А последние два курса я прожил у тетки на Бабушкинской, в Янтарном переулке. И скоро я знал, что если человек выговаривает слово «Бабушкинская» не запинаясь, то он трезвый.
У тетки там была свободная квартира, которая перешла от деда к моей двоюродной сестре. Сестра жила с матерью, а я стал жить один в квартире. И сразу решилась проблема с вопросом «где», но появились другие проблемы.
… Помню, как в моей квартире оказались две очень красивые молодые женщины. Одна из них Мария, девятнадцати лет, а вторая подруга Марии - Лена. Мы пили вино.
Лена была, как сейчас сказали бы, модельного вида. Стандарт - 90-60-90, прекрасная фигура, большая грудь, сама рыжая с зелеными глазами. Она, правда, была замужем, но это ничему не мешало. Мария была нежная блондинка, производила впечатление тихой и невинной девочки, но была она женщина-вамп.
Обе они были дочери высокопоставленных отцов, работали в каком-то блатном МИДовском учреждении. И Лена рассказывала, как ее «заложили», муж у нее был геолог и надолго уезжал, она ему изменяла, имела кучу любовников.
Дамы не рассматривали меня ни в качестве потенциально мужа, ни как перспективного любовника, а потому были откровенны.
Лена говорила, что ее «сдали» кагебешники из первого отдела, делать им нечего, вот они ее разговоры прослушивали, выявили ее любовников, а последним был грузин, грузина чекисты уже пережить не смогли и настучали мужу.
Муж спросил жену, вернувшись из командировки, - правда ли это?
Тут Лена сделала такие невинные глаза, взгляд ее наполнился любовью и нежностью, и она показала нам, как ответила мужу, она сказала ему проникновенно: «Маратик, но ведь и про тебя мне могут сказать, Бог знает что, и мне верить им?» И глаза ее наполнялись слезами и мольбой: «Не верь»- угрюмо ответил Маратик.
Дамы засмеялись и стали пить вино.
- Потом у нас была любовь с мужем, - продолжала Лена, - и он был такой трогательный и деликатный… Ночью мне приснился сон, что я ругаюсь с Маратом, страшно ругаюсь, я была так зла, так зла. Проснулась, а он рядом лежит и сопит. А злоба так и кипит во мне, так и кипит. Я взяла и укусила его за руку изо всей силы, он как закричит, как вскочит. Но я ему объяснила, в чем дело. Он помолчал, и опять вроде уснул, и я уснула. Но тут он меня укусил. Но я его укусила со всей силы до крови, а он меня для вида.
И еще женщины пожаловались, что их третируют мужчины на работе, нападают и высмеивают. Я искренне удивился – почему? Ведь им Лена не рассказывает про бедного Маратика.
- Не понимаешь, почему? – спросила Лена. – Вот смотри.
Тут она поднялась, и стал ходить передо мной. Высокая, стройная, полная грудь чуть подскакивает, джинсы обтягивают красивую попу.
- Вот так мы и ходим перед ними туда-сюда весь день, а они думают: «Раз они здесь ходят, значит, кому-то дают, а почему не мне? И они мстят нам. Приписывают, что мы с Марией живем с одним и тем же мужиком.
- А мы в ответ иронизируем, - передернула плечами Мария.
- Не правда, - сказал Лена, - мы молчим.
Тут женщины притихли. И я понял, что самые красивые из них, и самые удачливые тоже плачут.
Когда они со мной прощались, пожимая руку и смущенно, но, откровенно улыбаясь, я явственно понял, что они « непротив», обе. И без всяких претензий и обязательств, так случилось, что мужчин у них в этот момент не было, точнее не было тех мужчин, которые их по-настоящему интересовали.
С дамами так всегда, то ни одной, а то «косяком» идут.
* * *
Я выбрал нежную, и как мне показалось, невинную Марию. Как я ошибся! Но кусачая любительница грузин мне показалась уж совсем неприемлемым вариантом.
Мария была женщина-вамп, о чем я уже говорил. Позже, работая на ТВ, я уточнил в одной известной женщины, что такое женщина-вамп? Она подняла свою голову, показала себе на белое горло и сказала: «Это такая женщина, которая берет мужчину за горло, а он ничего не может сделать».
