В городе все по другому
По училищу разнесся слух, что в Курках мы учимся последний год, а с сентября оканчивать училище будем в Бендерах. Слух подтвердился. Нас на лето отправили по домам. Я уехала на каникулы к подруге Ниночке Ротарь в село Теленешты. А в сентябре нам гостеприимно открыло свои двери ремесленное училище в Бендерах. Три года чисто женской школы, закрытость учебного учреждения – сыграли свою отрицательную роль в нашей адаптации к обществу. Мы были дикарями. Не умели ходить по городу. Нас первое время воспитатели были вынуждены чуть ли не строем водить в учебное здание (рядом с типографией «Полиграфист»), расположенное в нескольких кварталах от спальных корпусов. Мы боялись машин, толпы, мальчиков. Нас объединили с ПТУ бытового обслуживания, в котором абсолютное большинство учащихся были ребята. В этом ПТУ готовили строителей, сапожников и еще несколько профессий, связанных с бытовым обслуживанием населения. Они заканчивали обучение и полностью освобождали нам спальный и учебный корпуса.
– Вон курки идут. Курочки, давайте познакомимся, ко-о,
ко-о, ко-о, – кричали мальчики. Низко опустив голову, мы убегали прочь.
Нас съедало любопытство и страх. Хотелось познакомиться, похвастаться, что есть друг. А вдруг он пригласит на свидание. Получить такое приглашение было мечтой каждой девочки. Но как вести себя на этом свидании? А вдруг он полезет целоваться?! А вон во всех открытках написано: «умри, но не давай поцелуя без любви». А вдруг у него уже любовь, а у меня еще нет? Сотни подобных вопросов, на которые не было ни у кого ответа, и посоветоваться не с кем – стыдно.
Первой на свидание сходила Зиночка Балан – наша красавица, затем Аннушка Березой, третьей, как ни странно, стала Симочка Марко. Я же по вечерам даже выходить из общежития боялась. В Бендерах шли съемки какого-то фильма о войне. Говорят, на экраны он так и не вышел. Но под моим балконом в один из вечеров актер Николай Рыбников спел мне несколько шутливых серенад и позвал на свидание. Нет, оно не состоялось. И не потому, что я не хотела, а потому что одеть, кроме черной формы, мне было нечего.
Проплакав всю ночь от обиды, я решила достать денег. И тут Зиночка Балан и Фрося Митакий позвали меня сдать кровь.
– За это платят по восемнадцать рублей, – захлебываясь словами и дрожа от нетерпения заиметь свои деньги, уговаривали они меня. – Знаешь, сколько ситцевых платьев можно купить!
– Ура, я куплю себе платье, балетки (белые парусиновые туфельки на шнуровках, обычно начищались мелом) и еще останется на танцы.
Сказано, сделано. Никому ничего, не сказав, мы пошли сдавать кровь. Никто не спросил у нас возраст. Первый раз мы сдали по двести пятьдесят грамм, а в следующие разы по пятьсот. Как впоследствии оказалось, мы не могли по малолетству быть донорами и, тем более сдавать по пятьсот грамм крови. Узнали мы о своем «преступлении» лишь на суде, где выяснилось, что брали у нас по пятьсот грамм крови, а платили за двести.
В город на танцы мы боялись идти. В основном ходили на танцы в строительное училище, где опять я встретилась с Колей. Приближался Новый Год, и я пригласила его с другом в наш клуб на Новогодний карнавал.
Последний Новый Год вместе. Договорились с девочками всем быть в карнавальных костюмах. Целый месяц шила костюм мушкетера своей любимой подруге Ниночке Ротарь. Костюм вышел великолепный. Себе за день до карнавала сгоношила из марли и бумажных цветов костюм Весны. Как говорил мне впоследствии Коля: – Пробиться к тебе было невозможно. На фоне твоего фельдшера и физика мы с Геной не смотрелись. Поэтому и не подошли.
А я обиделась. Ишь, гордые какие и не подошли, ну и не надо. В феврале мы уехали на предзащитную практику. Я уехала с Фросей Митакий в ее село Онешты.
(Продолжение следует)