СОДЕРЖАНИЕ
ЗА ПЕЖЕЙ
И СНОВА ПЕЖА
РИСК – БЛАГОРОДНОЕ ДЕЛО
РОДНЫЕ ПРОСТОРЫ
БРУСНИЧНАЯ СЕЧА
НОВЫЕ ОТКРЫТИЯ
ГРИБНОЕ ИЗОБИЛИЕ
ВОДНАЯ ПРЕГРАДА
ВОТ ЭТО УДАЧА!
СНОВА ГРИБЫ
И СНОВА ЯГОДЫ
ПО КАРТОШКУ
ПОСЛЕДНИЕ ПОХОДЫ
ЗА ПЕЖЕЙ. 30 ЛЕТ СПУСТЯ (повесть)
ТАИНСТВЕННАЯ СЕЧА
ГИГАНТСКАЯ ВЫРУБКА
БРУСНИЧНЫЙ ЛЕС
«АВТОКРАНОВЦЫ». СНОВА «ГАЗИК»
ЗАКРУТИЛСЯ!
БРУСНИЧНЫЙ РАЙ
ЯГОДНЫЕ ПРОБЛЕМЫ
ГРИБНЫЕ ЛАНДШАФТЫ
ГРАБИТЕЛИ ЛЕСА (вместо заключения)
Шуми, шуми, зелёный лес,
Знаком мне шум твой величавый,
И твой покой, и блеск небес
Над головой твоей кудрявой…
И.С. Никитин
ЗА ПЕЖЕЙ
Я давно мечтал вновь посетить эти далёкие места за речкой Пежей. Так называли её мальчишки из деревни Малое Горшково, с которыми мы с сыновьями познакомились в 1972 году во время наших лесных походов; позднее мы узнали, что истинное название этой речки - Бурдиха, но она так и осталась для нас с ребятами светлой и ласковой Пежей – как память о первых встречах с ней, а также об уже не существующей деревне, недалеко от которой она протекала. Добираться до них было нелегко. Приходилось идти пешком от Ломов километров восемь. Спина же моя уже давно не выдерживала подобных нагрузок. В начале девяностых я несколько раз делал попытки добраться туда, но каждый раз возвращался с половины дороги, пугаясь резко усиливающейся боли и слабости в ногах. Тут уже не помогали ни палка, ни костыли, ни продолжительный отдых. Но вот в июне 1995 года, приехав в Иваново в относительно спокойном состоянии после того, как укрепил спину восьмимесячной беговой тренировкой, я решился на этот дальний поход.
…Дошёл до Пежи удивительно легко. Вышел на берег Востры как раз напротив впадения в неё этой маленькой речушки и присел отдохнуть на лужайке под невысокими соснами. Тут я всегда совершал остановку перед преодолением водной преграды. Место здесь было очаровательное. Заросший нежной, мягкой травой песчаный пригорок полого спускался к Востре, прямо к песчаному броду, по которому речку можно было свободно перейти, поскольку вода здесь доходила всего до колен. Справа речушка образовывала довольно глубокий бочажок, длиной метров в десять, где в чистой, прозрачной воде всегда резвились небольшие рыбёшки. В нём при случае можно было искупаться и даже поплавать, совершая четыре-пять гребков в глубокой воде.
На противоположном берегу Востры, на невысоком холме, разрослась берёзовая роща, и сейчас стволы деревьев ярко сверкали, освещённые лучами утреннего солнца. В этой рощице обычно было много земляники, которая почти не переводилась здесь, так как траве не позволяло разрастаться горшковское стадо, периодически навещавшее эти места.
Прямо напротив меня, на крутом правом берегу Пежи, высился хорошо прореженный еловый лес, оставленный лесорубами во время проводившейся в начале семидесятых годов частичной вырубки. Береговой склон сплошь зарос густым кустарником и молодыми деревцами, среди которых в позднюю летнюю пору бросались в глаза небольшие кустики с чудесными бело-розовыми цветами, свисавшими в виде миниатюрных люстр, как прекрасные декоративные украшения. В детстве я видел подобные цветы на окнах в Шуе и считал их некими заморскими растениями, привезёнными в наши края в виде экзотических экспонатов. Сейчас эти кусты ещё не распустились и стояли, покрытые светло-зелёной листвой, набираясь сил к моменту своего бурного цветения где-то в августе месяце. На береговом откосе росли и земляника с черникой, попадались грибы. Однако ходить по осыпающейся крутизне было довольно сложно, и я обычно долго здесь не задерживался. Лужайка, на которой я расположился, была примечательна ещё и тем, что здесь когда-то было обилие маслят, росших прямо в густой траве рядом с сосновыми посадками. И тут я обычно делал первый свой задел, наполняя крепкими, скользкими грибами один из небольших пакетов.
Востру в этом месте можно было перейти по песчаному броду или по перекинутому через неё стволу дерева. Последние годы второй вариант был для меня уже не простым. Ноги предательски скользили по гладкой, мокрой древесине, цеплялись за многочисленные сучки и ветви. Приходилось всё время балансировать, рискуя кувыркнуться в струящуюся под тобой холодную воду вместе со всеми пожитками. К счастью, такого со мной ни разу не случалось. Однако, бывало, приходилось перебираться чуть ли не ползком, обхватывая бревно руками и ногами. Преимущество перед бродом здесь было только одно - не надо было разуваться, что тоже имело дня меня немаловажное значение, так как наклоняться и зашнуровывать видавшие виды кеды удавалось далеко не всегда. В некоторых случаях я переходил речушку прямо в обуви, не закатывая брюки, что в жаркую погоду было даже приятно.
Сегодня особой жары пока не было. Я разулся и с удовольствием погрузил ноги в холодную воду. Приятно было пройтись по чистому песчаному дну, чувствуя сопротивление быстро текущей струи. Я прошёл по воде метров пятнадцать, дошёл до места, где дно круто обрывалось в бочажок, посмотрел на резвящихся в глубине рыбёшек, а затем направился к Пеже.
Пежа в своём устье представляла собой небольшой ручеёк, шириной метра полтора-два, не больше, а глубиной всего по щиколотку. Его можно было даже перепрыгнуть, чему, правда, мешали топкие берега, покрытые толстым слоем чёрного ила.
Я перешёл на левый берег речушки и пошёл к берёзовой рощице, где хотел проверить наличие земляники. Последняя только ещё начинала поспевать и кое-где уже розовела - на освещённых пологих откосах. Однако собирать её здесь не было никакой возможности из-за тучи остервенелых комаров, набросившихся на меня при первой же попытке остановиться. Невдалеке я увидел ещё несколько отчаянных сборщиков, решивших, как и я, испытать счастье на этих полянах. Облачены они были в какие-то совершенно необычные доспехи - закутаны с головы до ног в платки и плащи, с пакетами на руках и с широченными очками на носу - совсем как в настоящих противочумных костюмах. Как уж они в таком одеянии могли увидеть и выковырять из травы отдельные ягодки, было совершенно непонятно. Я предоставил им полную свободу действий в этом небезопасном районе и, не став искушать свою собственную судьбу, срочно ретировался подальше от комариного царства. Вновь перешёл Пежу, быстро обулся и поднялся на высокий пригорок, представлявший собой правый берег обеих этих речушек.
Отсюда начиналась одна из вырубок, которую я знал ещё с 1972 года. Тогда она была совсем свежей и только начинала зарастать травой и земляникой. В последующие годы земляника развилась тут очень сильно, так что её промышляли в этих местах вплоть до конца восьмидесятых. Такое длительное существование здесь ягоды объяснялось опять-таки активностью горшковских коров, два или три стада которых постоянно прочёсывали окрестную зелёную зону. Сюда же периодически совершали набеги и дикие кабаны, вспахивая чуть ли не всю площадь сечи в поисках каких-то особо лакомых для них корней или иных деликатесов. Естественно, земляника сразу занимала очищенное от травы пространство, быстро восстанавливая свою популяцию.
В конце семидесятых на сече стала попадаться и брусника, которая в отдельные последующие годы давала весьма богатые урожаи. Однако эти первые ягоды прошли мимо меня, так как я появлялся здесь обычно со значительным опозданием. Но два или три сезона мне удавалось приходить к сбору урожая первым, и я наслаждался видом красных от брусники кочек и возможностью собирать ягоды в полном одиночестве.
В середине восьмидесятых выпас коров в этом районе почему-то прекратился, и сеча стала быстро зарастать травой. Ягодники год от года хирели, зато местность покрылась чудесными цветами, среди которых выделялись красотой и ароматом наши лесные орхидеи - кукушкины слёзы и ночные фиалки. А в 1985 году я увидел здесь незабываемую картину - целое море огромных голубых колокольчиков вперемешку с такими же крупными ромашками, которые высоко подымались из густой травы на тонких ножках и легонько покачивали своими милыми головками, как бы разговаривая друг с другом и созерцая незнакомого двуногого посетителя. Видно было, что подобные незваные гости появлялись в этих краях не часто, так как густая трава на сече была свежа и не вытоптана, и даже тропинка, идущая параллельно лесу, не носила следов частого человеческого присутствия.
Да, люди посещали эти места позднее - в разгар грибной и ягодной поры. Цветы же привлекали далеко не каждого, и ходить сюда, в такую даль, с целью их созерцания отваживались лишь одиночки-любители. Я же в тот раз был щедро вознаграждён за дальнюю дорогу. Таких крупных цветов этих видов в наших среднерусских лесах я никогда ранее не встречал. Огромные нежно-голубые колокольчики красовались повсюду, превращая окружающий земной ландшафт как бы в светло-голубое небо, на фоне которого белыми кучевыми облачками то тут, то там светились многочисленные скопления ромашек. Вблизи цветы приобретали чёткие формы, и каждый притягивал меня к себе своей красотой и совершенством.
Меня поражало и радовало в них всё - и безупречные, чистейшей белизны лепестки ромашек, и нежная, почти прозрачная ткань колокольчиков, и покрытые пыльцой тычинки и пестики, их чудесные формы и нежнейшие краски. Привлекали свежесть и аромат этой особой, ничем не запятнанной пока жизни, воплотившей в себя божественную красоту и тайну мироздания, будто специально созданную, чтобы волновать наши души, заряжать их своей внутренней энергией, избавлять от страданий, призывать к умиротворению и покою в объятиях окружающей нас прекрасной Природы.
Цветы привлекали здесь не только меня, но и многочисленных насекомых - шмелей, пчёл, бабочек, разнообразных жуков и даже муравьёв, которые устремлялись в их нежные объятия, по-своему наслаждаясь их сказочной красотой и внутренним содержимым, дающим им силы и энергию для активного летнего существования. Что послужило в тот год причиной такого бурного их развития, почему в последующем они так быстро выродились и больше уже не расцветали так пышно, понять было трудно. Но ни раньше, ни в последующие годы таких великолепных форм я не наблюдал нигде.
Из других цветов моё внимание привлекал здесь люпин. Он зародился тут лет десять назад, вначале в самом центре вырубки, а потом распространился чуть ли не на половине её площади, сверкая тёмно-синими, розовыми и белыми скоплениями среди зелени травы и кустов. Сейчас он стоял в полной своей красе, разливаясь вдалеке морем красок между набирающими силу берёзками и редкими ёлочками. Надо сказать, что эти цветы в наших краях не были редкостью и быстро занимали свободное пространство на лесных сечах, по краям вырубок, нередко глубоко залезая в возделываемые поля, красуясь на фоне моря пшеницы и ржи вместе с вездесущими васильками и мышиным горошком.
В середине семидесятых здесь стали попадаться и грибы, в том числе подосиновики и белые. Но всё же больше грибов было по краю вырубки. Однажды, следуя от переправы своим обычным маршрутом, я увидел на опушке какого-то странного мужичка, бегавшего от ёлки к ёлке с огромной, свежевыструганной доской метра три длиной и весом, наверное, не менее десяти килограммов. Его необычные действия меня заинтересовали. Я подошёл поближе и стал наблюдать. Вот мужик подбежал к очередной ёлке, с шумом бросил доску на землю, а сам залез под дерево и вскоре выскочил оттуда, держа в руках два прекрасных боровичка, которые тут же сунул в свою сумку.
Что за колдовство такое? - Ведь грибов неделю назад тут и в помине не было! Неужели доска всему причиной?! Мужик тем временем заметил меня и забегал ещё быстрее, не забывая каждый раз прихватывать с собою этот необычный для экипировки грибника предмет. Я заглянул под несколько ёлок, росших по соседству, но ничего под ними не обнаружил. Мужик же, двигаясь параллельным курсом несколько впереди меня, продолжал наполнять свою кошёлку, перебегая от дерева к дереву.
Явно колдун - никак не иначе! Заклинатель какой-то! Мне ни одного гриба не оставил! Вот и не верь после этого в колдовство! Но всё же я пошёл дальше и вскоре обогнал чародея, поскольку шёл налегке и без остановок, так как собирать мне было нечего. Заглянул под очередную ёлку, широко раскинувшую над землей свои ветки, и... о, диво! Под ней красовались сразу три чудесных белых гриба! Стройные, с широкими шляпками, они стояли под деревом, совершенно не опасаясь моего вторжения и, видимо, ожидая своего волшебника.
Тут уж я не стал раздумывать над этим таинством, сграбастал всю троицу в свою сумку, даже не очищая их, и устремился вперёд, под следующие деревья, и вновь там обнаружил подобную картину. Затем ещё и ещё. Мужик пыхтел и гремел доской где-то совсем рядом. Но я, пользуясь преимуществом в скорости, уже успевал обегать близстоящие деревья впереди него, находя всё новых и новых красавцев. Однако вскоре ёлки кончились, и далее шло пустое пространство сечи.
Я вернулся назад и, поравнявшись с мужичком, спросил его об истинном предназначении этого нестандартного орудия сбора. И неожиданно услышал: «Да чтоб таких вот, как ты, бегунов с очками по башке дубасить! Все грибы мои обобрал! Уматывай отселе скорее, покамест не треснул по-настоящему!!» Я сделал всё же робкую попытку оправдаться, но куда там! Мужик был так разъярён своей потерей, что и разговаривать со мной не пожелал. Взвалил на плечо свою доску и зло направился с нею к берегу Востры, где, по-видимому, он и облюбовал свой рыбацкий бивуак. Конечно, ему было очень обидно потерять наколдованное им добро. Но я надеялся, что он успел всё же попользоваться и сам плодами своей колдовской деятельности, а также преуспеет в этом во время рыбалки. Сам же я, сколько потом ни бился, прибегая к подобному способу (используя для этой цели и палки, и целые стволы небольших деревьев), так и не смог подобрать нужных заклинаний. Поэтому вскоре бросил все эти колдовские штучки и вернулся к прежнему, привычному методу. И далеко не безуспешно.
Эта вырубка запомнилась мне ещё одним эпизодом, довольно неприятным для меня. Где-то в конце семидесятых в наших лесах стали попадаться и всё более распространяться удивительно противные создания, называемые в простонародье «лосиными вшами». Эти гнусные летающие твари начинали свою активную деятельность в конце лета и носились в огромных количествах над болотами, сечами и другими свободными от деревьев лесными пространствами. Откуда они появились, почему так неожиданно и быстро распространились, кто был их основным переносчиком, мне было неизвестно. Говорили, что лоси. Но лоси обитали в наших краях и раньше и в не меньших количествах, чем в последние десятилетия. Наверное, всё же заносчиком летающих тварей был кто-то другой, перекочевавший в наши края из других лесных регионов и решивший поделиться с нами своими «кровными» друзьями.
А те и рады были стараться, с восторгом встречая каждого и стремясь завязать с ним тесную дружбу, не спрашивая на то согласия. Они просто внезапно налетали на тебя откуда-то целой стаей, парами или поодиночке, бросались с радостными объятьями, вцепляясь в тело или одежду так, что оторвать их от себя было непросто. Ко всему прочему, они на всякий случай выпускали из себя тончайшую паутинную ниточку, - чтобы вдруг случайно не потерять своего нового хозяина, образуя прочные узы паутинной связи. И при встрече с нами они были настолько уверены в успехе взаимного братства, что сразу сбрасывали свои лёгкие крылья и, уже голышмя, устремлялись на поиски наиболее удобных мест обитания, забираясь под рубашку, за шиворот, а чаще всего на голову, где моментально скрывались в волосах, особенно радуясь густой шевелюре нового друга. Они с такой резвостью пробирались между волосинками, что им наверняка позавидовали бы иные членистоногие обитатели верхних этажей нашего тела, о которых мы уже давно забыли со времен военных лет.
Конечно, главной задачей этих существ было как можно скорее вступить с нами в кровное братство - посредством испития нашей крови. Свою же они никоим образом не хотели отдавать, мигом ускользая из-под наших пальцев, отвыкших от ловли на себе всяких ползающих насекомых. Кусались эти "друзья" в общем-то не очень больно - не то что слепни и даже комары, видимо, выделяя какое-то обезболивающее средство. Зато впоследствии место укуса отекало, превращаясь в болезненную и непрерывно зудящую папулу, беспокоившую тебя не меньше недели. Ко всему, твари эти были необычайно прожорливы и справляли трапезу по нескольку раз в сутки. Поэтому стоило немного зазеваться и оставить у себя в шевелюре непрошеного гостя, как через день башка уже покрывалась зудящими бляшками, не дающими тебе покоя ни днём, ни ночью.
Да, таких омерзительных тварей я ещё не встречал! И надо же такой напасти свалиться на нашу русскую землю. Вечно на нас кто-нибудь нападает! То полчища кровожадных крыс несутся с востока, то колорадский жук устремляется с запада. А теперь вот эта мерзость - невесть откуда. И от всего этого приходится отбиваться, всё приходится терпеть. Хорошо ещё, что эти твари не прихватили с собой какой-либо заразы, типа нашего дальневосточного энцефалита. Тогда бы вообще было не до леса! Но и без этого с ними неприятностей хватает. Всё удовольствие от лесных прогулок пропало. Только и знаешь, что от них отмахиваешься. А они лезут беспрерывно да ещё других зазывают на место пиршества. Пришлось даже специально ногти отращивать, чтобы их из волос выковыривать да научиться давить их, прокатывая через пальцы. Этого их телеса уже не выдерживали. Зато и они частенько мстили за такую неприязнь - и не только укусами.
Вот и мне однажды от одного крепко досталось, и на этой самой сече, когда в брусничную пору мы с сыном собирали на ней ягоду. Как только чуть потеплело, эти кровопийцы стали атаковать нас со всех сторон. Садятся, цепляются за одежду своими паутинными нитками, вновь улетают, как только их шугать начинаешь, снова возвращаются. И будто соревнуются в точности приземления, - кто быстрее в волосы заберётся. А один стервец так точно рассчитал траекторию полёта, что попал в моё левое ухо, и я даже опомниться не успел, как он уже залез внутрь и такой поднял там переполох, что я света божьего не взвидел. В голове шум, звон, круги перед глазами - это он внутри по барабанной перепонке барабанит. Я уже кричу скорее сына, чтоб воду нёс, всемирный потоп пришельцу устраивать, пока тот не вцепился в перепонку окончательно. Но паразит, видно, понял мои намерения и, не желая кончать жизнь в этом душном внутреннем склепе, переполненном каким-то липким содержимым, устремился наружу, где я его, бескрылого, и поймал, к великому своему удовольствию, сотворив ему харакири и рассчитавшись тем самым с ним за всё сполна. И уж дальше реагировал на подобные маневры куда более решительно, бросая и сумку, и ягоды, лишь бы сразу освободить руку и ухватить наглеца до свершения им своего гнусного злодеяния. Затыкать же уши ватой или завязывать платком я не решался, так как остаться в лесу полуглухим тоже весьма нежелательно...
Сейчас, к счастью, был ещё не сезон этих тварей, зато комары усердствовали вовсю - стоило только зайти в лесную тень или в густой кустарник. Да и немудрено, так как сеча вся заросла травой и мелким березняком, хотя в целом за годы моего отсутствия она мало в чём изменилась. В траве виднелись скопления колокольчиков, ромашек, краснели отдельные ягодки земляники. Вдоль вырубки, как и раньше, вилась тропинка, засыпанная хвоей, идущая параллельно Пеже и отделяемая от неё неширокой полосой елового леса.
Я прошёл сквозь него и очутился на правом берегу речушки. Пежа тоже не претерпела заметных изменений за последнее десятилетие. С того момента, когда из неё куда-то исчезли бобры вместе со своей плотиной, она представляла собой по всему нижнему течению узенькую речку, метра два-три шириной, лениво текущую в глубоком болотистом русле среди берегов, покрытых высокой травой. Вода в ней была страшно холодная, ключевая, и я в былые времена иногда охлаждался в ней, когда собирал ягоды где-то поблизости. Когда же мы с ребятами впервые увидели её в 1972 году, речушка представляла в своём устье широкую запруду, сооруженную бобрами. Кругом валялись спиленные зверьками деревья, и вода разливалась здесь метров на двадцать-тридцать. Мы не знали тогда, что в этом месте в Востру впадает другая речка, рассматривая запруду как заводь Уводи. И даже пошли однажды вдоль неё к дому, решив сократить путь. В итоге покрутили по незнакомым местам километров пять, пока не сообразили, в чём дело.
Почему бобры покинули эту речку? Местность здесь была совершенно пустынной, особенно после ликвидации небольшой деревни в несколько домов. Может быть, причиной стала интенсификация сельскохозяйственных работ, проводимых в среднем течении Пежи с использованием химических удобрений и способов борьбы с вредителями. А может быть, бобры погибли от всех этих многочисленных ядов, стекавших с окрестных полей в её крошечное русло?! Так или иначе, но их вскоре не стало. А невосстанавливаемая запруда просто была снесена водой в весеннее половодье.
Отдохнув немного на берегу речушки, у опушки леса, я отправился дальше, вверх по её течению. Пересёк маленький ручеёк с чистой водой, вытекавший из расположенного по соседству небольшого болотца, и направился через полукилометровый перелесок ко второй знакомой мне вырубке, образованной примерно в те же годы, что и первая. Она тоже заросла травой и березняком, который почему-то был здесь намного выше и гуще, чем на первой сече. Некогда по краю её я собирал бруснику, а в восьмидесятые годы - и лисички, скрывавшиеся в траве по обеим сторонам оголённого лесного пространства. В один из сезонов их здесь было так много, что сюда приезжали целые бригады грибников из деревни Горшково. Приезжали даже на тракторе, проникая в эти отдалённые уголки какими-то тайными тропами по правобережью Востры.
Однако эта сеча радовала меня больше всего цветами, и прежде всего моими любимыми лесными фиалками. Их здесь было великое множество, особенно в центре вырубки - намного больше, чем в других уголках леса. Сейчас я тоже надеялся встретиться с ними и не ошибся в своих ожиданиях. Они росли тут повсюду, занимая все светлые, свободные от деревьев места. Красовались то поодиночке, то группами, а то и сплошь покрывали небольшие лужайки, превращая их как бы в лёгкое белое кружево, висящее над светлой зеленью молодой, свежей травы.
Бесчисленные крупные полупрозрачные соцветия так и манили к себе, предлагая опуститься перед ними, насладиться их безупречными формами, вдохнуть их тонкий аромат, потрогать и поласкать эти нежные, трепетные головки, омытые чистейшей утренней росой, бисеринками сверкающей в лучах уже поднявшегося над деревьями солнца.
Я шёл среди моря чудесных созданий, вдыхая так хорошо знакомый и с детства любимый запах и боясь нечаянно наступить на какую-либо из этих красавиц. В какой-то момент я даже доставил себе удовольствие отдохнуть среди них, удобно устроившись в мягкой траве в окружении моих любимиц. И позволил себе сорвать одну, чтобы любоваться ею в течение всего похода. Я не мог разрешить себе большего, хотя тут можно было бы собрать огромное количество великолепных букетов, а также осуществить и массовую заготовку луковиц этих цветов, обладающих целебными свойствами. Но нарушить эту сказочную красоту и тем более погубить её было бы аморальным и безбожным поступком…
Сеча, длиной около полутора километров, шла параллельно бывшему деревенскому полю. Деревни давно уже не было, и на её месте сейчас зеленела пшеница. В память о некогда существовавшем здесь поселении осталась лишь великолепная берёзовая аллея на краю сохранившегося небольшого лесного лоскутка, разделявшего вырубку и поле. Да, в те годы заготовка леса велась более рационально, чем сейчас, и даже по сравнению с восьмидесятыми годами. Тогда оставлялись перелески, места вырубок очищались, убирались. А в ряде случаев проводились и лесовосстановительные работы с высаживанием ценных пород деревьев. Такие сечи вновь становились угодьями, богатыми не только травой, но грибами и ягодами.
Вот и сегодня, пробираясь в зарослях уже достаточно высокого березняка, я нашёл с десяток крепеньких красовичков, прятавшихся в траве, несколько семеек лисичек, а в двух или трёх местах, на припёке между деревьями, - с полстакана спелой земляники, впервые в этом году ощутив бесподобный вкус и аромат этих чудодейственных лесных ягод. Несколько раз я натыкался на огромные вмятины в траве, оставленные отдыхавшими здесь лосями. Сохатые почему-то особенно любили эту густо заросшую сечу, и я, проходя по ней, почти каждый раз ощущал невдалеке от себя их незримое присутствие - по хрусту ломающихся веток и топоту, издаваемому убегающими от меня великанами.
Дойдя до конца сечи, я остановился в раздумье, куда следовать дальше. Посетить ли ещё две небольшие вырубки, расположенные по соседству, или же двигаться назад, к Востре, описывая огромный полукруг через многокилометровую сплошную сечу, образованную в восьмидесятых годах. На первых двух в первые годы после лесоповала я собирал землянику. Но они очень быстро заросли сорной травой и вскоре стали пусты и неприветливы. Ходить по ним было нелегко из-за неубранных стволов деревьев, засохших и гниющих веток, многочисленных рытвин и колдобин, оставленных колесами могучего транспорта. Лесной массив по соседству с этими вырубками во многих местах был завален буреломом, зарос молодым ельником и представлял собой труднопроходимое пространство. В одном из его укромных местечек, на площади в несколько сотен квадратных метров, некогда располагался целый лисий городок - с многочисленными норами, ходами и выходами. Мы с сыновьями в 1985 году даже видели одного из его обитателей, не пожелавшего, однако, близкого знакомства с нами. Городок этот сохранился. Но вот был ли он обитаем?
На противоположной стороне просеки, по которой я только что прошёл, возвышался старый, частично разреженный лес. Столетние ели чередовались там с такими же огромными соснами и берёзами, с поваленными, но ещё не сгнившими стволами, светлыми полянами, покрытыми травой, и густым подлеском из сплошного ельника, разросшимся по самому краю этого массива. Однажды я собрал в нём небывалый урожай белых грибов, улучив момент за час-полтора до прихода туда целой артели грибников. Свернув тогда в ельник ради интереса с вырубки, где я наполнял пакет неплохими лисичками, уже на опушке я обнаружил несколько белоголовых красавцев.
Решив пробраться поглубже, я стал выискивать более удобный проход в густом ельнике. Наклонился и заглянул под еловые ветви. Посмотрел по сторонам и раскрыл рот от изумления. Между стволами молодых ёлочек сразу в нескольких местах виднелись скопления крупных грибов, очень похожих на белые, - по два, по три и более штук. Неужели это они?! Возможно ли такое?! Скорее всего, это ложные белые, которые в этих болотистых местах встречаются в больших количествах. Однако сердечко моё всё же затрепетало, и я заспешил к первой группе красавцев, проползая под колючими ветками чуть ли не по-пластунски и волоча за собой свою сумку. Добрался до первой троицы и возликовал! Да, это были они - долгожданные и ненаглядные, вызывающие трепет не только в таких чувствительных душах, как моя, но и у куда менее эмоциональных любителей грибной охоты. Чудесные, крепкие боровики с толстыми, как бочонки, ножками и широкими плотными шляпками, спокойно росли на небольших прогалинках между густыми деревьями, греясь на солнышке, которое в этих местах достигало земли, прорываясь сквозь сухие ветви ельника. Я быстро вывернул всю троицу из толстого слоя сухих иголок, спеша добраться и до других, виднеющихся невдалеке. Грибы были плотные, упругие, без единой червоточинки на срезе, и стояли здесь, видимо, уже не менее недели. Что послужило их удивительной сохранности - сухая ли погода, укромное ли место, особенности ли данного леса? - Но и все другие оказались такими же первосортными и безупречными.
Вначале я некоторое время занимался «плаванием» в подъёлочном пространстве. Продирался сквозь тонкие частые стволы, сучья, сухие колючие ветки. Двигался где на четвереньках, где ползком, не имея возможности даже поднять голову и совершить круговой обзор. Но то и дело находил очередную добычу. Фуражка каждую минуту слетала с моей головы, цепляясь за ветви, острые иголки заполнили рукава, залезли за шиворот. Пот заливал лицо, струился в глаза. Очки запотели, покрылись паутиной и только мешали. Приходилось непрерывно их вытирать и освобождать от налипшей паутины и сухих колючек. Хоть дело и спорилось, однако ползать тут было не просто. Поэтому, собрав десятка два попавшихся по ходу красавцев, я решил вылезти из столь неприветливых, колючих ёлок и посмотреть, что же скрывается в глубине леса, среди огромных елей, раскинувших ветви над самой землёй.
На светлых полянах между деревьями грибов не было видно. Я заглянул под ближайшее дерево - и вновь был очарован видом двух тёмноголовых великанов. Заглянул под вторую ель - нашёл ещё парочку; залез под третью, - а там их целое семейство! Такого чуда я ещё не встречал - как в сказочный мир окунулся. Чтобы грибы росли почти под каждым деревом, чтобы сумели дорасти до таких размеров, и сохранились совершенно чистыми и свежими, да ещё на большом участке леса, куда грибники не заглядывали, очевидно, больше недели, несмотря на чудесную солнечную погоду, стоявшую всю последнюю декаду! Просто колдовство какое-то, хотя никакой магической доски у меня с собой не было.
Но долго раздумывать обо всех этих таинствах было недосуг, и я стал заглядывать под каждую ель, быстро наполняя грибами свои пакеты. Минут через сорок собрал килограммов пять-шесть, а может, и больше - сумка уже крепко тянула меня к земле и замедляла процесс обследования территории. Я наполнил уже два пакета и принялся за третий (благо, моя «лесная стратегическая» позволяла вместить в себя ведра два, не меньше), как вдруг услыхал отдалённые крики и ауканье. Да, эти друзья минут через двадцать-тридцать и сюда доберутся. Надо торопиться. Вряд ли на той стороне леса было такое же обилие грибов, как здесь. Устремляюсь уже бегом от дерева к дереву, таща за собой мою перемётную. Метров через двести-триста грибов стало заметно меньше. И голоса конкурентов были слышны уже совсем рядом. Обследовав ещё с десяток деревьев в том направлении, я решил повернуть назад, к опушке, надеясь успеть до их прихода прочесать оставшуюся часть молодого подлеска.
Под ельником, действительно, оставалось ещё немало грибов. Все они росли на небольших светлых прогалинах группами и поодиночке. Среди них попадались просто уникальные, огромные - как на картинках: с толстенными, чуть ли не в шляпку шириной, ножками и плотными белесоватого цвета шляпками. Но рассматривать и очищать их в тот момент у меня просто не было времени, поскольку конкурирующая бригада перекликалась уже где-то совсем поблизости. Я выскочил на залитую солнцем опушку и там вновь напал на царство великанов - белых, красовиков и черноголовых подберёзовиков. Собирал, как заведённый. Сумка тянула килограммов на двенадцать, и с ней трудно было передвигаться.
Я последний раз залез под колючки, оставив поклажу на открытом участке, и, собрав оставшиеся грибы, двинулся по направлению к небольшому болотцу. А сзади, совсем рядом, направлялась в мою сторону весёлая артель сборщиков, радостно обмениваясь впечатлениями от своих находок. Им, безусловно, тоже немало досталось от сегодняшнего богатого урожая. У меня же не было особого желания делиться с ними своими успехами, памятуя о возможных неадекватных реакциях в мой адрес со стороны некоторых эмоционально неустойчивых любителей грибной охоты. Поэтому я пошёл вдоль болота узенькой тропинкой и минут через двадцать выбрался на дорогу, ведущую к дому.
В тот раз спина позволила мне донести без потерь все свои трофеи. Правда, на дорогу пришлось затратить часа три с гаком. Да, в тот раз мне невероятно повезло! Столько белых я ещё никогда не находил, даже в особо урожайные на грибы семьдесят третий - семьдесят четвёртый годы, когда мы всей семьей брали их у Никульского, затем у Самсонова и у Якимова. Сегодняшний урожай был особенный. Все без исключения грибы были как на подбор - удивительно крепкие, упругие, без единой червоточинки даже у самых крупных здоровяков.
