В бытность мою разведённым молодым человеком вращался я сразу в нескольких компаниях. Везде мне по-своему было интересно и в каждой компании у меня был свой имидж. В одной я был интеллигентом в очках, знатоком книг и интересных фактов из жизни писателей и артистов, в другой - закоренелым ловеласом, не пропускающим ни одной юбки, с которым даже на десять минут опасно оставить свою жену, а в третьей - шутом гороховым. Там-то я и отдыхал душой от всех мерзостей тогдашней жизни, со всеми её парткомами, горкомами, комиссиями по борьбе с пьянством и т.п. Появлялся я там редко, но успевал за вечер натворить столько, что при случайных встречах в городе девчонки из этой компании только и спрашивали: "- Куда ты пропал? Когда ещё придёшь? Так скучно без тебя..." Меня в этой компании ценили за то, что я не давал никому скучать. В каждый свой приход я непременно придумывал что-то новенькое, выбирал себе жертву из девчонок и доводил её почти до истерики. Иногда меня выгоняли, но бить не били. Может, чувствовали, что под маской клоуна скрывается нежная, ранимая душа, а, может, просто боялись, что если отлупят, то больше не приду их веселить.
Компания эта состояла из молодых медсестёр городской больницы и их женихов, один из которых был моим другом. Он и привёл меня в этот малинник, пообещав, что там можно найти невесту на любой вкус. Собирались мы обычно или у них в общежитии, или в трёхкомнатной квартире моего друга, который снимал её несколько лет подряд. Сначала все были холостяками и разведёнными, чему очень радовались. Но к началу описываемых событий мой дружок женился на одной из медсестёр, а трое других стояли на пороге этого важного события, никак не решаясь сделать последний шаг. Хотя у двоих из трёх потенциальных невест уже пузо на лоб лезло, как говорят в нашей деревне про такие ситуации.
И вот, когда девчат из этой компании женихи стали растаскивать в разные стороны, было принято мудрое решение собраться и посидеть напоследок всем вместе. Посиделки подгадали к празднику 8 марта. Наверно, из жалости к выходящим замуж бывшим девочкам.
Кроме женского праздника попутно отмечали и ещё одно грустное событие - отъезд одной из девчонок на постоянное жительство к жениху в Москву. Её все жалели и долго отговаривали, но она всё-таки решилась. Жалели по двум причинам: во-первых, уезжала насовсем в маленькую комнатку в коммуналке на окраине Москвы, а во-вторых, жених был немного чудной, и никому, кроме неё, не нравился. Мало того, что он был на 15 лет её старше, дважды разведённый, алиментщик, он ещё и не очень дружил с головой, как говорил о нём мой дружок. То есть, было у него много странностей и причуд. Внешний вид у него тоже был не ахти: редкая пучками бородка, торчащие в разные стороны волосы, криво сидящие очки, мятые брюки и пиджак. Типичный физик-шизик, но с очень большими запросами. За столом он корчил из себя крутого парня, пил только стоя, горизонтально выставив локоть и оттопырив мизинец. И при этом всегда кричал: "- Князья пьют стоя!" На князя он был похож так же, как муха на вертолёт, но почётная кличка "князь" приклеилась к нему намертво. До этого застолья я слышал десятки историй о нём, но видел мельком всего два раза и оба зимой. Он приезжал из Москвы в страшные морозы в осенней курточке, в потёртой замшевой шапке с опущенными ушами и кожаным козырьком, стоял в коридоре, дул на красные, замёрзшие руки и шмыгал сопливым носом. Звали его Валерой, но девчонки за глаза называли его на французский манер - Валеро. Или ещё смешнее - князь Валеро. При нём старались особо не шутить, так как он был очень вспыльчивый и обидчивый. А я этого не знал или не обратил внимания на предупреждения девчонок.
