Утренний туман. На редкость густой. Не видно ничего далее ста метров. Если вытянуть перед собой руку, то она окажется в серой дымке. Нужно быть отчаянным человеком, чтобы сесть за руль в такую погоду. Я ехала медленно, с трудом вспоминая дорогу. Сто лет прошло… Наконец, я заехала во двор. В свой двор, в котором я когда-то играла в песочнице. Он совсем не изменился. Это удивило меня. Город изменился. Мир изменился. Двор остался прежним. Время как будто остановилось: те же скамейки, те же качели, та же песочница.
У меня не возникло проблем с парковкой. Здесь так тихо. Машин почти нет, а те, что проезжали мимо, казались такими странными и смешными. Видимо, я слишком привыкла к «Лэнд Роверу» мужа и к своему обожаемому «Вольво». В этих домах живут бедные люди. Они не имеют таких машин. Забавно, а ведь это почти самый центр города! Потребуется минут пятнадцать, чтобы дойти до проспекта Ленина. Это обстоятельство ничего не меняет. Район выглядит как рабочая окраина.
Недалеко от дома проходит железная дорога. Она делает его непривлекательным для состоятельных граждан. Они не покупают квартиры по этому адресу. Их нетрудно понять. Но для меня это особое место. Помню этот шум… Шум проезжающего поезда. Когда я слышу его, то вспоминаю дом и своих родителей. Правда, последнее время я летаю на самолете…
Я остановила машину. Выключила радио. Мне не хотелось выходить. Я продолжала сидеть на месте и смотреть по сторонам. Мимо проходили люди. Они появлялись из дымки и в ней же исчезали. Было утро. Наверное, взрослые шли на работу, а дети в школу. Они двигались как-то неестественно медленно – словно плыли в туманном облаке.
Я пристально смотрела на подъезд. Из него почему-то никто не выходил. Неужели никто не работает! Мне было любопытно, появится ли кто-то из знакомых. Интересно, как они сейчас выглядят… Узнаю я их или нет? Конечно, узнаю. За двадцать лет они же не переродились в кого-то другого, они остались собой. Я тоже не стала другой. Просто теперь я замужем и не мыслю своей жизни без серебристого «Вольво».
Раньше я любила ходить пешком. Бродила по окрестностям. Чем старше становилась, тем дальше уходила от дома. Однажды - ушла насовсем. Мне вдруг захотелось выйти и пойти куда-нибудь. Закипела кровь. Я открыла дверь и выбралась из машины. Двор был почти пустой. Не было никого, кроме маленькой девочки, которая качалась на качелях. Они свистели и скрипели при каждом взмахе. Издалека не видно лица. Она была в джинсовом сарафанчике, белой кофточке и белых же колготках. Я постояла, посмотрела. Прохладно. Сыро. Мне расхотелось куда-то идти. Я села обратно в машину.
Качели продолжали скрипеть. С каждой минутой звук становился все пронзительней и неприятней. Я попробовала заглушить его музыкой. «Some of them want to use you» - раздался из колонок замечательный голос Энни Леннокс. Так определенно лучше. Я откинулась на спинку сидения и закрыла глаза. Да никуда я не пойду! Все стало каким-то чужим, холодным. Не стоило возвращаться.
Мечта казалась такой чудесной, а реальность, увы, совсем другой. Мне представлялось, что я приеду, увижу свой дом, встречу знакомых. Людмила Ивановна, наверное, до сих пор живет здесь. Мы дружили в детстве с ее сыном. Помню, он приглашал меня в гости. Людмила Ивановна допоздна задерживалась на работе, а его отец уезжал в длительные командировки. Боже, кажется, я и сейчас краснею, вспоминая об этом!
Родители нас сватали. Вот жених, вот – невеста. Я не воспринимала его как будущего мужа. Он был для меня только другом, с которым мы играли в бадминтон летом и катались на коньках зимой. Даже после того, как он стал моим первым мужчиной, мы продолжали быть друзьями.