Дома соседские бабуси, как всегда в летнюю пору оккупировавшие лавочки у подъезда, рты пораскрывали при виде моей сегодняшней удачи. Глаза у бывалых грибников так и засверкали завистью, а руки сами потянулись в сумку - хоть бы только потрогать этих красавцев, ощутить упругую плотность их ножек, шляпок, полюбоваться их видом, подержать в руках. Даст бог, и самим повезёт в будущем.
Каждый раз после таких вот удачных возвращений бабуси просили меня взять их с собой. Сами они обычно ездили за грибами в другие, не столь отдалённые районы и не представляли, что такое пройти пешком до места с десяток километров. Да я и сам совершенно не знал, в какой момент в состоянии буду добраться туда. Так что приходилось вежливо отказывать, объясняя обстановку.
Да, в те далёкие края забирались немногие. Лишь изредка я встречал там сборщиков, да и то тогда, когда в этих местах наблюдались богатые урожаи. Чаще это были жители Кохмы. Изредка появлялись бывалые грибники из Иванова, топающие, как и я, из Ломов по берегу Востры. Навещали эти места и горшковские старатели. А однажды я встретил здесь даже велосипедиста из Лежнева, отмерившего, наверное, не один десяток километров по лесным тропинкам. Хаживали сюда и любители-рыболовы. Однако лесные пространства в этом районе были так велики, что встретиться друг с другом было не так уж и просто. Каждый уходил в свои, укромные, только им облюбованные уголки. А таких, урожайных, в радиусе пяти-шести километров, здесь было предостаточно. И всё же более плодородными мне казались молодые леса и сечи. В наших старых, неухоженных лесах, заросших подлеском, заваленных буреломом, лишённых света и солнца, всё было пусто.
Однако не всякая сеча привлекала моё внимание. Тяжёлое впечатление оставляли вырубки, проведённые в последние годы. Кучи щепы, веток, и даже целые, необработанные стволы деревьев валялись на них повсюду, чередуясь с многочисленными пнями, вывороченными и неубранными корнями могучих великанов, бесчисленными рытвинами и колдобинами. Никакими лесовосстановительными работами тут и не пахло. Через два-три года эти вырубки зарастали сорной травой и оставались пустыми и заброшенными целые десятилетия.
Самая страшная из таких вырубок располагалась в центре этого лесного массива, примерно километрах в трёх от Пежи и Востры. Это было огромное, совершенно голое пространство, протяжённостью более трёх, а шириной не менее двух километров. Оно пересекалось вдоль и поперёк двумя некогда проезжими дорогами, по которым вывозился лес. Здесь деревья валили в течение целого десятилетия. И в середине восьмидесятых эта местность, сплошь заросшая травой, представляла собой унылое зрелище опустошённой природы с одинокой голой сосной в центре и шалашом, оставленным после себя лесорубами.
Эта вырубка, сейчас уже начавшая зарастать деревьями, как раз и предстала передо мной, навевая грустные мысли о загубленной природе, а также в связи с тем, что мне предстоял чуть ли не двухкилометровый переход на противоположную сторону. Я пошёл по заброшенной дороге, среди колдобин и луж, в которых резвились головастики, отбиваясь от слепней и всякого иного кусачего гнуса. Ни красивых бабочек, ни стрекоз, ни даже вездесущих пчёл и шмелей здесь не было видно. Чтобы добраться до противоположного края сечи, мне потребовалось более получаса. И это поперёк опустошённой территории!
Я хотел взглянуть ещё на одну знакомую мне сечу, располагавшуюся в полукилометре от этой и отделявшуюся от неё перелеском и густыми зарослями кустарника. Та вырубка была уже совершенно иного рода. Она имела строго прямоугольную форму, размером примерно один на полтора километра, была начисто убрана и прекрасно дренирована с помощью глубоких канав, идущих на всю её длину на расстоянии двух-трёх метров друг от друга. Правда, видно было, что в последние годы никакого ухода за этой местностью тоже не велось, что позволило ей густо зарасти кустарником и березняком. Но даже несмотря на это, на вырубке было изобилие ягод (брусники), а в последние годы тут стали попадаться и грибы.
Я познакомился с этой сечей позднее, чем с другими, - в середине восьмидесятых, когда вышел на неё с большой вырубки напрямик через лес, свернув в сторону от обычной дороги. Пока кружил в поисках выхода к Пеже, наткнулся на бруснику. Стал собирать её по краям глубоких канав и был вознаграждён открытием совершенно необранных участков с очень крупными и уже совсем спелыми ягодами. Брусника росла здесь отдельными скоплениями вперемешку с черникой, скрываясь в густой траве по краям канав и в высоких междурядьях. Такой крупной ягоды я до этого не видел. Около часа наполнял свои пакеты, и только отсутствие времени и боязнь окончательно повредить поясницу помешали мне тогда как следует обследовать эту местность.
Покрутившись вокруг сечи с довольно увесистой сумкой, я с трудом выбрался на тропинку, ведущую к Востре, и вовремя успел на семичасовой автобус. В последующие годы я неоднократно бывал здесь, собирая урожаи чудесных ягод со всей её площади. Удавалось мне бывать тут и в одиночестве, первым совершая набеги на совершенно не тронутые поляны. А в самом конце восьмидесятых два года подряд урожаи брусники были здесь столь обильными, что её вполне хватало на всех. В те годы отдельные участки сечи были просто красны от ягод, и собирать их можно было и сидя, и лёжа, не сходя с места. И даже через неделю после ежедневной работы целой артели сборщиков ягод тут оставалось ещё вполне достаточно. Бывали, правда, и неурожайные годы, когда брусничник почему-то хирел и ягоды не развивались. Но это, по-видимому, были обычные циклы многолетней активности, связанные с особенностями температурно-влажностного режима отдельных лет.
С конца восьмидесятых здесь стали появляться грибы. Вначале это были подберёзовики, росшие на заболоченных участках. Крупные, крепкие, с толстыми ножками и тёмными, почти чёрными шляпками, они красовались поодиночке и небольшими группами на светлых прогалинах между зарослями березняка. А ещё через несколько лет пошли в рост подосиновики и лисички. В какой-то год я радовался здесь великому изобилию розовых волнушек, которые аж хрустели под ногами, скрытые густым слоем травы и опавшей листвы. В тот раз я наполнил ими несколько больших пакетов, которые даже не в состоянии был унести с собой. Оставил один пакет в укромном местечке в надежде вернуться за ним на следующий день. Но состояние моё не позволило тогда этого сделать. Сейчас же, через столько лет, я сразу нашёл это место и вытащил из-под травы белый пакет с небольшим количеством темной кашицы внутри. Вымыл его в ближайшей луже и взял с собой как память о прошлом.
Сегодня здесь было тоже довольно много грибов - лисичек, красовичков, подберёзовиков и даже белых. Все они росли на солнечных участках между канавами, высвечивая красными, белыми и чёрными головками. А на самом краю сечи, рядом с высокой раскидистой елью, я обнаружил огромную колонию молоденьких ярко-жёлтых лисичек, на сбор которых затратил не менее получаса. Нашёл десятка полтора белых, прятавшихся в траве. Но больше всего меня порадовали черноголовые подберёзовики, разросшиеся во мху, в болотистых местах. Выходишь на такую светлую поляну, а на ней со всех сторон среди яркой зелени мха чернеют эти красавцы, и таких полянок я обнаружил тогда пять или шесть. Зато ягод в этот раз на вырубке не было - выдался очередной неурожайный год.
Посетив почти все знакомые места, я решил возвращаться по краю большой сечи, где когда-то находил бруснику и белые грибы - под одинокими ёлками, оставшимися в виде небольшого лоскутка, примыкающего непосредственно к лесу. Однако ничего там не нашёл. Только чертовски устал, продираясь в высокой траве по кочкам, рытвинам, бороздам, завалам из веток и стволов деревьев, - преодолевая все эти неестественные преграды, которые были оставлены лесорубами на последнем этапе работы. Поэтому страшно обрадовался, когда наконец вновь ощутил под ногами старую заброшенную дорогу, ведущую уже прямиком к Пеже и Востре.
Подходя к очередному перелеску на краю этой гигантской вырубки, я обратил внимание на какие-то длинные деревянные лотки, очевидно, брошенные лесорубами по завершению работ. Мне показалось издали, что лотки эти сплошь заросли травой, так как поверхность их имела зеленоватый оттенок. Подошёл поближе и поразился своему открытию. Это были ёмкости с малюсенькими сосёнками, предназначенными, безусловно, для проведения здесь лесовосстановительных работ. Я насчитал в этом месте пять лотков, в каждом из которых было не менее тысячи миниатюрных деревцев. А с другой стороны дороги валялись ещё такие же. Многие деревца уже совсем засохли и застыли в предсмертной агонии, растопырив в стороны свои безжизненные веточки. Другие ещё зеленели жиденькими верхушками, тянущимися вверх, к спасительному небу и солнцу, стараясь изо всех сил продержаться какое-то время в этом страшном заточении, где не было ни пищи, ни свободы, столь необходимых каждому для роста и развития. Третьи были совсем на исходе сил, сохраняя единичные зелёненькие иголочки-листочки. Но малыши боролись. Боролись наперекор судьбе, боролись из последних сил, сражались все вместе, тесно сплетясь в знак солидарности своими корнями и веточками.
И вся окружающая природа помогала им. Солнышко ласкало малюток живительными лучами и дарило им своё тепло. Тучи поливали освежающим дождём в жаркую пору и надёжно прикрывали тёплым снежным одеялом в зимние холода. Насекомые рыхлили плотную землю, давая доступ к корням воздуху и влаге. И даже сорная трава, заполонившая всю дорогу, не заглушила бедняжек. Наоборот, она возвысилась над ними и защищала от холодных ветров и ранних заморозков.
И малыши терпели, чувствуя эту всеобщую поддержку. Терпели и надеялись. Надеялись на милость судьбы, на чудо и просто на помощь некой доброй души, которая могла бы случайно оказаться рядом с ними. Мне даже показалось, что при моём приближении они все потянулись ко мне малюсенькими веточками-ручонками, как бы моля о помощи, прося вызволить их из этого страшного плена, вернуть радость свободной жизни.
Но что я мог в моём положении для них сделать?! Я попробовал на ощупь землю в лотках. Она была тверда, как камень. Попытался разбить доски и хотя бы вытащить саженцы из лотков на землю. Но доски были достаточно крепкими и не поддавались моим усилиям. Да и всё равно это был не выход из положения, здесь требовалось вмешательство многих людей и техники, чтобы осуществить такую массовую посадку. В глубине души я всё же надеялся на помощь специалистов лесничества, которым собирался позвонить по возвращении. Но, как оказалось впоследствии, такие «мелкие» проблемы уже никого сейчас не волновали...
Сколько же драгоценного посадочного материала было загублено здесь! Сколько напрасного труда было затрачено в лесопитомниках на выращивание всех этих деревцев! И кто же мог поступить так?! У кого не защемило сердце бросить на произвол судьбы весь этот ценный посадочный материал, обречь на медленное умирание десятки тысяч малых живых существ, только ещё вдохнувших в себя жизнь и начавших наслаждаться ею?!
У нас сейчас всё возможно. И безалаберность, доведенная до абсурда, когда никто не проверяет выполненной работы. И полная бесхозяйственность, когда заведомо бросаются на произвол судьбы и земли, и техника, и уже сложенные штабелями стволы деревьев. И только грибники да сборщики ягод остаются свидетелями всей этой творящейся в наших лесах вакханалии, за которую уже никто ни перед кем не несёт ответственности. Губятся тысячи гектаров прекрасных лесных угодий, сотни гектаров леса превращаются в пустующие сечи, гниют тысячи кубометров прекрасной древесины, леса поражаются многочисленными вредителями, всё более сокращаются ареалы обитания животных, и всё это идет такими быстрыми темпами, что вскоре и восстанавливать-то будет уже нечего - останется один сплошной пустырь вместо некогда прекрасной среднерусской лесной зелёной зоны. Только здесь, в этом районе - от деревни Горшково до Якимова, мне известно более десятка вот таких, фактически бесхозных и полностью заброшенных вырубок, площадью во многие десятки, если не сотни гектаров. А сколько их ещё сокрыто в глубине леса?! И чем позднее проведены вырубки, тем ужаснее состояние оставшейся после них местности…
Я вспоминаю в связи с этим наши шуйские лесопосадки, проведённые в военные и послевоенные годы. (Как ни странно, но в те тяжелейшие времена плановая рубка леса и его восстановление велись по всем правилам науки.) Они были ровненькие, чистенькие. Сколько в них было солнца, света! И какое было богатство уже в пятидесятые годы! Земляника, черника, маслята, моховики родились там ежегодно и в изобилии. Посадки не зарастали ни травой, ни кустарником, ни даже березняком. Интересно было бы подсчитать, какую прибыль давал только в виде грибов и ягод каждый гектар такой обихоженной лесной площади, по сравнению с теперешними пустующими и полупустующими сечами. И какие урожаи со всей этой площади можно было бы собрать за годы роста и развития этих молодых лесных массивов! И сколько потерь мы несём сейчас, бросая на произвол судьбы все эти пустующие и неухоженные земли до момента их самовосстановления?!
Если нет сил и возможностей восстанавливать сейчас леса, то почему бы не перейти хотя бы на частичную их вырубку? Такие прореженные участки я встречал в начале семидесятых в районе сторожки, за Горшковом. Просветлённые леса быстро возрождались к жизни во всех своих ярусах. Они вскоре зарастали земляничником, черничником, потом, в отдельных местах, брусничником и плодоносили многие годы. С восстановлением подлеска начинали расти и грибы. Во многих местах появлялся малинник, росли рябина, калина. На таких вырубках и узких просеках по левобережью Востры ивановцы до сих пор собирают обильные урожаи черники и малины. И это происходит почти ежегодно в течение двадцати лет после их формирования!..
Все эти мысли одна за другой возникали в моей голове, пока я стоял и горестно созерцал безрадостную картину тысяч и тысяч загубленных деревцев на фоне бескрайнего лесного пустыря - свидетельство нашей человеческой безнравственности, бездушия и полнейшей безответственности перед природой, перед нашим будущим. Если бы это пространство было своевременно засажено, сосёнки подымались бы сейчас уже метра на два, на три, и через несколько лет под ними обязательно развился бы ягодник. А какие ягодные и грибные угодья были бы здесь через десяток лет! И на такой огромной площади! А если бы здесь провели, к тому же, и дренирование, а потом ещё и следили за посадками, периодически подчищая их! Тогда одна только эта площадь смогла бы на десятилетия обеспечить ягодами и грибами всех желающих из Кохмы и соседних деревень, да и ивановцев, которые рискнули бы сюда добраться!
Однако столько «если» наше лесное хозяйство переварить не в состоянии. Поэтому и появляется в наших лесах всё больше таких вот проплешин и лесных пустырей - почти как после настоящих лесных пожарищ. И остаётся только надеяться на новые законы лесопользования, разрабатываемые нашей Думой. Но пойдут ли они на пользу лесу и человеку или же вновь будут использованы в интересах неких частных владельцев с целью достижения сиюминутной выгоды?..
От этих мыслей на душе становилось горько и грустно. Но что было делать? Я с трудом высвободил из лотка несколько миниатюрных сосёнок и посадил их невдалеке от этого злосчастного места, надеясь, что хоть они смогут вырасти там, смогут стать стройными, могучими деревьями и надолго сохранят в себе память о когда-то растивших их лесоводах...
Дошёл до Востры, перешёл её вброд, не снимая кеды, и, немного охладившись, пошёл лесной тропинкой через Горшково к Ломам, а часа через три благополучно добрался до дома. Несмотря на сильную усталость и разочарование от увиденного, всё же я был рад сегодняшним встречам с хорошо знакомыми и любимыми местами, рад воспоминаниям о прошлом, былым светлым чувствам, воскресшим во мне вновь. Рад тому, что эту территорию наконец оставили в покое лесорубы, и природа здесь вновь начала возрождаться - пусть и медленно, пусть и без нашей помощи. Да, велика всё-таки сила жизни - сила самовосстановления живой природы! И какое счастье, что наши леса ещё обладают ею!..
…И СНОВА ПЕЖА
РИСК – БЛАГОРОДНОЕ ДЕЛО
Все последние годы моей частичной неподвижности я мечтал о встрече с любимыми лесами, и прежде всего с местами, расположенными за речкой Пежей (Бурдихой), которые я смог посетить в последний раз три года назад, за неделю до случившегося со мной несчастья. Два года настойчиво готовил себя к этому, непрерывно занимаясь тренировками и выхаживая на своих костылях-палках ежедневно многие километры. Постепенно мне стали доступны ближайшие окрестности Ломов, и я начал подумывать уже и о более дальних дорогах.
1998 год начался для меня обнадеживающе. Я довольно свободно (ползком и на коленях) работал на огороде, совершил несколько ранних походов в лес (в мае-июне) и понял, что в этом сезоне до Пежи я доберусь. Первоначально надо было сходить на более короткую дистанцию - за сторожку, и я решился на этот шаг где-то в конце июня в надежде собрать там заодно и первую землянику.
До сторожки дошёл всего с одной остановкой для отдыха, хотя отдыхать лёжа и сидя не было никакой возможности из-за наседавших со всех сторон комаров. Приходилось укрываться плащом, что тоже было не очень удобно из-за духоты в замкнутом пространстве... К самой сторожке подходить не стал, опасаясь здешних собак, которые большей частью разгуливали на свободе и не всегда приветливо встречали незнакомцев. Один такой пёс сейчас как раз рыскал около ограды и в любой момент мог припуститься в мою сторону. Правда, у меня всегда были наготове мои палки, но я не любил обострять отношения с четвероногими. Поэтому сразу свернул с дороги влево и углубился в густой непролазный ельник, уходящий в лес метров на сто.
Ну, здесь-то меня никакие ищейки не сыщут, хотя… могут услышать треск ломающихся под ногами веток и сучьев. Пробую идти осторожнее, - не получается. Всё время приходится нагибаться, продираясь сквозь колючие ветви и сучья. Такой шум стоит, что, кажется, за версту слышно... А собаки уже услыхали! Вон как разлаялись и прямо в моём направлении несутся. Им-то под ёлками куда легче проскальзывать и видно намного дальше, чем мне. Попробовал притаиться, но куда там - уже усмотрели. Мчатся прямо на меня и голосят на весь лес!
На всякий случай приготовился к осаде, держу обе палки перед собой, сумку у ног поставил; сзади сплошные стволы ёлок - не продерутся... Смотрю, бегут во всю прыть и даже хода не сбавляют. Впереди большой, чёрный - наверное, овчарка - издали, в ёлках, сразу не видно. На подходе всё же перешёл на рысь и хвостом завилял: значит, познакомиться хочет. И, не боясь ничего, прямо ко мне бежит. Точно, это тот чёрный колли, который три года назад встречал меня тут, перепрыгнув через забор. Неужели вспомнил?! Наклоняюсь, глажу его, вначале с некоторой опаской. Пёс не противится. Второй - маленькая дворняга - тоже рядом стоит и тоже больше не тявкает. И его надо погладить. Тоже доволен. А теперь необходимо угощение. Придётся раскошеливаться.
Псы сразу поняли мои намерения, стоят и в сумку смотрят, - не раз, наверное, вот так угощали. Достаю хлеб с маслом, ещё что-то, угощаю по очереди. Лопают с удовольствием, даже простой хлеб. И снова смотрят на меня - ещё хочется. Нет уж, остальное себе оставлю - день длинный, сколько в лесу пробуду, не знаю. Объяснил им ситуацию, убрал пакет в сумку. Теперь идти надо.
Пошёл сквозь чащобу, псы за мной – провожают, ритуал соблюдают. Хорошо, втроём веселее, скоро, наверное, отвяжутся. Вот и дорога. Теперь прямо до основной просеки, с километр примерно. Но что-то уж очень заросла она за эти годы. Неужели по ней так мало ходят? Быстрее вперёд. Иду на палках, собаки по соседству рыскают, бегут за мной. Чёрный пёс поближе, серый где-то в глубине леса сквозь кустарник продирается.
Минут через десять вышли к какой-то поперечной дороге. Но это не та, которая должна быть! Неужели не туда пошёл? Неужели на старую просеку вышел и назад к дому столько времени топал?! Тогда надо идти влево, там поле будет.
Ещё быстрее ковыляю влево, - в таких случаях всегда скорее разобраться в обстановке хочется. А вот и поле. Точно, за километр от сторожки вышел. Снова надо той же дорогой идти. Теперь уж не ошибусь. Но устал, спина болит. Надо же, километра два круга дал. Уже давно на просеке бы был! Ничего не поделаешь, приходится начинать сначала.
Идем с собаками к сторожке. Они местность отлично знают. Весело бегут к дому. Хоть бы подсказали, что не туда чешу! Ладно, попробую без отдыха до своих вырубок добраться. Поскриплю на зубах эти километры... Иду скорым темпом. Миную сторожку. Теперь дорога знакомая. Вот и та, боковая, на которую я свернул, продираясь через ельник, - почему-то забрёл левее. Теперь дальше… Вот и старая вырубка 1972 года, где мы с сыновьями собирали в первый раз землянику с черникой. Лес-то уже как высоко поднялся! Конечно, и грибы здесь бывают. Только не сейчас, сейчас грибов в лесу нет - рано ещё.
Собаки уже отстали. Останавливаюсь, оглядываюсь. Слышу, кто-то через кусты ломится. Да это Чёрный! Спешит откуда-то, должно быть, дальше провожать собрался. Ну, пойдём, пойдём. С тобой веселее... Вот и долгожданная просека. Тоже сильно заросла травой, да и лес вокруг в чём-то изменился... А вот и болотце, ручеёк бежит, и бревно через него перекинуто. Несколько шагов - и я на той стороне. Теперь метров семьсот-восемьсот, и будут светлые вырубки, где ещё не вывелась земляника. Много ли её сегодня окажется?
Наконец добрался - через рытвины, колеи и колдобины. Но как все заросло! Кругом трава высоченная, особенно в центре просеки. По краям, у леса, трава поменьше. Здесь и ягоды виднеются. Но немного: где-где ягодка светится. Наведывался уже кто-то - обобрал первую ягоду. Да ещё только начало её, много не наберёшь. А комарья кругом! И лицо, и руки уже жжёт от их усердия. Пробовал платок повязать, да сразу же очки запотели, теперь не видно ничего. В общем, мало удовольствия. И пёс меня торопит. Чует, видно, что делать здесь нечего.
На всякий случай прошёл вперёд ещё метров сто, до второй вырубки. Там совсем ягод не оказалось. Всего-то набрал не больше стакана. Но и это неплохо - хватит нам с бабулей попробовать. Первая ягода - самая вкусная! На огороде у меня пока не спеет... Дальше не стал испытывать судьбу - домой повернул. Пёс меня до самого Голякова провожал - не побоялся чужих владений. И даже овчарка во дворе на краю деревни его не испугала, дальше пошёл. Там уже только маленькие шавки оставались. Однако дальнейшие проводы всё же не состоялись - неожиданная преграда в виде козы появилась. Стоит рогатая, уставилась на нас, бородой трясёт, рогами покачивает - во страшилище! Таких Чёрный, очевидно, ещё не видел. Ни на сторожке, ни в ближайшей к ней деревне Горшково ни коз, ни козлов не водится. Коровы, правда, пасутся. Да они безобидные, своими делами занимаются, на собак и не смотрят. А эта выпучилась, встала посреди дороги и ни с места. Откуда псу знать, на что оно (это рогатое создание) способно? Вдруг догонит?! Тогда крепко поддать рогами-то может.
Постоял, постоял мой провожатый и домой повернул - на всякий случай. И правильно сделал. До Ломов ещё далековато, а дело своё он сделал - отдал долг вежливости. Правда, и получил основную долю съестного. Самому мне не до еды было - какая еда при таком комарье! Да и недолго я в лесу-то находился. Проверил только свои возможности. Половину расстояния до Пежи прошёл. Значит, смогу! Ещё малость только потренироваться надо. Ну, да до грибов и ягод ещё далеко. А за черникой я поближе ходить буду.
РОДНЫЕ ПРОСТОРЫ
Всю первую половину июля я занимался сбором черники в окрестностях Ломов и решился на поход к Пеже только после окончания черничной эпопеи. Пошёл снова через сторожку, минуя Горшково, в надежде, что Чёрный вновь проводит меня. И не ошибся. Тот с удовольствием отправился со мной в столь дальний поход, исследуя по дороге окрестные леса и перелески.
Добрались до Пежи без каких-либо приключений, всего с тремя остановками, во время которых мой сопровождающий непрерывно тянулся носом в сумку, желая проверить качество и количество оставшихся там припасов. Продуктов было достаточно - я специально захватил с собой тройную порцию для возможных спутников. Он, конечно, сожрал бы всё сразу, но я каждый раз выдавал угощение понемножку, желая растянуть удовольствие на весь поход. К тому же, и себе надо было оставить - на всякий случай...
Вот она, милая речушка, незаметно вливающаяся в кажущуюся большой, по сравнению с ней, Востру. Вода, как всегда, холоднющая, ключевая, особенно в Пеже. И так хорошо освежает! Июльское солнце печёт немилосердно, и я подошёл сюда чуть не насквозь мокрый от пота. Сделал небольшой привал на левом берегу Востры, охладил флягу с водой, охладился сам, зайдя по колено в студёную воду. Однако искупаться не решился - не был ещё готов к подобному испытанию.
Взобрался на крутой правый берег Востры, и передо мной открылись широкие лесные просторы - старые сечи, оставшиеся после вырубок, проведённых в начале семидесятых годов. Вокруг трава - по пояс! Цветов не очень много, - в этом сезоне ничего примечательного. Грибов под ёлками тоже нет. Нет и былой земляники по краям сечи - в такой густой траве она не растёт.
Дошёл до второй сечи, что постарше, - вырубка, наверное, пятидесятых годов. Там тоже пусто. Видно, что черника была хорошая, но уже одиночные ягодки остались. Отсюда недалеко и до брусничной сечи. Следовало и туда сходить, спина пока держала, хоть и болела несносно.
Добрались мы с Чёрным до самой молодой и самой светлой вырубки. Вышли из густого леса, а жаром так и пышет, кажется, что со всех сторон обжигает - и солнце, и воздух. На сече, конечно, можно среди густых кустов укрыться, но тогда ничего и не увидишь вокруг. А надо всю её обойти, определить, где особенно хорошие ягоды уродились да ещё и где они спеть начнут в первую очередь.
Решил терпеть. Моему компаньону полегче: хоть и чёрная шуба, да в кустах может прятаться, может и из лужи напиться. У меня же запас воды небольшой, и уже часть использовал за дорогу. Пошёл вначале левым краем, вдоль глубоких канав. Брусника зеленеет повсюду, не знаешь, где её и больше. Ещё целый месяц наливаться ей предстоит. В двадцатых числах августа надо будет за ней наведаться.
Прошли через всю сечу - метров восемьсот, а возможно, и больше. Вышли на опушку берёзового леса. Там густущий черничник, почти весь обобран. Ну хоть бы чуть-чуть оставили! Не люблю пустым возвращаться. Попробовал собирать, переползая от ягодки к ягодке, да много ли так выползаешь! Нет, такая ягода не стоит внимания, тем более после моих ломовских сборов, когда приносил её домой целыми бидонами. Надо отдохнуть и в обратный путь трогаться.
Ползу к своей сумке, которую под кустом оставил, смотрю, пакет валяется - пустой и разорванный. «Вот сборщики, - думаю, - обязательно чего-нибудь да оставят. Нет бы убрали, хотя бы в кусты выкинули, чтобы лесную красоту не портить. Так можно целую сечу в свалку превратить». Взял пакет, чтобы закопать или спрятать в густом кустарнике.
Ложусь в тень - всё равно жарко. Зато комарья в жару поменьше. Чёрный рядом лежит. Моё длительное пребывание здесь ему не нравится. Чего без толку время проводить, небось, думает. Он уже не раз давал мне понять, что пора бы и домой отправляться: подбегал, крутился, лизал лицо и руки, убегал куда-то, снова возвращался, повизгивал даже. Сейчас улёгся - ждёт, наверное, очередного угощения?
Достаю пакет с сахаром, ищу второй, где хлеб с маслом был, - не нахожу. Перерыл все манатки, даже вытряхнул всё из сумки, - пусто. Чёрный лежит и с интересом наблюдает за моими действиями, но почему-то уже не лезет головой в сумку. Куда же последний бутерброд делся? Мне бы сейчас и самому перекусить не помешало - уже часов пять вот так ходим. Смотрю на подобранный мною пакет, а он в масле! Так вот в чём дело! Значит, без спросу утянул, пока я на четвереньках за ягодами ползал! Вот почему лежит и в сумку не лезет - слазил уже! Знает, что там ничего не осталось…
Пришлось пожурить пса немножко, а самому водой с сахаром довольствоваться. Для меня это привычно, - порой вообще с собой ничего съестного не берёшь, одну воду. Правда, в дальних походах без еды и воды не обойтись - мало ли что может приключиться. Но сейчас не тот случай...
Отлежался, отдохнул, обратно потопали. В Востре хорошенько освежился, прямо в кедах и брюках в воду зашёл - воды-то всего по колено было. Теперь первые километры попрохладнее будет. Лесом идти было действительно не очень жарко. Однако отдыхать много пришлось, хоть и совсем налегке шёл.
В километре от сторожки пёс покинул меня, свернув на кратчайший путь - через лес (возможно, и время кормления подходило). А я пошёл просекой, ведущей на Самсоновскую трассу, и по пути периодически заглядывал на отдельные лесные поляны в надежде найти там ягоды и действительно нашёл весьма и весьма хорошие местечки, где ягоды только начинали созревать (в густом ельнике). Собрал почти целый бидон. Так что не стыдно было дома появиться.
БРУСНИЧНАЯ СЕЧА
Следующие мои походы за Пежу начались уже в августе, когда пошли грибы и стала поспевать брусника. Состояние моё к этому времени не ухудшилось, и я был уверен в своих возможностях. Приезжал в Ломы, брал свою вторую берёзовую палку и айда ковылять через Голяково и Горшково по левому берегу Востры до заветной переправы. Шёл по-разному. То ковылял с трудом, останавливаясь через каждые двадцать минут на отдых, а то нёсся на своих «ходулях» впереди всей кавалькады грибников и ягодников, выбравших эту же дорогу. Бывали случаи, что добирался до заветных мест всего с двумя остановками, устанавливая свои личные рекорды скорости - час пятьдесят и даже час сорок пять минут! И это тоже была радость - радость преодоления, радость собственных возможностей, собственных достижений!
Я всегда раньше записывал результаты своих реабилитационных рекордов - будь то бег, какие- либо силовые упражнения или плавание. Записывал в метрах, сантиметрах, километрах, минутах и секундах. Отмечал своё состояние, самочувствие, и каждое улучшение результатов давало мне стимул к продолжению работы, вселяло веру в успех, настраивало на дальнейшее преодоление трудностей. Анализ многомесячных графиков подобных наблюдений позволял корректировать работу, вносить в неё новые элементы, устранять ошибки, - в общем, подбирать оптимальные схемы восстановительных тренировок. Но главное, он объективно показывал твои собственные возможности, твои резервы, ещё и ещё раз убеждал, что не исчерпаны пока твои «ветеранские пороховницы».
Первые походы в те края я совершил за грибами. Однако грибов там, как и в окрестностях Ломов, было не очень много, и я приносил всего по одному пакету лисичек, подберёзовиков вместе с небольшим количеством молоденьких, только пошедших в рост белых, хотя выхаживал по тамошним лесам и сечам многие километры. В то же время иные (знающие и опытные!) грибники несли откуда-то издалека на зависть таким, как я, полные бельевые корзины белых и подосиновиков. Значит, не везде грибы враз появляются. Места знать надо и успевать приходить в заветные для себя перелески и рощицы в нужное время. У меня таких знаний пока не было - в связи с моей двигательной ограниченностью; однако с ягодами я уже успевал вовремя.
Особенно я завидовал тогда одной семейной парочке любителей леса, которых встречал несколько раз по дороге на Пежу. К этому времени они уже возвращались в город, таща корзины и рюкзаки, набитые грибами. И чаще всего у них были одни только белые!.. Как-то разговорились. Оказалось, что они отлично знают все местные леса и оборудовали себе в нужных точках долговременные пристанища в виде шалашей. Ночуют там, а поутру, до подхода городских «старателей», уже успевают собрать основной урожай и через день-два ездят продавать грибы в город. Выручают по 150-250 рублей за партию, собирая по 200-300 отборных белых...
