в отличие от вертихвосток сорок, которые порой не прочь и поиграть с длиннохвостыми усатиками.

Сколько раз я наблюдал, как вороны просто сталкивают кота с дерева, устремляясь на него на полной скорости, отгоняют от лакомой добычи и даже гоняются за ним на открытом пространстве. Коты, в том числе большие и мощные, всегда побаиваются дружной вороньей стаи.

Мои знакомые «огородные» вороны тоже не раз демонстрировали свои претензии к чужим котам, заходившим на мой участок. Они и пикировали на них с двух сторон, когда те прогуливались между грядками, или стягивали с дерева, ежели кот вдруг забирался на него по своей кошачьей инициативе. Подружившихся со мной приблудных кошек Ваську и Муську вороны не трогали, признавая их моими друзьями. Кошки же спокойно прогуливались вблизи ворон, не предъявляя и им своих территориальных претензий. Они возникали только тогда, когда начиналось кормление.

Вначале тех и других я кормил отдельно, и тогда особых попыток к воровству ни у кошек, ни у ворон не было. Ближе к осени я решил сблизить моих знакомых, предлагая им питаться в одном месте. Для этого я выносил им три миски и ставил в радиусе около метра друг от друга, надеясь, что скоро им будет достаточно и одной большой плошки на четверых.

Возможно, мои благовоспитанные представители кошачьего рода и согласились бы на это, но вороны были совершенно противоположного мнения. Всё, что оставлялось мною на месте всеобщей трапезы, они считали только своей добычей и не допускали до лакомства четвероногих соседей. При этом ворона становилась в непосредственной близости от кошачьих мисок, а ворон спокойно подходил к кошкам сзади и настойчиво оттаскивал их от ещё полных мисок, начиная всегда с более «податливого» кота Васьки.

Удобнее всего было осуществлять эту процедуру посредством потягивания кота за хвост. Так обычно и поступал длинноклювый, почти не обращая внимания на периодическое шипение и гневные гримасы кошачьей рожи с растопыренными усами. Когда же хвост по той или иной причине вдруг исчезал из поля зрения ворона, он принимался потягивать за густую шёрстку на спине и на боках кошатика, ускоренно уплетающего свою порцию. При этом кожа на спине кота начинала негодующе передёргиваться от столь бесцеремонных прикосновений противного вороньего клюва.

Васька долго не мог выдержать подобных издевательств над своей свободолюбивой кошачьей личностью и, хватая очередной кусок съестного, улепётывал чаще под мою защиту, или же просто отходил в сторону, дожидаясь, пока прожорливая чета не умерит свои аппетиты и не уступит ему его законного места... Наивные надежды!

Серокрылые моментально растаскивали Васькину порцию и сразу же принимались отодвигать от лотка менее уступчивую Муську, действуя точно таким же способом.
Муська при этом выражала своё негодование куда более решительно, чем кот Васька. Она порой даже пыталась догнать летающего наглеца. Но тут в дело вступала серая подруга, стремясь унести оставшиеся деликатесы вместе с миской. Поэтому Муське сразу приходилось возвращаться обратно и вновь подвергаться унизительному пощипыванию. Да, упорство этих толстоклювых созданий было просто безгранично, и никакая кошачья натура не в состоянии была вынести эти надругательства над своей шубой. Конечно, вороны трепали её не очень сильно, учитывая, очевидно, тот факт, что эти «хвостатики» тоже пользуются моей опекой. Однако даже моё присутствие никогда не останавливало их в своих притязаниях.

В конце концов и Муська не выдерживала этой вороньей «акупунктуры» и, оскалившись напоследок, тоже бежала в мою сторону, получать утешение за морально-материальный ущерб в виде добавки к потерянной порции... Так мне и не удалось в этом сезоне сблизить моих серокрылых и серолапых конкурентов друг с другом, хотя со мной и те и другие были в очень добрых, дружеских отношениях...




КАК  СНЯТЬ  КОТА  С  ДЕРЕВА

Коты самые разные бывают: одни очень прыткие, другие – не очень, третьи – совсем ленивые. Но вот и те, и другие, и третьи – все любят лазить по деревьям (как и по крышам тоже), особенно, когда кот помоложе. Ну а если за котом собака гонится, то на дерево он взлетает с преогромным вдохновением.

Чем коты занимаются на деревьях – специальных научных наблюдений на сей счёт не проводилось. Однако кое-что в этом плане всё же известно. Так, частенько их привлекают там птицы – как в гнёздах, так и отдыхающие на ветках. Иногда коты лезут туда просто ради кошачьей разминки, а порой и с целью продолжительного отдыха на верхотуре. Ну и, как было отмечено вначале, с целью спасения своей довольно пушистой шубы.

Лазание по деревьям за птицами разумному существу кажется малоперспективным, так как достать их из гнезда или поймать на ветке даже для самого прыткого кота всегда чревато неблагоприятными последствиями, а порой и равносильно самоубийству. Что думают по этому поводу сами коты, не ясно, так как работа их мыслительного аппарата совершенно не подчиняется законам человеческой логики. Длительное восседание котов на деревьях ещё можно объяснить, учитывая их извечную любовь к созерцанию, с высоты же оно всегда эффективнее. А беготня от собак во все лопатки, как показала многолетняя жизненная практика, представляет для котов далеко не только спортивный интерес.

Каких-либо серьёзных проблем при влезании на дерево у котов обычно не возникает, так как техника такого лазания у них заложена в генах. Можно только любоваться изяществом и скоростью подобного восхождения, особенно когда сзади имеет место сильнодействующий «ускоряющий» фактор. Сложнее с обратным процессом. Структура кошачьего опорно-двигательного аппарата не позволяет ему спускаться головой вниз. Скользить же по дереву задом-наперёд – далеко не оптимальный вариант движения и доставляет исполнителю немалые трудности. Возможно, именно поэтому они предпочитают длительный отдых на ветках, в относительно надёжной позе, чтобы осмыслить неожиданно создавшуюся ситуацию и выбрать оптимальный вариант спуска. Всё это свидетельствует об отсутствии у котов задатков «перспективного прогнозирования» с расчётом возможных последствий своих зачастую непродуманных поступков.