Антон давно переехал. Купил квартиру где-то в районе центрального стадиона. Вот Людмила Ивановна – та до сих пор живет здесь. Может, подняться к ней? Зачем? Еще рано. Неудобно.
Вдруг дверь подъезда открылась. Вышли две девушки. Одна лет восемнадцати. Другая, с рыжими волосами, невысокая, на мой вкус – полная и, на мой взгляд, - совсем юная, лет четырнадцати. Она придерживала дверь, чтобы освободить проход для детской коляски. Я внимательно посмотрела. Нет, я их не знаю. Наверное, они появились позже, когда меня уже не было. А, да, я же оставила родителей раньше, чем они родились! Эта мысль мне не понравилась.
Стало скучно. Зачем я приехала? Это уже не мой дом. В нашей квартире живут другие люди. Что я им скажу? «Здравствуйте, меня зовут Марина. Я жила здесь двадцать лет назад. Можно зайти? Я хочу посмотреть из окна своей детской комнаты на железную дорогу. А вдруг мне повезет, и в это время проедет поезд». Гм, а ведь это идея… Подумать только! Может и вправду?..
Тогда в моей голове сложился гениальный план.
Я закрыла машину и пошла в подъезд. Сердце билось в каком-то бешеном ритме. Авантюрные поступки мне не свойственны. Я зашла в подъезд. Он оказался очень маленьким. Узкие проходы. Низкие потолки. Миниатюрные ступеньки. Разве он и раньше был таким крохотным, таким тесным? Нет необходимости вызывать лифт. Несложно подняться пешком. Я медленно поднималась, разглядывая исписанные стены: «ГрОБ», «Металлика», «Цой живой», «Без тебя меня нет», «Не умирай», «Тоня, прости». Встречались самые разные имена: Света, Катя, Женя, - но среди них не было ни Мариши или Марины. Мое имя давно стерто с этих стен.
Я проходила мимо закрытых дверей. Было жутко. Казалось, сейчас они откроются все разом и выглянут не люди, а призраки. Они будут кричать: «Вон отсюда! Пошла прочь! Ты кто такая? Прочь!» Я остановилась около квартиры Антона. Дверь не открылась, но меня удивило другое: она была обтянута какой-то клеенкой и набита поролоном. Неужели такие еще до сих пор сохранились!
Я не решилась позвонить. Его мать уже пожилая женщина. Ни к чему ее беспокоить. Подумав немного, я пошла дальше. Поднялась на пятый этаж. У меня захватило дух от вида своей квартиры. Висела табличка с номером. Я вспомнила ее. Она здесь и была. Надо же, она так и висит годами на своем месте. А вот дверь мне показалась какой-то другой. Или нет… Не помню.
Я позвонила. Никто не открыл. Позвонила еще раз. Ничего не произошло. Меня даже порадовало, что никого нет. Не очень-то и хотелось. Я уже спустилась на пару ступенек вниз, когда услышала, что щелкнул замок. Дверь приоткрылась, но никого не было видно. Мне пришлось подняться, чтобы посмотреть, кто там.
Стояла женщина неопределенного возраста. Худая. Сутулая. Почти прозрачная. Она казалась бесконечно старой. Но я не уверена в этом. Может, она не так стара, как выглядит, и это не время оставило следы на ее облике, не время, а усталость? Или напротив, она гораздо старше, чем можно подумать. Годы идут, но они ее больше не трогают. Помню облако серых волос, и не могу вспомнить лица. Его как будто не было.
Я собиралась объяснить ей, что жила здесь когда-то с родителями, что ностальгия замучила, что мне очень нужно зайти. Я только посмотрю на свою комнату и сразу уйду. Не буду ничего трогать, никому мешать. За эту маленькую шалость я собиралась предложить ей двести долларов (сто не удобно предлагать, двести все-таки поприличней, но если бы она начала колебаться, то я дала бы и больше).
Мы стояли и смотрели друг на друга. Она ничего не спрашивала, а я ничего не говорила. Она словно прочитала мои мысли. Чуть посторонившись, женщина освободила проход и сделала жест рукой, как бы приглашая зайти.