Через несколько таких вот утренних встреч они прониклись уважением к моей настойчивости и даже предложили присоединиться к ним, готовые показать мне свои тайные лесные угодья. Конечно, я не мог принять их предложение, тем более, что их бивуаки располагались где-то далеко за деревушкой Якимово, до которой я не в силах был добраться уже более пятнадцати лет.
Места за Пежей они тоже хорошо знали, но считали их не такими богатыми и безлюдными. Туда, по их словам, даже на машинах ездить стали. В этом я впоследствии не раз убеждался и даже пользовался помощью подвернувшегося колесного транспорта. Но то, что там не было сейчас хороших грибов, осталось для знатоков леса совершенно непонятным. Правда, я обхаживал только ближайшие лесные районы, не углубляясь в леса за дальними сечами. Истинные же грибники не считаются с расстояниями и выхаживают за день порой десятки километров, доходя даже до автотрассы Лежнево - Шуя в этом районе... Оставалось только верить моим новым знакомым, что грибы рано иди поздно появятся и в моих краях, а пока довольствоваться малым и заниматься, по возможности, разведкой окрестных лесов и вырубок.
Поскольку грибов в первой половине августа за Пежей было маловато, я временно переключился на походы в ближние ломовские районы. Добирал на болотных дамбах голубику и последнюю чернику; два раза совершил удачные походы за малиной, которая уродилась в этом году только на одной знакомой мне сече; хаживал и за грибами, в первую очередь, за чудесными подберёзовиками, росшими на Ломовском болоте. А вскоре стала поспевать и брусника, но только самая ранняя - на болотных кочках, в густом кустарнике.
Собрав в один прекрасный день уже более бидона бело-розовых, вполне приличных ягод, я решил, что настало время и для настоящих сборов, за Пежей. На следующий день собрались вместе с сыном, снарядили свои походные сумки, запаслись многочисленными пакетами, водой, провиантом на целый день и ранним солнечным утром вышли из дома. Доехали до Ломов довольно спокойно. Взяли свои походные палки - и в дальний путь.
…Стоит ещё раннее утро - всего-то около семи часов. Но уже ярко светит солнце, предвещая хорошую погоду. Комарья немного, по сравнению с июньскими днями. Пока не появились и лосиные твари. Так что в целом обстановка обещает быть неплохой. Были бы ягоды, и не было бы толпы народу. Правда, сеча большая, и в первую пору ягод здесь обычно на всех хватает.
К девяти часам добрались до Пежи. Перешли вброд Востру. Речка сильно обмелела - даже до колен вода не доходит на месте нашей переправы. Однако соседние ямы и бочаги по-прежнему глубокие, и рыбёшка в них плещется. Так и ходит в глубине целыми стайками. Недаром в эти края рыболовы частенько заглядывают.
Перешли на правый берег. Походили с часок по ближайшим сечам, собрали с полпакета грибов, в том числе и хороших - белых, подосиновиков, и прямым ходом к брусничной сече направились. Грибников вблизи пока не слышно - это обнадёживает. Не люблю, когда рядом с тобой в лесу целые артели промышляют. Тогда ни удовольствия, ни покоя нет. Кругом крики, шум, беготня наперегонки. И сам стараешься не упустить «своё», и тоже носишься, и надсажаешься в безостановочном сборе. Какое уж тут удовольствие! Поэтому я обычно покидаю такие районы и ищу уединённые места, пусть и с меньшим количеством грибов и ягод.
Вот и развилка шести лесных тропинок, в которых так легко запутаться. И я, и сын, случалось, вместо сечи забирались в лесную даль, пока наконец не соображали, в чём дело. А до этой, заветной брусничной, и идти-то всего с полкилометра. Да она и сама отсюда виднеется в конце дороги светлым, солнечным пятном. Сейчас нам нечего опасаться - уже не закрутимся.
Через несколько минут мы были у сечи. Вот она, заросшая со всех сторон густейшим кустарником, но со светлыми прогалинками внутри, где особенно буйно растёт брусника. А с противоположной стороны, примерно в километре отсюда, тоже должна быть ягода, уже среди достаточно высоких деревьев. Мы забираемся в кусты и продираемся через частокол веток к светлым полянкам. Немудрено, что не каждый проходящий здесь догадается о скрывающихся в недрах этих густых зарослей богатствах. Не каждый рискнёт направиться вглубь тогда, когда слева от тебя высится старый лес и манит к себе своими тайнами.
Но мы-то их знаем и вот уже с удовольствием созерцаем первые кочки, краснеющие от поспевающей ягоды. Нет, она ещё не дозрела. Но сколько же её тут! Просто розово-белое пространство! Здесь и ещё мелкие, но сплошь покрывающие траву и мох грозди, и уже крупные, розовеющие, и белые кисти, и ещё совсем зелёные ягоды - почему-то на открытых, солнечных участках. И всё это богатство рассыпано по всем лужайкам, под кустами, по небольшому болотцу и на сухих, покрытых травой невысоких «дамбах», оставшихся после рытья осушительных траншей лет тридцать назад... И ни одной живой души вокруг среди всего этого ягодного изобилия!
В иной обстановке мы бы сразу набросились на эти ягоды, выбирая самые лучшие грозди, благо, выбор был вполне достаточный. Но сейчас можно не торопиться. Я был абсолютно уверен, что где-то неподалеку скрываются от нас более вдохновляющие полянки.
Мы решили вначале пройтись по сече вдоль дороги, до леса - там тоже бывало ягодное изобилие, а заодно посмотреть и грибы. В этих местах в прошлые годы уже стали попадаться и подберёзовики, и красноголовики, и даже отдельные белые. И действительно, с десяток молоденьких подосиновиков улеглись по дороге в наши пакеты...
Дошли до леса и пошли краем просеки вправо, нет-нет, да и находя крепенькие боровички и лисички. А вот, наконец, и первая по-настоящему спелая ягода. Краснеет среди травы на небольшой, укрытой со всех сторон от ветра кустами и деревьями поляне. Всё, теперь делаем остановку и начинаем сбор. Ягоды крупные, розово-красные - пригоршня быстро наполняется. Только и слышно, как ягоды, шурша, сыпятся в пакет. Выбираю розовые кисти из травы, срываю с кочек, которые облеплены ими со всех сторон, выковыриваю из влажного густого мха, - там ягоды уже совсем крупные и красные. Сын в это время соседние канавы обследует - свои, грибные трофеи собирает. Нашёл несколько беленьких и подосиновиков.
Минут через тридцать я закончил очистку от ягод этой полянки, и мы последовали дальше - ближе к противоположному краю вырубки, где сохранились (или уже выросли) довольно высокие берёзки и ёлочки. Местность здесь была намного светлее - более свободна от зарослей кустарника, и травянистых лужаек гораздо больше. И уже на первой из них нам открылось новое ягодное изобилие. Тоже ягода почти совсем спелая и достаточно крупная, спрятавшаяся в траве или рассыпанная по мшистым кочкам. Тут простора было несравненно больше, и мы уже вдвоём принялись наполнять свои объёмистые пакеты.
Однако становилось всё жарче и жарче - время шло к полудню, и нам всё чаще приходилось делать остановки и прятаться в спасительную тень. Но долго отдыхать было тоже невозможно. Лежишь, а на тебя со всех сторон смотрят крупные ягоды. Они выглядывают полноценными гроздьями из-под кустов, свешиваются сплошным красным покрывалом с краёв канав и кочек, устилают траву на полянах и не оставляют свободного места, куда можно поставить ногу, чтобы не помять, не раздавить этих ненаглядных красавиц. Вид ягодного богатства просто не давал усидеть на месте, требуя собрать всё, что находилось перед твоими глазами.
Откуда такое состояние - эта жадность до ягод? Возможно, оттого, что так редко видишь подобное изобилие и знаешь, что через день-другой этой красоты, этого богатства здесь уже не будет. Знаешь, что вскоре сюда примчатся и на мотоциклах, и на машинах целые семейно-родственные артели таких же, как и мы с сыном, сборщиков, и эта красота быстро иссякнет, исчезнет, будучи собранной, вытоптанной, раздавленной десятками таких же жадных до ягод старателей.
Да, оказаться здесь, одному, вдвоём, втроём - великое счастье, счастье какого-то душевного покоя, умиротворения от всего этого лесного изобилия, от возможности находиться с ним наедине, общаться, наслаждаться, радоваться сказочному богатству, выросшему не где-то там, на краю земли, в тундре или тайге, а рядом с тобой, совсем недалеко от дома, - куда ты уже можешь дойти, несмотря на твоё состояние и физическую неполноценность. Здесь твою душу наполняют одновременно и вдохновенная радость от созерцания естественной лесной красоты, и удовлетворение от производительного труда, что позволит тебе поделиться этой красотой с теми, кто не в силах испить её здесь, на месте, но кто сможет любоваться ею дома, при виде полных пакетов грибов и ягод, вбирая в себя магическую силу чудодейственных даров русского леса.
Нет, я не могу понять, почему многие не любят собирать ягоды, особенно мужчины. Конечно, это нелегко, конечно устаёшь, но зато какое потом моральное удовлетворение от всего прочувствованного, пережитого, увиденного и услышанного. Этот вид усыпанных ягодами розово-красных или сине-чёрных полян и просек, эти запахи благоухающей мёдом травы, дурманящего хмеля (на болотах), эти голоса маленьких пичужек, снующих по соседству в кустах, жужжание шмелей и пчёл, ощущение сыпящихся тебе в руку крупных спелых ягод, ощущение всего окружающего тебя земного и воздушного пространства, - всё это великое счастье. Счастье, которое так редко приходится испытывать нам сегодня и о котором многие из горожан, к сожалению, не имеют ни малейшего представления. И даже сегодняшняя жара не кажется тебе такой изнуряющей на фоне этого великого счастья...
Да, но всё-таки следует остерегаться! Как бы не случилось теплового удара. При такой жаре можно и перекалиться... Куда сын-то делся? Кричу его несколько раз, поворачиваясь в разные стороны. Ага, отвечает издалека, из самого центра сечи. Очевидно, работает в районе болотца. Там всегда была крупная, хорошая ягода. На одном месте, да ещё в такую жару, трудно усидеть. Всё-таки утомляет однообразие работы (не местности, конечно). Хочется размять затёкшие ноги, онемевшую спину, хочется походить немножко, а заодно и иные места разведать. Я тоже всегда так поступаю. Случается потом и назад, на прежнее место возвращаться.
Кричу сыну, есть ли ягоды. Отвечает, что есть и порядочно. Димыч сдержаннее меня в чувствах, но тоже глубоко чувствует, переживает красоту, любит лес и с удовольствием навещает его, и не только ради грибов и ягод. Он бродил по ломовским просторам и зимой, и ранней весной, фотографировал лесные пейзажи, делал эскизы, писал картины... Умеет передавать красоту с помощью красок. В его небольших картинах чувствуется душа природы. Фотографии тоже неплохие. Но тут ещё нет достаточного опыта. Да его скоро и не наберёшься сейчас, при такой дороговизне фотоматериалов…
Иду к нему. Устал порядком, хотя и собирал почти всё время лёжа. Уже привык так работать. Можно, конечно, и на коленках. Но так долго не поработаешь. Поэтому люблю одиночество. В окружении незнакомых как будешь ползать?!
Действительно, сын оказался на том самом слегка заболоченном участке сечи, который и он, и я хорошо знали. И точно, вокруг было много спелой ягоды. Однако собирать становилось уже невмоготу из-за нещадно палящего солнца. Спрятаться от него на открытой, мокрой лужайке было некуда. И отдых в ближайшем кустарнике уже не давал облегчения. Солнце, казалось, пробивалось и сквозь густую листву, доставая нас повсюду, даже в глубокой влажной канаве, в которую мы залезли во время своего обеденного перерыва.
Вот что такое знойная сеча или подобное ей открытое болото, где жидкие сосёнки не способны дать даже небольшой тени, чтобы защитить путника в случае необходимости. Жара достала нас сегодня чуть не до мозга костей. Рубашки, кепки насквозь мокрые, прилипли к телу, ноги тоже мокрые до колен - уже от воды. Но эта тёплая вода совершенно не охлаждает. Как хорошо было бы окунуться в Востре, а ещё лучше в Пеже, броситься в её ледяную воду прямо в одежде и лежать до тех пор, пока тело не обретёт прежнюю лёгкость и свободу, а в голове не перестанет крутиться всякая чертовщина. Но до речек километра три, и спасительную свежесть можно будет ощутить только на обратном пути.
Мы допиваем воду из одной фляги, оставляя вторую на две трети полной - наш резерв. Мочим головы водой из канавы - становится полегче. Теперь отдыхать, а там видно будет. Ещё только половина второго, впереди уйма времени до половины пятого. Трёх часов на обратную дорогу вполне достаточно, учитывая не столь уж большую тяжесть нашей сегодняшней ноши: собрали всего-то по пакету грибов и по пакету ягод - стаканов по двадцать. Но ягода хорошая - розово-красная, - приятно такую нести домой.
После отдыха решили дальше не искушать судьбу и направиться в сторону дома. Забросили на плечи свои всё же довольно увесистые сумки и начали продираться через кустарник. Центральная часть сечи заросла им весьма основательно. Кусты высокие, среди них ягода уже не растёт. Скоро, наверное, и остальная часть всей этой площади кустами покроется. Тогда ягода совсем пропадёт - не сможет в темноте развиваться... А если бы периодически вырубать кустарник? Сколько бы времени здесь ягода продержалась? Возможно, что и выросший лес был бы полон ею... Да кто этим будет заниматься?.. Хотя я встречал у Ломов сечи, где вырубается всё лишнее, ненужное, и они вскоре превращаются в богатые лесные угодья. Заманить бы на денёк сюда таких вот лесорубов!..
Да, но идти всё же нелегко. Солнце по-прежнему нагревает и голову, и спину, и плечи. Пот снова заливает глаза, туманит очки. Да ещё всё время чуть ли не прыгать через барьеры приходится - поперёк канав путь идёт, иначе ох какой крюк делать придётся. Наверное, уже добрых полсотни барьеров взяли. А верхушки деревьев ещё вдалеке виднеются - с полкилометра топать придётся...
Наконец вышли на относительный простор. И сразу хорошие ягоды стали попадаться. Да и много так, и такие крупные! Как это мы их при входе на сечу не обнаружили? Не могли же они здесь за несколько часов созреть и налиться сразу?! Очевидно, мы всё же чуть подальше зашли, а там, в кустах, брусника ещё не такая красная. Решили остановиться - не упускать же такую возможность! Тем более что солнышко стало понемногу за перистые облачка заходить, да и высокие кусты хорошую тень давали.
Поставили сумки в тень, под кустами, а сами ещё чуть влево прошли, метров на двадцать. Глядим и глазам своим не верим - перед нами поляна совершенно красная от ягод! Да ещё каких! Величиной с хорошую чёрную смородину, висят полными гроздями и в траве, и на мшистых кочках, и на дамбах, и на открытом пространстве! В какую сторону ни посмотришь, всюду это сказочное изобилие, будто какой-то добрый волшебник специально открыл перед нами эту красоту и богатство. Открыл в последний момент, когда ни сил, ни времени у нас почти не осталось.
Безжалостный закон леса - всё самое хорошее обнаруживаешь в последний момент, когда уже надо торопиться, или когда ты закрутился и мечешься по лесу в поисках долгожданного выхода, либо спасаешься от надвигающейся грозы. Вот тогда лес по-настоящему открывает перед тобой свои тайны, дразнит тебя своими богатствами, заманивая в свои хоромы как в сказочный мир, из которого потом будет ох как непросто выбраться со всеми собранными тобой подношениями. Лес как бы испытывает тем самым твоё терпение, твою настойчивость, проверяет твою любовь к нему. И одаривает своими богатствами самых терпеливых, трудолюбивых, близких ему по духу.
Конечно, пройти мимо этого лесного рая, не сорвав "ягоды счастья", было абсолютно невозможно. Мы это почувствовали сразу и сразу же улеглись рядом с особо привлекательными кочками, начав наполнять новые пакеты. Нет, такого изобилия столь чудесных ягод я ещё не видел. Даже в конце восьмидесятых годов, когда эта сеча тоже была красной от брусники, столь крупной она тогда не была. Единственно, где я встречал подобную, так это на Ломовском болоте. Но там с такими ягодами было всего одно местечко, да и то не больше десятка подобных кочек. И, ко всему прочему, обрывать эти ягоды приходилось на ранних стадиях зрелости, так как деревенские сборщики успевали туда задолго до их полного созревания.
Однако что мы можем сделать с этим изобилием, как собрать всю, даже самую крупную ягоду? Времени осталось максимум полтора часа, а там придётся идти уже стремительным темпом. Да ещё тяжести порядком прибавится... Но красота-то какая! Сотни, тысячи полноценных, многоягодных гроздей красуются вокруг нас, сплошным красно-розовым покрывалом устилают многочисленные кочки, тёмно-рубиновыми пятнами выглядывают из-под кустов. Ползёшь за ними всё дальше и дальше, а они появляются снова и снова, будто бесчисленные звёзды в бесконечном пространстве Вселенной. Здесь нужна только скорость. Пусть соберём и грязно - с травинками, листочками, но надо собрать побольше и обирать самую что ни на есть крупную, спелую...
Ягоды так и сыпятся в пакеты. Две-три грозди - и рука наполняется ими. Уже почти не замечаешь усталости, куда-то исчезла боль в спине, и подвижность стала лучше. Так и прыгаю на коленках. То собираю лёжа на боку, то - на животе, то снова встаю на колени. Вот бы ещё лёжа на спине научиться собирать - тогда бы совсем легко было. Но темп при таких способах сбора заметно падает. Приходится чаще работать на коленях.
Дима собирает всё больше на одном месте. Да тут, не сходя с места, можно набрать добрый десяток стаканов! Я же предпочитаю почаще менять позицию, перескакивая от куста к кусту, от кочки к кочке. Пакеты наши быстро наполняются, берём другие. Это уже последние. Но и их достаточно. Более получаса мы не протянем. Солнце опять делает своё дело. Сын уже боится за свою голову - как бы не перекалилась. Я привык переносить жару за время частых лесных походов, но и то состояние далеко не блестящее, несмотря на такую дивную благодать с ягодами...
Пора наконец и остановиться - время уже без двадцати пять. К пяти надо добраться до Востры, иначе можем не успеть на семичасовой автобус. Набиваем свои сумки - всё не умещается. Приходится часть пакетов нести в руках. Мне это непросто - при движении с двумя палками. Но всё равно надо - Димыч не вытянет один всю эту тяжесть! Оставлять же часть в лесу не хочется - неизвестно, когда смогу сюда вернуться, выдержит ли спина после подобной нагрузки...
За двадцать минут всё же дошли до Востры. Необходим хоть непродолжительный отдых. Охлаждаем лицо, ноги, руки в ключевой воде. Дима боится сильно мочить голову - не простудить бы. Я же рискую даже искупаться и делаю несколько коротких заплывов в соседнем бочажке. Ледяная вода с непривычки обжигает тело, но я плыву и даже погружаю лицо и голову в воду. Давно забытые ощущения - как часто я испытывал их во время ноябрьских купаний в Патрокловской бухте во Владивостоке. Правда, тогда после этого приходилось бежать во всю прыть, чтобы согреться. Сейчас же - побольше бы охладиться, чтобы хоть на полдороги хватило. До Горшкова бы дотянуть, там и напиться можно будет...
Дима лежит, отдыхает. Отбивается от слепней и кусачих мух. Досталось ему сегодня с непривычки-то… Как перенесёт эту тепловую нагрузку? За себя в этом отношении не беспокоюсь. Боюсь только за спину. Выдержала бы теперь дальнюю дорогу, на которую остаётся всё меньше и меньше времени... Да, когда ходишь на такие далёкие расстояния, времени почти всегда не хватает, хотя и выезжаешь спозаранку. Конечно, когда в лесу пусто, ничего не попадается, - другое дело. Но тогда и настроение совсем иное, хотя сама по себе прогулка по любимым местам всегда приятна.
Тронулись в обратный путь в семнадцать десять. Пришлось порядком поспешить и поволноваться в дороге. На середине пути у меня вдруг начались судороги в правой ноге - мышцы не выдерживали непривычной нагрузки: нести приходилось килограммов по двадцать, не меньше. Дотащили... Потом доехали. Домой явились чуть живыми. На работу с ягодами сил уже не хватило - в сумке полтора ведра оказалось! А вот грибами пришлось заниматься - тоже почти три пакета. И на сушку, и на жарёху хватило. Вот бабуля радовалась!
НОВЫЕ ОТКРЫТИЯ
Уже во второй половине августа состоялся у нас с сыном ещё один запомнившийся поход в эти края. Основной целью его были грибы, поскольку ягод за прошедшее время на сече заметно поубавилось. До этого я ещё несколько раз сумел побывать здесь один и каждый раз приносил стаканов по тридцать брусники. Собирал её уже в окружении других «старателей», приходивших сюда из района Якимова, из Горшкова, добиравшихся, как и я, из города через Ломы. В отличие от всех этих старателей, собиравших ягоды по месту их первого обнаружения, я отлично знал сечу и всегда мог найти хорошее и свободное от людей местечко, где наслаждался сбором в одиночестве, в тихой и спокойной обстановке. К тому же, я успевал ещё собрать и грибы, растущие, в основном, среди зарослей кустарника. Об их существовании здесь, на ягодной сече, вряд ли догадывались остальные.
В этот раз мы с сыном прошлись вначале по близлежащим к Пеже сечам, а затем решили заглянуть на свою, любимую. Народу там, к счастью, было немного - где-то в одном месте слышалась отдалённая перекличка двух или трёх человек, так что мы прогулялись по знакомым полянкам и кустарникам в одиночестве, и не безрезультатно. В кустах то здесь, то там попадались крупные, но совершенно крепкие подосиновики, желтели скопления лисичек, порой выглядывали из травы светло-коричневые шляпки пошедших в рост белых; встречались и крупные черноголовые подберёзовики. Но последние грибы, несмотря на всю свою крепость и красоту, нас уже не удивляли. Мы успели испытать все радости их сбора совсем недавно на Ломовском болоте, где подберёзовиков в этом году было видимо-невидимо и можно было собирать их бельевыми корзинами. Другие же грибы доставляли нам обоим большое удовольствие.
Однако ожидаемого грибного изобилия сегодня не было, и мы решили испытать счастье на другой сече, расположенной неподалеку от бывшей деревни Пежа, которая была ликвидирована за несколько лет до нашего первого визита в эти края - в 1972 году. Эту сечу я окрестил как фиалковую за обилие на ней лесных (ночных) фиалок, заросли которых в восьмидесятые годы занимали здесь площадь чуть ли не в несколько гектаров. Здесь же встречались порой и грибы. Но особенно богат ими был соседний старый еловый лес, оставшийся после прошедших вырубок в виде конуса шириной в несколько сотен метров и упирающийся в обширное, но неглубокое болото. В любом случае здесь можно было надеяться на удачу.
Через полчаса были уже на этой сече. Решили пересечь её по диагонали - вдруг что-то попадётся по пути примечательное. Местность однообразная - с достаточно высокими берёзками и густущей травой, в которой, если бы и было что, то вряд ли удалось бы усмотреть сверху. И действительно, почти на километровом участке пути ничего интересного не обнаружили. Не нашли даже следов фиалок, которые давно уже отцвели и совсем скрылись под поднявшейся над ними осокой, люпином и другими растениями. Под свежими, зелёными травяными стеблями просматривался сплошной слой сухой прошлогодней травы, ещё не перегнившей и серым сплошным ковром покрывающей всё наземное пространство. Что может в таких условиях здесь уродиться? Какие могут быть грибы и ягоды?! Правда, в конце восьмидесятых я находил здесь, вблизи от лесной опушки, лисички. Порой их тут было достаточно много, так что сюда приезжали за ними грибники из Горшкова, даже на тракторе! И тогда я выкручивал грибы прямо из-под слоя такой же сухой, слежавшейся травы. Так что надежда всё-таки оставалась…
Вышли к противоположному краю сечи - к небольшому еловому перелеску, отделяющему её от огромного возделываемого поля. Как раз на этом месте я и собирал некогда желтогрудые лисички. Сейчас их нет ни в ельнике, ни по краю сечи... Надо пройти немного дальше, вдоль вырубки, а затем вновь пересечь её в сторону заветного леса с белыми грибами, - может, и найдётся что?
Идем краем сечи. Трава высоченная, но местами порядком вытоптана. Значит, не одни мы тут странствуем. И другие знают потенциальные возможности этих лесных угодий. Но что они сейчас ищут здесь? Кое-где на глаза попадаются гроздочки брусники. Чувствуется, что она уже обобрана. И раньше, в былые годы, я находил тут эти ягоды, но в очень небольшом количестве. Брусника росла здесь местами, отдельными кустиками, и ни о каких сборах её не было и речи.
Прошли чуть дальше, а брусники всё больше. Вон ведь как широко разрослась - и вширь, и вглубь пошла распространяться. И высоченная трава ей не помеха. Прямо под сухой травой растут зелёные кусты, высвечивают совсем красные ягоды. Местами их достаточно много - не всю собрали. Остановились - хоть что-то домой принесём. Да и в новом месте брать интереснее - иная ягода, иной сбор. Здесь её из травы придётся «выцарапывать». Но кисти все полные, ягоды крупные, налитые, хоть и остались отдельными несобранными участочками. Смотрю, сын тоже присел в сторонке - значит, и ему ягода приглянулась.
Начали ползать. Местность вокруг вытоптана - хорошо поработали до нас сборщики. Видно, целая бригада была - в одиночку сил бы на всё не хватило. Значит, знали уже место и не в первый раз сюда наведывались... Разгребаю пальцами сухую траву, а под ней ягоды - да такие красные и крупные, не хуже, чем на нашей заветной сече... Да они здесь везде - где ни копни, всюду под сухой травой прячутся! Предшественники наши и не пытались их доставать снизу, только по самым верхам прошлись. И то не всё обобрали. Вон в траве, среди кустов сколько брусники осталось! Уже бордовая, переспелая… И сладкая-сладкая! Пожалуй, тут, в траве, она вкуснее, чем на мокрых болотистых участках.
Уже приспособился к сбору. Как раз мой вариант - лёжа и на коленках. И всё сухо кругом - ложись, не опасаясь, что промокнуть можешь. Переползай с места на место... Ягода уже берётся быстро - горсти так и сыпятся в пакет. У сына тоже работа спорится... Хорошо, что солнце сегодня не такое яркое. Местность совсем открытая, одни берёзки кругом растут, кустов почти нет, густая трава от солнца не спасает - как ни ложись, как ни прячься в ней.
Прошли немного вперёд и вглубь - метров на тридцать-сорок. Там трава меньше помята. А в ней кругом ягоды! Не обобрали «старатели» - пороху не хватило. Видно, немногие всё же знают эти далёкие места, да и идти в такую даль не каждый решится. Продолжаем сбор. Ягода такая сладкая, что руки липнут! Будто землянику или малину собираешь... Но всё же не просто кисти из-под сухой, слежавшейся травы вытаскивать - свежая, зелёная осока как бритвой пальцы режет. Сбор получается не очень резвый. Но пакеты наполняются.
Пошёл для разминки по направлению к сыну, смотрю, он сидит посреди небольшой лужайки, а вокруг красным-красно от ягод. Совсем как на нашей сече, только ягоды уже бордово-чёрные от спелости. Тут, конечно, быстрее дело пойдёт - почти необранная поляна. А от неё во все стороны красные брусничные полосы разбегаются - будто ручейки текут... А дальше, рядом с ёлками, моховые кочки примостились, и тоже сплошь брусникой покрыты, такой же красной и крупной.
Поползали мы часа полтора, собрали по полному пакету - стаканов по тридцать-тридцать пять. Устали порядком, да и жарко стало. Передохнули в холодке и на противоположную сторону сечи направились, может, всё-таки грибы обнаружатся?
Сеча вся уже обхожена - трава помята, вдоль и поперёк идут тропы. А на них, на открытых участках, грибы попадаться стали, в основном лисички - крупные, крепенькие. Рядом, в траве, их подруги стоят и даже под сухой травой прячутся - никак на свет божий пробиться не могут. Есть, оказывается, здесь и грибы, только хорошо укрылись от нас. Стал ползать вокруг этого места, смотрю, совсем рядом красная шляпка виднеется - подосиновичек молоденький выглядывает. Значит, и они в рост пошли, но надо ждать, пока подрастут, тогда и заметны будут.
Брусника в центре сечи исчезла, но к противоположному краю её, ближе к лесу, стала попадаться вновь. Показались совсем красные кочки и усыпанные ягодами лужайки. Но здесь, в тени, она ещё не такая крупная и спелая, как на более светлом краю вырубки.
Не могу пройти мимо обилия ягод, вновь начинаю сбор. Сын торопит - пора уже и домой двигаться, время поджимает. Всё же успеваю собрать ещё стаканчиков пять, пока Дима грибы ищет. Нашёл он их немного. Не подошло, видно, ещё время. Но рано или поздно будут - такой лес всё лето не может пустовать...
Собрались домой. Трофеи и сегодня порядочные - у каждого по полному пакету грибов и по два пакета ягод. Совсем не ожидал, что здесь такое обилие брусники окажется - совершенно случайно обнаружили. Надо в следующий раз всю сечу обойти - вдруг необранные места ещё остались! Обязательно ягоды где-нибудь ещё от нашего взора прячутся.
Да, богаты наши леса, богаты сечи... И такие просторы! Ведь сколько народу тут ходило, а мы так ни с кем и не встретились. Есть где разминуться, не мешать друг другу. Не то, что у Ломов. Там всегда кто-нибудь рядом с тобой находится. Много не соберёшь - ни грибов, ни ягод. Только если первым в нужное место успеешь. Но таких, как я, знатоков, немало. Поэтому каждый раз делиться урожаем приходится. И все не в обиде. Были бы желание да старание. Кто ищет, тот своё всегда найдёт, даже в самых ближних лесах... Но всё-таки в одиночестве намного лучше!
ГРИБНОЕ ИЗОБИЛИЕ
С середины августа наконец по-настоящему пошли грибы. И на болоте, и на сечах, и в густых лесах… И ринулись ивановские любители грибной охоты с корзинами, пакетами, сумками, рюкзаками во все окрестные леса, заполняя битком автобусы, машины, а то и двигаясь пешком в ближайшие от города лесопосадки. Возвращались, нагруженные трофеями, уставшие и довольные. Каждый хвастался своими успехами и взахлёб рассказывал об ожидаемых и неожиданных находках: о полянах, заросших подберёзовиками, о жёлтых от лисичек лужайках, о чудесных боровичках, растущих целыми семьями по пять - по десять штук в каких-то только ему одному известных заповедных уголках. И действительно, бывалые грибники возвращались из леса с полными корзинами и подосиновиков, и даже белых.
К этому времени я уже разведал в окрестностях Ломов хорошие участки леса, где должны были быть грибы. Сходил туда пару раз, но ожидаемого изобилия не обнаружил. Да и что можно было найти, когда сюда устремлялись с пяти часов утра сотни жаждущих искателей. Я не стремился гоняться с ними наперегонки, поэтому принял решение ходить в дальние, заветные районы, где можно и душу отвести, и всегда собрать пару пакетов грибов - пусть и не одних только белых.
И вот в один погожий день я вновь отправился в те места. Прошёлся по ближайшим сечам и был обрадован первыми находками. Попадались и россыпи лисичек, и подберёзовики, и даже белые. Но видно было, что любители дальних странствий уже всерьёз взялись за эти просторы: их перекличка оглашала окрестные леса то справа, то слева от меня, то где-то в отдалении. Я возлагал больше надежды на наши брусничные сечи, где грибы прятались среди кустарника и в высокой траве, куда не каждый сможет добраться.
Выхожу на первую перерытую траншеями сечу, забираюсь в самую глубь и... грибов на открытых участках не вижу. Зато среди тенистых кустов нахожу отличную бруснику, которая совсем недавно поспела. Увидел и нескольких сборщиков, сидящих неподалеку на ягодах. Оказались тоже ивановскими, но приехали на два часа раньше меня - первым автобусом. Я так рано не люблю в лес ездить: ходить мокрым по колено и, тем более, ползать по влажной от росы траве за ягодами - удовольствие ниже среднего. Ну, собрал мужичок за эти два часа стаканов пятнадцать, но я же их минут за сорок соберу на такой-то ягоде. Не там они её собирают!
Не стал я с ними соревноваться, а вначале пошёл грибы искать - ягоды не уйдут, а вот если грибники нагрянут, тут уж тебе ничего не останется. Забрался в самую гущу кустарника, еле продираюсь, внимательно оглядываю ближайшие кочки и лужайки. Обернулся назад и сразу два красовичка-подосиновика за кочкой обнаружил. Уже крупные, рослые, во мху спрятались - с других сторон и не видно. На срезе - чистейшие, упругие, и шляпки, хоть и широкие, с тарелку, но тоже чистые и белые, как сахар.