Особенно тяжело на дереве приходится молодым котам, ещё не обладающим достаточными навыками «древолазания». Неосмотрительно забравшись наверх, они вдруг начинают понимать, что пребывание на тонких, качающихся ветках далеко не безопасно для их здоровья и что предстоящий обратный процесс не представляет сам по себе достаточного удовольствия. Поэтому они начинают крутиться вокруг своей оси, не зная, с чего и как начать. Пробуют спускаться головой вниз, прыгая с более высокой ветки на более низкую; срываются, висят на передних лапах, вскарабкиваются на ветку вновь и останавливаются в раздумье, что же делать дальше. Посидев и покрутившись таким образом, кот начинает серьёзно беспокоиться за своё будущее и принимается орать, призывая на помощь.

Взрослые, уже опытные коты, не испытывают на дереве столь выраженных затруднений. Но и они, как мне кажется, без особого удовольствия совершают процесс возвращения на устойчивую и надёжную поверхность. Поэтому и им порой требуется внешнее стимулирование.

Безусловно, самым эффективным стимулятором для котов являются птицы – вороны и сороки. Те и другие так и горят желанием подёргать кота за хвост или пощипать его шёрстку. И далеко не каждый представитель кошачьего рода испытывает от этого удовольствие. Порой приходится невольно наблюдать, как незадачливый котище кубарем катится с дерева вниз под напором целой стаи истошно орущих длиннохвостых стрекотух или даже одной молчаливой вороны, которая то и дело поддаёт ему сзади, совершая непрерывные атаки сверху. Над чужими котами в этом случае можно было бы и посмеяться, но вот оставить в таком положении своих любимцев не захочет ни один сердобольный хозяин.

Я неоднократно снимал с дерева нашу молоденькую кошечку Маню, которая почему-то всегда стремилась забраться на самую верхотуру, а потом долго и мучительно сползала до нижних веток, однако не решаясь покинуть их и спускаться дальше по стволу. С этой целью я залезал то на забор, то на трубу теплоцентрали, то просто карабкался за потерпевшей на дерево, и Маня, мяукая от страха, всё же прыгала мне на плечи и торжественно водворялась на землю. Подобное представление всегда собирало вокруг нас огромную толпу зевак, комментирующих ход спасательной операции и непрерывно дающих ценные указания. Так что я порой не знал, какой частью тела двигать и за что хвататься. В последующем я стал допускать до этой ответственной операции соседских мальчишек, и те с большой охотой демонстрировали окружающим свои недюжинные акробатические способности.

Да, залезть на дерево, безусловно, самый надёжный способ, чтобы снять кота с его верхних веток, хотя и далеко не всегда самый простой. И разработка новых надёжных и доступных вариантов спасения «потерпевших» представляет весьма актуальную проблему. Поэтому я искренне заинтересовался, когда соседка по огороду – маленькая Оля – стала рассказывать мне про своего домашнего кота, который однажды с перепугу тоже «взбежал на дерево и ни в какую не хотел спускаться обратно».

– Ну и как же вы его достали, – спросил я, ожидая всё же услышать обычный в этих случаях ответ. – Наверное, лестницу поставили, и папа полез за ним?
– Нет, мы его спилили! – услышал я совершенно неожиданное.
– Спилили дерево?! – изумился я. – Ну, а кот?
– А кот сразу в подвал умчался… Он же домашний и всего боится... А я его потом целый вечер со свечкой искала.
– А дерево?
– А дерево, когда падало, чуть на дом не рухнуло. Потом его распилили... А папа сказал, что и соседние спилить надо...
Действительно, просто до гениального – спилил деревья, и котам не на что лазить будет!..




КТО  ЛУЧШЕ  МЫШЕЙ  ЛОВИТ?

В последние годы огородники с соседних с нами участков стали жаловаться на мышей, которых "развелось видимо-невидимо", и которые "пожрали всё - и в домиках, и даже на грядках". И я стал обращать внимание на объеденную свёклу, морковь, но чьих зубов это дело, понять было трудно. Я предполагал, что это, ско¬рее, либо крот, либо крыса, а когда услышал в кустах смородины характерное фырканье, то вспомнил еще об одном любителе полакомиться овощами.

Однако мышиной братии и у меня было предостаточно. Правда, сейчас, после того, как я объявил им войну, те уже не осмеливались основательно устраиваться в моём домике, предпочитая оборудовать свои жилища в листьях, хворосте, а то и просто в земле. Иногда я даже находил их гнезда, и, что греха таить, приходилось ликвидировать их ради собственного благополучия.

Многочисленные мышиные колонии обосновались и на соседних заброшенных полях, и я частенько наблюдал, как устраивают охоту на них бездомные псы, курсирующие между огородами и соседней автозаправочной станцией. Раздолье было и кошкам, оставляемым на лето хозяевами в местной "курортной" зоне для отдыха и развлечений.

Приходящие ко мне в гости две Муськи (одна чёрная, соседская, другая - бело-рыжая, живущая в самом начале улицы) частенько приносили мне напоказ свои трофеи, а после с удовольствием уплетали их в виде десерта после моих угощений.