Было темно. Знакомая прихожая. Маленькая, как и все в этом доме. Я узнала бордовые обои. Мы с мамой сами их клеили. Папа за нами наблюдал и делал вид, что помогает. Он то и дело комментировал: «Там криво. Тут криво. Рисунок не совпадает!» Без сомнения, это те же самые обои, только состарившиеся и выцветшие. Местами виднелась серая стена. Здесь не было мебели. Прихожая была совершенно пустой. На полу валялись какие-то бумаги, газеты. Стояло несколько пустых бутылок.
Я пошла дальше, в свою комнату. В ней ничего не изменилось. Стол, стул, кровать – все стояло на своих местах. На книжных полках сохранились книги, стояли разные безделушки. На кровати, аккуратно прибранной, лежали плюшевый медведь и белый, пушистый, такой же плюшевый кот. Невероятно! Однажды я пришла со школы и увидела, как на моей кровати развалился Чарли, довольный-предовольный. Из его пасти торчали клочья белой шерсти. Этот маленький мерзавец распотрошил мою любимую игрушку. А сейчас кот как новый! Я стала метаться по комнате из угла в угол, открывая всевозможные дверцы. В шкафу висели детские платья, в столе лежали тетради и ручки, на туалетном столике стояли флакончики, баночки и музыкальная шкатулка. Я нашла своих кукол, которыми не играла, но они все равно у меня хранились. Я их так и не выбросила ни во время, ни после школы. Они просто остались здесь, когда я уехала.
Глаза разбегались, в голове царил Хаос. Вдруг я услышала какие-то разговоры. В соседней комнате кто-то был. Забыв про кукол, я пошла в гостиную. Горел свет. Работал телевизор. За круглым столом сидели мои родители. Папа и мама ужинали. Стоял еще один прибор и свободный стул. Мама, заметив меня, повернулась и с улыбкой сказала: «Мариша, садись ужинать. Все остынет».
Я стояла как вкопанная. Тогда она поднялась и подошла ко мне: «Марина, что с тобой?» В ее взгляде было столько всего – любовь, тревога, забота. Этот взгляд невозможно описать. Она старалась понять, что со мной: прикладывала руку ко лбу, целовала в висок, теребила за плечи и продолжала смотреть, смотреть, смотреть…
Стало невыносимо больно. У меня текли слезы в два ручья, и мне хотелось разорваться на части, чтоб больше не мучиться. Тогда я развернулась и побежала. Выбежала из квартиры, спустилась вниз по лестнице, забилась в свой «Вольво». Был сентябрь. Шел дождь. Я завела машину и двинулась с места. Дворники убирали воду с лобового стекла, но я все равно ничего не видела: слезы текли не прекращаясь. Я нажала педаль газа и рванула вперед. Не знаю, как это произошло... Буквально через секунду раздался крик. И затем вновь – только шум дождя. Но я почувствовала удар и поняла: что-то случилось.
Слезы высохли. Я сидела и тупо смотрела вперед. Дворники продолжали работать, подобно маятнику, ритмично двигаясь из стороны в стороны. Я вышла. Прошла вперед. На дороге, в свете туманок, лежала девочка в джинсовом сарафанчике, белой кофточке и белых колготках. Она лежала неподвижно, лицом вниз. Возле головы медленно увеличивалась лужа крови. Я подошла к ней и села на корточки. У нее были белокурые волосы, заплетенные в корзинку. Мама часто делала мне такую прическу. Я перевернула ее на спину, и она уставилась на меня мертвыми стеклянными глазами.
Тогда я проснулась. Мне потребовалось время, чтобы прийти в себя. Муж спал. Я тихо встала и пошла на кухню. Зеленым светом горели индикаторы на бытовой технике. Доходило пять утра. Может, выпить? Вина, валерьянки или чай с мятой? Я пошла в ванну и умылась прохладной водой. А когда подняла лицо, то увидела в зеркале себя – худую, бледную, почти прозрачную, в облаке серых волос. Я узнала ее.
Я поняла, кто была та девочка.