Как раз в это время у меня появилась новая причуда в общении с прекрасным полом. В одном кино про дореволюционную жизнь я увидел, как на балах кавалеры целуют дамам ручки. И так мне это дело понравилось, что я тоже, во всех трёх компаниях стал лобызать женские ручки. Разница была в том, что в кино ручки были в белых перчатках до локтя, а далее до самых плеч обнажённые и, целуя их всё выше и выше, особо наглые гусары в конце концов упирались носом в декольте, обнажавшее почти всю грудь. А мне приходилось целовать только тыльные стороны ладошек и запястья, редко локоточки и добирался я до белых девичьих плеч только тогда, когда начинал дурачиться, со смехом задирая рукава халата или платья. Наверно, в то время я был единственным мужчиной в городе, кто на людях целовал дамам ручки. По крайней мере, соперников в этом деле я нигде не видел - ни на танцах и вечерах отдыха, ни в ресторанах или выездах на природу. Мужчины в то время даже не вставали, когда в комнату входила женщина. Из-за такого массового невнимания к прекрасному полу, молодым женщинам, и особенно девушкам, мои шаловливые поцелуйчики очень нравились, поэтому и отказов я практически не знал. После приветствия и комплиментов в адрес красавицы, я говорил дежурную фразу: "- Позвольте вашу ручку!" Протягивал свою, щёлкал каблуками, как будто на мне были сапоги со шпорами, наклонял голову и ждал. Обычно, женщина смущалась и, чтобы не выглядеть в глазах окружающих невоспитанной, робко протягивала мне свою руку. А дальше дело техники. Если она была мне незнакома или, не дай Бог, пришла с женихом или мужем, то я ограничивался точечным братским поцелуем и, осыпая её комплиментами, отходил от греха подальше. Если понравившаяся мне женщина была одна или с подругами, то я целовал её ручки долго и смачно, повторяя свою просьбу несколько раз и поднимаясь по обнажённой руке всё выше и выше. Такая игра нравилась обоим. Это, конечно, не страстные поцелуи взасос в губы где-нибудь в тёмном углу или под лестницей, но даже такие невинные шалости сближали, и весь вечер потом мы улыбались друг другу, как старые добрые друзья. А при следующей встрече, даже без слов, при одном моём приближении дама непроизвольно уже протягивала свою руку для поцелуя. Вот таким простым, дедовским способом я и завоёвывал внимание дам в то время.
На фоне грубых и некультурных мужиков, ругающихся матом и курящих в присутствии женщин, моя эта утончённость, интеллигентность внешнего вида и поведения, а иногда и гусарский нахрап, особенно резали глаз.
Но в компании медсестёр я эту игру превращал в фарс. Входил в комнату, говорил всем сразу: "- Здравствуйте вам! Целую ручки!" И шёл по кругу, каждой целуя ручки так, как она этого заслуживала: тем кого уважал и боялся - скромно; тем, кто мне нравился - долго и страстно, томно вздыхая и закатывая глаза; а тем, с которыми я обычно шутил и просто баловался - с громким чмоканием, с покусыванием за мягкие места и с громкими стонами, как при бурной страсти. Все кто наблюдал со стороны этот мой ритуал приветствия, покатывались со смеху. Часто приходили в гости новенькие девчонки, которые меня не знали, стеснялись или не хотели, чтобы я к ним прикасался после всех. Тогда начиналась погоня - мы всей толпой бегали за ними по комнатам, пока не поймаем и пока я не завладею их белыми тонкими ручками. Иногда другие ребята, когда меня не было, тоже пытались повторить такие поцелуйчики, но так искренне и непринуждённо, как у меня, ни у кого не получалось. Так что это было только моё изобретение, как сейчас говорят - ноу-хау.
И снова про то прощальное застолье. Сижу, как в малиннике. На одного парня приходится по три девчонки. Рядом родные, давно знакомые лица, обстановка домашняя, тёплая. Все тосты звучат только про прекрасных подруг, сидящих рядом - праздник-то женский, а не день шахтёра или танкиста. Я тоже сыплю комплиментами направо и налево, целую ручки всем, до кого могу дотянуться за столом - держу марку. Рядом со мной, совершенно случайно, посадили невесту князя Валеро - скромную, тихую, симпатичную Наташу. Сам князь, как обычно, опоздал с электрички и пока, до следующего перекура, сидит у двери, напротив нас. Пьём, наверно, пятнадцатый тост всё за них - за милых, дорогих, ласковых... Научившись у небритого "князя", ребята все пьют стоя, потом дружно кричим "Ура!" незамужним и "Горько!" тем, кто успел заказать и даже примерить белое свадебное платье. В порыве общей радости, как тут не поцеловать с чувством пухленькие ручки приятной соседки. Целую долго и с удовольствием. Она хохочет довольная и слегка меня отталкивает, мол, не увлекайся сильно. Я немного запьянел, в голове шумит, в глазах всё плавает, но чувствую себя готовым совершить ещё не один подвиг ради них, таких красивых и сладких...
И вдруг меня кто-то хватает за грудь и тащит через стол к себе. Скатерть сбилась, попадали бутылки, девчонки закричали. Cфокусировал свой туманный взгляд на хулигане, а это сам Валеро трясёт меня как грушу, орёт что-то, брызгая слюной. А я ещё весь в празднике, в благодушном настроении и не пойму, что случилось. Но когда он отпустил одну руку и стал кулаком другой махать у моего лица, до меня дошло, что сейчас будет драка и вся закуска окажется под столом. Сразу почувствовал себя голодным и пожалел, что много болтал языком и так мало успел съесть, а для хорошей драки понадобится много сил. Почему-то в этот момент подумал не о себе, а об испорченном праздничном столе, который так красиво и с любовью украсили девчонки.
Для меня, одинокого холостяка, такой стол был редкостью, так как питался я в основном по рабочим столовым, где деликатесов не бывает. К тому же, я как сидел со стопкой водки в правой руке, так с ней и стоял, пока меня Валеро тряс, а я пытался её не расплескать и левой рукой отпихивал его.