В этом сезоне в октябре на близлежащих участках осталась одна рыжая Муська (чёрную забрали домой сердобольные хозяева - Коля с Томой). Она совсем недавно благополучно разрешилась пятью котятами, которых хозяйка своевременно куда-то дела, и теперь, свободная, всё время проводила рядом со мной, признавая во мне второго хозяина, может быть, даже более благосклонного к ней, чем законная владелица. Она сопровождала меня во всех моих походах по лесу за листьями, в работе на участке, но ждала, в основном, двух моментов - когда я открою дверь в домик, либо улягусь отдыхать на свои излюбленные доски на куче старых листьев. В первом случае она спешила получить очередную порцию угощений (не брезгуя даже чёрствым хлебом). Во втором - моментально устраивалась у меня на груди, или зарывалась под плащ и наслаждалась, мурлыча, перебирая по мне лапками и яростно "бодая" меня головой, чтобы я не забывал ещё другую свою обязанность - гладить и ласкать её, что ей страшно нравилось.

Во время моей работы на грядках Муська тоже не сидела без дела. Она то устраивалась на досках, то у куста крыжовника и периодически делала молниеносные прыжки, всегда завершавшиеся поимкой очередной жертвы. А однажды её вдруг заинтересовала грядка с морковью, с которой я периодически выдёргивал оставшиеся небольшие морковинки. Неужели, и здесь мыши? Но Муська не могла ошибиться. В какой-то момент мне послышалось тоненькое попискивание. Я прислушался и услышал уже более отчетливый писк, исходящий как раз из места, где притаилась моя огородная спутница.

Значит, и на огородной грядке гнездо! А может, и несколько. Вот созданья! Скоро всё огородное пространство оккупируют. Я хотел, было, раскопать это место в присутствии Муськи, но пришлось бы выкопать сразу всю морковь, и я решил повременить, предоставив кошке возможность самой разбираться с непрошенными гостями. В этот момент Муська насторожилась, немного приподнялась из морковной ботвы и сделала два прыжка вперёд - в борозду между грядками, недавно прокопанную мною. И сразу послышался слабый писк - очередной мышонок был у неё в зубах.

Я похвалил кошечку, и она с гордостью продемонстрировала мне мышонка, уже не способного к бегству. Видя, что игры на сей раз не получится, Муська тут же свершила трапезу и вновь притаилась на прежнем месте. В это время прилетели мои вороны. Пришлось устраивать очередное кормление.

Немного отдохнув, я продолжил работу на соседних грядках. Ворон в это время деловито прохаживался по грядке с чесноком, посаженным под зиму, в поисках оставшихся на ней хлебных корок. Потом он перешёл на морковную грядку, где сидела Муська, и стал что-то внимательно на ней рассматривать.

Что он там делает? Неужели, и там устроил свои "продовольственные хранилища"? Должен же знать, что эти гряды я скоро буду перекапывать - птица рассудительная и лишена, к тому же, сентиментальности: мышей "по доброте душевной" кормить не будет! Ворон, между тем, продолжал бесшумно прогуливаться по грядке. И вдруг сделал далёкий прыжок, взмахнув крыльями, и что-то долбанул в траве своим мощным клювом. Сразу же отпрянул назад и стал внимательно наблюдать за чем-то в траве. Затем вновь клюнул, ухватил что-то серое и сразу же отбросил в сторону.

Неужели, мышь?! Но Муська не могла там оставить свою очередную жертву. Она не разбрасывается такими деликатесами и никогда не променяет мышатинку на хлеб. Значит, ворон сам устроил в этом месте засаду. Но, может, это не мышь!

Тем временем хозяин грядок ещё несколько раз клюнул найденное (или пойманное!), ухватил добычу в клюв и взлетел на крышу соседского дома - обычное место своего восседания. Рассмотреть поимку издалека было довольно трудно, но мне казалось, что это все-таки была мышь, которую он, как и Муська, демонстрировал мне с высоты своего наблюдательного пункта. Посидев так с минуту, он полетел дальше, то ли лакомиться где-то в другом месте, то ли прятать добычу на грядках соседних огородов (подальше от вездесущей Муськи).

Если это действительно так, то у меня появляется ещё один  помощник в борьбе с мышами. И, видимо, не менее опытный и ловкий, чем сама Муська. Целая воронье-кошачья бригада образуется. Жаль только, что "конкурирующие фирмы" ладить друг с другом по-прежнему не научились.




ПИЧУГА

В один из тёплых летних дней я как обычно работал на огороде – окапывал кусты смородины. И вдруг заметил пичугу, которая спокойно прохаживалась по вскопанному участку, выискивая себе свежее пропитание. Пичуги частенько посещали мой огород, помогая мне в борьбе с вредителями, и в самом этом факте не было ничего удивительного. Промышляли здесь и воробьи, и синички, и трясогузки, и какие-то маленькие серенькие пичужки, и большие серые – с ярким голубым горлышком, а также вездесущие вороны и сороки. Но эта пичуга сразу обратила на себя моё внимание. Это была небольшая, серого цвета птичка, с длинным хвостом, которым она периодически помахивала вверх и вниз – как обычно делают трясогузки. Возможно, это и была трясогузка, но только ещё не совсем взрослая. Удивило меня не это, а её полное бесстрашие передо мной. Другие птицы – и малые и большие – обычно держались от меня подальше. Эта же прогуливалась совсем рядом, не делая попыток улететь и даже отойти в сторону при моём приближении.

Мне захотелось понаблюдать за пичугой подольше, и чтобы случайно не спугнуть её, я перестал копать и встал, опершись на лопату, рядом с кустом. Пичуга продолжала деловито прохаживаться рядом со мной, то внимательно рассматривая что-то на земле, то вдруг устремляясь вперёд – очевидно, желая поймать какое-то летающее существо. То начинала вытягивать из земли червяка, ни в какую не желающего расставаться со своей обителью. Наконец она подошла совсем близко к моим ногам и стала что-то выковыривать из-под самого моего сапога, даже не обращая на меня внимания. Когда же я всё-таки шевельнулся, она немного отошла в сторону – всего сантиметров на двадцать, совсем не стараясь убегать, а, по-видимому, только из опасения, как бы я неосторожно не раздавил её своим сапожищем.