В свои девятнадцать лет Мария многих «взяла за горло». Тут тебе и совмещение внешней невинности и внутренней порочности, которое так волнует мужчин, и многое другое. Мать находила ей достойных женихов, те влюблялись в Марию, а потом она их бросала. Был тридцатипятилетний, но уже известный хирург. Был студент МГИМО, красавец и спортсмен. По его поводу Мария говорила: «Ну раздражает он меня, здоровый, как шкаф. Зачем мне шкаф? И еще был двадцатисемилетний сын высокопоставленного начальника. С этим тоже было ей не так.
Еще была прогулка за город с сорокалетним дипломатом, с начальником отдела из ее конторы. После этой прогулки он почему-то «сошел с ума», стал требовать с Марией встреч, однажды сказал, что придет к ней домой. Она закрылась с бабушкой и дрожала, что он будет ломиться в дверь.
К этому времени я уже понимал, зачем мужик собирался ломиться к ней в дверь. Она была сумасшедшей, и как у многих сумасшедших женщин у нее не было границ ни в чем, в том числе и в физической любви.
Однажды она с тихим ужасом сказала, что физическая боль ничто по сравнению с болью душевной. Я не обратил внимания на ее слова. Но потом она рассказывала о себе еще кое-что, потом рассказала, как мама нашла ей психиатра, тот выписал таблетки. Но таблетки она не пила, а пила алкоголь. Это было осознанное саморазрушение, чего я тогда понять не мог, хотя и пытался приучить ее обходиться без вина, она легко преодолела мое сопротивление.
До меня этот путь прошли многие. Лучше всех об этом написал Высоцкий:
Да что там говорить!
Я ждал тебя, как ждут стихийных бедствий.
А мы с тобою сразу стали жить,
Не опасаясь пагубных последствий…
Квартиру мою она называла своим убежищем, никаких моральных и прочих оков, при этом на меня не возлагая. За все время помню только один раз, когда она на ровном месте пыталась устроить скандал. Я ей пересказывал мультфильм, в котором крокодил полюбил корову. И тут в глазах ее сверкнули молнии, она воткнула руки в бока, и сказал: «Ах, значит я, корова?»
Я офигел от такого перехода, и видно был очень смешон в своем недоумении. Она посмотрела-посмотрела и рассмеялась, передумала скандалить.
И вроде все ничего, но тут на Марию взъелась моя тетя.
Тетка ходила вокруг дома как тигрица, и караулила девушку. Мария боялась ее до ужаса. Когда она все-таки ко мне пробиралась, (тетка не могла же зимовать у подъезда), то долго приходила в себя, я этого не понимал. Тогда Мария просто приложила мою руку к своей груди, ее сердце бешено колотилось.
… Был снежный февраль, три часа ночи, я подошел к окну, город спал в тишине, с неба тихо сыпал густой снег, сугробы росли на глазах. Золотой свет фонарей, очень редкие огни в доме напротив… Мария подошла тихо сзади, постояла, глядя в окно, а потом сказала: «А хорошо со мной не бывает».
Все она про себя знала, с сумасшедшими женщинами хорошо не бывает.
Это было слишком большое «стихийное бедствие» для меня. В мае мы расстались, она пришла ко мне в последний раз и сказала слова, в которых тогда я не увидел никакого смысла. Она спросила: «Было так, чтобы ты просил, а я не приходила?» Я подумал, вспомнил и сказал, что такого не было, она всегда приходила, когда я звонил ей. Мария попросила меня зачем-то запомнить это.
Я смотрел в ее глаза, не понимал, но чувствовал, что эта юная женщина уже видела бездну, видела и переживала такое, что мне и присниться не могло. Что объективно она старше меня уже раза в два.
И вот она медленно поднялась и стала уходить. Я не любил ее, но любил движения ее сильного тела, ее усмешку, и то движение, каким она «бросает» сумку на плечо, стук ее каблуков… Она дошла до двери, она опустила голову, плечи ее сжались, она стояла так минуту, потом резко открыла дверь, вышла, и прикрыла дверь бесшумно…
Мне было больно какое-то время, но повторения всего этого я очень не хотел. Как пелось в выше процитированной песни, я повторения ждал, « как жители японских городов ждут повторенья Хиросимы».
… И большая любовь у женщина – это отчасти театр, и большая ненависть у женщины – отчасти театр. Только тихая женская нежность – не театр, но ее нужно научиться видеть, эту нежность…
Женщины часто не видят мужского благородства, мужчины еще чаще не видят и не понимают женского благородства. Мария легко могла взвалить свой крест на мужчину, но предпочла нести его одна.
Через много лет сестра рассказал мне, что увидела в «МК» в рубрике «Ушла и не вернулась» фамилию и адрес Марии.