Дом на окраине
Как тихо же здесь! И ветер, такой ласковый ветер, дышащий травами и нежной свежестью… а я уже забыла как это может быть…
От остановки долго идти, поскольку без дороги на городской машине не проедешь, да и навстречу никто не попадается здесь, где старые полуразвалившиеся домики под снос… И смотрят грустными обречёнными глазами, даже не надеясь уже ни на что. И мне очень тяжело смотреть в глаза этим брошенным домам, поскольку я поступила как многие из людей, предав их, сбежав в другие условия жизни, наивно полагая их гораздо лучше…
Мы идём молча, и кроме перестука шагов нет ничего. Редко какая птица вскрикнет вдали, и ты невольно внутри себя вздрогнешь, будто знала уже всё это, но надеялась избежать…
Мы идём, смотря себе под ноги, будто чувствуя какую-то вину или желая избежать неприятного разговора… Ну вот и он, наш дом, в котором мы прожили первые свои совместные годы. Как? – сложный вопрос. Тогда казалось, что может быть лучше – ярче, веселее, богаче, а теперь…
Заходим. Покосившаяся дверь, но держащаяся из последних сил, будто от этого зависят судьбы мира. Провожу по облезлой краске доски и тепло она тут же отдаёт – дерево никогда не сравнится с бесчувственной железобетонной панелью (не случайно же продажных называют «с панели»). Сколько сразу воспоминаний вспыхивает, оживает, уносит в далёкое прошлое…
А вот я и на второй этаж поднимаюсь по скрипучей лестнице – как часто мне снилось во снах, что пропал именно этот пролёт и как не пытаюсь, не могу подняться наверх… А здесь она всё ещё есть, как ни странно, и ждёт…
Здесь внутри холодно, как и на улице – сырая взвесь висит в осеннем тягостном небе – большие щели в стенах и, местами, в потолке. Балки провисли и пропустили клочки неба. Где-то в прорехах гнезда птиц, которые вспархивают при нашем приближении, а у меня замирает сердце… будто душа моя вместе с этими птицами взмыла ввысь, оставив меня где-то там внизу…
Я медленно отхожу и уже не понимаю, что я здесь делаю. Он подходит ко мне, уже покурив, значит, нервничает, да, он предупреждал, что не стоит сюда ехать. А я… теперь я и сама не знаю - зачем… в горле ком, а на душе всё также неспокойно. Что меня сюда тянуло, зачем?
Ведь изменить уже ничего не получится. Поезд пошёл по другой стрелке, возврата к прежнему нет, но… вот я здесь и начинаю снова обдумывать и вспоминать…
Вот здесь была тесная кухонька, но нам было очень уютно здесь. Мы говорили, порой всю ночь, когда ты приходил с вечерней смены, а ты напоминал: – Тебе же рано вставать, ложись! А я кивала, и снова о чём-то беззаботно болтали до 3 часов…
А здесь была комната с круглым столом и старым высоченным сервантом. Когда я была очень маленькой, я всерьёз его боялась, будто он живой и строго за мной наблюдает, и порой мне казалось, что он может рассказать обо всём Дед Морозу, и тогда мне точно подарков не видать… А там стояла железная кровать, скрипучая ужасно, и нам приходилось очень стараться, дабы не шуметь слишком громко… Невольно я захихикала… Он смотрит на меня… Неужели нам опять не нужно слов? Он обнимает меня, и уже всё отступает, в мире остаёмся мы одни…
Сколько мы так простояли? Время исчезло, будто никогда не было, и он гладит меня по голове как девочку… Я улыбаюсь сквозь слёзы и прорывается вздох… Неужели никуда не исчезает? И где-то внутри нас мы остаёмся всё теми же?
Где-то что-то упало, скрипнула половица… Дом нас прогоняет? Или напоминает о времени вечно куда-то спешащим людям?
Погоди, не прогоняй нас! Я вспомню ещё те жуткие коврижки из муки и тыквы без яиц или оладушки с кабачками тоже без яиц, поскольку порой на них не хватало денег, но мы их ели, а теперь и фуа-гра, и суши встают поперёк горла, какой бы мастер их не готовил… Я вспомню наши бедные праздники и новогодние украшения, которые сами стригли из фольги из-под шоколадок с прошлого праздника и цветной бумаги, но было ощущение праздника… Да сколько всего этого, что сложилось в нашу ТУ жизнь, что уже безвозвратно утеряна…
Да, ты смотришь в глаза, и я читаю в них, что пора уходить – ещё назад ехать в темноте и по сырости, а я… я не хочу уходить! Здесь прошли мои лучшие годы, и что делать… я не знаю!
Конечно, ты понимаешь и сочувствуешь. Но мы принадлежим уже другой жизни. «Принадлежим», будто нас купили. Впрочем, почему «будто»? Так и есть! Каждого покупают так или иначе, а потом уже возврата нет… Мы стоим и, глядя ему в глаза, спрашиваю:
- Может, как-то можно?
- Как?
Есть ли ответ? Будет ли когда?