Вот она схватила извивающегося плотного жёлтого червяка и попыталась сразу проглотить его. Но червяк был великоват для её маленького горлышка, и она долго теребила его своим клювом, размягчая плотную оболочку и пытаясь разорвать на части. Через какое-то время она с ним всё-таки справилась и продолжила поиски добычи. Вот её внимание привлёк здоровенный слепень, какое-то время назад сам усиленно интересовавшийся моей персоной и безжалостно уничтоженный мною на месте пиршества. Слепень ещё шевелил лапками и крыльями, пытаясь ожить вновь, чем, очевидно, и привлёк внимание пичуги. Она сразу захватила его в клювик и теперь раздумывала, каким образом переправить в желудок. Вертела им в разные стороны, бросала на землю, клевала, однако сразу не могла ничего с ним поделать. Но видимо, эта добыча была для неё особенно лакомой, и она не хотела с ней расставаться. Наконец схватила её, повертела головкой и улетела. Наверное, в одно из укромных местечек, где могла спокойно наслаждаться своей добычей.

На следующий день она вновь прилетела ко мне и так же сопровождала меня, бесстрашно прогуливаясь чуть ли не между моими ногами. На третий день, ожидая её прилёта, я приготовил для неё несколько жирных мух и любимого ею жёлтого червяка. Пичуга была явно довольна моим угощением. Вначале слопала червяка, несмотря на его активное сопротивление. Затем принялась за мух и даже погонялась за одной. Она моментально поймала муху в воздухе, а затем опустилась на землю, встала недалеко от меня, как бы показывая мне свою добычу и благодаря за подношение. И только потом улетела с ней в свою обитель. Да, быстрота и ловкость у неё были поразительные. Я до этого неоднократно наблюдал, как гонялись за насекомыми в воздухе воробьи, промышлявшие на моём участке. Так тем почти никогда не удавалось поймать летящую добычу – не только мух, но даже бабочек. Воробьи носились за ними по всему огороду, но быстро уставали и прекращали погоню. А этой птичке, видимо, даже доставляло удовольствие ловить кровососов налету.

Так мы встречались с пичугой почти ежедневно в течение двух недель. Я подкармливал её, а она доставляла мне удовольствие просто своим присутствием. Мне казалось, что и ей были приятны мои подношения, хотя она и сама прекрасно находила для себя нужное пропитание.

Однажды я лежал на участке, делая перерыв в работе и давая отдых постоянно ноющей пояснице. Лежал на спине и наслаждался жарким июльским солнцем, периодически выглядывавшим из-за кучевых облачков, покрывших к полудню чистое голубое небо. В какой-то момент я почувствовал, что кто-то легонько коснулся моей голой пятки, будто что-то выковыривая оттуда. Я сначала не придал этому значения и продолжал лежать, не меняя удобную позу. Опять кто-то тронул мою ногу. Сейчас уже стало ясно, что она кому-то явно понадобилась. И уж конечно, не насекомому – мух, жуков, муравьёв и других мелких членистоногих я легко различал «по походке». В данном случае было что-то более существенное. Может, лягушке какой моя нога понравилась? Эти подруги временами тоже прогуливались по моему саду, оккупируя канаву, наполненную водой, а также колодец, где они спасались от жары в дневное время.

Всё же следовало уточнить, кто сегодня пожаловал ко мне в гости, а может, желает просто съесть мою пятку. Я приподнялся на локтях, не меняя положения ног, и увидел... мою пичугу, долбящую что-то клювом рядом с моей ногой и периодически прикладывающуюся к моей чёрной от грязи и торфа пятке. При моём движении она неспешно отошла в сторону и встала, выжидающе глядя на меня то одним, то другим глазком, будто спрашивая, что это вдруг сегодня со мной случилось и почему это я так разлёгся в неурочное время и не занимаюсь полезной деятельностью.

Бог ты мой! Я и забыл про время нашей встречи и совместной работы, которая стала для нас почти ритуалом. Быстро вскочил на ноги и отправился к очередному кусту, где уже находилась моя лопата. Пичуга неотступно следовала за мной – тоже шагом, периодически ускоряясь и хватая по дороге какую-то мелкую мошкару, снующую над самой землёй. А затем, приняв от меня положенные на сегодня подношения, спокойно улетела восвояси.

Неужели это она специально призывала меня продолжить нашу совместную кормёжку?! Не могла же она случайно, просто так стучать клювом по моей пятке! Вряд ли на ней было что-то съедобное, помимо грязи. Я же не слон и не бегемот какой, чтобы собирать на себе всякую насекомую нечисть! Нет, конечно, это она сделала специально, пытаясь вывести меня из состояния полусонного забытья и вернуть к реальной действительности. К тому же в этом месте, на утоптанной тропинке, она никогда раньше и не гуляла, да и делать-то ей здесь было нечего.

Вот так пичуга! Ну и малышка! Сколько в ней сознания и ума, и ещё какого-то внутреннего чувства, если она смогла сразу выбрать себе человека, не способного причинить ей вреда, человека, который сам был рад таким встречам, всегда стремился к ним и желал своим малым друзьям только добра. Как она могла почувствовать это, с первой же встречи не испытывая ко мне никакой боязни?! Может быть, она была одной из тех пичуг, которых я спасал в прошлом году в гнезде в кустах смородины от котов, промышлявших на наших участках? Но это слишком маловероятно, так как птенцы были тогда ещё очень малы, да и вообще вряд ли способны к таким «запоминаниям» своих спасителей... Кругом одни вопросы и бесконечные тайны, и наше почти полное незнание жизни и поведения наших братьев меньших. Но теперь я уже точно знаю, что и эти малышки могут быть друзьями, что они сами стремятся к сближению с человеком и не избегают его, если мы не причиняем им вреда своими неосторожными поступками.