Нет, тут надо быть повнимательнее - ишь, как они прячутся! Со всех сторон канавы и кочки обходить следует. Так и стал делать. И трофеи посыпались в пакеты один за другим. И всё красовички: в основном, крупные, некоторые даже огромные. Чистые, ядреные… Ножки толстенные. Приятно в руки взять. Целый пакет в кустах собрал - одних отборных. Других тут и не было.
Прошёлся по местным (центральным) зарослям пару раз - вроде, всё обобрано. Направился в сторону дальнего леса - туда, где сеча посветлее и берёзками уже поросла, где мы с сыном тоже грибы находили. И правильно сделал. Стоят, красуются, будто только меня и ждут! Такие же крепенькие красовички, черноголовые, тоже крепкие, подберёзовики, коренастые светлоголовые белые; желтеют по¬всюду лисички; появляются и грибы для соления - чернушки (чёрные грузди), волнушки, отдельные рыжики. Пока беру всё подряд - неизвестно, что дальше будет. Уже третий пакет наполняю. Сумка тянет чувствительно, много так не находишь по лесу. Надо освобождаться от тяжести.
Нашёл у края сечи приметное местечко и закопал пару пакетов под ёлочкой во мху и в траве (белые всё же с собой взял - эта пропажа, если случится, будет невосполнимой). Запомнил со всех сторон ориентиры и пошёл разведывать самый дальний край вырубки, граничащий клином с огромной, трёхкилометровой сечей-вырубкой начала восьмидесятых годов. В этом месте был густейший кустарник, где тоже могли скрываться грибы. Продираюсь сквозь чащу, отстраняю цепляющиеся за тебя со всех сторон ветки. Пот льёт ручьём, усталость наваливается моментально. Прошёл метров пятьдесят - ничего! В такой теснотище разве может что зародиться! Тем более что кругом ни одного деревца. Надо скорее выбираться отсюда.
Продираюсь влево и наконец вылезаю на более светлое пространство. Крюк небольшой сделал, а будто несколько километров прошёл. Теперь отдыхать снова придётся. Минут пять полежал и в другую сторону направился, параллельно брусничной сече; здесь небольшой клинышек леса остался, и в нём частенько тоже грибы бывали. И сейчас попались несколько белых и подосиновиков, но, в основном, волнушки да чернушки в глаза бросались - их я брать не стал, не донесу всё равно. В общем, ещё почти целый пакет собрал, на сегодня вполне достаточно - три полных пакета.
Тайник свой нашёл сразу. Всё в целости и сохранности. Сумка полна-полнёшенька. Ручки бы не оторвались. Посмотрел, а одна уже почти висит на верёвках. Надо переплетать. Заодно и отдохну как следует. Вложил в ручку свежих, молодых, гибких веток, срезанных с соседних кустов, заплел всё тщательно веревками (их специально беру с собой), проверил на прочность и домой отправился. В этот раз с запасом времени - часа три на дорогу осталось, даже больше.
Дошёл до Востры, отдохнул, искупался. Освежившись, не торопясь пошёл дальше. Часа за полтора с остановками добрался до Горшкова. Там, как обычно, остановка - на лавочке у дома Толи Буркова. Сразу знакомые прибежали: Толин Пушок (лохматый дворняга), соседская таксоподобная рыжая Умка, кот Васька (а может, и не Васька). Крутятся вокруг, на сумку поглядывают. Я им всегда что-нибудь оставляю для такого случая. Умка, было, на лавочку вскочила, но тут же спрыгнула обратно - Васька спугнул. Умка Ваську сильно боится, сразу при его появлении хвост поджимает. Но сегодня, видно, очень кушать хочется, поэтому и не убегает.
Я отделил от собак Ваську, дав ему кусочек булки с запахом сыра (сыр я ещё в лесу сам съел), и кот принялся старательно пережевывать его, уже не обращая внимания ни на меня, ни на Умку. Ну а вечно голодные собаки моментально проглотили предназначенные им порции и восседали, поглядывая на меня снизу вверх и повиливая в знак признательности хвостами. Поскольку мои подачки этим и ограничились, собачья гвардия вскоре занялась своими делами, а Васька так и остался сидеть на лавочке, с удовольствием принимая мои ласки в виде поглаживания и почесывания за ухом.
Уходить не хотелось - усталость давала о себе знать. Каждый участок пути приходилось преодолевать с большим или меньшим напряжением. Сижу, наблюдаю за ласточками, вьющимися над домом, над деревом и даже садящимися на верхние ветви его разлапистой кроны. Вдруг Васька насторожился, припал телом к лавке и неожиданно помчался в сторону луга. А от него во всю прыть с визгом понеслась Умка. Значит, котище опять свои хозяйские права заявляет. Бежит и не отстаёт. А Умка оторваться от него не может. Но тут из-за дома Ваське наперерез устремился Пушок, догнал, оттолкнул его боком и остановился, довольный. Защитник! Умка же его хорошая подруга. Хоть Васька и свой, но на собак нападать не смей!.. Вот так-то вот!
Познакомившись с местными собачье-кошачьими отношениями, я всё же решился отправиться в путь и, в конце концов, добрался до остановки. А оттуда уже без проблем доехал до дому...
ВОДНАЯ ПРЕГРАДА
Совершив этот по-настоящему грибной поход, я мечтал после небольшого отдыха вновь отправиться в те далекие края. Но на следующий день погода резко испортилась, пошёл затяжной дождь, продолжавшийся несколько суток, и все планы мои на ближайшие дни рухнули. Сумел через два дня добраться только до полузатопленного огорода, где из-за воды и дождя нечего было и делать... Но нет худа без добра. Во-первых, я полагал, что после таких дождей грибы пойдут в рост особенно бурно. А с другой стороны, Востра с Пежей должны порядочно раз¬литься, и вряд ли всякий любитель леса сможет преодолеть эти водные преграды, если пойдёт моим путём. А как добираться сюда по правобережью или дальними полями, - одному богу известно.
Как только дожди прекратились, я в первый же погожий день отправился в дорогу. Утренний семичасовой автобус был, как всегда в последние недели, переполнен. Грибники устремились в лес с такими же, как и у меня, надеждами.
Доехали до Ломов. Я экипировался у своей подруги-сосны. Взял стоявшую в ожидании меня палку, закинул за спину рюкзак (на всякий случай взял и его), на левое плечо - сумку и потопал обычной своей дорогой через деревни Голяково и Горшково в любимые, дорогие края.
В деревнях всё было тихо. Одни лишь знакомые собаки выскакивали из дворов, чтобы встретить и проводить меня в дальнее странствие, и получали положенное им угощение. Пушка, правда, в этот раз на месте не оказалось - куда-то умчался на ранний промысел. Зато Умка весело встретила меня и, получив двойную порцию угощения, устроила мне достойные проводы, помчавшись впереди точно по нужной дороге.
Эта собачонка ещё ни разу меня не провожала, и я думал, что она при входе в лес быстро отстанет, не пожелав далеко углубляться далеко в незнакомые края. Однако Умка и не думала покидать меня, несмотря на все мои внушения. Говорю с ней, показываю дорогу домой - стоит, хвостом виляет и ни с места. Начинаю движение - она снова за мной бежит. «Ладно, - думаю, - как доберёмся до бо¬лота, где по брёвнышкам идти придётся, так вмиг отстанет». Это будет уже почти на середине пути.
Дошли до этого места. Остановился, смотрю на верную спутницу, та тоже остановилась и смотрит на меня выжидающе. Чувствую, что и дальше пойдёт, если не остановить! Ну куда такую малютку брать? Она и реку переплыть, наверное, не сможет, если одна обратно бежать вздумает. Нет, надо домой гнать. Говорю уже строго: «Иди домой! Всё! Хватит провожать - спасибо за признательность!» Погладил её, потрепал по спине, почесал за ухом, но угощать больше не стал - на обратном пути доставлю всем удовольствие. «Теперь домой иди, - повторяю. Даже притопнул на неё. - Нельзя дальше!» Хвост поджала, поняла, конечно, что делать следует. Тявкнула на меня негодующе: «Чего, мол, не разрешаешь! Я же от доброго сердца, как друга провожаю. И хлеба твоего мне не надо…» Повернулась и потрусила тихонько обратно. Даже не оглянулась ни разу.
У меня отлегло от сердца. Отсюда добежит спокойно - дорога прямая, не в чащобе же находимся. Да она бы свободно и из лесу выбралась... Но уж больно маленькая. Здесь её каждый встречный обидеть может. Не привыкла, наверное, по лесам-то бегать. Всё больше дома сидит да по улице с подругами прогуливается...
Иду дальше. На своих пунктах отдыха делаю обычные остановки, отлеживаюсь по пять-семь минут на сухих кочках, массирую спину, ноги… Вроде всё как обычно. Осложнений пока не предвидит¬ся. Правда, воды на тропинках много, ноги уже давно мокрые до колен. Ничего, скоро солнышко подымется, быстро одежду высушит...
Вот и спуск к реке. Чавкаю по залитой водой тропинке через заросли крапивы в сосновых посадках на левом берегу Востры. А вот и сама речка, но совсем не такая, какой была прежде. На песчаной переправе вода стремительно несётся, закручиваясь в бурных водоворотах. Поднялась, наверное, метра на полтора! Это и в Ломах было видно - арка под мостом почти доверху затоплена.
Да, теперь, засучив штаны, не пройдёшь. Как бы вплавь не пришлось перебираться!.. На всякий случай пошёл посмотреть на мостик в виде соснового ствола, перекинутого через реку немного выше по течению. По нему я частенько переправлялся на ту сторону, когда разуваться не хотелось. Правда, приходилось идти более чем в метре над водой по довольно узкому брёвнышку - не всегда на это хватало духу, особенно, когда не шибко надеялся на свою поясницу. Хоть и палками о ствол опираешься, но бревно бывает скользкое от росы, да и сучков кругом понатыкано, того гляди, запнёшься. А уж если полетишь вниз, то купанье полноценное получится - глубина более метра.
Подошёл я к мосточку, а бревна и не видно - только длинные ветки из-под воды торчат, да мощная струя, будто на крутом перекате, переплескивается через скрытое в воде препятствие... Что ли, придётся переходить вброд, но только как глубоко будет? И как вещи переносить? Сейчас-то нетрудно - можно над головой поднять, а вот на обратном пути?.. Холода я не боюсь - разогрелся за дорогу порядком, даже пот выступил. Не боюсь и течения - не унесёт, да и палки помогут. Что ж, надо пробовать...
Разулся, разделся, но рубашку и куртку снимать не стал - засучил как можно выше. Сумку с рюкзаком за плечи закинул, палки в руках - и вперёд. Холода даже не ощутил - вода заметно потеплела после дождей, градусов на пять-шесть. Но течение сильное, так и норовит унести в ближайший омут, до которого всего-то метра три-четыре, не больше. Тогда уже придётся поплавать… До середины переправы не дошёл, вода по грудь стала. А дальше, знаю, ещё глубже будет. Да и песок заметно менее плотный - течением дно размывает. Нет, придётся разоблачаться полностью.
Разделся донага - свидетелей по соседству не видно. Да и кто будет здесь околачиваться в такую пору! Или уже перебрались, кто помоложе, а ветераны и особенно ветеранши вряд ли отважатся на такой подвиг. Не каждый решится в холодную воду сунуться. И на самом деле опасно, если привычки нет. Значит, хороший день мне сегодня уготован - немного конкурентов будет... Есть ли грибы только?!
Переправился без дальнейших приключений. И даже в один заход уложился. Вещи на вытянутых руках нести пришлось - вода почти по шею. Вышел на противоположный берег, а он внизу весь затоплен, вместе с травой и мелким кустарником. Пришлось на самом верху одеваться - уже у первой сечи. Растёрся как следует майкой, оделся, обулся в мокрые носки и кеды - всё в полном порядке. Тело немного пощипывает - приятное ощущение, давно знакомое по осенним купаниям. Ну, а теперь вперёд, по обычному маршруту - через все знакомые сечи. Придётся ещё помокнуть, так как и кусты, и ветви деревьев, и трава - всё мокрым-мокро то ли от утреннего тумана, то ли от вчерашнего дождя - не всё ли сейчас равно!
Вначале заглянул под высокие ели, слева от первой сечи. Туда, откуда меня некогда «грибной чародей» выпроваживал, когда я у него грибы «наколдованные» стянуть умудрился. Захожу под одну ель, под вторую - кругом краснушки, синюшки, волнушки, чернушки, даже рыжик красуется (конечно, червивый - и смотреть не стал), а вот тех, кого высматриваю, не вижу. Обошёл ещё несколько ёлок, уже промок в густых кустах, - не нашёл. Неужто напрасны мои старания сегодня? Неужели не выросли ещё белые? Или их обобрали? Но кто в прошедшие дни рискнул бы сюда забраться - под дождём, в холод, по размытому водой и грязью бездорожью?! Нет, этого быть не может!..
Иду дальше. Вот и шалаш знакомый. Лесные «старатели» здесь когда-то обитали. Сейчас внутри пусто, даже сена нет. Но сухо - надёжно шалаш сделан... Кругом густые ели. Заглядываю под них. Ага, вот они, голубчики! Сразу два красуются, а поодаль ещё один из-за ствола выглядывает! Нет, не ошибся, значит, в своих ожиданиях, самая пора для грибов настала. Только ищи их здесь, только бери. Были бы силы!
Пока дошёл до грибной сечи, собрал в ёлках десятка полтора беленьких и несколько красовичков-подосиновиков - начало хорошее. Только вышел из ёлок на сечу, сразу же на полянке красные головки увидел - один, два... сразу пять стоят, отдыхают, никого не опасаются. Полюбовался на это богатое семейство и пополнил ими свой пакет. Вхожу в сечу - кругом грибы: сыроежки, чернушки, волнушки! Вон их сколько после дождя вылезло! И под ёлками, и в траве, в бороздах, на возвышениях - всюду красуются, выставляя наружу свои разукрашенные в разные цвета головки. Только собирай для соленья: все крепенькие, ядрёные, чистые, самых разных размеров - от только вылезающих из-под земли младенцев до уже солидных, раскрывших свои шапки-зонтики двух-трёхдневных крепышей. А рядом с ними желтеют чудо-лисички - по одной, по две, целыми стайками – «ведьмиными кругами» закрученные.
Красота какая! Всё искрится, сверкает на утреннем солнце - светло-зелёная трава, глянцевые тёмно-зелёные листья кустарника, его розовые цветочки-люстрочки на тёмном фоне еловых ветвей… А как красивы нежно-розовые волнушки! Так и ощущаешь их упругость, сочность, мягкую внутреннюю, почти незаметную бахрому, так и видишь безупречную чистоту на разломе ножек и шляпок!.. Нет, брать вас сегодня не могу. Потом, через несколько дней, приду специально - когда других грибов вокруг не будет. Потерпите немного, не перезревайте, оставайтесь такими же юными и жизнерадостными, как сегодня.
А вы, рыжие красавицы! Вас-то я никогда не обделяю вниманием. Частенько выручаете меня, когда не нахожу ваших более титулованных лесных собратьев. Спасибо вам за доброту и щедрость, за красоту и чистоту! Ведь не налюбуешься на вас, когда красуетесь богатым семейством среди зелени травы, серого мха, уже буреющих опавших листьев. Когда стоите среди брусничной поляны, создавая такую приятную для глаза жёлто-розовую палитру чистых летне-осенних красок... Дождитесь и вы своего времени. Сегодня не справлюсь я со всеми вами. Чует моё сердце, что есть тут ещё нечто более притягательное, ещё более вдохновенное, манившее меня сюда и в этот сезон, и в прежние годы - во время моего домашнего заточения!
Иду поперёк этой старой, ухоженной и столь благодатной сечи в ту её часть, где темнеют среди светлых берёзовых стволов и ярко-зелёной листвы стройными пирамидами молоденькие ёлочки. Что-то скрывается под их тенистыми ветвями?.. Вот и они. Стоят, растопырив ветки-колючки, опустив их почти до самой земли, будто на самом деле пряча в своих тёмных хоромах нечто таинственное и дорогое.
Ложусь на живот рядом с первой красавицей. Под колючими опахалами из темноты выглядывают розоватые шляпки волнушек, скопище каких-то поганок. В стороне гордо красуется пятнистой красно-белой шляпкой мухомор... Иду дальше, ко второй, к третьей ёлке...
А вот и целое еловое царство. Под него и залезть можно. Приглядываюсь и вижу радующую сердце картину - вот они, долгожданные, те, о которых так мечтал! Стоят плотной кучкой, ещё небольшие, но такие красивые! Шляпки коричневые, ещё прижатые к ножкам, ножки толстые, будто маленькие бочоночки. Хороша семейка! А по соседству их сородичи - один, два... ещё, ещё! Вот когда я до вас добрался! Вовремя, значит, пришёл сюда, не опоздал, не ошибся выбором...
Вылезаю из-под елового шатра, а рядом с ним ещё грибы красуются: два подберёзовика, красовичок, в канаве беленький спрятался с широкой светло-коричневой шляпкой. А лисичек - целое море! Кругом желтеют вперемешку с волнушками. Вот это изобилие! Да сюда, на все эти грибы, целой артели грибников не хватит. Долго собирать придётся...
Ну вот, накликал на своё несчастье! Уже невдалеке голоса раздаются! Откуда только добрались? А я-то думал, что один сегодня всей этой красотой любоваться буду... Скорее бегу под соседние, ещё не осмотренные мною ёлки. И снова беленькие… Где небольшие, а где и довольно крупные, уже стройные, вытянувшиеся на длинных ножках. Но не везде всё же попадаются. Может, частично их уже обобрали?.. Вон, с другой стороны ещё кто-то бродит. А сзади снова кричат… Да, знатоков местных угодий, кажется, немало.
Подхожу к ближнему мужичку, который ползает под ёлками в фартуке - промокнуть боится. Рядом корзина стоит - бельевая, почти полная. То-то не везде белые мне попадаются... Приветствую, спрашиваю, откуда прибыл. «Из Иванова, - отвечает. - На первом автобусе приехал». То есть на пять двадцать, на два часа раньше меня.
- А как перебирались через Востру?
- Да по бревну карячился, - говорит. - Недалеко отсюда. Еле переполз! Чуть-чуть в воду не бухнулся. Бревно хоть и над водой лежит, но всё мокрое. На животе полз. А ноги всё равно в воду свесились - все сапоги залило. Отжимать портянки пришлось.
- А назад как, с грибами-то?
- Нет уж, назад этим берегом пойду. Через Пежу-то полегче перебираться будет.
- Через Пежу в сапогах тоже не переберетесь - там по пояс воды. А на дне ил какой-то, то ли песок наносной, ноги так и вязнут. Раздеваться придётся...
- Уж как-нибудь выберусь, - отвечает. - Не здесь же с грибами оставаться...
Пожелал ему удачи и решил идти в противоположную сторону - на дальнюю сечу, к заветному еловому перелеску. Может, туда пока ещё никто не добрался? Выхожу к краю сечи, и снова грибы попадаются. Добрые красовички целыми семействами растут - по три, по пять штук сразу. Красуются у всех на виду - значит, не добрались сюда мои конкуренты. Смотрю под молоденькими ёлочками, а там белые стоят - почти под каждой по одному, по два… И все уже крупные, коренастые, ножки с мой кулак будут. А какая чистота, белизна на срезе! Не устаешь любоваться новой и новой красотой. Она неисчерпаема. К ней невозможно привыкнуть. Для того она и дана людям, чтобы радовать человека всю его жизнь - с раннего детства до глубокой старости. Чтобы стимулировать его жизненные силы, поднимать настроение, чтобы стремился он к ней ещё и ещё, ставя перед собой всё новые задачи. Она дана, чтобы продлевать нашу жизнь, делать её богаче и красочнее.
Ведь не только ради полного лукошка стремимся мы сюда, в лес, на встречу с его дарами. Нас влечёт радость находок, открытий, самого поиска, радость встречи с лесными друзьями, радость общения с ними. Влекут красота этих очаровательных созданий, радость от возможности показать её другим, рассказать обо всех твоих лесных приключениях - вот она, палитра чувств, даруемая нам лесом, природой, о которой мечтаешь в долгие зимние месяцы...
А, вот и другие наслаждающиеся! Уже спешат в моём направлении. Узрели, небось, что грибы целыми охапками собираю, еле несу до своих пакетов. Я действительно порой увлекаюсь и, залезая под ёлки, оставляю снаружи и палки, и пакеты. Сумка-то с рюкзаком постоянно где-нибудь в стороне лежит, на видном месте: с ними ходить почти невозможно - сразу устанешь. Вот и обегаю налегке соседние участочки, собирая с них очередные подношения.
Грибники, мужичок с парнишкой лет двенадцати, приблизились, но подходить ко мне не стали. По соседству промышлять начали. В руках у каждого по ведру, уже почти наполненных грибами. У мужичка ещё и рюкзак за спиной висит. Я сложил очередные грибы в пакет и направился в их сторону - надо же пообщаться.
- День добрый! - говорю. - Какие успехи? Вроде бы сегодня неплохой урожай поспел?
- Кому как, - мужик отвечает. - Кто успел, тот и поспел!
- А как через Востру перебирались? - Этот вопрос меня особенно интересует. Обратно нелёгкая переправа предстоит с моей-то поклажей.
- А мы заветные места знаем. Одним нам известны.
- И раздеваться не пришлось?
- А ты как думал?
- А вот я чуть не вплавь добирался - все бревна через реку затопило.
- Ну и чего пёрся, коли не знаешь?!
Что-то не очень приветлив этот мужичок. Не любит конкурентов в своих владениях. Но коль добрался сюда сухим, значит, места хорошо знает. Ведь и мальчонку с собой привёл! Может, якимовские?
- Не из Якимова ли сами будете? - спрашиваю. - Эту деревню я уже более десяти лет не видел... А какая красота была! Какие поля, какие травы! И всего-то две бабуси жили... Теперь, наверное, коттеджей понастроили?
- Понастроили! А бабусь тех уже нет давно. Другие в домах живут. К ним мы и приехали.
- Значит, знаете эти края?
- Как не знать! Чай, полжизни в здешних местах прожил. Всю округу знаю. В Пеже жил. Там и войну пережили. В соседние деревни на праздники ходили. Школу здесь же закончил. Чуть не босиком на уроки бегали.
- Горшковцев тоже знаете?
- Ещё бы! И председателя ихнего хорошо знаю. Много для колхоза сделал. Дороги понастроил, поля вспахал, скотину развёл. При нём хорошо всем жить-то было... Теперь всё поразрушили, скотину загубили, поля забросили… Многие бурьяном зарастают! Что за жизнь сделали!
- А как войну-то здесь пережили?
- Как? В войну порой с голоду пухли. Всю зиму, случалось, по избам сидели. Обуть-то нечего было. Летом только босиком и бегали... Кому в школу идти, того и обували.
- Эти края помните?
- Здесь, на этом месте, в войну поле было. Мы тут с пацанами коней пасли. В ночное ходили. Все леса вокруг знаю. Да и сейчас из города частенько сюда приезжаю.
- На чём же?
- На мотоцикле. Вот и внучонка захватил. Он тоже лес любит.
- Молодец! Не каждого пацана сейчас в лес заманишь! Не видят порой они всей лесной красоты, души леса не чувствуют. Комаров да мошек боятся.
- Нет, Санька любит. И грибы хорошо берёт. Сам в лес напрашивается... И учится хорошо - отличник. Да ещё музыкой занимается, и тоже на отлично! Нам, старикам, помогает!
- Это счастье, когда такие вот внуки растут! У меня тоже внучка есть. И тоже отличница. Да вот далеко отсюда, а то бы обязательно вместе со мной в лес ходила! Любит она природу. Да и как её не любить! В ней во многом жизнь наша, радость наша.
- Правду говоришь, хотя и видно, что не деревенский.
- Да городские порой сейчас больше к природе тянутся...
- Не говори! Тянутся, да не все. А вот те, кто уехал отсюда, никак расстаться с нею не могут. Вот и я тоже. Специально мотоцикл купил - столько времени деньги копил! Теперь вот всюду добраться могу.
- А сегодня тоже на мотоцикле?
- На мотоцикле. Доехали до Якимова, до знакомых. Там машину оставили и сюда пешочком. Здесь близко по знакомым-то тропкам.
- А как же вы проехали сюда, ведь развезло всё вокруг?
- На машинах-то, конечно, не добраться. А на своём вездеходе я всюду проеду.
- Через Горшково, что ли? По левому берегу?
- Нет, там через болото не пройдёшь, и мостки уже обветшали. Я через поля еду. Есть тут дороги проезжие. Да и на машинах частенько сюда ездят.
Я тоже знал об этом. Встречал раньше таких счастливчиков. Целыми семьями приезжали. Машину на дороге у леса оставят или вглубь заедут - чтобы со стороны не видно было, а сами за ягодами да за грибами бегут... Таким позавидуешь!
Хотелось мне с тем мужичком подольше поговорить, о житье-бытье расспросить, адресок взять, на всякий случай... Да записать не на чем оказалось, и карандаша с собой не было. Рассказать же он мне ещё многое успел - любитель оказался рассказывать. Поведал, в частности, как в деревне у них дезертира в войну ловили. Был один такой. В лесу прятался. Землянку себе соорудил. Там и прожил всё лето. А зимой стал в деревню к матери наведываться. Так почти всю зиму и прожил. Но всё же не дотянул до лета-то. Нашли его в сарае - уже закоченелый лежал. То ли сам на себя руки наложил, то ли чего случилось с ним... так и схоронили беднягу...
Пока мы с дедом вели эту беседу, внук Санька успел обследовать все близстоящие ёлки и существенно пополнил своё ведро. Надо было переходить на новое место.
- Вот сейчас доберём до полных и за брусникой пойдём, - сказал дед. - Здесь её в этом году видимо-невидимо было. Да и порядком ещё осталось. Бидончик набрать сумеем.
Я пожелал им удачи и на брусничном фронте, а внучонку - отлично учиться и на всю жизнь сохранить любовь к природе. Сам же поковылял на своих перекидных к лежащим в стороне манаткам. Дед с внуком направились к брусничной сече, отошли метров на двадцать, и вдруг дед оборачивается и кричит мне:
- А ты знаешь ли, где брусника-то? А то пойдём с нами!..
- Спасибо! Спасибо! Я тоже многое здесь знаю. Брусники уже набрал достаточно...
- Ну, ну! Было бы предложено...
Да, подобрел вдруг дед. Оттаяла его душа в разговоре со мною. Понял, уловил моё отношение к окружающему - значит, не из тех я, кто губит природу, кто костры вокруг разводит да пожары устраивает. Может, и упорство моё подействовало - с палками-то да на такое расстояние! Не каждый решится. И у меня на душе посветлело - а то начинают сразу грозить да досками швыряться, коль видят, что на их место зашёл (не уходит из памяти тот давнишний случай с «лесным колдуном»).
Побродил я по краю сечи ещё с часок. Собрал в общей сложности пять пакетов. Дальше ходить стало невмоготу. А больше и не донесу. Надо домой собираться. Около трёх часов пополудни. Впереди дорога в десять километров. Да ещё обратная переправа с полным грузом... Ничего, всё обошлось. До остановки вовремя добрался. Только вот переправляться через Востру три раза пришлось - уж больно ноша тяжела оказалась...
ВОТ ЭТО УДАЧА!
Этим походом мои странствия за Пежей, конечно же, не ограничились - скорее, моя грибная эпопея только-только начиналась. Грибы шли и шли в рост, сменяясь в этом на редкость богатом августовском слое одни другими. Но и первосортные грибы не иссякали, и на тех же местах через день-два можно было спокойно собирать такие же полные пакеты и сумки.
Следующий свой выход за Пежу я совершил через день, отлежавшись сутки на огороде; вроде вновь посвежел, и спина готова была выдержать нагрузку. Опять поехал на семичасовом автобусе, преодолел «вплавь» Востру и к десяти часам был уже готов к дальнейшему походу. На этот раз решил не тратить силы и время на поиски отдельных грибов на близлежащих сечах - видно бы¬ло, что народу тут прошло порядком - трава заметно вытоптана, и тропинки через заросли вились буквально во всех направлениях. Решил сразу отправиться к фиалковой сече и к еловому клинышку, где когда-то был осчастливлен обилием белых.
Поднявшись на крутой правый берег, свернул на тропинку, ведущую вправо, вдоль Пежи. Через двадцать минут был уже у ручейка, текущего из болота по направлению к Пеже. Немного отдохнул, полежав минут десять на крутом солнечном пригорке какой-то древней глубокой траншеи, перекусил и направился к намеченному участку леса.
Подхожу к противоположному его краю, граничащему с сечей, и вижу на тропинке, убегающей в глубину лесного клина, «газик» - уже знакомую мне машину, которую повстречал однажды во время походов за брусникой. Рядом никого нет, хозяева ушли на поиски. Значит, уже опередили меня - на многое теперь рассчитывать не приходится... А вон и они - мужчина с женщиной – ходят совсем недалеко от дороги.
Остановился, поздоровался с хозяином. Спросил, что собирают. Они брали грибы на соленье - тут их тоже уйма, особенно чёрных груздей.
- А что, других грибов нет? - спрашиваю.
- Да других мы в другом месте набрали. Два дня назад съездили. Тогда я триста шестьдесят подберёзовиков нашёл, - отвечает мужчина.
- Дальше в лес не ходили?
- Нет, что-то тяжеловато сегодня. Давление скачет.
- А сколько?
- Да утром двести тридцать было. Лекарство принял и поехали.
- Опасно же так! Всякое в дороге может случиться.
- Да уже привык. Сколько лет так вот хожу. Бывает, что и голова кружится, и совсем тошно становится. Тогда лежу. Сейчас хорошо - на работу ходить не надо, на пенсии уже. Можно и отлежаться.
- А супруга как, ничего себя чувствует?
- Да тоже больная. Но что поделать… Жить-то надо. Никого рядом нет...
Я не стал углубляться в дальнейшие расспросы, но решился спросить, когда они думают в обратный путь отправляться и можно ли мне с ними до города доехать. Мужчина не возражал, только не обозначил точного времени отправления:
- Как устанем да грибы соберём, так и поедем.
Не решился я его просить просигналить мне перед отъездом. Да и не думал, что смогу быстро вернуться - только ведь входил в лес и не знал, чем сегодняшний поход обернётся. Пожелал им удачи и поспешил этой же лесной дорогой к про¬тивоположному краю перелеска.
Метров через сто свернул с тропинки направо и пошёл опушкой леса, граничащей с бруснично-фиалковой просекой. Стали попадаться грибы: подберёзовички, красовички, лисички. Волнушки и чернушки прямо на дороге растут, а в лесу - повсюду виднеются. Но я беру только на жарёху и для сушки и мечтаю о сказочном белом богатстве, которое, может быть, уже совсем близко - метров через пятьдесят, ну, через сто, не больше.
На краю сечи и на вдающихся в глубину леса полянках всё чаще попадаются подосиновики. Среди леса они - вытянутые кверху, на длинных ножках, на сече же - с огромными, разляпистыми шляпками, на коротеньких толстых ножках, издалека и не заметишь. Все чистенькие, и даже огромные, с тарелку столовую величиной; толстенные шляпки - без единой червоточинки. Можно больше и не проверять... Пока шёл, собрал целый пакет. Это минут за двадцать! Куда же теперь идти? Может, всё-таки по сече пройтись да красовичков с лисичками побрать?
Решил сначала заглянуть под ёлки на опушке леса. В прошлый (столь удачный) раз я тогда до этого места не дошёл, собирал белые на противоположном краю перелеска. Наклоняюсь под ёлки, всматриваюсь в затенённое пространство... И сразу же сердце замирает от счастья. Вот они, красавцы, стоят и справа, и слева, и спереди, и совсем рядом со мной! Точно такая же картина, как в тот заветный поход где-то в конце восьмидесятых! Неужели повторяется это счастье? Неужели я опять здесь первый? И опять смогу набрать целую сумку? Кстати, ту же самую, только уже порядком потрёпанную за эти годы.
Бросаю все вещи, беру с собой только один пустой пакет, ножик и залезаю под ёлки. Добрался до первого бочкообразного великана - ножка толстенная, в полтора моих кулака, на срезе - невероятная белизна, без единой прожилочки - чудо-богатырь! Под соседней ёлкой сразу три героя стоят, но уже поменьше и помоложе. Пытаюсь сорвать, а они друг от друга отделяться не хотят - единой семьей в пакет просятся... Теперь иду вправо, там ещё два великана красуются. Уже вытянулись, шляпки свои расправили - толстенные, с жёлто-зелёной подпушкой. Сверху тёмно-коричневые, будто глянцевые, - одно загляденье! Где-то сзади и слева ещё были - не потерять бы. А впереди снова семейство, но уже отдельно друг от друга, тоже на вытянутых ножках.
