Фокусник.
Он каждый день открывал для себя мир, вселенную, вникал во все детали, пробовал всё сам. На уроках химии первым смешивал реагенты, капал кислоту на лакмусовую бумажку, не дожидаясь разрешающей команды химички. На физике увлечённо крутил диски, добывая электрические заряды, скрупулезно собирал электрическую цепь. В кабинете ботаники его любимым занятием было изучение «устройства» скелета: он дотошно пересчитывал рёбра, досконально изучал череп и совал свой любознательный палец в «рот» экспонату. Он пытливо рассматривал, набитые стружкой, чучела зверей и птиц. Его интересовало всё. Звали естествоиспытателя Агафонов Вовка.
От нас Агафонов ничем примечательным не выделялся, разве только любознательным характером и большими ушами, которыми умел шевелить. Учился он неплохо, но в отличники никогда не стремился. Агафонов сидел на первой парте в среднем ряду. Свои эксперименты он обычно проделывал на уроках ботаники, так сказать прямо под носом у нашей классной, Эмилии Генриховны, холёной, и красивой дамы, похожей на породистую сытую кошку. Выглядела наша классная шикарно. Кожа была у неё, как бархат, а брови были такой идеальной формы и красоты, что даже мы, люди далёкие от искусства понимали, что перед нами образец совершенства и эталон женственности, обаяния, шарма. Каким ветром задуло эту роскошную женщину в кабинет биологии, тем более в интернат сказать сложно. С такой обложкой она могла бы свободно сниматься в кино.
На одном из уроков Агафонов достал катушку белых швейных ниток номер десять и начал опыт. Он без помощи иголки пытался перетащить нитку из одной ноздри в другую. Агафонов проделывал свой фокус под мелодичный и убаюкивающий голос классной. Он медленно втягивал один конец нитки в нос. Вовка шумно и глубоко дышал. Классная не обращала на него никакого внимания, методично и размеренно объясняла тему, прогуливаясь по кабинету между чучелами тушканчиков, тигра и каких-то страшных птиц.
Через некоторое время насквозь сопливый конец нитки уже свисал из второй ноздри фокусника. У бедного Агафонова капали слёзы, текли ручьём сопли вниз по ниточке прямо на парту. Как говорится, налицо проявлялся закон капиллярного движения. Вот тут то классная заметила «плачущего» ученика.
- Агафонов, что это у тебя в носу? – томно закатив глаза, прошелестела классная бархатным голоском.
На точёном лице отразилось отвращение. Наша классная была очень брезгливая особа. Её передёргивало от всех физиологических проявлений детского организма. Она держалась всегда на некотором расстоянии от воспитанников.
- Агафонов, немедленно прекрати безобразничать! – промяукала Эмилия Генриховна. – Почему у тебя висит нитка в носу?
Фокусник с ниткой в носу покраснел от всеобщего внимания. Он пунцовый, с капающими на стол соплями, слезами, только выл и мычал от боли, не в силах проронить ни слова.
От страха Агафонов и сам не знал, что предпринять дальше, нитка застряла. Агафонов делал отчаянные попытки вытащить нитку из носа, но каждое движение вызывало такую резкую боль, что чернело в глазах, и слёзы градом текли на открытую тетрадь. Ребята поскакали за первой помощью, вызвали медсестру тётю Любу, которая увела любознательного больного с ниткой в носу в медпункт.
Второй раз Агафонов удивил нас опять же в кабинете ботаники. Он там становился сам не свой. Может на него, так влияли умерщвлённые чучела зверей и птиц? На перемене пытливый ученик просунул свою немаленькую голову между батареей отопления и подоконником. Что он там искал, и какой опыт ставил, об этом мы уже никогда не узнаем. Дело происходило зимой. Батареи жарили, как печки.
Вовка попытался вытащить голову из щели, но мешали уши. Он застрял окончательно и представлял собой наглядный пример «балки с защемлённым концом». Вовка начал блеять дурным голосом, переминаясь и топая от бессилия ногами. На крик сбежался весь класс. Спасатели из числа одноклассников попробовали его тянуть, он застревал ещё больше, и блеял ещё громче. Тут кого-то осенило счастливая идея позвать дядю Пашу, слесаря –сантехника, который всегда ходил по школе с грушей, не успевая ликвидировать потопы. В интернате постоянно забивались трубы, унитазы и раковины.
Прибежал дядя Паша, с неизменной грушей в руках, и, обнаружил между подоконником и батареей застрявшего воспитанника. Сантехник сделал попытку вытянуть намертво зажатую голову мальчика или хотя бы чуть- чуть приподнять подоконник. Но никак. Хорошо капитально сделано. Строители оказались добросовестные.
Бедолага уже не орал, а только выл, надрывно и безнадёжно:
- У – у – у – у – у – у!!!
Дядя Паша мигом унёсся за топором, и уже через несколько минут «спасатель» одним ловким движением выбил подоконник, который потом ему самому пришлось чинить на пару с учителем труда Николаем Ивановичем.
Уши Агафонова после несчастного случая стали ещё больше и краснее, и понуро висели как обваренные кипятком листья капусты краснокочанной. Сам он как-то резко охладел к опытам, и потерял дар шевелить ушами. На уроке биологии мирно сидел и тихо мечтал о чём-то, глядя в окно.