Как это хорошо, иметь таких вот друзей – отзывчивых, понимающих, безобидных, чувствительных и добрых, какими являются животные. У них нет ни алчности, ни честолюбия, ни предательства, ни хитрости по отношению к человеку. В их отношениях всё несравненно проще, благороднее и справедливее, чем у нас, наделённых высшим разумом, который далеко не всегда служит благородным целям и устремлениям. Общение с ними облагораживает нас, развивает в самом человеке его лучшие душевные качества, уводя от зла и насилия, грубости и жестокости, алчности и несправедливости. Оно заряжает нас какой-то внутренней энергией, придаёт новые силы, успокаивает, повышает настроение, делает жизнь полнее и интереснее. Понимаем ли мы всё это? Задумываемся ли о том, что, уничтожая животных, мы лишаем себя возможности многому учиться у них, совершенствоваться, а также просто нормально жить в нашем земном мире – мире многообразия живой природы? Вот на какие мысли навело меня это недавнее знакомство.

К сожалению, наши встречи с пичугой продолжались всего около месяца. А потом она внезапно исчезла и больше уже не наведывалась ко мне в гости. Хорошо, если она улетела вместе со своими подругами куда-то в другое место. Но было бы очень жаль, если её погубила её же чрезмерная доверчивость к людям, или просто неосторожность. Однако я всё же надеюсь на лучшее и жду её в гости ко мне на следующий год, может быть, даже со всем её молодым потомством.




«МЕТКИЕ»  ВОРОНЫ

В ожидании ломовского автобуса у автовокзала я частенько стою, прислонившись к стволу дерева, в сравнительно удобной для меня позе – когда все сидячие места на скамейке заняты. Вот и сегодня устроился поудобнее, утрамбовавшись спиной между двумя небольшими стволами боярышника, опираясь на палку и надеясь, что в автобусе удастся занять более удобное, сидячее место.

Рядом со мной стоит пышная мамаша с сыном лет десяти, тоже в ожидании. Стоят и оба жуют арбуз. Арбуз чудесный: ярко-красный, с чёрными косточками, сок так и брызжет у них изо рта. Не каждый раз такой попадается. А в последние годы большинство из нас на арбузы и не смотрит – не до арбузов стало!

Слышу их разговор.
– Чего у тебя в школе-то?
– Да вот деньги требуют, платить надо.
–И не подумаю! Денег не дают! Так и скажи – нету, мол, пусть отстанут!
– Да отчислить обещали.
– Не выгонят! Я им тогда такое устрою!..
Снова жуют. Куски большие, быстро с ними не справишься. Косточки так и отлетают в разные стороны... Вдруг снова слышу:
– Чего это мне на голову шлёпнулось, ну-ка погляди!
– Да это птица пролетела – все волосы замарала.

Смотрю сам: действительно, длинная густая белая полоса протянулась у мамаши от макушки сантиметров на десять, перекрашивая рыжую шевелюру в более нежный, белесоватый цвет.
– Заразы такие! Ну-ка, вытри (даёт сыну платок). Да не размазывай по всей голове-то, хорошенько вытирай!
В этот самый момент сверху ещё что-то брякнулось, я отчётливо услышал шлепок. У мамаши сразу появился новый белый подтёк, свисающий с головы на воротник плаща, а у сына белое пятно покрыло чуть ли не половину оставшейся розовой арбузной мякоти.

Я взглянул вверх и увидел на самых верхних ветках несколько галок и ворон, тихо сидящих рядом друг с другом и временами поглядывающих вниз. Увидели их и пострадавшие и срочно дали дёру в безопасное место. И вовремя, так как очередная метко пущенная струя высококачественного гуано опустилась как раз в месте их прежнего расположения. Совершившая сей акт ворона вертелась из стороны в сторону, поглядывая то вниз, то вправо, то влево, с явным интересом созерцая результаты своей деятельности и как бы хвастаясь перед соседями своей удалью.

– Во, заразы! Откуда их здесь столько?!
– А у меня прямо на арбуз попала...
– Выбросишь, что ли?
– Да нет, я с другой стороны съем...
Я хоть и стоял несколько в стороне и не был подвержен возможности попадания прямой наводкой, но всё же отошёл от удобного дерева и встал чуть поодаль – мало ли что этим бестиям взбредёт вдруг в голову! Точно бьют! Все сто процентов попаданий! Природный дар, наверное. А может быть, и специальными тренировками отработано.

Подошла бабуся, тоже намереваясь встать в точке прицельного бомбометания, но я её сразу предупредил о грозящей опасности. Та поглядела наверх, потом вниз на облепленные помётом стволы деревьев и траву под деревом и с неохотой отошла в сторону. Вороны посидели, посидели в засаде на своём насесте и, за отсутствием удобных целей, улетели искать себе новые развлечения.




"ОБЛЕПИХОВЫЕ"  ВОРОНЫ

Почему это серокрылые так любят облепиху? И никаких иных ягод им не надо. Разве что летом первую клубнику пробуют. Но в это время других ягод пока и нет. А осенью - ешь, что только душе угодно. Обычно в августе-сентябре эти подруги на огородах редко появляются, - где-то в иных местах околачиваются, воронят своих воспитывают. Но вот в октябре несутся на прокорм целыми стаями. Да ещё друзей - грачей перед их отлетом - с собой прихватывают. Облепят дерево со всех сторон, так что ветви чуть не до земли клонятся, и набивают себе желудки. Как уж им колючки не мешают, совершенно непонятно. Сам, пока собираешь, весь исколешься. Ну, клювы их твердокаменные, - это понятно. А вот лапы-то, должны же они колючки "чувствовать!"

Хитрые, к тому же! Знают, что хозяева воровать при себе не позволят, так по утрам, или вечером прилетают. Идешь пораньше, смотришь - со всех сторон стаи вьются. Увидят тебя и сразу дёру дают, туда, где людей нет. Так же и вечерами. Только уходишь с огородов, сразу пиршество своё начинают. До этого момента сидят все на наблюдательных пунктах: на столбах, на деревьях, на крышах, на высокой водосборной цистерне - высматривают.