Как быстро наполняется пакет, уже потяжелел порядком. Таких великанов немного в пакет поместится. Да у меня сегодня запас тары большой - на всех хватит. Возвращаюсь к вещам, нагружаюсь и дальше вглубь двигаюсь. Под ёлками вроде больше грибов не видно. Впереди светлеет полянка. Может, на ней в траве кто притаился? И точно, уже издали виднеются контуры трёх геркулесов. Неужели, и это белые? Нет, подосиновики оказались. А рядом, под ёлками, и белые нашлись - молоденькие и круглые.
Да, надо весь лес прочесать - всюду грибное богатство! Иду к противоположному краю лесочка, по направлению к болоту. Там меньше грибов стало попадаться. Нет, вначале проверю юго-западную, что ближе к сече, половину. Опять углубляюсь в густой ельник, и снова передо мной благодать открывается. До чего же хороши, родимые! Когда только вырасти успели? Вон ведь какие вымахали! И слава богу, что никто до вас не добрался. Долго ли прочесать всё это пространство? Правда, в длину далековато - с километр будет. Пока конца леса ещё не видно...
А грибы то и дело попадаются, даже когда назад идёшь. Немудрено пропустить в этакой густоте стволов и веток. Вышел снова на сечу - и сразу в траве огромные красные шляпки обнаружил, и тоже совершенно крепкие: три, четыре, и дальше в глубине сечи виднеются. Искать даже не надо - иди и собирай! Уже третий пакет наполнил, а беру всего-то около часа. Таких темпов у меня ещё не было. Грибная масса уже тянет. Надо освобождаться от тяжести.
Вот и местечко подходящее, где спрятать пакеты можно. Запихиваю все три под ствол берёзы и прикрываю мхом и травой, а сверху ветками от кустарника - никто не найдёт. Иду налегке дальше. Сначала краем сечи прошёлся. Нашёл с десяток красовичков поменьше. Стоят красноголовики, из зелёной травы не высовываются. Чуть не наступил на первого. По соседству и остальных разглядел. Снова в лес зашёл; скоро его конец должен быть, а в этом месте особо урожайный участок раньше размещался. Только вот где?
В лесу снова полянки просвечивают. И на каждой обязательно что-то да находится: то пара беленьких, то несколько красовичков. Лисички и подберёзовики сегодня даже не беру - до следующего раза пусть подождут, ничего с ними не случится. Под ёлками по-прежнему благодать - то по одному, то по два белые попадаются. Сколько уже собрал их? На счёт даже не знаю, а вот, что два пакета - это точно! Сумка снова тяжелеет - ещё два пакета заполнились. Но вот уже и конец лесочка, впереди просветы виднеются. Надо ещё под густым ельником поползать.
Снова ложусь на живот и просматриваю пространство. А тут уж и глазам своим не верю - таких гигантов, пожалуй, ещё не видывал! Но как до них добраться? Только ползком и можно. Приходится снова оставлять вещи на светлом месте и с пакетом и одной палкой лезть под еловые колючки. Не очень удобно, конечно, по-пластунски пробираться, но что поделаешь. Добрался, наконец, до первого великана. Это красовик оказался. Ножища - толщиной с хорошее берёзовое полено, двумя руками еле-еле обхватишь. Шляпка, правда, ещё не раскрылась полностью, но и от ножки масса с полкило будет. Сразу тяжесть в пакете почувствовал. А как вон до тех белых добраться? Спрятались между еловыми стволами, так что и не подберёшься. Уж совсем на животе ползти пришлось, без пакета и без палки. Достал всё-таки. Пока от одного гриба к другому перебирался, насквозь вспотел. Хватит, надо передохнуть немного.
Вернулся к вещам, забросил сумку с рюкзаком за спину, хочу к выходу двигаться. Беру палку, а где же вторая - лесная, берёзовая - моя главная помощница? Я же её с собой под ёлки брал, когда за грибами полез! Надо искать. Да непросто её среди бурелома обнаружить. Повсюду похожие палки и стволы берёзок валяются. Пополз снова по старому маршруту. А может, и не по старому – поди разберись тут во всех этих еловых стволах, больших и малых!
Вот и место, где геркулеса срезал. Тут пусто. Вон туда за белыми ползал, но уже без палки. Там тоже белые брал – и тоже ничего нет. Вот ведь угораздило! Знаю же, что палки всегда с сумкой надо оставлять, всегда и делал так. А тут помчался сломя голову и о помощницах даже забыл. Нет, буду дальше искать. Площадь-то небольшая, никуда, родимая, не денется.
Ещё раз пустился в ползание, дал маленький круг, затем пошире, потом назад вернулся. Вот где она лежит! Совсем недалеко от сумки. Значит, я её сразу из руки выпустил, когда за красовиком гигантским помчался. Больше не оставлю родную, только вместе ходить и ползать будем.
Вылез не без труда из-под ёлок, вышел на опушку и сразу место определил. Вот бревно знакомое, на котором частенько отдыхал. Рядом ёлочка небольшая, под которой, бывало, пакеты прятал. И сейчас бы надо спрятать - ещё два пакета наполнились. Наклоняюсь к ёлочке, раздвигаю нижние ветви, а под ней огромная коричневая «сковорода» виднеется. И ножища чуть не в половину этой шляпки. Как он под маленькой ёлочкой-то сумел спрятаться? И не заметил бы, не догадался, если бы пакеты прятать не стал. Значит, и под соседними деревьями посмотреть надо. Но это уж потом, сначала отдохнуть. Хоть и весело собирать было, но за полтора часа хождений и ползаний спина совсем сдала - на одних палках держусь только.
Сбросил манатки, повалился на траву у бревна, голову на рюкзак положил - и такое блаженство ощутил, что и вставать не хочется. Пять, десять минут лежу – нет, хватит, так и залежаться можно. Перекусить немного, облегчить сумку да последние два пакета грибами заполнить. И попробовать на машину успеть - вдруг повезёт, ведь времени не так уж и много прошло.
Перекусил, спрятал пакеты под ёлку (у самой тропинки, но кто найдёт?) и пошёл поглубже в лес. В центре он не такой густой оказался, полянки сквозь деревья просвечивают. На них новый урожай собираю - всё больше подосиновики, но здесь, в глубине, их уже не так много, как с краю. Решил вернуться на сечу, те красовички мне больше понравились - с огромными шляпками, коренастые, быстро пакеты наполнить можно. Только вышел - сразу на опушке парочку беленьких нашёл, затем ещё несколько под крайними ёлками. Прошёл, значит, не заметил, когда за большими гонялся. Углубился метров на двадцать-тридцать в берёзовую сечу, но такая травища нехоженая, что ничего в ней не видно. Нет, лучше краем идти. Тут трава примята, грибы здесь и полезли сразу - солнышко почувствовали. Надо каждую такую полянку обойти, что рядом с лесом.
Пакет собрал быстро, второй заполнять принялся. Грибов по-прежнему много. Особенно лисичек и подберёзовиков. Стал брать и эти - для скорости. Уже тороплюсь вовсю, а вдруг успею к отъезду? Вот и мой первый склад. Достаю три пакета - тяжелющие! Нагрузил рюкзак и сумку, еле-еле ковыляю. И снова на выходе, как всегда, хорошие грибы попадаются. Что это они, за моё отсутствие, что ли, выросли? Вроде бы здесь проходил и ничего не видел. Надо брать. Каждый раз сумку с рюкзаком сбрасывать приходится - хоть на минутку облегчение! Уже пять пакетов полных несу. Грибы тяжеленные - налились, напились влаги после дождей, разбухли, как на дрожжах! То ли дело, в сухую погоду берёшь - тогда совсем другие по консистенции. Зато в сушь они чаще червивыми бывают. Сегодня же ни одного червяка вообще не увидел. Ни одной червоточинки. Вот что значит сильный гриб!
Спешу к выходу. Уже еле ноги переставляю с палками. Мокрый от пота, хотя солнца давно нет, небо тучами затягивается. Дождик будет... Как же я донесу до дому такую тяжесть? Да ещё два пакета в дальнем укрытии спрятаны. Я и эти-то донести не смогу... Может, повезёт всё же с машиной? По крайней мере, я не слышал звука мотора... Хотя разве за лесом услышишь!
Вот и поляна последняя. Кругом стволы повалены. Непросто с такой поклажей через них перебираться. Но надо! Скорей-скорей! Спина совсем сдаёт, гнётся в разные стороны, одни палки и держат... Вот и дорожка к выходу, по ней идти уже полегче. Спешу вперёд. Ну где же они, неужели уехали? Какой длинной сейчас тропинка кажется!.. Ура! Стоит машина! Это спасение!..
Ноги сразу отяжелели. Но надо пройти ещё метров тридцать. Вот на этот бугорок сухой сесть, под деревом, у самой дороги… Наконец-то освободился от поклажи. Какая благодать! Разве такую тяжесть допрёшь до дому? Килограммов тридцать только в этих пяти пакетах будет! Сумка и рюкзак уже раздулись. Куда остальные-то пакеты положить? Да ещё за ними идти с километр придётся. Сколько же времени я собирал сегодня? Часа три, не больше. Вот это сбор! Тут уж искать грибы не приходится, бегай только от одного гриба к другому, от одной семейки - к другой... А если для соления собирать, то и бегать не надо.
Но где же хозяева? Где-то рядом. Ведро и корзина с грибами у машины стоят. В кабине никого нет. Значит, добирают до полной... А вон и хозяйка - на сече что-то собирает. Меня заметила, идёт к выходу.
Здороваюсь (при первой, утренней встрече она в отдалении была), спрашиваю, каков сбор сегодня. Показывает мне почти полный пакет с чернушками и красовиками - такими же крепенькими и здоровенными, как у меня. Значит, эти грибы по всей сече растут. В следующий раз ещё поискать можно. Говорю ей о своём разговоре с её мужем и что он обещал подвезти меня, если успею к отъезду.
- А чего не подвезти, - отвечает, - места на всех хватит...
Тут как раз и муж из лесу выходит. Тоже полное ведро несёт - в основном для соленья. Спрашиваю, умещусь ли я со своими пожитками - вон какие пухлые сумки! Да ещё два пакета в лесу остались... Сразу предлагаю им пакет с красовиками - мне всё равно грибов с избытком, со всеми не управимся. Наотрез отказываются... Говорю, что в лесу ещё два пакета грибов оставил. Подождут ли, пока за ними сбегаю?
- Какой разговор!
И я бегу. Мчусь во всю прыть на обеих палках, пустую сумку захватил для транспортировки. Остальное под деревом оставил. Ничего с пожитками не случится... Уже идёт дождь. Хорошо, что плащ захватил. Хоть немного защитит от воды... Добежал минут за восемь. Загружаюсь и назад. Тяжело, уже сильно устал за время похода. Обратно так быстро не получается...
Минут через двадцать был на месте. Хозяева складывали грибы в багажник. Взяли у меня рюкзак и сумку. Сумка не вошла. Пришлось брать с собой в кабину. Подстелил на заднее сиденье плащ, поставил на него сумку, сел сам. Ноги до колен мокрые. Рубашка тоже немного промокла, не пойму от чего больше - от пота или от дождя. Воды не боюсь, почти каждый день в лесу мокну.
Хозяева сели на передние сиденья, и мы поехали. За сечей и последующим жиденьким перелеском сразу обширные поля пошли. Дорога сворачивает вправо. Кругом лужи - в колеях, в поле, порой едем по сплошной воде, брызги так и летят во все стороны. Иногда приходится сворачивать и на кромку поля, чтобы миновать непролазные хляби. Сразу стук со всех сторон по корпусу слышится, будто дождь барабанит. Это стучит выдранный колесами овёс - поля кругом в основном овсом засеяны. Пшеницы и ржи не видно.
Где же мостик через Пежу? Речки здесь уже и не видно. Но какой-то мостик через небольшую канаву проехали - возможно, это он и был. Супруги о Пеже не знают. Но дорогу Володя (так зовут мужчину) чувствует прекрасно - не один раз по ней ездил. Знает, где объехать глубину, а где прямо в лужу нырнуть можно. Колеса скользят по грязи, машина непрерывно виляет из стороны в сторону, но не сбавляет ходу. Надежный «газик» - все оси ведущие. Такая везде проедет. А других машин сегодня не видно - сразу в топях застрянут...
Видим, у очередного перелеска мотоцикл с коляской стоит. Хозяев нет - очевидно, за грибами пошли. А вон вдалеке двое с корзинами маячат, уже домой движутся. Им не позавидуешь. Сколько ещё с поклажей до Горшкова идти придётся! Остановились - вдруг посадят? Но машина целиком забита сумками и рюкзаками. Сиденья заняты, внизу пакеты, вёдра. Даже в руках держать приходится...
Едем дальше. Уже километров пять-шесть проехали. Кругом поля - с овсом, кукурузой. Вдалеке небольшие перелески. Больших лесов, в отличие от левобережья Востры, здесь нет. И непролазные хляби на дороге. Владимир предупреждает, что сейчас самый трудный участок начнётся. Можно и на такой машине застрять. Прибавляет газу и сворачивает на неубранное поле. Здесь воды почти нет. Машину непрерывно потряхивает на мелких ухабах и бороздах. Овсяной дождь снова барабанит по корпусу. Но движению всё это не мешает.
Вскоре выехали на грунтовую дорогу. Видно, что к жилью приближаемся. Огибаем очередной перелесок, и вот она, деревня, - перед нами Большое Горшково. Отсюда я его ни разу не видел - всё со стороны Малого Горшкова наблюдал. Здесь и фермы, и сараи, и какие-то склады... Всё пустует. Отдельные строения заброшены. Всеобщее запустение. Разваливаются колхозы, бедствуют крестьяне… Чем живут сейчас, одному богу известно. Кругом ни коров, ни овец, даже свиней не видно. Одни куры кое-где под дождём бродят, да петух на заборе восседает, орать собирается.
А дождь вновь припускает. В кабине даже холодно стало. Надеть больше нечего - плащ на сиденье лежит. Одежда же влажная, ветерком со всех сторон продувает - не простудиться бы! Из-за сильного шума в кабине говорить трудно, да и неудобно хозяевам ко мне оборачиваться. Так что обмениваемся лишь отдельными фразами. Спросили, где я живу, где лучше остановиться. Говорю, на Ташкентской. Это как раз по дороге. Они в Колянове живут, за две остановки от автовокзала. Там как раз одиннадцатый троллейбус останавливается. Придётся добираться с пересадкой через остановку, но это уже не страшно.
Выгружаюсь за остановкой - рюкзак, сумка, два пакета и клюка домашняя. Лесную палку в лесу пришлось оставить - не с собой же в машину брать! Благодарю хозяев, предлагаю деньги, грибы - даже обиделись! Тогда записываю их адрес - обещаю рассаду ремонтантной земляники хозяйке принести и ещё что-нибудь из лесных ягодных запасов (ягоды они оба собирать не могут). Прощаемся, и я перебазируюсь к остановке. Ну и тяжесть! Как в троллейбус влезу? Выдержат ли ноги, когда на ступеньки подыматься буду?
Ждать долго пришлось, замёрз порядком. Ветер, дождь продолжается… Стою, дрожу, дрыгаюсь, сколько спина позволяет. Да неудобно - люди вокруг... Наконец приехал. Медленно, осторожно поднимаюсь на ступеньку, опираясь на палку и ухватившись за ручку двери. Всё же влез! Вытянул вверх эти тридцать пять, а то и все сорок килограммов. Сам не представляю, как смог. Ведь и налегке еле хожу с одной-то палкой!..
До дома со своей остановки шёл - каждый шаг отсчитывал, семьдесят насчитал. У дверей сын встречает, сумку с пакетами в комнату забрасывает, ну а рюкзак я и сам донесу... Разбирать грибы стали. Ну, думаю, кашу вместо грибов принёс, что за тара - пакеты! Да ещё трамбовались столько времени. Аж взопрели, бедняжки, теплом так и пышут. Стал на стол вываливать, только два пакета уместились - наверное, целая бельевая корзина была бы, когда распрямились. А красота-то какая! Огромные тёмно-коричневые шляпки во все стороны смотрят. Среди них корешки-бочонки белеют. Сын фотографировать это богатство стал - не скоро ещё такое диво увидишь!
Наконец разобрали всё. Шляпки на сушку сразу пошли, ножки в три пакета уместились - в холодильнике до завтра оставили. Жарёха на несколько дней вышла. Да ещё соседям пакета полтора отдали. Вот радости-то было!.. Да, здорово мне тогда повезло с машиной! Иначе половину грибов пришлось бы оставить до следующего прихода. И вряд ли бы что сохранилось, даже при прохладной погоде… Спасителей же своих я на следующий день отблагодарил. Принёс им банку протёртой брусники, банку брусничной наливки, на огороде отводков ремонтантной земляники выкопал... Хозяйка довольна осталась, хотя и отказаться от ягод пыталась. Хотел узнать их планы на дальнейшие поездки, да у них картошка на уме была, время копать подошло. Так я с ними больше и не встретился.
СНОВА ГРИБЫ
А через день вновь установилась солнечная погода, и я опять устремился за Пежу. На этот раз поехал пораньше, на шестичасовом автобусе, и был на месте уже в половине десятого. Вода в реке заметно спала, но всё равно на переправе была мне по пояс. Сеча поутру, как всегда, была мокрой от росы, так что шёл спокойно, не сторонясь ни травы, ни ветвей, - всё равно промокнешь. Кеды уже до переправы насквозь водой пропитались. Носки периодически выжимать приходилось. Однако не холодно - солнышко к десяти уже крепко припекает.
Решил опять идти на правую сечу, очень уж познакомиться с ней поближе хотелось, может, даже ягоды побрать, - я успел соскучиться по бруснике. Вначале заглянул в еловый перелесок - вдруг ещё что тут осталось после моего позавчерашнего визита! Пошёл по левому краю - ничего. Зашёл поглубже и направился по диагонали на противоположную, дальнюю сторону, рассчитывая выйти к месту моего обычного отдыха у поваленного ствола.
Метров через сто, ближе к центру участка, стали попадаться лисички и подберёзовики. На этот раз я не стал от них отказываться, не зная, что меня ждёт впереди. Дальше всё чаще стали встречаться следы кабанов - вывернутый дерн, ямы... На сохранившихся травянистых участках красовались лисички. Уже большие, но крепкие и упругие. Нашёл парочку подосиновиков, несколько небольших белых - не каждый день коту масленица! Вышел в нужную точку и решил пройти влево, к краю огромной старой сечи. Вдруг и здесь что-нибудь есть! Сеча очень похожа на соседнюю, бруснично-фиалковую: такие же невысокие берёзки, такая же густая трава, вдалеке отдельные ёлочки виднеются. Только вот протоптанных тропинок здесь не очень много. Значит, не так уж она богата, но всё равно надо сходить в разведку.
На опушке леса сразу нашёл несколько красовичков и подберёзовиков. Повсюду рассыпаны лисички. Встречаются и отдельные белые. Дальше - больше. Вот сразу пять хороших подосиновиков на полянке стоят. По соседству с ними красавец белый у ёлочки за ветками спрятался. Под ёлками, в глубине, ещё два растут, не очень крупные, но крепенькие. Да, тут тоже неплохие места, надо, оказывается, и сюда заглядывать.
Иду дальше, грибы всё попадаются и попадаются, уже второй пакет наполняю - неплохое и сегодня начало. Брусника кое-где стала высвечивать. В одном месте даже стал собирать её. Заглянул в глубь сечи - сплошь трава нехоженая. Ничего в ней не найдёшь. Брусники в глубине не заметил. Кругом много лисичек - собрал почти целый пакет. Пора очередной тайник устраивать. Запрятал два пакета под густой ёлочкой. Дальше идти незачем - болото начинается. Если и есть там что, то только подберёзовики. Но они в болоте не очень-то крепкие, одну кашу принесёшь.
Решил вернуться обратно и походить по бруснично-фиалковой сече, с этого её края. Дошёл до бревна, запрятал полный третий пакет и налегке двинулся к центру вырубки. Сразу нашёл бруснику, начал собирать - хорошая, крупная и уже совсем спелая. Висит бордово-красными кистями, выглядывает из-под травы, из-под кустов, где её ещё не обобрали. Берётся быстро, хотя и нелегко. Мешают острая осока и другая трава, из которой грозди постоянно приходится вытягивать. Начал глубже в сухой траве копать, и под ней брусника, ещё необранная.
Собираю полчаса, час, перехожу с одного места на другое, пакет уже хорошо наполнился - стаканов десять будет. Главное - качество высокое. Такой поздней ягоды я раньше не брал. Вышел на полянку, ближе к центру сечи, а там ягод и того больше. Хотя трава кругом сильно помята - не одна бригада, видно, ползала, - здесь работать ещё можно в полное удовольствие. Только сначала отдохнуть надо да и охладиться не мешает. Солнце припекает крепко. Я уже и куртку, и майку снял, в одной рубашке остался. На голове кепочка, но всё равно печёт.
Прилёг в тени под кустами. Кругом тихо, сеча будто необтаемая. Даже птиц вблизи не видно. А вот из далекого леса, и справа и слева, голоса их слышны: то дятел кому-то просигналит, то кукушка свой счёт годам откроет. Вокруг меня шмели и бабочки летают, да изредка слепни появляются: препротивные создания - всё куснуть тебя норовят. Комаров же почти нет - жары боятся. На сечах в солнечную погоду они куда менее активны. Им тень подавай да влагу. Тогда только держись! Сейчас же, ближе к осени, их активность вообще заметно поубавилась.
Лежать приятно. Спину уже не ломит, и охладился в тени не¬много. Кеды и штаны давно высохли - не прилипают, как раньше, к телу... Но так можно и до вечера пролежать. А ягоды? Кругом полные грозди рассыпаны, да сколько ещё скрыто в траве! Поэтому, перекусив, возобновил сбор. За час обобрал основную, крупную ягоду. Пакет наполнился - стаканов тридцать. Устал ползать, пока хватит. Надо немного пройтись в ближайших окрестностях - вдруг что-то ещё примечательное сыщется? Да и просто размяться не мешает.
Взял обе палки, пакет и пошёл в сторону ближайших кустов. Смотрю, лисички кучкой желтеют. Волнушки с желтоватыми шляпками, несколько чёрных губ рядом спрятались. Собрал лисички, потихоньку иду дальше. Вижу, две большущие бледно-красные шляпки в траве красуются. Наклоняюсь, - красовики! Разломил одну шляпку - чистейшая! Вторую и ломать не стал - сразу в пакет положил. Приглядываюсь ещё. Да их тут целое семейство на поляне приютилось: один, два... пять, шесть! Сразу полпакета заполнил. А через десять минут - и весь пакет. Вот это местечко! Снова сумка почти полная. Нашёл место, где спрятать пакеты, - под большим стволом поваленного дерева, наверное, единственного на этой сече. Место заметное - на краю большой поляны рядом с лесом. Спрятал и пошёл дальше.
Со стороны дороги отдалённые голоса услышал. Значит, «помощники» приехали. Куда они пойдут? По перекличке слышу, что идут на дальнюю сечу, где я первые пакеты спрятал. А что если напроситься в эту весёлую компанию на обратный путь? Вдруг и они подвезти не откажут! Спешу к машине. Это старенький «москвич». Стоит на том же самом месте, где и «газик» два дня назад. Рядом никого нет. Не боятся отходить, а ведь далеко ушли! Хотя кого им бояться? В такую даль только заядлые грибники забираются. Те воровать не будут. А если кто и захочет, то всё равно далеко не уедет по размытым дорогам. Они сейчас только для асов доступны.
Надо идти искать хозяев к дальней сече. Спрятал недалеко от машины два оставшихся в сумке пакета с брусникой и грибами - просто прикрыл их в ямке мхом и травой - и поспешил на другой край елового перелеска. Совершенно точно угадал направление движения приехавшей компании и даже обогнал их, выйдя на противоположную берёзовую сечу. Дошёл до места, где под елью первые грибы спрятал, а компания как раз из леса выходит. Сначала две женщины появились, бруснику стали собирать. Потом девочка с мальчиком из-за деревьев выскочили - искать грибы принялись.
Уже четверо. А вёл машину, очевидно, глава семейства. Значит, их пятеро! В такую машину, да ещё с поклажей, разве уместишься! Надежда маленькая. Но стоит попробовать... Разговорился с женщинами. Одна из них коллегой - врачом оказалась. Сразу общие темы нашлись. Спросил, как это они умудрились по таким дорогам проехать.
- Сумели, - отвечают. - Правда, вылезать несколько раз пришлось - подталкивать «коняшку».
- А эту сечу давно знаете?
- Года два уже. Бабушка перед смертью показать эти места успела. Съездила с нами один раз и больше уже не смогла. А раньше пешком сюда ходила. Любимые места были...
- А вам нравятся?
- Ещё бы! Мы тут уже столько брусники набрали. Сейчас вот и грибы пошли.
- На соседней сече брусники куда больше, и крупнее она. Сегодня целый пакет насобирал. Туда бы вам надо сходить.
- Да мы недолго пробудем - так, для отдыха.
- А можно с вами обратно доехать? - решаюсь я наконец.
- Мы не знаем, хозяина надо спрашивать. Да и народу уже много - пять человек.
Тут как раз и «хозяин» выходит из леса - добродушный, крепко сбитый мужчина лет тридцати пяти. Спросил и его, не будет ли такой возможности.
- Поедем, - говорит. - Мне ещё легче везти будет.
- А как уместимся?
- Рому на руки сзади Маша возьмёт - вот и уместитесь.
- Вот спасибо! Это просто счастье неожиданное! У меня столько грибов и ягод собрано, что и не донести.
- И грибы захватим, есть куда положить.
- А скоро вы назад планируете?
- Да через полчасика. Отдохнём здесь немножко - и домой.
- Ну, я тогда пойду пакеты собирать - по всему лесу их запрятал, чтобы с собой не носить. Если что, посигналите?
- Договорились.
Я забрал из-под ёлочки два первых пакета и поспешил ко второму тайнику - у бревна на тропинке. Забрал третий пакет - стало заметно тяжелее. Теперь надо те два взять, что на сече оставлены. Не пройти бы ту широкую поляну с поваленной сосной с противоположного края. Сразу углубляться тоже не стоит, легче по краю сечи идти. Поляна где-то через полкилометра будет. (Я ещё слабо ориентировался тогда на этой местности, имея о сече лишь приблизительное представление.)
Прошёл метров триста и, увидев широкое, незаросшее пространство с края сечи, направился к нему. Но дерева на противоположной стороне поляны не оказалось. Не дошёл, наверно, решил я и направился краем поляны к выходу. Пятьдесят, сто, двести метров, а дерева всё нет и нет! Кругом, как нарочно, брусника необранная попадается. Мне уже не до неё совсем. Тяжесть порядочная в сумке и в рюкзаке за спиной, да и торопиться надо.
Впереди сплошные берёзовые заросли показались, справа вновь поляна. Нет, это явно не то! Назад надо возвращаться, пока совсем из леса не вышел. Собрав все силы, почти бегом устремился в обратном направлении. Палки так и мелькают, цепляются за траву, за ветки берёз, за кустарник. Местность вроде знакомая. Вроде проходил по ней сегодня. Вон ёлки похожие стоят, у которых я белые брал... А вот и поляна, где бруснику собирал! Так и есть, прошёл! Вон оно, моё дерево! Сколько я на этот лишний путь сил затратил. Мокрый насквозь! А ещё более тяжелую поклажу нести придётся.
Загружаю доверху сумку (рюкзак уже полон) и без отдыха спешу к машине. Надеюсь всё же, что успею к отъезду. За временем по часам не следил. Может, уже и больше получаса прошло - хоть и кажется, что бегом бежишь, а всё не так быстро получается... Но как далеко до машины! Ноги постоянно в траве путаются, палки то за траву, то за ветви, то за мои собственные ноги цепляются. Уже нет сил перелезать через коряги и стволы деревьев, разбросанные на опушке... Наконец последняя, самая неприятная поляна. Завалена деревьями, ветками, корягами, пнями… Гниют, ходить мешают... Всё-таки выбрался. Остается метров триста по лесной дороге. Это уже осилю. Но ковыляю из последних сил. Точно так же, как и два дня назад. Только тогда мокрый от дождя был, теперь же от собственного пота. Рубашка и куртка насквозь пропитались. Вот нагрузочка!..
Добрался до высокой кочки под деревом, где отдыхал в прошлый раз, скинул с себя всю эту тяжесть, бросил на землю плащ и сам сверху свалился. Хорошо, что никого рядом нет и никто не увидит моих «корчей». Вряд ли бы я смог скрыть от посторонних своё состояние.
Минут через десять услышал отдалённые крики ребятишек. Значит, возвращаются. Надо приготовить свои манатки. Выкопал оставленные пакеты, набил до отказа рюкзак, оставшееся попытался в сумку засунуть. Не получилось - два пакета не входят. Придется в руках нести. Лишь бы доехать.
В это время как раз детишки из-за деревьев вышли. Несут свои трофеи - по полпакета грибов. Положили и сразу беготню затеяли. Спрашиваю, а папа с мамой идут? Да, отвечают, и тётя Шура тоже. Вскоре подошли. Начали багажник утрамбовывать. Мои пакеты и сумка туда вошли. Рюкзак же с собой придётся взять. Хозяева чай пьют из термоса, любезно мне наливают. Я отказываюсь - у самого вода есть, а их вон сколько, с удовольствием детишки выпьют.
Начали в машине усаживаться и, на моё удивление, уместились, даже не очень тесно было. Маша брата на колени посадила, я в руки бидон хозяйский взял, рюкзак куда-то под сиденье забросил. Другие тоже пакеты с грибами в руках держат. Поехали… Ну, теперь держись только! Я сомневаюсь в возможностях этой маленькой машины. Хозяйка утверждает, что с таким водителем ничего не страшно - везде вывезет, каждый бугорок здесь знает. А в самом трудном месте мы, говорит, поможем, подтолкнем сзади.
Едем той же дорогой, что и в прошлый раз. Такая же грязь, лужи кругом. Но пока проезжаем. Вот и переезд через Пежу. Дальше сплошные поля. Снова в овёс забираемся. Снова мелкая барабанная дробь по машине... Я с женщинами разговариваю. Ребята по сторонам смотрят. Облако большущее сбоку углядели, формой медведя напоминает, только чуточку перевернутого. Белое-белое – настоящий белый медведь. Оно потом долго своей формы не меняло - до самой остановки перед Горшковом.
Доехали до деревни без приключений. Только в одном месте, самом топком, вылезти пришлось. И как потом налегке водитель ни разгонялся, «коняга» всё-таки застрял посреди лужи. Пришлось семейству подталкивать его сзади. В сапогах это было не страшно. Меня (в кедах и с палкой) до такой работы не допустили. После этого волей-неволей у деревни пришлось останавливаться, приведением себя в порядок заниматься. Долго мыли машину. ГАИ на подъезде к городу могла придраться.
Я волновался, как бы не оштрафовали водителя за то, что такую ораву (включая меня) везёт. Просил высадить меня в Ломах, у автобуса.
- Ничего, - говорят, - прорвёмся! Ромка пригнётся...
Поехали дальше... Ближе к Ломам у трассы машины стали появляться. Вот куда, оказывается, едут отдыхающие. Места здесь неплохие, хотя грибы у дороги вряд ли остались.
Выехали на автостраду. Теперь надо быть особенно внимательными. Проехали первые деревни. Не доезжая до Никульского, смотрим, сигналят нам из кустов. Ага! Впереди подвижной пост ГАИ! Срочно сбавляем скорость. Ромка ныряет головой за сиденье, мы сдвигаемся над ним... Вот она, машина, на обочине стоит. Уже кого-то сцапали, разбираются. На нас и не смотрят... Проехали Никульское, к посту ГАИ приближаемся. Снова тот же вариант с пригибанием отрабатываем. Движение медленное, трасса наполовину перегорожена. Здесь хоть с кем-то и разбираются, но остаётся кому и за остальными смотреть. Увидели или нет наше «великое семейство», - пристально не присматривались, не остановили! Фу ты, отлегло! Можно теперь и успокоиться...
