Забери нас к себе
Шел 1958 год. За прошедшие два года я редко вспоминала свой дом, семью, соседей. Они остались в том мире. И я запретила себе (так я сегодня думаю) вспоминать о них.
Я была сыта, обута, одета. Могла капризничать, быть неуправляемой, как после папиной смерти (Байстрюки, ч. 1). Я упивалась свободой и заботой. Но все имеет конец.
– Валентина, тебе письмо, – позвала меня секретарь директора. – Из дома.
Письмо было от брата. Брат писал, что с тех пор как я уехала учиться, дома вообще невозможно жить. Мама совсем спилась. Они все время голодные. Не с кем сходить в лес за дровами или на станцию (вокзал) за углем. У Юли опухли ножки, и она не встает с кровати. Заканчивалось письмо словами:
– Мы очень просим тебя, забери нас к себе. Мы будем полы мыть и посуду, и помогать тебе на работе. Нам хватит и по кусочку хлеба в день.
– Как, как я могла забыть о братике и сестричке! – Жалость и стыд жгли огнем щеки, грудь, комок застрял в горле. Со мной началась истерика. Я кричала, плакала, порывалась куда-то бежать. Меня еле успокоили.
На другой день с утра, забрав письмо, директор училища уехал, как мне сказали, в Кишинев. Приехал он поздно вечером и сразу пригласил меня к себе в кабинет.
– Валентина, я был у министра, брата и сестру заберут в детский дом. Все у них будет хорошо. Учись спокойно.
Через неделю Вову и Юлю определили в детский дом, который находился в селе Кирютня Чадыр-Лунгского района. Директором детского дома был Табеас Лейбович Лейбу. Румынский еврей, переплывший Прут, чтобы вместе с молдавскими братьями коммунистами строить для людей счастливое будущее. Сначала 10 лет счастливое будущее он строил в лагерях крайнего Севера, так как был признан братьями коммунистами не коммунистом, а шпионом. Был амнистирован и получил возможность работать с детьми. При нем детский дом процветал. Как и я, Вова и Юля впервые в детском доме спали на белых простынях и укрывались одеялом, имели обувь и одежду, сытную еду. У детей было все. Все детдомовцы звали Табеаса Лейбовича отцом. Он действительно был всем этим обездоленным детям отцом. Но, нашлась дрянь, которая обвинила Табеаса Лейбовича в воровстве. Его не судили (не за что было), а просто освободили от занимаемой должности в пользу другого. И этот другой действительно за год разворовал детский дом. Исчезли одежда, обувь, постельное белье. Неизвестно куда подевались крольчатник, птичник и пасека. Детский дом зачах и в 1961 году был закрыт, а всех детдомовцев раздали по родственникам. Выполняли волю первого секретаря ЦК КПСС, провозгласившего «У нас нет в Государстве сирот», их и не стало.
Будучи взрослым, брат рассказывал мне, как не хотел он уезжать в детский дом. Быть детдомовцем считалось в то время позором. Детдомовцев не любили и били при каждом удобном случае, обзывали, унижали. Почему? Откуда пришла эта жестокость? Не могу ответить до сих пор. Но так было. И вместе с тем, для Вовы и Юли самыми счастливыми были годы в детском доме при директорстве Табеаса Лейбовича Лейбу.
В восьмидесятые годы в Тирасполе мы встречались с Табеасом Лейбовичем. Какими теплыми были наши встречи. Он и в эти смутные годы оставался оптимистом, поддерживал нас и всегда говорил:
– Вот увидите, еще придет время, и Вы детям вашим будете, как сказку рассказывать об этом времени и вам верить не будут. Вы живете в очень интересное, хотя и сложное время.
И действительно, когда я рассказываю моим внукам, как мы жили, они говорят – «Это когда было, в позапрошлом веке, мы сейчас совсем другие.
(Продолжение следует)