Вроде бы, и не жалко - пусть немного полакомятся - ягод-то на деревьях обычно много бывает, хозяева не всегда с ними сами справляются. Но эти налетчики такой здесь погром устраивают - будто целая бригада юных молодцев работала: кругом на земле ягоды валяются, даже небольшие ветки разбросаны, ветви на деревьях помяты, обклёванные места пожелтели. Кто такое терпеть будет!

Хозяева и не терпят. Гоняют "крылатую бестию" как только увидят, пугала всякие с руками и головой ставят, плёнками, тряпьём всяким ветки закрывают. Да разве их этим напугаешь! Те только ухмыляются - сам по роже видел. Довольны даже! Надзиратель их сразу на пугало это садится и свысока окрест посматривает. Плёнку же они своими клювищами сразу на землю сбрасывают или на части рвут, тряпьё тоже в сторону отбрасывают - силища-то окаянная! Недаром эту гвардию (и даже каждую в отдельности) все окрестные коты и кошки боятся.

Где-то четыре года назад сосед с нашей улицы до того на них обиделся, что даже пристрелил одну с расстройства - самую назойливую. И повесил "воронье пугало" на длинном шесте, чтобы остальные все видели. "Воронье отродье" тогда далеко это место облетало - всё на соседние улицы подалось. Наши сады два сезона не трогали. Вот все кругом довольны были! А потом этот огород продали и пугало сняли. Но вороны только через год после этого на наши участки заглядывать стали.

Когда я пришёл на огород ранней весной 1997 года (после вынужденного двухлетнего перерыва), вороны снова на участках были. Меня они не испугались, несмотря на мою палку, а вскоре и за своего почитать стали. Даже от моих подношений в виде хлеба не отказывались. Одна такая воронья парочка основательно обосновалась на моём участке и уже не пускала других в свои владения.

Вначале они были слабо знакомы с приёмами нашей, человеческой агротехники и многое здесь делали по-своему: рыли весенние грядки с луком и чесноком, вытаскивая отдельные зелёные побеги, воровали первую клубнику, дырявили плёнку на парниках, доставая из-под неё мелкую летучую живность в виде мух, жуков, бабочек; осенью, конечно, за облепиху принимались.

Я их за всё это сильно не ругал - вороны со своих позиций ко всему подходят. Но, чтобы вреда особого мне не приносили, журил помаленьку, давая понять, что мне это не очень нравится. Журил словесно, заклеивая скотчем дыры в парниках, досаживая лук с чесноком, разбросанный на грядке, зарывая поглубже пищевые отходы в компостные кучи, срочно собирая остатки облепихи и т.д. и т.п.

Обе вороны каждый раз молча наблюдали за моими действиями либо со своего наблюдательного пункта (с крыши соседнего дома), или с расположенных рядом грядок. Что уж творилось при этом в их вороньих извилинах, понять было сложно. Но после моих увещеваний больше к этому месту они не притрагивались. Да и вообще, к грядкам, парникам, облепихам с прежними намерениями впредь не подходили, и даже в моё отсутствие! Не думаю, чтобы они вообще отказались от любимых занятий - ибо на соседских парниках и грядках орудовали с былой ретивостью. Мои же оставили в покое на все последующие годы. И больше предупреждать их об этом не приходилось.

Удивительные существа! Наших извечных друзей-собак и кошек сколько приходится учить уму-разуму. Ну, собака, в конце концов, поймёт и будет слушаться. Коты же с кошками, хоть при тебе и будут делать вид, что всё поняли, в твоё же отсутствие обязательно на стол заберутся, с целью стянуть что-либо. А с воронами по¬добных инцидентов не происходило.

Меня поразило ещё и то, что облепихи мои в этом году весь октябрь стояли не тронутые птицами. Стаи же кругом летали огромные. В пять-шесть часов вечера ор вороний такой кругом стоял, будто на самом деле на всеобщий вороний сбор собрались. И через мой огород десятками пролетали, и через соседние. Все столбы, крыши, парники ими были облеплены. На облепихах соседских также содом устраивали - верно, впечатлениями делились. Ну, думаю, завтра ни одной ягодки и у меня не останется. Деревца-то еще маленькие, и ягод не так уж и много было.

Прихожу на следующий день, а всё на месте, и ни одной вороны над облепихами не вьется. С соседних же участков сразу по несколько оруний при моём подходе слетают. Неужели, "мои" предупредили?! Но как? И, неужели, у них такой разум коллективизма в общей вороньей стае выработался, что во всем друг друга слушаются?! Удивительно всё же, но факт остаётся фактом.

Хорошо таких вот умных друзей иметь. Жаль только, что близко к себе не подпускают. Не то, что наша огородная Муська. Та сразу после еды к тебе ластится. Аж головой "бодается", чтобы её гладили. Насладится и в домик бежит - стянуть, что плохо лежит. Хоть отлично знает, что шкодит - сразу при твоем приближении со стола улепётывает. Такая уж их кошачья натура. Правда, еду вороны тоже могут стянуть, если оставишь съестное на улице. Все остатки - это уж их законное достояние - у кошек и собак отнимать будут. Отнимать терпеливо и настойчиво. И даже прикрикнуть могут на непонятливых. Такие они, вороны!




"РИТУАЛЬНЫЕ"  ПРОВОДЫ

То, что животные часто провожают своих хозяев, - это не новость. И меня в детстве в Шуе провожал в школу или в город наш дворняжный пёс Бобка. Пробежит весело со мной по улице, повиляет хвостом, добежит до последнего дома - и назад поворачивает.