А дальше и совсем удачно вышло. Мои спасители ехали как раз через Ташкентскую улицу, так что у самого дома высадили. И как я ни пытался угостить их собранной брусникой (специально заранее половину пакета отдельно отсыпал), как ни стремился узнать их адрес, чтобы потом одарить чем-либо, так и не дали, и даже дети не сказали, хотя Ромке так хотелось посмотреть на настоящий коралл или ракушку! Я узнал только, что ребята в колледж ходят, но в какой, спросить не догадался...
Так и расстались мы у моей остановки, пожелав друг другу здоровья и удачи в жизни. Приятно встретиться с такими людьми - добрыми, приветливыми, обходительными, бескорыстными. Надолго добрая память остаётся. Детишки очень понравились: ни грубости, ни криков за всё время знакомства от них ни разу не услышал. Любят друг друга, играют вместе, хотя разница в возрасте порядочная. Счастливые родители! Сумели, значит, в семье обстановку соответствующую создать, чтобы таких вот детей вырастить. Теперь все вместе наслаждаются взаимным счастьем!.. Лишь бы никакие непредвиденные случайности его не нарушили. Далеко не всё сейчас в жизни от одной семьи зависит. Слишком много патологического, неестественного окружает нас в мире - того, что может нарушить эту внутреннюю семейную гармонию, разрушить семейное счастье. Не дай бог им такого!..
А дома опять восторженное волнение было. Восторг - от красоты увиденного, и волнение - от невозможности переработать всё сразу. Наша газовая сушилка не успевает справляться с таким количеством свежей продукции. Круглосуточно работает… Грибы сушатся и в духовке, и сверху. Уже несколько целлофановых мешков насушили. Аромат какой кругом стоит! Домой, во Владивосток, надо будет отправить - пусть тоже порадуются.
И СНОВА ЯГОДЫ
Наступил сентябрь. Ягоды на сечах были уже почти обобраны, начали отходить и грибы. А меня всё тянуло и тянуло за Пежу, и я ходил в те края чуть ли не каждый погожий день. Спина и ноги постепенно начали привыкать к подобным нагрузкам, и я уже радовался своим рекордам скорости, когда добирался до Пежи не за два с половиной часа, а за час пятьдесят и даже за час сорок! Это на самом деле было большим достижением, но всё же требовало от меня немалых физических и моральных усилий. Непросто было и возвращаться с поклажей, так как каждый раз я находил свои грибы и ягоды, - уже хорошо зная весь этот район и ориентируясь в выборе направления похода. Порой приходилось и отлёживаться следующий день дома либо на огороде. Ну, а потом всё начиналось сначала.
В деревнях, через которые я постоянно проходил (в Голякове и Горшкове), меня уже хорошо знали, и встречали не только местные сторожевые дворняги, но и старожилы этих мест. Нередко, когда оставалось время, я отдыхал вместе с ними, сидя на лавочке и слушая рассказы про деревенское житьё-бытьё, про старые, довоенные времена, про былые местные лесные богатства, про красавицу Востру и про их теперешнюю, далеко не простую деревенскую жизнь.
В Горшкове местом отдыха у меня была лавочка около дома давнего нашего знакомого Толи Буркова, с которым я с детьми встречался ещё в 1972 году, впервые приехав с семьей в Иваново. Тогда ребятам было по восемь-десять лет, и они развлекались, купаясь в ещё глубокой в то время Востре, ныряли с мостков, играли в воде «в ловишки», ходили вместе в лес, к сторожке, знакомились с тамошними мальчишками. Сейчас Анатолию было уже под сорок, и нам с ним было что вспомнить и о чём погрустить - о прошедших светлых временах их радостного и беззаботного детства. Правда, встречался я с ним нечасто, - он допоздна работал в колхозном хозяйстве механизатором, ремонтируя технику, а то и садясь за руль комбайна или трактора.
В отсутствие хозяина меня привечал его сторожевой пёс Пушок и соседские мелкие шавки - Умка и другие подруги, получая взамен и ласку, и угощение и доставляя мне удовольствие своей возней и проводами до опушки леса. Порой являлся за своей долей и хозяйский кот Васька, молча прогонявший своих более мелких конкуренток и по-хозяйски обследовавший мою сумку с припасами. Пушок обычно держался нейтрально, но с достоинством, не пытаясь навести здесь свои порядки. Однако угощение всегда требовал себе в первую очередь и в максимальном количестве, вырывая из рук предназначенные для других порции.
В Голякове я останавливался у недавних знакомых - у Валентина и Зины, уже пожилой супружеской четы. Дед каждый раз на обратном пути окликал меня с лавочки: «А сын-то сегодня где?.. - Набрал ли чего?.. - Да посиди маленько...» Так и познакомились. Потом и хозяйка порой к нам выходить стала. Только долго не засиживалась - вечно работой занята была. Меня молоком да творогом одаривала. Я ей тоже из леса то ягоды, то грибы приносил - самой-то не до них было, хозяйство уж больно большое. Бруснике она особенно радовалась. Своё-то ведро, самой собранное, продала в Ломах, когда денег совсем не было, теперь вот без ягод на зиму осталась. Крепко мою сентябрьскую бруснику хвалила...
В сентябре я всё больше на дальние сечи ходил. Новые брусничные места разведал. Много ягоды оказалось на самой большой, многокилометровой вырубке, начинавшейся от грибного елового клина. Местами попадались целые брусничные поляны, конечно, уже порядком обобранные и вытоптанные. Рядом с отдельными ёлочками порой встречались и белые грибы. А в одном еловом лоскуточке я нашёл десяток белых, собранных в кучку, но, к сожалению, уже червивых. Кто мог их тут заготовить - ёж или белка?.. Попадались на этой сече и другие грибы, но из-за густой, непримятой травы найти их было далеко непросто. И я находил чаще всего тогда, когда ползал за брусникой. Снизу их, оказывается, куда легче увидеть.
Два или три раза решался пройти к противоположному краю этой огромной сечи, в те места, где в начале восьмидесятых в молодых берёзовых лесах и на небольших свежих вырубках собирал грибы и ягоды. Приходилось идти километра два по сплошным зарослям березняка, не хоженными никем маршрутами. Дважды выходил на противоположную сторону. Пытался найти место былого лисьего городка, первую сечу, находившуюся у самого края некогда широкой дороги. Местность оказалась совершенно неузнаваемой, дикой, заваленной буреломом и заросшей кустарником. Ни грибов, ни ягод…
Из всех сентябрьских походов в эти края особенно запомнился мне один - в конце первой или в начале второй декады месяца. Грибов на сече и в лесу было уже немного. Собирал всё больше для соленья - перезрелые волнушки и чернушки, попадались редко подосиновики, а также лисички. Решил пособирать бруснику на фиалковой сече, но приходилось всё время отыскивать пригодные для этой цели участочки. Ягод осталось уже совсем мало - только в густой траве, где их не заметили бригады сборщиков. Удивительно всё-таки: когда люди успевают здесь побывать? Я редко-редко кого встречал на этих просторах. Ходишь по сечам целый день, - ни криков, ни разговоров не слышно. Однако сечи все обхожены вдоль и поперёк - по траве видно. И ягода собрана. А чтобы всю её собрать, сколько народу надо! Наверное, не одну тонну брусники с этих сеч унесли в нынешнем сезоне. Говорят, что и в прошлые годы ягода здесь неплохая была.
Прошёл через всю сечу, вышел на соединяющуюся с ней большую многокилометровую. Кое-что и здесь побрал, потом к своему ельнику направился. Грибов там не оказалось, и я пошёл вдоль опушки в направлении болота. Дошёл до того места, где не так давно с семьей, приехавшей на «москвиче», встретился, и свернул в глубину сечи. Местность хорошая, редкие деревья, кустов немного, широкие полянки, борозды (канавы) во всю длину вырубки прорыты. И брусничник есть, даже с ягодами. Метров через пятьдесят-сто ягод стало заметно больше. Начали попадаться даже необранные кочки. Я расположился в центре небольшой полянки, достал пакет и стал перебираться на коленках от одного такого местечка к другому.
Поползав так с полчаса и собрав стаканов шесть-семь, решил всё же разведать, что есть в ближайших канавах, и направился в сторону болота. Там ничего существенного не оказалось. Ягоды вскоре вообще исчезли. Забрался поглубже - там были ягоды, и я приметил направление, чтобы туда перебраться. Возвратился к месту остановки, забросил сумку за спину, взял вторую палку, но прежде чем идти вглубь, свернул налево, в обратную сторону, параллельно лесу. Там я ещё и не ходил.
Шагов через десять - пятнадцать, сразу за кустами, ягод неожиданно стало больше. Сложил под кустом вещи и спешу собрать те, что ближе. В таких случаях всегда ягодный азарт охватывает. Руки сами так и тянутся к ягодам - сорвать, ощутить эту ягодную благодать. А ягоды здесь аж чёрные. Как это их обошли? Очевидно, в другом направлении двигались. Взглянул вдоль канавы - и прямо дух захватило! Рядом со мной целая поляна ягодная красуется. За ягодами почти и травы не видно. Многие сотни тяжёлых, полновесных, перезрелых кистей склонились среди травы, распластались по мху, наполовину скрывшись в его объятиях, свесились с обоих краев проходящей рядом канавы, покрыли сплошным бордовым ковром дно, выстланное мхом и травой. Такие же высокосортные ягоды висят среди кустов и слева и справа, отливают чернотой впереди меня, вдоль всей канавы. Будто какой заколдованный ягодный островок среди окружающего обобранного пространства!
Вот это удача! В такую-то позднюю пору! Метров двадцать квадратных почти сплошного ягодного слоя! Такого счастья я ещё не испытывал. И раньше, и нынче ягоды были прекрасные, я не раз приходил на необранные места, был первым на старой сече. И даже ягоды были крупнее. Но никогда они не были такими спелыми!.. Хватит восторгаться, надо работать. Сколько же на это уйдёт времени, и достанет ли сил? Сейчас около часа. Впереди, по меньшей мере, три с половиной часа - с основной массой должен управиться.
И я заработал. Сначала стоя на коленках, затем лёжа на боку, потом чуть ли не на животе, затем вновь на коленях. Брать ягоды легко - все они на виду, срываются отлично, пока не осыпаются от прикосновения, хоть и совсем зрелые. Горсть наполняется почти сразу: две-три кисточки - и уже полная. Ягоды так и шуршат по стенкам пакета. Порой на несколько секунд отрываю от земли левую опорную руку и беру сразу обеими, как в детстве и юности. Но долго так не получается - спина сразу подаёт сигналы.
Минут через тридцать делаю небольшой перерыв. Собрал добрую треть пакета - стаканов двадцать. Такого темпа у меня ещё не было. И как хорошо, что сегодня здесь я в полном одиночестве. Иначе не пришлось бы вот так отдыхать - бешеная гонка была бы! Сейчас же одно удовольствие. Тепло, сухо, ни комаров, ни слепней. Зато стрекозы и бабочки вокруг меня крутятся - осенние, последние… Бабочки яркокрылые, не потрепанные, как частенько в эту пору бывает. Значит, совсем недавно на свет появились. Чуют, что есть впереди время полетать и насладиться жизнью. Тоже лесная примета... А на бруснику иные насекомые садятся. Это уже осы. Не ухватить бы вместе с ягодами! После этого прыти здорово поубавится.
Спина сегодня довольно быстро отходит. Я вновь приступаю к сбору. Вгрызаюсь клиньями в брусничную поляну, стараюсь собирать всю ягоду, чтобы не помять, не уничтожить под собой оставшуюся. Вроде чисто, основательно беру... Через час уже две трети пакета, через полтора - полный. Это почти ведро! Принимаюсь наполнять второй пакет. Ещё час работы, и он тоже наполняется! Тяжесть уже килограмм под пятнадцать будет. А вместе с грибами и за все двадцать потянет. Неужели оставлять часть придётся? Кругом ягода виднеется… Хотя в центральной части совсем безъягодное пространство осталось - постарался на славу.
Поползал ещё с часок и чувствую, что всё - сил больше нет. Одно дело - с места на место перебираться, другое - непрерывно работать. Собрал два с половиной пакета ягод и два пакета грибов. Ягоды в сумку поместил, грибы в рюкзак. Но тяжело-то как! Ягода тяжелее грибов, оказывается. Плотнее утрамбовывается. Нет, надо нести. Три с половиной часа на дорогу есть, можно будет почаще отдыхать.
Обратная дорога была тоже весьма запоминающейся. Отдыхал раз восемь - через каждый километр почти. В Горшкове с Толей наконец встретился. Тот рассказал, что в деревне опять ЧП - корову колхозную зарезали. Несколько дней назад она что-то повредила себе, легла и встать не смогла. Это недалеко от деревни случилось. Пришлось оставить её тут - тащить на ферму не решились. Думали, что через день-два сама дойдёт. А на вторую ночь её и убили. Тушу увезли, потроха рядом в землю зарыли. Милиция долго разбиралась, да разве найдёшь!..
- Сейчас по дорогам много на машинах ездят, - говорит Толя. - Всякие встречаются. Уж в открытую воровать стали. Два дня назад на иномарке днём подъехали, увидели, что рядом никого нет, капусту у соседей украсть хотели. Калитка-то была закрыта, так они колья начали из забора выдергивать. Хорошо, из Большого Горшкова девчонка увидела. Кричит: «Баба Нюся! У тебя капусту воруют!» Те - сразу в машину и в лес уехали. А через лес-то далеко не проедешь, там тупик, так что обратно через деревню возвращаться пришлось. Сидят в машине, хахалятся… Все четверо - лбы отъевшиеся! Такие на что угодно пойдут!..
Толик ушёл на ферму, а я ещё минут десять отдыхал в окружении четвероногих. Заодно посмотрел, как ворона на лугу с телёнком забавлялась. Подошла к нему метра на два и смотрит на него одним глазом, будто что-то требует. Твердолобый тоже на неё уставился. Долго обдумывал свои действия, наконец решился и пошёл прямо на неё. Ворона подпустила его на метр и отлетела в сторону, снова смотрит. Бычок опять на неё движется. Та снова в сторону и сзади к нему подходит. Он опять на неё идёт. Такая игра минут пять продолжалась. Потом вороне это надоело, и она улетела к речке.
В Голякове тоже минут пять отдохнул. Но тут уже торопиться следовало - до автобуса времени минут сорок оставалось. Угостил Зину ягодами - отдал стаканов двадцать, очень довольна осталась. А вот от её молока пришлось на сей раз отказаться - сил нести не было. Еле-еле успел к отходу автобуса добраться.
Ну а дома работы на два дня хватило. На этот раз бруснику мы стали растирать без сахара. Так меня мать Ромы с Машей научила. И как хорошо ягоды сохранились! Даже в холодильник ставить не потребовалось. Вот уже январь, а они стоят будто только что собранные! И тару, и сахар экономишь. Век живи - век учись!
ПО КАРТОШКУ
За деревнями Голяково и Горшково до самой сторожки протянулись два огромных колхозных поля, засаживаемые в последние годы либо картошкой, либо злаковыми травами. В этом году дальнее, что за Горшковом, поле было картофельное. В начале сентября началась уборочная страда. На подмогу колхозникам приехала какая-то воинская часть. Помощники не слишком усердствовали в работе: разводили костры и постоянно грелись у огня, даже в тёплую погоду. На поле же маячили всего несколько десятков дисциплинированных ребят в униформе. Офицерский состав в количестве одного капитана или майора порой проводил среди подчинённых разъяснительно-воспитательную работу, отправляя отдыхающих на поле. Однако уследить за сотней или более молодых лоботрясов одному офицеру было явно не под силу.
Вскоре на поле появились совсем иного рода помощники, идущие с мешками и вёдрами вслед за картофелеуборочными машинами. То была наша ивановская ветеранская гвардия, имевшая солидный опыт трудовой деятельности и вдохновляемая возможностью бесплатных овощных заготовок на долгую зиму. От них не отставали и местные деревенские старожилы, условия для заготовки у которых были куда более благоприятными и которые, по моим наблюдениям, занялись этого рода деятельностью задолго до объявленного срока. Я имел удовольствие созерцать их трудовую активность на самых дальних участках поля ещё в августе. По-видимому, у них было право на такого рода работу, так как никаких препятствий со стороны руководства им не чинилось. И десятки «старателей» в вечернее время, будто муравьи, копошились на поле, а затем тащили туго набитые мешки кто на велосипедах, кто на тележках, кто на тачках, а кто и просто на мощном деревенском загривке в направлении Малого и особенно Большого Горшкова.
В один из вечеров мне довелось быть свидетелем маленькой драмы, случившейся с одним таким не очень маленьким «старателем», который во время преодоления водной преграды (Востры) не сумел справиться с ведущим его во все стороны шейно-спинным отягощением и, как ни старался удержаться на середине невысоких мосточков, но всё же принял водную процедуру. Любо было смотреть на его настойчивость, когда он балансировал на узких досках, пытаясь ухватиться за какую-то невидимую мне опору. Но то ли опора не выдержала, то ли мужика повело не в ту сторону, но он вдруг начал медленно клониться к воде и, размахивая тремя конечностями, приводнился как раз посередине между берегами. Ноша в виде мешка с картошкой, видимо, не желая расставаться со своим хозяином, последовала за ним и умостилась точно на его загривке.
Что бы делал бедняга в создавшейся ситуации, если бы, на его счастье, на высоком правом берегу в самый важный момент не появилась фигура женского пола весьма объёмистых размеров. Со словами: «Ах ты, паразит такой!» она моментально ринулась вниз к потерпевшему бедствие. И через несколько десятков секунд уже вытаскивала на берег мешок, крепко обхватив его обеими руками и прижимая к своей необъятной груди. Следом, уже самостоятельно, выползал потерпевший, двигаясь, правда, почему-то в противоположном направлении.
Взобравшись на верхнюю точку берега и одной рукой удерживая мешок, великанша погрозила мужику кулаком и посоветовала мощным сопрано «не гневить её больше», нето «быть в Востре ещё одному утопленнику».
Деревенские заготовки, ставшие как бы неофициальной частью картофелеуборочной программы, по моим наблюдениям, существенно облегчили работу механизированных бригад. Причём, добровольных помощников у военных сборщиков картофеля день ото дня становилось всё больше и больше. Они ехали к месту сбора на машинах, на мотоциклах, на велосипедах, добирались ломовским автобусом, переполняя его уже с пяти-шести часов утра, и длинной непрерывной муравьиной лентой тянулись от Ломов до деревенских полей, устремляясь затем в разные стороны к облюбованному участку поля. Самые прыткие и решительные ещё до прихода военных подходили к «картофелекопалке» и, следуя за ней, набивали свои мешки отборными клубнями.
Меня вначале несколько удивляли сегодняшние отношения между хозяевами поля и сборщиками. Обычно за мешки с картошкой владельцы полей требовали плату либо деньгами, либо трудом. Иначе можно было и «схлопотать» - штраф, а то и срок за воровство. Теперь же царила полнейшая вседозволенность, и никто ничего никому не платил. Решив, что отрабатывается идея некоего нового почина – в виде бескорыстного труда на всеобщее благо, я поинтересовался у одного заготовителя, тянувшего на себе рюкзак, сумку да ещё целый мешок картофеля на плече, что же это такое.
- Да ничего особенного, - говорит. - Скоро вообще всё общее будет. Колхозники с полей не убирают - не хотят или не могут. Солдатам, видишь, тоже до лампочки! Вот и дают народу собрать - всё лучше, чем в землю закапывать, как в прежние годы было...
Вот и идут картофельные «старатели» на свою утреннюю смену, тянут с полей полные мешки и рюкзаки дармовой продукции, пополняют свои закрома - подвалы и чуланы, готовясь к трудной зиме. Я встречался с ними в течение всего сентября - и с крепкими мужиками, и с немощными, казалось бы, бабулями, и с целыми семейными артелями. Из разговоров узнал, насколько прибыльным оказался этот картофельный промысел для некоторых из них. Даже хилая бабуся за десять рейсов «три мешка продукта натаскала». Мужик-велосипедист шесть мешков привёз. Хозяин «москвича» - около десяти мешков за три рейса. Сколько вывозили бригады, приезжавшие сюда на целые сутки на более мощных и вместительных машинах, узнать не удалось. По крайней мере, для меня в их широких кабинах места на обратную дорогу не оставалось.
Однажды по дороге в лес я встретился со своими старыми знакомыми – «лесными жителями». Идут и, как всегда, тащат на себе рюкзаки и тяжеленные корзины. Спрашиваю:
- В лес ходили? Опять белые собирали?
- Нет, - отвечают. - По картошку сегодня. Уже несколько дней ходим.
- А я снова за Пежу иду. Ещё грибы и ягоды остались.
- Надо бы и нам туда сходить, в наших-то местах давно уж ничего нету...
Однако больше я с ними в этом сезоне не встречался. Разошлись наши лесные дороги. А картофельная эпопея уже подходила к концу.
Мне бы тоже нужно было пособирать немного картошки, но я предпочёл ей грибы и ягоды. А насчёт картошки договорился с Зиной и Толиной матерью - купил у каждой по мешку (пятьдесят рублей за мешок). Два ведра притащил в рюкзаке (за два рейса), а на остальное после и сил не хватило. Так и лежит у них моя картошка до сих пор. Попробую весной - в марте-апреле съездить. Лишь бы льготы ветеранам на проезд не отменили. Тогда уже не наездишься...
ПОСЛЕДНИЕ ПОХОДЫ
Подходит к концу сентябрь, завершилась картофельная эпопея, отошли в лесах последние опята, а я всё ездил и ездил на свои любимые заречные просторы. И, как ни странно, каждый раз привозил домой хоть немного грибов и ягод.
Леса и сечи постепенно менялись. Высокая трава начинала сереть, опадали листья берёз, покрывая землю сплошным желтоватым ковром, среди которого уже нелегко было заметить ещё появляющиеся на свет волнушки, лисички и даже крепенькие подосиновики. Трудно было найти и ягоды, хотя в некоторых местах они пока оставались. Два или три раза удалось даже собрать стаканов по тридцать переспелой, осыпающейся брусники. Находил её и с краю, и в самом центре дальних сеч, и теперь отлично знал каждое богатое местечко.
Встречался и с последними сборщиками. Однажды это была семейная пожилая парочка из Иванова, радующаяся такому «обилию ягод». (Знали бы они, что было здесь месяц назад!) В другой раз повстречал на дальней сече ивановского мужичка, промышлявшего ягоду именно на том месте, куда направлялся и я. Мужичок что-то непрерывно бубнил себе под нос и особо не стремился вступать в разговоры. Однако поведал мне, что узнал эти места случайно и совсем недавно - его сюда спьяну один тракторист завёз. А он сам большой любитель ягод. Грибы же совсем не берёт.
- Да грибов-то уже почти и нет, - говорю я.
- Может, и нет, да одна знакомая бабка из деревни каждый день по корзине таскает, - отвечает.
- Быть не может! Все слои уже отошли, как знающие грибники говорят. Да и сухо кругом.
- Та бабка сама как-то грибы себе наговаривает - с ранней весны до поздней осени. Сказывают, заклинания какие-то знает да ещё поливает их каким-то колдовским зельем. Вот они и прут у неё будто на дрожжах.
- Преувеличивают небось, - не верю я.
- Что она творит, не знаю, а вот корзины её с грибами сам видел - и весной, и поздней осенью.
- А что, другие за ней уследить не могут?
- Да ходили многие. Тоже грибы находили. Она же каждый раз места меняет, с оглядкой действует - всякое место ветками да листьями прикрывает... Потом разгребает снова.
Тут вспомнил я сразу своего «колдуна грибного». Чем чёрт не шутит!..
Не стал я тогда оставшуюся ягоду у мужичка отбивать, пошёл другие места искать. И нашёл в полукилометре, у самого края сечи, почти необранное пространство. Правда, кисточки здесь почему-то были куцыми, неполными, но и они на безъягодье доставили мне удовольствие.
Заходил и в еловые хоромы. Внешне они мало изменились. Только грибов уже почти не осталось. Находил лишь одиночные лисички, перезрелые волнушки да «чёрные губы». Последние почему-то шли и шли здесь в рост, и я брал не только огромные шляпки с тарелку величиной, но и маленьких крепышей, хотя найти их на таком же чёрном фоне земли и хвои было непросто.
Лесок был уже весь перерыт кабанами. В отдельных местах, особенно ближе к сече и болоту, травы и мха на земле совсем не осталось - кругом виднелись огромные чёрные проплешины. Но присутствия поблизости этих осторожных и пугливых животных я ни разу не ощутил. Вероятнее всего, они в дневное время скрывались где-то в дальних болотах либо убегали от человека, издали чуя его приближение.
Навещал я и ближнюю брусничную сечу. Прошёлся по ней вдоль и поперёк и был удивлён зарождающимся здесь богатством. Повсюду было много дикого шиповника, калины, боярышника, начал попадаться молодой орешник. По соседству с этой сечей обнаружил и богатые черничником поляны, но, конечно, без ягод - всю уже давно обобрали. Кругом были заросли калгана. Его я тоже собирал однажды на зиму. Опять подумал: вырубить бы здесь часть ненужного кустарника да дать простор иным, нужным видам! Может, самому в каком месте как-нибудь попробовать?! Как та бабка-колдунья себе огород в лесу устраивает. Овладеть бы её секретами... Да ведь делиться не будет не станет, так и унесёт их с собой в мир иной.
В сентябре в самом разгаре был охотничий сезон. Порой вдалеке слышались одиночные выстрелы. Как бы и меня невзначай не подстрелили! Я в лесу всегда тихо хожу, не люблю к себе внимание привлекать. Да и увидеть так всегда больше можно. Когда без шума, без крика, местные обитатели тебя не пугаются, близко подпускают, а то и сами подходят. Особенно маленькие любопытные пичуги. Лежишь, отдыхаешь, а она вокруг тебя в кустах крутится, любопытствует. Убедится, что не страшен, и своими делами заниматься начинает.
На брусничной сече я несколько раз встречал в одном месте одну и ту же пичужку. Размером с поползня или воробья, красивенькая, с оранжевой грудкой. Тоже бруснику собирала. Смотрю, в клюве ягоду держит... Проглотила, другую схватила… Выбрал я ей самую крупную из пакета и показал на ладони. Глядит, не улетает. Но приблизиться не решается - побаивается всё же. Кинуть ей ягоду, что ли? Испугается. Взял и "выстрелил" её тихонько из пальцев. Недалеко от пичуги упала. Та поглядела-поглядела то на меня, то на ягоду и к ней попрыгала. Посмотрела на неё одним, другим глазком, будто проверяя качество, и ухватила всё же. Глотать не стала, а упорхнула куда-то... Эта встреча в последний мой приход на сечу произошла. Так что укрепить наши дружеские связи с пичугой в этом сезоне мне было не суждено. Может, на будущий год удастся.
Встретился я однажды и с охотниками. Сидят у костра поутру, будто на картине Перова. Такая же экипировка, такие же ружья, собака-лайка рядом… От костра дымок идёт, котелок над огнём висит… Только вот добычи никакой нет. Разговорились. Оказались ивановцами. Но очень хорошо все окрестные места знают: и леса, и деревни, и старожилов местных… И даже новости последние в ближайших деревнях. Так, в Горшкове, оказывается, совсем недавно на какой-то праздник (какой - уже запамятовал) хорошее веселье было. Целую ночь мужички гуляли. А наутро одного не досчитались. «Душа, - говорят, - не выдержала, больно уж много хмельного принял». А может, и стукнули к тому же? Кто там разберёт? Утром никто ничего уже и не помнил, что ночью-то было... Надо у Толи при случае поинтересоваться. Он-то знает подробности...
Спросил я у охотников и про зверьё, про птицу местную.
- Да ничего сейчас нету, - отвечают. - Раньше здесь и глухари, и тетерева встречались. То ли уже перестреляли всех, то ли поразлетелись отсюда. Леса-то кругом мелкие всё больше нынче - вырубки одни.
- А лосей тоже нет? Лет пять назад их тут немало было. Да и сейчас следы лежки порой попадаются.
- Сейчас ни лося, ни кабана не увидишь! Пугливые больно стали. Следы-то есть, да где прячутся - не поймёшь!
- Прошлые годы вся соседняя сеча кабанами перерыта была. Ступить просто некуда было - одни пласты перевернутые. И пахать поле не надо!
- Раньше они к самим деревням подходили, стадами по сорок, по пятьдесят голов - деды сказывали. Всё картошку на полях осенью и зимой копали. Прямо из деревень видно было - у того же Горшкова и Голякова. Тогда добыть одного, а то и двух зараз удавалось. Ружья у многих в деревнях были.
- И что всё-таки добываете?
- Зимой иногда зайца достать удастся, иногда белку. Осенью птицу перелётную на болоте где-нибудь...
- И далеко ли ходите?
- Километров по тридцать за день порой отмахаем. Окупать путёвку-то надо… Дорого она теперь обходится.
Я не стал вдаваться в дальнейшие расспросы, пожелал охотникам удачи и отправился свои места осматривать. Мужички звали чаю отпить за компанию, но я отказался. Поблагодарил их за приглашение и пошёл отмерять свои собственные километры...
В тот последний поход тоже что-то собрал. Но больше отдыхал и любовался осенними красками леса. Уже с неделю стояла сухая, солнечная погода, и можно было спокойно ходить по траве, не опасаясь, что промокнешь насквозь.
Берёзовые сечи стали совсем светлыми. Листья на деревьях почти все пожелтели. Внизу - сплошной жёлтый ковер. Высохшая трава шуршит под ногами... Видно далеко… Метров за сто вырисовываются знакомые ели. Уже знаешь, под какими из них находил белые, красовички... Идёшь и всматриваешься в траву и листья - вдруг появится красная или коричневая головка? Но только желтоватые шляпки оставшихся ещё волнушек да единичные, спрятавшиеся в траве перезрелые, но достаточно крепкие лисички встречаются порой на моём долгом пути.
На сече тихо. Птиц почти не слышно. Не слышно ни шума листвы, ни скрипа деревьев - вообще ничего, кроме шуршания травы и хруста сухих веток под ногами. Солнце уже не печёт, но ещё хорошо греет. И отдыхать теперь я предпочитаю под его ласкающими лучами.
Среди сухой помятой травы зеленеет брусничник. Сейчас он особенно заметен. Порой сплошной зелёный ковер покрывает полянки; остались и отдельные, ещё не опавшие ягоды, и даже целые кисти... Надо собрать брусничного листа - Зина просила. Но только не здесь, где будут ягоды, а на уже безъягодной сече у самой Пежи.
В эту пору в лесу становится немного грустно. Не скучно, а именно грустно. От всей этой тишины, от вида замирающей жизни… Чувствуется, что это уже твои последние походы сюда и что пора прощаться любимыми местами.
Я шёл по знакомому бездорожью, и каждый перелесок, каждая лесная поляна, каждый уголок сечи, которые стали для меня за эти два месяца совместной жизни близкими и родными, совсем своими, дарили мне воспоминания о летней красоте и былых богатствах и напоследок одаривали меня последними дарами. На дальних сечах собрал несколько стаканов брусники и с десяток лисичек. На ближней, ягодной, набрал в пакетик шиповника и калгана. В еловых перелесках срезал запоздалые чёрные грузди - огромные, но ещё вполне пригодные к солению. А на ближайшей к Пеже сече нарвал три пакета брусничных листьев - и себе, и для деревенских знакомых. Пичужки уже не встречали меня в зарослях ельника и волчеягодника. Куда-то исчезли насекомые. Даже вечно надоедающие паразиты совсем не беспокоят сейчас…
Ну что ж, отдыхайте, набирайтесь сил за долгую зиму, готовьте к лету такие же богатые урожаи. Постараюсь прийти к вам пораньше, чтобы полюбоваться вашим ярким весенним нарядом, порадоваться вместе с вами возрождающейся жизни...
Вот и спуск к Востре. Она течёт уже маленьким, по колено, ручейком на перекате. Это в августе я чуть ли не по шейку преодолевал её потоки. Вода, как всегда, холоднющая, ключевая - чистая и прозрачная. И снова видны в ней стайки рыбёшек в глубине. Прощай и ты, подружка, до далёких тёплых летних дней! Тогда я снова буду освежаться в твоих бодрящих струях и набираться сил после утомительных лесных скитаний...
Вот и пятикилометровая лесная тропинка, ведущая меня через вырубки к деревням. В деревни ещё приду до зимы - надо вывозить купленную картошку. Может, и зимой как-нибудь навещу местных знакомых.
А вот и место последнего моего бивуака - под сосной, у самой остановки автобуса. Поставил в кустах лесную Димину палку. Пусть ждёт меня, как, бывало, ждала моя первая берёзовая помощница в предыдущие годы. Та отслужила своё, пришлось оставить её в лесу на долгий отдых. Теперь эта помогает. Она и покрепче, и помоложе… Будет дарить мне часть своей молодости и хранить память о наших с сыном походах. На будущий год опять её возьму для своих путешествий - всё ближе к Димычу буду...