Этот москвич Валеро оказался не столько кулачным бойцом, сколько любителем психических атак. Минут через пять мне удалось поставить стопку на стол и мы сцепились уже посреди комнаты. Я бить его не хотел и только отпихивал руками налетающего на меня жениха Наташи, а он продолжал орать, угрожать мне, душил за галстук и рвал пуговицы на рубахе. Короче, он прекрасно видел и понимал, что я сильнее его, выше на целую голову, плечи у меня шире и кулаки больше, поэтому он работал на публику, гнал волну, шумел и ждал, пока ребята начнут его оттаскивать от меня. Как потом мне рассказали, это была его обычная манера поведения в компаниях - затеять ссору, получить по морде и потом сидеть с обиженным видом в углу, пока все на цыпочках бегают вокруг него и шёпотом просят прощения.
Друзья и девчонки, конечно, растащили нас по разным комнатам и как могли, успокаивали обоих. Меня обнимали и прикрывали своими телами от буяна сразу три симпатизирующих мне красавицы, гладили меня, поправляли галстук, собрали все пуговицы от рубашки с пола, обещали пришить попозже. Я сразу готов был помириться и обиды на этого идиота не держал, мне жалко было девчонок и их испорченный праздник. А он из своей комнаты продолжал орать, как раненый кабан, о том, что передумал жениться на Наташе, потому что ему такая жена не нужна, которая обнимается и целуется при нём с другими мужиками. И рвётся оттуда, чтобы убить нас обоих. Хотя его уже никто и не держит, из комнаты он не выбегает, но продолжает громко орать и ругаться. Ребята на всякий случай стоят в коридоре между нами, вдруг у него сегодня вместо одноактной пьесы запланирована двухактная и он опять бросится на кого-нибудь и покусает.
Наташа в самом начале потасовки попыталась успокоить его, но получила увесистую затрещину за свою измену и долго рыдала в голос на кухне. Подруги по очереди успокаивали её. Потом, с годами, я понял всю хитрость поведения Валеро - он выбрал себе в невесты самую тихую и безответную девушку, ещё до свадьбы приучил будущую жену бояться его и во всём беспрекословно слушаться. Молодец, сразу подмял её под себя и потом стоило ему только цыкнуть, как жена становилась шёлковой. Чисто по-мусульмански. А мы, простые русские мужики, всё надеемся на авось, да небось, поэтому так много разводов сейчас, драк и заказных убийств одного супруга другим.
Праздник был безнадёжно испорчен. Радовались только двое любителей выпить из ребят. Они под шумок, пока все бегали, присели в уголке за столом и так набрались, что даже петь не могли. Некоторые гости начали одеваться в коридоре, чтобы улизнуть потихоньку, пока дело не дошло до топоров и ножей, но бдительные хозяйки всех завернули и опять усадили за стол. Потом вывели нас с Валеро, держа с двух сторон за руки, чтобы мы не вздумали опять сцепиться. Мы молча пожали друг другу руки и уселись на разных концах стола. Будущую жену Наташу посадили строго между нами, чтобы никто из нас не мог до неё дотянуться: Валеро с очередными оплеухами и затрещинами, а я - со своими поцелуями в ручки и прочие места.
Окончание прекрасного весеннего праздника в нашей интерпретации теперь сильно напоминало поминки. Все говорили вполголоса, анекдотов не рассказывали и песен под гитару не пели. А если кто ненароком, по забывчивости, начинал хохотать в голос, на него тут же шикали и с опаской смотрели в сторону вспыльчивого "князя" - какова его реакция, не запустит ли тарелкой в лоб насмешнику. Боялись, потому что любой беспричинный смех мог быть воспринят рогатым женихом (которого он сам из себя и сделал), как очередное обидное издевательство над его оскорблённым мужским достоинством.
Больше в этот день за столом я ручки не целовал. А позднее стал замечать, что медсестры из этой компании при виде меня начинали как-то неестественно суетиться и прятать руки за спину. Так постепенно и естественно у меня и прошла эта гусарская привычка. В других компаниях я тоже перестал целовать ручки. А потом к власти пришли Горбачёв с Ельциным, страна покатилась в пропасть и большинству женщин стало не до галантных поцелуев. Когда по полгода не платили зарплату и нечем было кормить голодных детей, то лезть со старомодными поцелуями к обозлённым на жизнь женщинам не стоило, можно было получить и в ухо.
Сейчас жизнь стала налаживаться, но резко изменились сами девушки и женщины. Теперь после целования ручек, кавалер обязан повести даму в ресторан, купить ей кучу подарков, свозить отдохнуть за границу на море. Иначе в ответ на лобызание ручки услышишь ехидное хмыканье и поймаешь презрительный взгляд, который бросают богатые дамы на не угодивших им лакеев и прочий нищий народ, не умеющий ловить рыбку в нынешней мутной воде.
1990-е годы.