Здесь, в Ивановской области, нередко провожали меня и просто знакомые деревенские собаки. Стоит угостить их пару раз, сразу за своего признают и совершают этот ритуал - идя по-одиночке, либо всей собачье-деревенской компанией. Бывало, проводы совершались и далеко за деревню, в дальние леса. Так что приходилось особенно маленьких даже прогонять обратно. А две собаки из сторожки (Джек и Каштанка), случалось, на целый день со мной в леса уходили. Убегали, пропадая на какое-то время, вновь возвращались, гонялись за зайцами, ловили мышей, облаивали ежей, гадюк, но всегда успевали возвратиться к очередному завтраку и получить свою долю.

Правда, в последние годы сменившееся деревенское собачье поколение вдруг потеряло тягу к дальним странствиям. Да и просто проводы за околицу почему-то вышли у них из моды. Встречают, правда, всегда радостно, бегут со всех концов наперегонки, желая показать свою преданность и первыми получить положенное угощение. Получив же его, повиляют хвостом и, убедившись, что большего им не светит, сразу удаляются по своим делам, передавая меня по этапам соседним деревенским тявкалкам.

Что касается кошек, то ни одна из домашних меня в детстве не провожала. Возможно, потому что я порой тягал их за хвост, или устраивал с ними иные подобные "эксперименты". Бабушку же частенько провожала наша Муська, особенно по вечерам, когда мы вместе с Бобкой выходили на прогулку по нашей улице.
Чести кошачьих проводов я удостоился только в Иванове, подружившись с "огородным кошачьим братством". Находящиеся в состоянии частичного (а порой даже полного) голодания, они прониклись симпатиями ко мне (и к моим подношениям) и в конце трудового дня каждый раз сопровождали меня до конца садовой улицы, а то и выбегали за калитку - после особенно вкусных угощений. Бело-рыжая Муська, оставленная на огороде до середины октября, даже совершала со мной рабочие выходы в ближний лесок, где я брал березовую листву для грядок. Носилась вокруг, лазила по деревьям, ловила себе на закуску мышей, а возвращалась, гордо восседая на тачке и свысока обозревая окружающее пространство. Кошка так привязалась ко мне, что всё светлое время проводила на моём огороде, прибегая к хозяйке только за пропитанием.

Здесь, на огороде, я испытал счастье уже совсем необычных "сопровождений" - со стороны четы местных ворон, тоже проникнувшихся ко мне определенными "вороньими" симпатиями, обусловленными опять-таки периодическим подкармливанием. Обычно они перелетали с крыши на крышу, залетая вперед и дожидаясь, пока я миную место их восседания. Иногда долетали и до самой троллейбусной остановки, смешиваясь в поле с другими себе подобными созданиями, так что разобрать, где кто, становилось совсем невозможно.

Да, на огородных участках у меня всегда было много добрых знакомых, платящих добром за добро и во многом скрашивающих моё существование. Мне казалось даже, что мои любимые бабочки тоже провожают меня, кружась вокруг и всё время усаживаясь впереди, на дорожке, чтобы при моём приближении взлететь, покружиться и снова опуститься на песчаную тропинку на пути моего движения. Относительно поведения насекомых что-либо говорить трудно - уж "очень далеки" они от человека. Но вот то, что животные и птицы совершают проводы вполне сознательно, - это бесспорный факт. И это ещё одно свидетельство единения живой природы, стремления живых существ быть ближе друг к другу, прежде всего к их защитнику и покровителю, без которого они порой существовать уже не могут.




ИНТЕРЕСНОЕ  РЯДОМ
(Думают  ли  животные?)

Недавно по московскому радио рассказали о невероятном поведении крысы (это произошло, кажется, в Австралии), которая вначале похитила спрятанные в подвале драгоценности, а потом возвращала их по одному хозяевам взамен на предлагаемые ей угощения. Что это, осмысленное поведение, или случайность?

Многие будут отрицать наличие мыслительной деятельности у животных – с нашей, человеческой, точки зрения. Но кто много общался с нашими братьями меньшими, особенно наблюдал за их поведением в естественных условиях, тот может привести массу примеров такого поведения, которое иначе, как осмысленным, назвать просто невозможно.

У меня на садовом участке есть знакомая чета ворон, с которыми я подружился прошлой весной и которым частенько приносил угощение, как впрочем, и иным местным старожилам – бездомным собакам и кошкам. Отношения птиц друг с другом, со всей городской вороньей стаей, с моими знакомыми кошками и собаками, со мной, единственным для них двуногим знакомым, настолько осмысленны, а действия настолько непредсказуемы и оригинальны, что многие из них вполне достойны книги рекордов, если бы такая существовала для их птичьего рода. Приведу один лишь, особенно поразивший меня пример.

Как-то, уже осенью, я предложил своим подопечным на ужин небольшое количество старого, залежавшегося в холодильнике творога. Принёс я его для огородной Муськи, но та почему-то в тот день опоздала к обеду. Обе вороны сразу набросились на угощение, поглощая его с видимым удовольствием и даже не обращая внимания на другие деликатесы в виде хлеба и кусочков булки.

Собираясь домой, я обратил внимание на то, что одна из ворон схватила в клюв последний кусочек творога и отлетела с ним на грядку, рядом с домиком. Положила белый кусочек на землю и стала охранять его от наседавших со всех сторон воровок-сорок. Её действия были для меня непонятны. Обычно вороны либо съедали добычу на месте, либо улетали куда-то с ней, или же закапывали «на потом» где-нибудь вблизи места пиршества.

Я запер дом и пошёл на троллейбус. В этот момент прибежала Муська и стала тереться о мои ноги, показывая свою признательность и как бы извиняясь за опоздание. Убедившись, что из еды у меня ничего нет, она всё равно пошла меня провожать до конца улицы, что стало уже традицией.