Вот и автобус подходит. Пора садиться... До следующей весны, Ломы! Прощаюсь на всякий случай. Всякое может стрястись в жизни. Но очень надеюсь на наши будущие встречи. Я очень люблю вас, края лесные!.. Зимой постараюсь написать о вас, о вашей красоте, доброте и богатстве. Чтобы люди прочувствовали это и поняли, что многое потеряют без вас в жизни...
1999 год
ЗА ПЕЖЕЙ.
ТРИДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ.
И вот я снова прихожу
К тебе с тоской моей бесплодной,
Опять на сумрак твой гляжу
И голос слушаю свободный.
И может быть, в твоей глуши,
Как узник, волей оживлённый,
Забуду скорбь моей души
И горечь жизни обыдённой.
И. Никитин
ТАИНСТВЕННАЯ СЕЧА
У каждого любителя природы есть свои, душевно близкие, заповедные уголки, которые он посещает особенно часто. Которые почему-то манят его, грезятся во сне, влекут либо своими богатствами, либо таинственной неизвестностью или же открываются каждый год новизной быстро меняющегося ландшафта. Именно такими стали для меня лесные просторы за Пежей, о встрече с которыми я постоянно мечтаю в долгие зимние месяцы. Именно мечтаю. Так как добираться до них с каждым годом становится для меня всё тяжелее и тяжелее. И каждой новой весной я сомневаюсь, смогу ли выполнить эту, уже почти экстремальную для меня, задачу. Но, видимо, кто-то благословляет меня на эти подвиги, поддерживает, придаёт новые силы, и я вновь и вновь каждый год хоть несколько раз, но посещаю эти заповедные для меня просторы, радуюсь встрече со своими, уже давними друзьями (речками, зарастающими вырубками, лесными тропинками, широкими полями) и наполняю себя их душевным богатством, внутренней гармонией и красотой.
2003 год обрадовал меня новым подъёмом творческой активности и переводом её с решения многочисленных огородных проблем в лесное русло. И конечно, с началом грибного сезона я устремился в любимые просторы за Пежей с целью разведки обстановки и выбора наиболее благоприятных маршрутов. Дело в том, что несколько предыдущих лет лес «отдыхал от ягод». Брусничник на знакомых сечах постепенно выродился или же просто временно не плодоносил, и заросли ягодника существенно уменьшились в объёме.
Неузнаваемой стала «брусничная сеча», на которой мы с сыном в 1998 году собирали целые вёдра брусники и великолепные боровики. За пять лет она так сильно заросла кустарником, что свободных от него полян практически не осталось. Брусничник под кустами ещё оставался, но ягод на нём не было. Не было и белых грибов – ни в канавах, ни в зарослях кустов, ни по соседству, в старой берёзовой роще. Зато кругом разросся черничник. Особенно по светлым краям сечи. Отдельные кустики его синели от поспевших ягод, другие – были наполовину обобраны знающими эти места «старателями». Можно было бы с успехом и пособирать её (два бидона были при мне), но такое же обилие черники было и в ближних Ломовских лесах, и я уже сделал солидные заготовки этой чудесной ягоды. Хотелось нового – новых открытий, новых встреч, и я решил обследовать зарастающую березняком «фиалковую» сечу, на которой у меня с сыном были не менее радостные встречи и с грибами, и с ягодами.
Через полчаса я был на ней, подойдя со стороны Пежи знакомой, полностью заросшей травой дорогой. Раньше по ней вывозили лес в район деревни Сабиново, но в последние годы она оставалась заброшенной и стала в отдельных местах почти непроезжей для колесного транспорта, особенно в болотистой низине, где через ручеёк было перекинуто несколько бетонных полуразвалившихся плит. Сейчас плиты были покрыты водой, и мне стоило немалых трудов, чтобы сухим добраться до противоположного участка дороги.
Переходить на дальний край сечи я не стал. Был конец июля, и вряд ли можно было ожидать встречи с цветущей фиалковой поляной, так радовавшей меня в девяностые годы. Да и местность эта в последнее время стала быстро зарастать бурно развивающимся люпином, с которым нежные лесные орхидеи не в силах были бороться. Их небольшие вкрапления оставались ещё в редком березняке, но цветение заканчивалось обычно к середине июля, а остающиеся в последующем отдельные увядающие серовато-белые пирамидки уже не радовали глаз, хотя ещё благоухали своим бесподобным ароматом.
На ближней ко мне части этой сечи я до сих пор не находил обилия ягод, да и ягодника здесь почти не было. Сейчас же я обратил внимание на сплошные заросли брусничника, заполнившие светлые пространства между деревьями. Ягоды были ещё мелкими и только-только начинали розоветь, пригреваемые лучами летнего солнца. Можно было надеяться на солидный урожай в этом году, возможно, и по всей площади сечи. Это и предстояло мне сегодня выяснить, и я рассчитывал пересечь её насквозь, вплоть до основной, магистральной трассы, проходившей в былые времена через всю вырубку и ведущую в направлении Сабинова. На всё это ушло бы не менее двух часов, но спешить было некуда, да и сбора особого у меня не предвиделось.
Как следует отдохнув и перекусив на краю довольно молодой вырубки, заваленной неубранными стволами деревьев (через которую я в былые времена с трудом перебирался при выходе на дорогу), я пошёл краем её, рассчитывая на всякий случай заглянуть в густой ельник, так радовавший меня в былые годы грибным изобилием. Он находился метрах в трёхстах, и надо было не пройти мимо, путаясь в бесконечном березняке.
Подойдя к краю вырубки, я остановился, что-то заставило меня сделать это, а потом немного пройтись по сече – как всегда, так, на всякий случай. С края, кроме высокого черничника, увешанного крупными ягодами, ничего другого видно не было. Я обошёл несколько крупных поваленных стволов и приблизился к центру сечи, где черничника и травы почти не было. На ней рос редкий брусничник, отдельные веточки которого были уже с красными ягодами. Это удивило меня. Такой ранней брусники я ещё не встречал и ожидал встретить её к концу, в лучшем случае, к середине августа.
Сорвал несколько гроздей. Ягода оказалась крупная и сладкая, уже совсем спелая, хотя росла в тени высоких деревьев, – не на припёке. Прошёл ещё немного вперёд, и был очарован видом красной брусничной полянки, вокруг которой виднелись красные прогалины меньшей площади. Это уже настоящая ягода! Настоящее и совершенно неожиданное открытие, о котором я и подумать не мог, направляясь в эти края. И что это за сеча такая, создающая идеальные условия для столь раннего созревания ягод – был всего лишь конец июля! Над этим надо было тоже подумать, но сначала предстояла работа по заполнению захваченных с собой ёмкостей.
Я не стал разведывать общую площадь моих сегодняшних брусничных угодий, решив это сделать по мере сбора, и принялся за дело. Разместил сумку и рюкзак на высоком пне в центре поляны, положил сверху белый пакет – так, на всякий случай, и стал наполнять бидон крупными, красно-розовыми ягодами. Работа спорилась, поскольку не приходилось перебегать от кустика к кустику, а только переползать с места на место, выбирая наиболее привлекательное направление. Ягоды были крупные, кисти полные, и примерно через час бидон был наполнен.
Со всех сторон открытую местность в центре поляны окаймлял молодой черничник с совершенно не обранными, очень крупными ягодами. Азарт сборщика требовал и на них обратить внимание. Однако разум подсказывал закончить вначале дело с брусникой. И я потратил ещё около часа на наполнение второго бидона, делая порой минутные перерывы для отдыха и услаждения себя полными горстями синих и красных ягод.
Пространство со спелой брусникой оказалось небольшим. Оно по каким-то причинам было резко ограничено центральной частью вырубки, хотя ничем не отличалось по уровню освещенности, по характеру почвы и растительности от остальной части сечи, где ягода только начинала наливаться и розоветь… Ещё одна тайна леса, и объяснить её я был не в состоянии.
Очень хотелось набрать и чернику. Её вокруг было полным полно: чёрной, синей, очень крупной, синеющей в траве, среди сосновых веток, по краям упавших стволов и пней. Однако ёмкостей других у меня не было, а нести ягоды в пакете на столь дальние расстояния, – значило заведомо превратить их в нечто кашеподобное, – вместе с листочками, иголочками и иными для меня почти обязательными атрибутами скорого сбора. С другой стороны, у меня теплилась надежда найти ещё бруснику, возможно, на противоположной, южной опушке леса, – там, где я собирал ягоды в девяностые годы.
Решил спрятать бидоны и идти налегке – лишние семь килограммов вполне ощутимы при движении по лесному бездорожью. Двинулся прямо через еловый лес. Следов грибов в нём не обнаружил, в том числе и под густым молодым ельником, некогда богатым белыми. Немножко разочаровался, поскольку надеялся на лучшее. Однако радость от неожиданно собранной брусники затмевала все остальные огорчения.
У южного края леса, на краю гигантской вырубки, брусника только начинала наливаться, была ещё мелкой и твёрдой. И это снова заставило меня задуматься над таинствами лесной жизни. Здесь было и солнца больше, и света – солнышко светило чуть ли не целый день, не затеняемое высокими деревьями, как на вырубке, и от ветра была защита. А всё-таки не то! Не тот микроклимат. Или не та почва. А может, иное растительное окружение? Загадка, – и без серьёзной науки, серьёзных лабораторных исследований её не разгадаешь.
Сразу вспомнил наши дальневосточные лесные таинства, когда собирал ландыши на Патрокловских сопках. Цветы там вообще уникальные в смысле своих размеров – раза в два, а то и в три крупнее местных, среднеевропейских – даже крупнее местных садовых видов. Однако было одно место (на северо-западном склоне сопки), где ландыши достигали просто гигантских размеров. И листья, и цветы их были раза в два-три крупнее остальных – местных, крупных. Лоскуточек этот был совсем небольшой, – всего несколько квадратных метров. Располагался рядом с двумя каменными глыбами и совершенно не менялся из года в год – не разрастался и не уменьшался в размерах. Вокруг же него, на всём остальном пространстве сопки (и других сопках), цветы были просто крупные, без подобного гигантизма… Так что чудес природы для нас остаётся вполне достаточно…
Я углубился в березняк центральной сечи на несколько сотен метров. Повсюду виднелась зелёная брусника. Вскоре стали попадаться довольно высокие ели, растущие группами и поодиночке. Слева появились заросли густого кустарника, явно свидетельствующего о близости болота. С ним я был и раньше знаком. Оно тянулось длинной полосой, шириной не больше двух сотен метров, пересекая всё пространство сечи поперёк, и уходя невесть куда, далеко на запад. Питало своими водами Пежу, впадая в неё ручейком чуть дальше того брода, через который я сегодня с трудом перебрался.
Идти дальше, через болото не хотелось. Я отлично представлял себе, что это такое – продираться сквозь густущие заросли, хватающие тебя со всех сторон, вырывающие из рук сумку, палки, срывающие с головы кепку, затуманивающие паутиной очки. Десять минут такой ходьбы выматывают до предела даже куда более юного, чем я, странника. Помню, как ломился через них однажды примерно в этом месте случайно встретившийся мне велосипедист. Стенания и вопли его слышались добрых десяток минут вместе с треском ломающихся сучьев и веток. И надо было им вдвоём сюда забраться! Нет бы, оставил машину где-либо при входе в дебри. Однако в данной местности это опасно – можно и потерять помощника…
Так что я решил возвращаться. Тем более что выяснил обстановку, наметил будущие маршруты и, главное, получил совершенно неожиданный сегодня подарок в виде тридцати стаканов чудесных ягод… Их-то я уж не потерял, обнаружив сразу и место, и дерево, под которым закопал в мох и листву бидоны. Правда, при возвращении себе своей собственности произошла некоторая заминка. Раздвигаю ветки, влезаю под ёлку, подношу руку к холмику из листьев, закрывающих бидон, и … сразу отдергиваю её назад! На бидонах удобно устроилась… гадюка – чёрная, не очень большая, но всё же довольно-таки неприятная – опасное создание. Главное, не знаешь её намерения: то ли она взялась охранять моё достояние, то ли посчитала его уже своей личной собственностью. В любом случае без боя не отдаст…
Сидит, свернувшись в кольцо, только голову из него высунула, уставилась на меня немигающим оком, и ни с места. А я совсем рядом нахожусь, не далее, чем в метре-полутора. Может и тяпнуть! А вдруг ещё и подруги её рядом скрываются?.. Срочно выползаю из-под ели, осматриваюсь вокруг. Ничего подозрительного не вижу. Правда, под соседним пеньком дыра чернеет. Может, это хата её, этой ползучей? Но я-то на хату не посягаю. Мне своё добро забрать надо.
Отыскиваю палку подлиннее. С опаской вновь залезаю под ёлку. А на бидонах уже никого и нет. Скрылась охранница. На всякий случай легонько поводил палкой по сторонам, разгреб все листья, обнажил бидоны. Стоят на месте, целые и невредимые. Только мусором со всех сторон покрыты. Придётся очищать. Поддел палкой за ручку каждый из них. Вынес на открытое пространство. Нет, ничего с ними не случилось. И претензий ко мне никто не предъявляет. Но почему хозяйка этих мест выбрала для отдыха мои бидоны? Куда приятнее, на мой непросвещенный взгляд, отдыхать на солнышке, на тёплой коре или на сухом пне. Опять-таки вопросы. Хотя и не столь интересные, как с брусникой.
…В общем, первый поход за Пежу в этом году оказался удачным. А собранная так рано брусника вызвала много споров и домыслов у наших подъездных бабусь, отдыхавших, как всегда, на лавочке, перед домом. Вначале даже не поверили: «Не может быть! Так рано не бывает!» «Брусника только в сентябре родится!» «Да это и не брусника. Небось, клюква прошлогодняя?» «А может, купил где?» «В деревне, чай?» «Да нет. Брусника такой не сохранится!» «Ягода-то совсем свежая… Дай попробовать!»
Попробовали из одного бидона. Затем из второго. Понравилась, ещё захотели.
– А ведь совсем настоящая! И сладкая такая! Небось, сам как-то выращиваешь! Подкармливаешь, чай, чем-то?!
– У бабки той перенял, которая грибы в лесу растит?!
Вспомнили, как я им про эту «колдующую бабку», да про деда с доской рассказывал.
Особенно переубеждать их я не стал – всё равно не поверят. Оставил на пробу ещё немного ягод, а много понёс мамуле – пусть порадуется. Она-то всему поверит. Столько чудес про лес уже ей рассказал. И все мои необычные и неожиданные сборы она своими глазами видела. Порой потом целыми днями с грибами и ягодами возилась – на зиму заготавливала.
И мама на самом деле не удивилась. Она вообще очень редко удивляется. Но, конечно, обрадовалась. Хотела было оставить ягоды «на потом». Это её стратегическая линия – всё экономить. Жизнь научила. Частенько голодать приходилось. Но тут уж я маму уговорил использовать ягоды сразу по назначению. Впереди будут куда более богатые сборы! И я не ошибся в прогнозах. Этот год подарил мне много новых открытий.
ГИГАНТСКАЯ ВЫРУБКА
Примерно через две недели (во второй декаде августа) я снова сходил в те края в надежде до конца пройти всю гигантскую вырубку и разобраться в хитросплетениях пересекающих её давно заросших дорог, по которым в начале семидесятых пыхтели тягачи с лесом. Раньше, в 1973–1976 годах, я знал эту сечу досконально, исколесив её вдоль и поперёк, доходя через неё одной стороной до старой, заброшенной дороги Лежнево – Шуя, а с другой – до лесов, простирающихся до самого Сабинова. Об этой деревне я тогда ничего не знал, но встречал грибников, добиравшихся сюда из тех краев. В те годы вырубка представляла собой совершенно голое, пустое пространство, площадью примерно 3,5;2,5 километра, частично перепаханное – с параллельно идущими канавами-бороздами. В центре его долгое время стояла времянка в виде шалаша, предназначенная для отдыха лесорубов, рядом с которой красовалась единственная не спиленная ель – как жалкий символ беспомощности природы перед человеческим вторжением.
Именно здесь, на краю этой сечи, я обнаружил однажды бедные саженцы, оставленные прямо в лотках, – деревья, загубленные нашей человеческой безжалостностью. Здесь я надеялся найти обширные земляничные плантации, когда земляничник начинал разрастаться по всей её площади на сухих, возвышенных местах. Здесь мечтал о больших брусничных сборах, когда брусника только начинала появляться на кочках, у самого болота. И здесь же я находил огромные белые грибы, вдруг возникшие у корней сосен и елей, на восточном краю вырубки. Землянику тут я так и не нашёл. Видимо, завязи её погибали от июньских заморозков или холодных ветров в момент цветения. Первая брусника была некачественная, – в основном гнилая и осыпающаяся.
К концу восьмидесятых эта гигантская вырубка стала быстро, как бы вдруг, зарастать сплошным березняком, в котором сразу стало очень трудно ориентироваться. И мои походы через неё вскоре прекратились. В те годы в полную силу развились другие, прилегающие к ней, меньшие по площади сечи – «фиалковая», «брусничная», и я стремился прежде всего к ним. Гигантскую же сечу навещал только тогда, когда надо было быстро перейти из одного района в другой – с «фиалковой» сечи на «брусничную» или наоборот. Березняк же был совершенно пуст, к тому же трудно проходим. И только по самым краям его к началу девяностых стали появляться грибы и ягоды. В девяностых лес вовсю набирал свою силу и открывал передо мной свои богатства. И вот сейчас, в 2003 году, мне предстояло окончательно разобраться в его сегодняшних потенциальных возможностях.
В этот раз я не изменил своего маршрута, желая между делом заглянуть и на «таинственную» вырубку и набрать, если ничего иного не будет, хотя бы чернику. Дошёл до места часам к десяти и был удивлён присутствием здесь ещё более раннего сборщика-мужичка моего возраста, прибывшего сюда из Ломов на велосипеде и рьяно орудовавшего в ягоднике каким-то нехитрым приспособлением, обрывавшем бруснику вместе с листьями. Дело у него, видимо, спорилось, поскольку ко времени моего прибытия трёхлитровый бидон заготовителя был почти полон.
Мы разговорились. Мужичок рассказал, что оставляет велосипед в Ломах у знакомых, а до Ломов из города добирается тем же 112-м автобусом. Знает эти места уже давно, но не часто приезжает в эти края. Заодно посетовал на то, что в этом году брусники в данном месте почему-то немного, хотя цвела в июне обильно. Я, конечно, не стал расстраивать мужичка историей своего недавнего открытия, сохранив при себе эту «военную тайну». Пожелал ему успешного промысла дальше, а сам направился по намеченному сегодня маршруту.
Грибов по дороге ни в старом лесу, ни в березняке не было. Зато везде было брусничное изобилие. На опушке леса и в прилегающем к нему березняке она краснела повсюду, но была ещё далеко не созревшей. Немного разочарованный, я направился поперёк сечи, идя прямо на солнце, и через пятнадцать-двадцать минут достиг первых ёлочек, где приметил ранее обилие ягод. Тут ягода оказалась совсем другой – крупной, розово-красной и вполне пригодной для сбора. И здесь её было намного больше, чем на «таинственной» сече. Она пряталась в густом мху, рядом с ёлками, выглядывала из-за стебельков травы по краям канав, краснела многочисленными кистями в густом брусничнике, занимавшем небольшие площади среди берёз и на открытом пространстве лужайки. Целых четыре года я не видел в этих краях подобного изобилия – пока отдыхал ягодник, и вот теперь имел возможность полностью насладиться видом этой волнующей картины.
Собирать ягоду здесь было намного приятнее, чем на первой вырубке. Там всё время натыкался на ветки, коряги, шишки или поваленные стволы. Колени гудели от постоянных болезненных соприкосновений, руки наталкивались на колючие иголки. Здесь же я с удовольствием погружался в мягкий мох, утопал в нём руками, коленями, ложился на него для отдыха и смены позы. И везде находил бруснику: очень крупную, розово-красную во мху, совсем красную – в траве; бело-розовую – в густом брусничнике. Характер сбора при этом постоянно менялся, что давало и отдых, и смену впечатлений от вида лежащих, висящих и прячущихся от взора ягод.
Часа за два неспешной работы я почти наполнил оба бидона и решил всё-таки хорошенько отдохнуть, сменив вид деятельности. При усталости от сбора на одном месте обычно хочется походить, пройтись по соседним участкам в надежде открыть ещё нечто подобное, – красивое, впечатляющее. Я так и сделал. И действительно нашёл. И совсем рядом, с другой стороны ёлок. Но только не ягоды, а целое скопление лисичек. Уже достаточно крупные, они большими семьями желтели по краям канавы, высовывались из тёмно-зелёного мха, прятались в густой траве. Ярко желтели на солнце и темнели более густыми оттенками под ёлками и между кустами.
Да, одаривает меня лес за мою настойчивость. Красота-то какая! Надолго останется в памяти. А всё же жаль, что нет фотоаппарата. Другим бы полюбоваться на это изобилие… А вон там грибы на фоне красной брусники – в самом центре брусничного лоскутка в глубине канавы. Вот была бы картинка! Да и все остальные хороши! Начиная от «ведьминых кругов», закрученных вокруг некоего невидимого центра, до длинных жёлтых дорожек и проплешин в траве и брусничнике.
Можно было бы долго любоваться открывшейся мне красотой, но время шло, и следовало заняться мирскими делами. Пакеты, захваченные с собой, оказались как раз кстати. Да и рюкзак пригодился, так как сумка моя вскоре раздалась и уже не вмещала всего обилия сегодняшних даров леса. Наполнив пару пакетов грибами и ещё полпакета брусникой, я понял, что с такой ношей дальнейшие странствия не вызовут у меня положительных эмоций. Пришлось отложить исследовательский процесс до следующей встречи.
Домой тянул килограммов пятнадцать. Рюкзак – за спиной. Сумка – на левом плече. Тяжело и неудобно. Сумка болтается, лямки постоянно сползают с плеча. То и дело приходится поправлять амуницию. Догадался связать лямки рюкзака на груди. Стало удобнее. Решил сегодня поменять обратный маршрут – пойти правобережьем Востры – через поля и Большое Горшково. Грибники в один голос утверждали, что эта дорога намного ближе и удобнее. Может, это было и так, но я не знал её в деталях, не обращал на неё особого внимания, когда дважды ехал отсюда на машинах в девяностые годы. Поэтому хорошо покрутил по проезжим дорогам, не зная коротких тропинок, проложенных через поля грибниками. Вместо них забрался даже на территорию спортивного лагеря (правда, через открытую дверь) и был грубо выдворен оттуда бдительной охраной. Не подействовал ни мой предельно изнуренный вид, ни мои две палки, еле выдерживавшие тяжесть чрезмерно нагруженного тела. Даже не позволили выйти через ближнюю калитку, откуда шла прямая дорога к остановке.
Ещё раз пришлось убедиться в том, что мы, низшие, так далеки от высоких слоёв нашего общества, что на нас уже не обращают внимания. Более того, мы для них просто не существуем (когда не мешаем). А если мешаем, как со мной получилось, то выдворяют, как ненужный или даже вредный элемент общества…
Это в целом, в обществе. В семье же совсем иное дело. Бабуля была очень рада моему более раннему, чем обычно, возвращению. Особенно же обрадовали её лисички, за обработку которых она тут же принялась, надев передник и потребовав как следует наточить ножик. Быстро разделалась с моей помощью с двумя пакетами отборных грибов, поставила отваривать их на медленный огонь, а сама начала оценивать качество собранных ягод. Вердикт был вполне положительный, и мы вместе стали очищать бруснику от некоторых ненужных добавок в виде листочков, иголок, травинок и т.п. Как всегда в таких случаях была обнаружена и «ползучая мелочь» в виде нескольких паучков, муравьев и одного большого зелёного клопа, от которых тоже следовало сразу избавиться… В целом же, по безоговорочному мнению хозяйки, поход удался на славу, и мне было дано указание продолжить исследования этого богатого лесного района с задачей сбора ягод и поиска подосиновиков и белых грибов, по которым бабуля особенно соскучилась.
БРУСНИЧНЫЙ ЛЕС
Отдохнув несколько дней и дождавшись ясной, солнечной погоды, я с радостью устремился в те края, используя уже этот, на самом деле, более короткий маршрут. Выехал на семичасовом автобусе и пошёл асфальтированной дорогой мимо дач и пионерлагерей в сторону Горшкова. За спортивным лагерем сразу обнаружил узкую тропинку, идущую прямиком через поле, что почти на километр сократило путь. Дошёл до Большого Горшкова с двумя остановками для отдыха. Познакомился у деревни со свитой деревенских собак неясной породы. Раздарил им половину своих съестных припасов и был принят добродушными псами в свою компанию. Точнее, компанию они хотели составить мне сами, вызвавшись провожать меня за околицу. Однако дальше не пошли, памятуя о своих обязательных собачьих делах в своём подворье.
За деревней снова нашёл тропинку, ведущую от лесопилки к лесу. За лесом шла проезжая дорога через самое широкое поле. Её я уже хорошо знал и довольно быстро преодолел с двумя остановками. По искусственной дамбе перешёл через Пежу, вытекающую из обширного болота, расположенного по правую сторону от дороги, и вот я уже в чудесном «заречном» районе. Однако до нужных мест оставалось ещё километра три полей и лесов. И они уже преодолевались с существенным напряжением. В общем, на дорогу ушло около трёх часов. Но зато я вскоре был на гигантской сече, в самой дальней точке моего маршрута.
На этот раз я не стал задерживаться в ельнике в поисках грибов и ягод, а сразу преодолел заболоченный участок местности с зарослями густейшего кустарника и очутился на еле заметной старой проезжей дороге – одной из транспортных лесных артерий 70-х годов. Пошёл по ней дальше через болото и свернул с неё вправо, начав разведку правой части сечи.
Сразу же появилась брусника. Уже совсем спелая и очень крупная, но отдельными кустиками. Собирая её, немного углубился в юго-восточном направлении сечи. Стали попадаться небольшие полянки, почему-то не заросшие деревьями и кустами. И на них везде была брусника. Правда, не везде ещё достаточно спелая, но в изобилии. На некоторых участках она сплошным розоватым ковром покрывала многие квадратные метры площади поляны. Спелая ягода почему-то была ближе к кустам, и я с успехом наполнял ею свои бидоны.
В какой-то момент светлые прогалинки закончились вместе с ягодами, и я стал раздумывать о дальнейшем направлении движения. Можно было бы вернуться немного назад, продолжая сбор ягод, но страсть поиска пересилила, и я направился на южную сторону сечи – идя прямо через густой березняк, преодолевая канавы и собирая по пути отдельные лисички. Сразу за полянами брусничник внезапно пропал, и лесок стал казаться мне уже менее привлекательным.
Метров через восемьсот березняк стал редеть, появились более глубокие канавы, и в них вновь стали встречаться ягоды. Вначале ещё совсем не спелые, ближе к опушке леса всё крупнее и краснее. Вскоре взору открылось свободное от деревьев пространство, простирающееся до самого дальнего леса, чернеющего по всему краю обширного поля. Теперь я вспомнил это место. Вспомнил и дальнюю диагональную дорогу, идущую через всю длину сечи, на которую я сейчас, переходя её в березняке, не обратил внимания. Почему-то лес не занял всю вырубленную площадь, оставив примерно четверть вырубки совершенно свободной.
Можно было и дальше сходить налегке к знакомым местам, но меня остановила брусника. Я не сразу обратил внимание на то, что всё пространство травяного поля покрыто ею. Брусничник вместе с великолепными гроздьями спелых ягод прятался в густой траве и обнажался по ходу моего движения. В отдельных местах ягод было настолько много, что проторенная мною в траве тропинка была просто красной от освободившихся из травного плена кистей.
На кочках же, на старых пнях, в пройденной мною канаве кисти просто висели со всех сторон, красуясь своей розово-красной спелостью и уже не прячась от меня, как было в первые минуты знакомства. И ещё что меня поразило и вместе с тем обрадовало, так это то, что трава вокруг стояла совсем не тронутой, не помятой. И это предвещало полное уединение в этом райском брусничном царстве, – как некогда было в земляничном два десятилетия назад.
Вряд ли люди не знали об этих местах. Но сюда было не так просто добраться. Судя по карте, от Якимова было не менее пяти километров, от Горшкова и Сабинова и того больше. Да и дорог прямых сюда нет – топи да болота кругом… Но, безусловно, скоро придут на разведку. А затем сразу же примчатся артели заготовителей. Нет, надо успеть насладиться этой красотой в одиночестве, и возможности для этого пока есть.
Как всегда, при виде ягодного изобилия сразу охватывает вдохновенный азарт сборщика, и ты устремляешься к близлежащим кистям, пытаясь скорее ощутить эту красоту в своих руках, услышать, как ягода сыплется в твой бидон, как снова и снова наполняет твои руки. В ягодах, как и в грибах, есть что-то сказочное, волшебное, завораживающее, захватывающее тебя неукротимым желанием собирать или просто смотреть на них, любоваться их красотой и совершенством. Возможно, в них есть нечто большее для наших органов чувств, нечто неуловимое, что так потрясает нас при встрече с ними, что заставляет устремляться к ним, собирать их без отдыха до полной потери сил. И ты успокаиваешься только тогда, когда в данном месте не остаётся уже ничего, достойного внимания. Видения же былой, необранной красоты остаются с нами на всю жизнь, вдохновляя на новые преодоления.
Мы, безусловно, тесно связаны с лесом, с его богатствами, которые испокон веков дарили нам жизнь и вдохновение. Не отсюда ли берёт начало наша языческая культура, одушевляющая всё лесное, – культура, боготворящая и прославляющая лес, как и всю остальную природу? Это культура, направленная на единение человека с природой, на поддержание и постоянное укрепление этих связей, их обожествление и почитание.
Человечество во многом вырвалось из объятий природы, в какой-то степени отстранилось от неё, создав собственную среду обитания. Но глубинные, внутренние связи, конечно, остались. И каждый из нас чувствует их в притягательной силе лесов и полей, озёр и речек, в постоянном стремлении сблизиться с ними – как в целом, так и с её (природы) отдельными представителями, существами животного и растительного мира. По этим отношениям во многом оценивается уровень духовности человека, его душевное богатство. И это совершенно справедливо.
Не знаю, насколько велико оно у меня, но меня постоянно тянет к природе, – не столько к её богатствам, сколько к её красоте, и я готов часами созерцать её в бесчисленном разнообразии оттенков, форм и жизненных проявлений. Но наша материальная зависимость от природы тоже закреплена в нашем (и моём) генофонде. Это подтверждает неукротимый азарт сборщика, охватывающий меня всякий раз при виде грибного и ягодного изобилия… Вот почему и сейчас при виде этой чарующей красоты я сразу устремился к ней, наполняя пригоршни всё новыми и новыми порциями ягод. И только наполнив первый бидон, что произошло минут через сорок ожесточённого сбора, сделал перерыв и начал выбирать лучшие участки.
Эта идея оказалась, однако, бесполезной, – тут всё было лучшее! И даже самая мелкая ягода, которая росла на высоких раскидистых стеблях, была отличного качества – полностью созревшая и висящая такими большими гроздями, что скорость сбора здесь была даже более высокой, чем остальной ягоды, которую порой приходилось высвобождать от стеблей окружавшей её травы, упавших листьев и сухих веток.
Пересыпав ягоды из бидона в очередной пакет, я призадумался – что же буду делать со всей собранной брусникой? И сколько смогу донести до дома? В том, что надо было продолжать сбор и дальше, не было сомнений – через несколько дней от всего этого ягодного изобилия может ничего не остаться! Это «закон леса». Но придётся, в любом случае, оставлять здесь несколько пакетов и нагружать себя до максимума. Времени до ухода оставалось ещё около трёх часов, так что в целом можно было уже не торопиться.
Спрятав два полных пакета под густым кустом и заметив это место, я отошёл немного вправо, в сторону дальнего берёзового лесочка и облюбовал очередное место для сбора. Захотелось пособирать более крупную ягоду. Она как раз и росла в данном месте, свисая с обеих сторон широкой канавы и рассыпаясь полными гроздями на прилегающих к ней возвышениях. И чем дальше я бросал взгляд по направлению к лесу, тем гуще казались мне ягодные заросли.
Проползав на выбранном месте часа полтора и собрав ещё с полведра, ужасно устал и вынужден был сделать продолжительный перерыв с перекусом. Правда, пришлось существенно ограничить себя в бутербродах, помня о новых четвероногих знакомых, которые уже не отпустят тебя без очередного подарка. Оставил и с пол-литра воды на обратную дорогу – необходимый минимум, учитывая сегодняшнюю солнечную погоду. После отдыха сделал попытку продолжить сбор, но понял, что силы мои на исходе и следует вовремя остановиться.