Внезапно я услыхал сзади себя какой-то шум и в ту же секунду увидел ворону, пролетавшую прямо над головой и усевшуюся на крыше близстоящего дома, метрах в десяти впереди от нас с Муськой. Вороньи проводы тоже не были для меня неожиданностью – птицы часто встречали и провожали меня, порой до самой троллейбусной остановки. Однако сейчас в поведении вороны было нечто необычное. Она прилетела провожать с кусочком творога. Положила его на плоскую крышу и смотрит в мою сторону. Как только я подошёл к дому, она схватила творог в клюв и показывает его мне, даже головой кивает, чтобы заметнее было. Неужели благодарит, думаю – вот «благодарная» ворона! Значит, очень понравилось угощение.

Я отошёл от дома шагов на десять, повернулся, а она всё держит в клюве белый кусочек и снова показывает его мне. И тут меня будто осенило: а может, ворона специально показывает мне творог, желая сказать, чтобы я снова принёс именно его в следующий раз?!. Нет, эту версию я тогда всё же отбросил – не может птица (пусть даже ворона) до такого додуматься!.. Но ведь не съела же она этот деликатес, не закопала его в землю, положила его у меня на виду на грядку, а потом, видя, что я ничего не понял, полетела за мной с этим кусочком и теперь так наглядно демонстрирует его мне... Так кто же из нас умнее?!. Вот и думай о них, что хочешь!..


СТРАХИ  ЖИВОТНЫХ

Огородная Муська неслась ко мне во всю прыть с соседнего участка, радуясь утренней встрече. И вдруг под порывом ветра сухой листочек внезапно закружился перед самой её головой и взлетел в воздух. Муська от неожиданности сделала огромный прыжок и даже перевернулась вокруг самой себя, успев всё же на лету поддать этот злосчастный листик лапой. Посмотрела потом на него и, успокоившись, вновь потрусила в мою сторону. И получила, конечно, хорошее вознаграждение за перенесённое испытание.

Вспоминаю, как пугалась дома наша кошка Манька при виде любой незнакомой вещи. Особенно она боялась вновь приобретённого пылесоса и долго не могла к нему привыкнуть. Во время его работы она вскакивала на свой любимый шкаф, под самый потолок, и терпеливо дожидалась окончания этой шумной процедуры. Правда, в последующем, немного привыкнув, занимала для спасения более низкое место – на телевизоре. Все детали от пылесоса она обходила стороной, а при первом знакомстве тихо подкрадывалась к ним, боязливо трогая лапой и сразу же отпрыгивая в сторону.

Как-то раз мы играли с ней в её любимую игру: я выстреливал резинку, а Манька носилась за ней, пытаясь поймать налету. Порой я направлял резинку куда-нибудь повыше, и наша игрунья устремлялась за ней то на шкаф, то на сервант, то на кровать. В один из моментов резинка улетела на диван, на котором находился шланг от пылесоса, и Манька, не видя его снизу, на полной скорости прыгнула на него. И вдруг ещё на лету заметила этот страшный предмет, на который она как раз и приземлялась; отпрыгнула вверх сразу четырьмя лапами и пулей умчалась на балкон. Пока я катался от смеха, она успела прийти на разведку и долго с разных сторон подбиралась к шлангу, пока не убедилась, что это тот самый, к которому она уже привыкла.

Пугала Маньку порой и наша новая одежда, но не все вещи, а почему-то только некоторые, по-видимому, существенно менявшие обычный облик её владельцев. Из всех новых вещей её особенно беспокоили Лёлина шаль, когда внучка закутывалась в неё с головой, и мой меховой пояс для больной поясницы под названием «неандерталочка». Увидев нас в таком одеянии, Манька выгибала спину, подымала шерсть дыбом и убегала прятаться. Это Манька, которую боялись почти все местные здоровенные овчарки!

Страхам подвержены не только кошки, но и коты. Чаще всего они пугаются от неожиданности. Однажды у меня на огороде кормился Васька – тоже полубездомный кот, как и Муська. Муськи в данный момент не было, и я позвал её несколько раз. Она, услышав меня, понеслась из соседнего огорода прямо к домику. Васька, встревоженный непонятным шумом, поднял от миски голову и, увидев мчащуюся во всю прыть в его направлении кошку, так рванул от блюдца в сторону, что за секунду преодолел чуть ли не половину участка. Потом всё же остановился, оглянулся и, признав Муську, поспешил доедать свою порцию.

А однажды к нам в квартиру заскочил из подъезда насмерть перепуганный чем-то незнакомый кот и помчался в кухню прятаться. Залез за холодильник и не вылезает. Звали, звали его оттуда, мясо и молоко предлагали – даже не откликнулся. Пришлось отодвигать холодильник. Отодвинули, а кота и нет там! Пригляделись, а из холодильника (из его нижней открытой части, где мотор располагается – холодильник-то старый был) хвост кошачий торчит, самого же кота и не видно – так глубоко внутрь забился. Мне стоило большого труда вытащить его оттуда. Он был так перепуган, что даже не шипел и не царапался, отказывался от еды, от ласки и никак не хотел уходить из дому.

Что кошки! Порой и собаки боятся не меньше, чем их малые четвероногие собратья. Наша шуйская овчарка Джильда панически боялась грозы и при первых признаках её залезала под кровать, откуда вытащить её уже не было никакой возможности. Хотя в целом была далеко не трусливой собакой! В то же время кот Базиль только недоумённо поглядывал на неё, не понимая, как можно пугаться какой-то непонятной трескотни, доносящейся откуда-то сверху.

Пугаться животные могут не только наяву, но и во сне. Помню, как неожиданно вскочил с моих колен до этого мирно спящий кот «Мурка» и даже поцарапал мне ноги. Хотя никаких внешних причин для испуга у него не было.

Да, животные, как и мы, наделены чувствами. Чувства помогают нам приспосабливаться и жить в окружающем мире, делают нашу жизнь богаче и многообразнее. Страх – одно из них, и, к сожалению, это одно из условий нашего земного существования.

1996-1998 годы