Полежав на мягком мху минут пятнадцать и немного отдохнув, прежде чем тронуться в обратный путь, решил всё же пройтись для интереса к дальнему лесочку. До него было не более полкилометра. Повесил на дерево белый пакет для ориентировки, под очередным кустом, росшим рядом, спрятал только что собранный пакет и рюкзак, сам же налегке с сумкой и двумя палками быстро засеменил в выбранном направлении.
Местность вокруг было однотипной – с густущей травой, небольшими кустами и совсем без деревьев. К лесу тянулись две, параллельно идущие, довольно глубокие канавы, переполненные брусникой. Вся площадь между канавами тоже была в плодоносящем ягоднике – так что за мной, оставался розово-красный след от вывернутых из-под травы кистей. Ближе к лесу трава постепенно становилась менее густой и ягоды высвечивали особенно ярко. Мне казалось, что они здесь были даже более спелыми. Оглянулся назад – белого пакета уже не видно. Но это не страшно, – увижу с более близкого расстояния…
Вот и край леса. Такой же березнячок, как и на остальной части сечи. И тоже резко ограничивает открытое пространство. И очень мало травы. Да её почти нет! Вместо травы почва покрыта густым старым брусничником, среди которого повсюду висят огромные бордово-красные грозди! Оказывается, вот где пряталась от меня настоящая ягода! Вот где можно было её собирать в куда более быстром темпе – ни травы тебе, ни иных помех! Именно на такой участок я напал пять лет назад, собрав на нём около двух вёдер. Но там был участочек площадью всего несколько десятков квадратных метров, а здесь – в десятки раз больше. Настоящий брусничный лес!
Что оставалось делать? Времени уже в обрез, сил не осталось. До дома около 12 километров. С моей-то поклажей! Постоял, полюбовался и попрощался с этой красотой, внутренним чутьём чувствуя, что мне она уже не достанется, ибо раньше, чем через сутки, я не наберусь новых сил для преодоления таких расстояний… С грустью возвратился к месту своего тайного хранилища, затем второго. Спрятал на краю леса под кустом два полных пакета; оставшееся запихал в рюкзак и сумку вместе с двумя полными бидонами. Потянуло килограммов на пятнадцать – ягоды намного тяжелее грибов.
Закинул на спину рюкзак, на левое плечо сумку; положил под лямки куртку и вперёд по лесному бездорожью к выходу на грунтовую дорогу между полями. По опыту знаю, что пока дойдёшь до неё, вымотаешься основательно (пусть и с отдыхом). У дороги надо быть до 17 часов, чтобы успеть отдохнуть и оставить около трёх часов на оставшуюся часть пути. Придётся сделать не менее восьми пятиминутных привалов, выдержать непрерывную солнечную нагрузку (среди полей тени нет), перетерпеть предельную усталость и успеть к Ломам минут за 10-15 до отхода автобуса, чтобы хоть немного отдохнуть лёжа на остановке, под своей любимой сосной… И так каждый раз. Сам не знаю, как до сих пор удаётся делать это?..
Да, всё хорошо и даже здорово («и даже удовлетворительно» – как говорил один наш флотский товарищ), но пришлось оставить в лесу больше ведра брусники. Как выносить её оттуда? И сколько она может пролежать в таком состоянии? А если ещё разок повезёт и запасы пополнятся? Тогда на самом деле вывозить на машине придётся… Но где она? Кого просить? Как проедет она по лесным тропинкам? Надо будет исследовать трассу… Да и с этой ягодой придётся серьёзно поработать, – ведь больше ведра несу!..
…Донёс. Сам на своей спине. Поскольку ни одна обгоняющая меня машина (из Горшкова и из спортивного лагеря) брать меня «не захотела». Водители, большей частью молодые «крутые» парни, даже не обращали внимания на ковыляющее на двух палках человекоподобное существо и на его поднятую в мольбе руку. Нет, такие для них уже не существуют. В мире, созданном ими (этими парнями), всё уже крутится по их законам. Или, по меньшей мере, должно крутиться. И всё (все), что мешает этому, должно уходить в сторону. Так что, иди старик своей дорогой и не мешай людям! Да, именно так сказал мне как-то один из них, отталкивая меня от киоска: «Дед! Не видишь, здесь люди торопятся?! Не мешай людям!» Спокойно влез передо мной. Купил пачку сигарет и, не торопясь, пошёл седлать стоящий рядом «мерседес». Я не стал возражать – уже не переделаешь. А попробуешь возразить, последуют более серьёзные аргументы. А палка твоя только прибавит им ожесточённости. – Такие, как я, должны поскорее уходить с их дороги. И лучше добровольно…, чтобы «не мешали жить… людям».
Ясное дело, я добрался до автобуса и сам, без чьей-либо помощи. И даже дошёл от автовокзала до дома – в те годы каждый рубль приходилось экономить. Но вот заниматься ягодами уже не смог. Как свалился на свою ветхую раскладушку, так и не поднимался до утра. Нет, правда, потом раздеться пришлось. Так что бабуля на сей раз восторгалась урожаем в одиночку.
После этого похода приходил в себя трое суток. И как ни тянуло меня на сечу, разум противился этому. Через три дня была пятница, снова погожий, солнечный день, и спина, вроде, отошла и выпрямилась, как до похода. Так что я с определённой уверенностью в своих силах устремился в «края родные». Запасся ещё большим количеством пакетов, воды, «деликатесов» для четвероногих друзей и вперёд, проторенными тропами. Заметил, что достиг леса минут на пятнадцать быстрее, чем в прошлый раз, и после небольшого отдыха пошёл слабозаметной тропинкой в берёзовые дебри.
Пересёк болотце, продираюсь через густую осоку и кустарник. Вышел к молоденьким сосёнкам, разросшимся вдоль тропинки. Уже собрался сворачивать вправо, как вдруг заметил в траве коричневатые шляпки. Да это же маслята! Срезал парочку – совсем не червивые! Здорово! Есть первый «улов». Начал собирать. Собрал всё, что выросло на дороге. Заглянул по обе стороны от придорожной канавы. Нашёл несколько подберёзовиков. Вокруг красовались и крепенькие сыроежки. Но я их не беру. В моём рюкзаке от их крепости ничего не остаётся – приношу одну труху. Ещё бы беленьких собрать! Да нет их в таком лесу… Но есть подосиновики. Вон сразу два выглядывают из-за куста. Значит, и ещё где-то скрываются. Обошёл ближайшие кусты, залез в болотные дебри. И на самом деле нашёл. И уже достаточно крупные, все чистенькие, холёные! Грибной слой пошёл. Нужно будет и по другим лесам пройтись… Однако прежде всего брусника. Чем обрадует меня сегодня «брусничный лес»? Сохранил ли хоть часть былой красоты? Скоро я это узнаю.
Иду, не останавливаясь на малых полянах, не глядя на краснеющие лоскутки брусничника. Здесь её не брали. И она начала поспевать. Но куда ей до той, лесной, уже переспелой! Снова вопросы – здесь, на солнце – неспелая, а там, в тени, у стволов деревьев, среди кустов и густой травы, уже созрела. Попробуй разберись в этих лесных загадках. Поэтому и искать приходится, многие километры исследовать. Иногда и находишь что-либо интересное, и задаёшь (себе и лесу) бесчисленные вопросы…
Преодолеваю берёзовые заграждения, выхожу на открытое пространство. Почти в том же месте, что и в первый раз. Ягода есть, – не всю её здесь собрал. Вроде никого кроме меня, больше не было… Однако потоптано кругом солидно. Нет, были бригады. Вряд ли что в лесочке осталось. Иду к лесу. Трава сильно помята. И нет прежних красных полос – собрано всё, почти подчистую!.. Вот и лесок… Всё пусто! Нет ягод. И сразу исчезла его былая красота и привлекательность. Неужели только ягоды её сотворили?.. Для меня в тот момент – именно они. Они были моей главной мечтой, моим желанием. – Придётся искать новые угодья.
Вот и кусты, где спрятал бруснику. Всё на месте, хотя вокруг трава вся истоптана. Внутрь кустов никто не лазил – там только листья да мусор, прикрывающие мои пакеты. Пусть лежат. Похожу пока налегке… Пошёл обратно. Спугнул целую стаю птиц, сидящих на ягодах. Прошёл метров двести поперёк открытого участка сечи. Впереди ягод совсем не было. Брусничник здесь только начал разрастаться и не набрал ещё свою силу. А может, и условия здесь для ягоды были неподходящие.
Возвращаюсь обратно к лесу. В траве стали попадаться грибы – подберёзовики, подосиновики, чистые и крепкие. Стал искать. И не напрасно. Их здесь было довольно много, и в вытоптанной траве обнаружить их не составляло труда. Собрал пакет. Стал собирать и бруснику. Ещё оставались хорошие местечки. Бидон собрал за час с небольшим. Правда, ползать пришлось побольше, – перебираться с места на место. В принципе, с таким урожаем, учитывая старые запасы, можно было бы и домой отправиться. Но я ещё не насладился сбором.
Решил перебазировать ягоды поближе к дороге, к месту, где собирал маслята. А рядом, на полянках, и за бруснику приняться. Тяжесть снова была порядочная. Закопал все пакеты (и с грибами тоже) под кустами. Тут уж не ошибусь. И принялся за ягоды. Брусника оказалась неплохая, особенно среди кустов, ближе к болоту. Тут она была почти спелая и крупная. Много её было и на кочках, в самом болоте, и в густом зелёном мху, где она полностью скрывалась от моего взора. Раздвигаешь мох, а она краснеет крупными кистями. И даже бело-розовая ягода тоже казалась весьма привлекательной. Здесь же стали вновь попадаться грибы.
Обойдя край болота, собрал пакет черноголовиков-подберёзовиков и подосиновиков. В целом урожай был неплохой. Грибы, естественно, все взял с собой. И всю собранную три дня назад бруснику. Собранную сегодня (два пакета) пришлось спрятать у дороги. Но это было уже километра на полтора поближе. Нести же всю эту тяжесть дальше, к выходу из леса, я не решился.
Посещал я эти края ещё несколько раз, и каждый раз лес одаривал меня своей щедростью. То находил новые плантации брусники, то огромные колонии лисичек; в какой-то момент пошли белые грибы, и я дважды (через день) ходил за ними. Несколько раз возвращался домой лесом по левобережью Востры. Там тоже было много хороших грибов. Так что по дороге набирал ещё один-два пакета и шёл уже на пределе возможностей. Даже приходилось оставлять порой чуть не половину собранного у своих деревенских знакомых.
Дважды меня подвозили из Горшкова. Один раз Толик на своём тракторе, в другой раз Саша из сторожки ехал домой из города на газике и специально вернулся со мной до Ломов! Тут я с ним ближе и познакомился. Узнал, что у него растут две чудесные дочки. Обе отлично закончили школу, отлично учатся в университете (обе ли только в университете?). Старшая скоро выходит замуж. Растёт ещё младший сын – грибник, лес очень любит и уже водит машину…
С этим парнишкой я потом пару раз встречался, когда возвращался с Пежи через сторожку. Один раз просто хотел навестить знакомые места. В другой – специально, в надежде, что застану Сашу с машиной. Поклажа была настолько тяжёлая, что сил моих не хватило. А вот Саши не было. Сын был дома. Он хотел подвести меня немного на отцовском газике, но вспомнил, что отец запретил ему садиться одному в машину – и совершенно правильно. Так что я оставил им в подарок два пакета подосиновиков, а сам кое-как доковылял до остановки оставшиеся километры.
Знакомых собак в сторожке не встретил. Каштанки уже не было, а Джек (мой «Чёрный») был такой дряхлый, что не в силах был даже вылезти из своей будки, чтобы поздороваться со мной. Появившийся здесь новый, серый пёс в данный момент отсутствовал, видимо, решал свои собачьи проблемы где-либо в деревне или в ближайших лесных окрестностях.
В целом, 2003 год в плане лесных походов для меня был очень удачным. И спина держала, и урожаи были богатые, и Пежа встретила меня с радостью. И бабуля держалась, получая радость от общения с дарами природы. Ей каждый день приходилось чем-либо заниматься: то перебирать бруснику, то чистить и жарить грибы, то варить какое-нибудь варенье, то отбирать ягоды на наши настойки и т.п. Конечно, это ей давалось непросто, но эмоциональный компонент пересиливал у неё физическую усталость.
«АВТОКРАНОВЦЫ». СНОВА «ГАЗИК»
С 2003 года леса за Пежей вновь были полны грибами и ягодами. Особенно радовала брусника, до этого отсутствовавшая в тех краях в течение трёх или четырёх лет. Каждый год я навещал эти места и получал огромное удовольствие от общения с ними. Встречался я в тех краях и со своими знакомыми. В 2004 году встретился, в частности, со сборщиком-велосипедистом на той же самой «таинственной» вырубке с ранней брусникой. А в 2008 году встретился с ним и в городе. Он, оказывается, жил недалеко от меня и, как и я, постоянно мечтал о лесе. Кое в чём он даже обошёл меня в этом отношении. Если я весной собирал только цветы, он заготовлял берёзовый сок, и, как я понял, весьма успешно. При последней встрече, правда, жаловался на здоровье и на то, что уже негде оставлять велосипед в Ломах – ушёл из жизни его добрый знакомый. А я-то удивлялся, почему не встречал его последние годы на лесных тропинках…
Да, много интересного было в последующих моих походах за Пежу. Но были особенные, запомнившиеся как новыми впечатлениями, так и новыми открытиями. Больше всего меня радовала в эти годы гигантская сеча – и грибами, и ягодами. Урожаи брусники, мне казалось, там год от года увеличивались. Ягодник разрастался как в глубине березняка, так и по открытому пространству. В конце августа сюда сбегались любители ягодных сборов со всей ближайшей округи: из Сабинова, Горшкова, Якимова. Приезжали даже из города. Правда, не все горожане знали тайные тропы до заповедных плантаций, поэтому ограничивались отдыхом и сбором грибов по краям сечи. Городских же в тех районах я встретил всего один раз и, конечно, был очень удивлён.
В тот год я уже несколько раз побывал на этой сече и каждый раз оставлял в лесу по одному-два пакета с ягодами. И к этому времени их накопилось уже четыре или пять. И все были спрятаны на тропинке, при выходе из болота. В тот визит сбор был тоже немалый, и я курсировал по ягодному пространству, выбирая наиболее богатые местечки. В какой-то момент, где-то в стороне, ближе к болоту, услышал мужские голоса. Они заинтересовали меня не столько тем, что там могут быть лучшие ягоды, сколько возможностью выбраться отсюда на машине, – не забывал я те две счастливые поездки с грибами в девяностые годы.
Сборщики оказались от меня довольно далеко – в тишине леса хорошо слышно. Пожилой и молодой мужчины ползали как и я, на небольшой полянке среди березняка.
– Добрый день! Как ягоды? – поприветствовал их я.
– Нормально… Уже два часа ползаем.
– Давно знаете эти места? Откуда добирались?
– Да я все эти края на велосипеде объездил, – отвечал тот, кто помоложе. – Ездил ещё тогда, когда здесь густые леса были, до начала вырубок. А приехали из города на машине. Газик на краю леса оставили, сюда не проехать.
– И долго собираетесь здесь быть? Меня обратно захватите?
– Чего ж не захватить. Поедем. Только ещё побрать надо, … часика два.
– А почему с краю сечи собираете? В центре ягода крупнее, да вроде там и больше её?
– И там побывали. …Здесь как-то сподручнее. Да и вещи поблизости, у болота.
– Спасибо! Если что свистните – я недалеко буду.
Конечно, встреча обрадовала меня. Есть возможность вывезти сразу все свои «стратегические» запасы. Стал собирать. Особенно не торопился. Сходил в ближнюю разведку. Ягода везде была примерно одинаковой. Только разной степени зрелости. Почему-то на открытых, солнечных участках она, как всегда, была не совсем поспевшей. Вернулся на основное место и там собирал ещё полтора часа. Наполнив оба бидона и начав наполнять пакет, решил всё же пойти к неожиданным попутчикам. Они оказались на том же месте. Мужичок постарше собирал ягоды в огромный целлофановый пакет. Тот, кто помоложе, как и я, предпочитал бидоны.
– Скоро заканчиваем, – говорит. – На основном месте ещё поберём и домой будем двигаться.
Они тут же собрались, и мы пошли через заросли к болоту. Там, на полянке лежали рюкзаки, термосы, пакеты с едой. А вокруг стелился ковёр красной брусники, – не крупной, но очень удобной для сбора. Втроём принялись за сбор. Через 30-40 минут ягоды на поляне заметно поубавилось. Я высыпал собранную здесь ягоду в общий «мешок» хозяина и сказал, что сбегаю за оставленной ягодой.
– Подождём. Если что, крикнешь.
Я выложил бидоны, пакеты и с пустой сумкой поспешил к своему хранилищу. Оно находился довольно далеко, на дороге. Добирался минут двадцать. Быстро загрузился и в обратный путь. Тяжело! Всё же четыре полных пакета. Это почти два ведра! Решил сократить расстояние и идти краем болота. И, конечно, просчитался. Идти по незнакомому месту, рядом с болотом, по зарослям густейшего кустарника, – было непросто. Порой казалось, что вообще заблудился, что не выберусь отсюда. Хотя шёл по солнцу, и всё было правильно. Но как долго пришлось идти! Засомневался даже и стал кричать. Откликнулись совсем рядом. Значит, не ошибся в расчётах.
Набил ягодами рюкзак и сумку. Потянуло килограммов на двадцать, а может и больше. Как пойду с такой ношей? Успокоили – «Недалеко, всего-то через лес до дороги. А там немного по лесной трассе». Что же, надо терпеть в любом случае. Палки пока надёжны, не подкачают. И мы пошли. Моим спутникам куда легче, и они неслись вперёд, не обращая внимания на мои периодические остановки и стенания. Вначале шли через болото. Затем – едва заметной тропинкой по старому лесу. Тропинка постоянно извивалась, меняла направление, потом вдруг резко повернула влево, на юг, и мы шли по ней ещё около километра. Сам не мог понять, как выдержал такую надсаду. Наконец спутники остановились, сбросили с плеч рюкзак, сказали, что «привал», а сами пошли с пакетами в другие, знакомые им места – уже за грибами.
Я в полном изнеможении повалился на сухой мох и какое-то время лежал на спине, подкладывая под поясницу куртку, что немного уменьшало боль. Слава Всевышнему, спина «держала». Но надо было быть предельно внимательным к любым сигналам с её стороны. Искать ещё что-то в моём положении не было никакого смысла – ни места в сумке и рюкзаке, ни сил у меня больше не оставалось.
Спутники вернулись минут через тридцать. Собрали с полпакета подберёзовиков. Перекусили и тронулись дальше. На всякий случай спросил, далеко ли ещё? – «Да нет, совсем немного. Скоро уже и дорога».
Это «немного» оказалось на полчаса быстрого хода, – то есть не менее двух километров. Если прибавить уже пройденное расстояние, – то получается более четырёх. Примерно, столько же, сколько иду я своими тропами… Последние сотни метров преодолевал «мелкими перебежками». Спутники оставили меня при выходе на проезжую дорогу на широкой просеке, в надежде, что «за полчаса я всё же доберусь до машины».
Добрался. Но загружать мои вещи пришлось уже им самим. Я не в силах был сделать больше ни одного движения. Лесную палку пришлось оставить здесь (не домой же тащить). Поехали… Вскоре лес кончился, и мы оказались на грунтовой дороге, идущей между полями к Горшкову, почти в том месте, где я сворачивал влево, идя своим маршрутом. Оказывается, эта трасса вела куда-то в лес, пересекаясь порой перпендикулярными просеками, ведущими к болоту и знакомым мне вырубкам. Запомнил этот маршрут. Всё же в жаркую погоду он был бы более привлекательным.
До города доехали без приключений. Газик преодолевал бездорожье прекрасно. Да и водитель был опытный. Мужички рассказали, что работают оба на «Автокранах». Оказалось много общих знакомых, в том числе и в клубе, где я ранее занимался с певцами. Сетовали на простой в работе, на низкую зарплату и вообще на неразбериху, творящуюся сейчас на производстве.
Довезли меня до автовокзала, проехав по Лежневской немного вперёд. Так что топать мне пришлось лишних пару сотен метров. Выгружая сумку, молодой обратил внимание на её тяжесть: «И как допрёшь?!» На это хозяин «такси» не отреагировал, а я не решился попросить подбросить меня до Ташкентской – всего-то две остановки! Но вот преодолеть их пешком, на одной палке оказалось пределом моих возможностей… Но всё же преодолел. Куда было деваться. Видно, провидение помогало мне и в этом.
Кстати, я надеялся на повторные поездки с «автокрановцами» и попросил телефон водителя. Он дал и обещал взять меня через несколько дней. Накануне созвонились, договорились о месте встречи… А он и не приехал. Прождав лишних полчаса, я решил всё же не отменять поездку. Поехал на восьмичасовом автобусе. И, как ни странно, получил от похода новые удовольствия. В последующем мужичок пару раз звонил мне, приглашая в лес, но я не стал больше испытывать судьбу, да и у самого были собственные планы на эти дни.
ЗАКРУТИЛСЯ!
Остался в памяти один из походов в те края – не помню, в каком году это было, когда я в прямом смысле плутал, закрутившись далеко не «в трёх соснах» этого многокилометрового пространства. Хотя я уже достаточно хорошо знал этот район, однако дело было в пасмурный день, и ориентироваться приходилось только по знакомым полянам и лесным тропинкам. В первые походы я ещё вешал в разных местах белые бумажки на деревья, но их то ли срывало ветром, то ли смывало дождём, или же их снимали по непонятным причинам редкие знатоки местных лесов.
В тот раз я снова собрал и грибов, и ягод и, нагруженный тяжёлой сумкой, почему-то решил идти по новому маршруту, через болото, близко к тому месту, где меня выводили к машине попутчики. Тропинки той я не нашёл и пошёл напрямик через лес, полагая, что смогу так быстрее выйти на лесную дорогу. Крутил более получаса, однако дорог не находил. Кругом были вырубки, завалы, болотистые места, канавы. То я попадал в высокий лес, то в густые кусты. Продирался сквозь них в уже совершенно не известном мне направлении и понял, что совсем заблудился. Конечно, в таких случаях надо возвращаться назад, и начинать всё сначала, используя только известные маршруты. Такая возможность мне представлялась, когда я дважды выходил на знакомое болото. Мне бы просто идти вдоль него назад, и я в любом случае вышел бы на знакомые тропинки. Но это казалось мне уж очень далеко, и я решил ещё раз попробовать преодолеть двухкилометровый лесной массив, полагаясь на интуицию…
В третий раз перешёл болото, снова углубился в лес. Снова прошёл через уже знакомые просеки и лесоповалы. Вышел на какую-то дорогу. Пошёл по ней вроде бы в нужном направлении. Через полкилометра она уперлась в новую вырубку. Пошёл перпендикулярно к ней через густой лес. Он показался мне бесконечным. (Наверное, я просто крутился в нём.)
Измученный часовым бесполезным плутанием, остановился на заросшей мхом поляне и стал раздумывать… Думать в таких случаях всегда полезно. Полезно ещё раз оценить обстановку, мысленно «пройтись» по пройденному маршруту, даже посмотреть на небо (в надежде увидеть движение облаков). Всё это помогает и успокаивает. И главным образом, не впадать в панику и не бросаться сломя голову в любом направлении. В таких глухих и отдалённых местах это особенно опасно. Крутить можно десятки километров. Это – не район Ломов и Ломовского болота. Да и там «заблудшие» порой крутят чуть ли не сутками.
Насчёт облаков. Я всегда, особенно в незнакомой местности, замечаю направление движения воздушных потоков, чтобы потом, в глубине леса, можно было хоть примерно ориентироваться по частям света. Правда, это направление в течение дня может меняться. Поэтому каждый раз, выходя в знакомую точку, надо корректировать направление. Но этот вариант ориентировки действует только тогда, когда отчётливо видно движение воздушных масс. Если же небо покрыто сплошными тучами, эта возможность исчезает.
Вот и сегодня, сколько я ни вглядывался в небо, на нём нигде не видно было ни одного просвета: ни солнца, ни движения. Так что сижу, отдыхаю и думаю. Назад больше не пойду. Только вперёд, на выход… Но куда? Может быть, по этой канаве? Должна же она куда-либо вывести? А если не выведет, а заведёт ещё глубже?.. А вдруг ночевать здесь придётся? Спичек нет, тёплой одежды – тоже. Что на мне, всё насквозь мокрое. Гнуса много – зажрут окончательно. Можно, конечно, себе постель на земле устроить. Сухих листьев и мха кругом достаточно. Но как будет со спиной?! Может и окончательно сломаться…
Нет, надо идти, сколько возможно. Но сил уже почти не осталось. Хотя в таких, экстремальных ситуациях, усталость вроде бы и отступает. И быстро идти можешь, и сумка не такой тяжёлой кажется. Но ведь килограммы-то остаются. И это всё рано или поздно, но сказывается… Вот если сумку где оставить? – Это не тот случай. В незнакомом лесу её потом не найдёшь. Нужны надёжные ориентиры… А может, поорать немного… Как тот «заблудший» на брусничной сече… Попробовал, поорал малость. Не откликаются, окаянные! До ближайшей деревни километров шесть будет. Оттуда даже лая собак не слышно!
Поразмыслив так и отдохнув минут десять, всё же направился вперёд, вдоль канавы. Идти трудно – кругом заросли. Отойти подальше в лес не решаюсь – сколько можно крутиться. Минут через десять впереди просветлело, очевидно, к большой вырубке приближаюсь. А вот и она, огромная, кустарником заросла. Канава в неё врезается. Куда же дальше? Кругом густой, высокий лес – не успели вырубить. Снова сел, снова думаю. Удивительно, но паники никакой. Всё же лес – это друг. Плохого он никогда тебе не сделает. Даже в ответ на все наши пакости по отношению к нему.
Сижу, созерцаю. Огромные ели широко раскинули ветви; ветки усыпаны шишками. Где-то неподалёку долбит дятел. А в ветках елей небольшие пичуги резвятся. И ещё кто-то, уже побольше. Прыгает с ветки на ствол, со ствола на ветку. Без очков сразу не разберёшь – очки всё время запотевали, пришлось в сумку спрятать. Так это же белка! А неподалёку другая. За ствол прячется и на меня поглядывает. Нашли, на кого любоваться! Хоть бы дорогу подсказали! Нет же, трещат и, наверно, ухмыляются. Забавные прыгуньи. Красивые, пушистые. Шёрстка жёлто-коричневая, со стволом сосны сливается… А теперь вдруг ярко-жёлтой стала. Что это?.. Да это же солнце выглянуло! На какие-то несколько секунд появилось в узком просвете между тучами. Прямо передо мной. Значит, идти на него, перпендикулярно канаве. Опять не туда пёрся! Ну, вперёд, и как можно быстрее, пока снова не закрутился!..
Солнце, к моему счастью, ещё несколько раз появлялось в просветах облаков. И этого оказалось достаточно, чтобы вывести меня из лесных дебрей к большой дороге. И оказался я даже ближе к выходу, чем в прошлый раз, – когда на машине ехали. И потом довольно спокойно и без неприятных последствий добрался до дому… Этот поход стал хорошей наукой на будущее. В дальних, мало знакомых краях надо быть предельно внимательным и не полагаться только на интуицию… В общем, «…надо быть умнее…». Совсем как по Алексею Толстому.
БРУСНИЧНЫЙ РАЙ
В последнее десятилетие у меня было достаточно много походов в те далёкие края, но, пожалуй, самым запоминающимся с точки зрения увиденной красоты и собранного богатства была поездка, которую я совершил в первой декаде сентября 2005 года. Это был третий год активного плодоношения брусники, и моя знакомая сеча была переполнена ягодами. Бруснику здесь начали брать с конца августа, но и через две недели активных усилий коллективных бригад из деревень и одиноких сборщиков ягода ещё оставалась. Я уже порядком запасся ею, но какая-то внутренняя потребность (не жадность) тянула и тянула меня туда, а лес каждый раз открывал передо мной свои новые богатства.
Чаще стали встречаться обитатели леса: белки, ежи, змеи, и даже зайцы. На плантациях брусники несколько раз вспугивал глухарей, тетеревов и целые стаи куропаток. Часто попадались следы кабанов, вспахивающих почву в отдельных местах в поисках пропитания. К счастью, гигантская брусничная сеча пока не привлекала их внимания. Несколько раз повстречался с глазу на глаз со здоровенными чёрными гадюками, которые проползали совсем рядом со мной. Много было красивых мелких пичуг – с коричневым, с голубым горлышком, встречались поползни, синички. Почти каждый раз видел крупных иссиня-чёрных воронов, облетавших свою территорию. Всё это радовало меня, вселяло уверенность, что лес и дальше будет жить, развиваться, перевоплощаться, несмотря на все наши вольные или невольные посягательства на его жизнь и свободу.
Я тоже посягал в какой-то степени на его суверенитет и богатства, нарушая своим присутствием его обычную тишину, топча траву, ломая кустарники. И ещё больше – когда прельщался его грибами и ягодами, хотя знал, что это не сильно вредит ему, а возможно, даже стимулирует последующее его развитие. Поэтому я не испытывал угрызений совести, когда тащил домой десяток килограммов его даров, возможно, не случайно открывавшихся мне во время моих многокилометровых странствий.
В тот день первые несколько часов я проползал на сече. Наполнил, но уже с определённым трудом, оба бидона. Собрал большой пакет красовичков и крепких подберёзовиков. И в поисках лучших ягод пошёл к восточному краю сечи с намерением выйти на давнюю дорогу, по которой обычно ходил сюда с первой, «брусничной» сечи. На удивление, быстро нашёл её и перешёл на противоположную сторону, где поляна уже начала зарастать молодыми деревьями. В заросшей травой борозде увидел бруснику – совсем спелую, бордового цвета, висящую в крупных, полноценных кистях. Такие же кисти виднелись и в кустах, и рядом с ними, на кочках, и даже на высоком трухлявом пне, с которого они свешивались со всех сторон тёмно-красной бахромой.
Неужели снова удача? В этом году я такой ягоды ещё не видел. А та, подобная по красоте и спелости, которую я созерцал в беспомощности в «брусничном лесу» два года назад, досталась не мне. Значит, надо использовать открывшуюся вдруг возможность. Времени было ещё немного – чуть более двенадцати, и можно было рассчитывать на полноценный сбор.
Пересыпаю ягоды из бидона в пакеты, ставлю их на пень, рядом с которым буду крутиться, и начинаю карусель. Иду в одну сторону, в другую, поворачиваю назад, а ягод открывается всё больше и больше. Они всё лучше и лучше, крупнее и «чернее». Висят, как кисти чёрной смородины, или как кисточки полноценной ирги. Да нет, пожалуй, ещё крупнее. Огромные кисти сразу наполняют руку. Две-три секунды и отправляешь ягоды в бидон; только и слышится характерный шелест от их падения. Кисти висят рядом друг с другом, десятками на каждом квадратном метре. А вот и совсем красное пространство, листьев и травы под ягодами почти не видно.
Минут через сорок бидон был полон. Не более потребовалось и на сбор второго. Надо отдыхать, всю ягоду сразу не соберёшь. Она ведь не только здесь, но и за кустами, на другой стороне поляны. Тянется и вдоль дороги, вплоть до поперечной заросшей тропинки. Походил, осмотрелся, порадовался. Вспугнул очередную змеюгу, прятавшуюся в кустах. Надо быть повнимательнее – как бы не цапнула случайно.
В половине второго снова принялся за дело. Собрано в общей сложности уже четыре полных пакета. Спрятал все четыре под двумя ёлками. С пустой сумкой и бидонами перебазировался на противоположную сторону лужайки. Обобрал пространство вокруг кустов. В сами кусты залезать не стал, хотя великолепные кисти свисали там аж с веток кустарника – всё-таки опасался ползучей хозяйки этих владений.
Ещё далеко до четырёх, а собрано уже полтора бидона. Но порядком устал от бешеной гонки. Однако испытывал полное удовлетворение – оттого, что собрал сегодня почти всё, отданное мне лесом. Оставшиеся кое-где отдельные кисточки были не в счёт. За ними уже трудно было ходить, и, тем более, опускаться на колени и ползать. Думаю, доберу второй бидон, перебазирую ягоды поближе к своей дороге, и на этом закончу сегодняшнюю эпопею. Домой понесу поменьше, чтобы не переутомиться, как порой бывало.
Решил ещё разок отдохнуть, перекусить и завершать работу. Увидел вблизи, через дорогу, большой пенёк, к которому можно было прислониться спиной, взял сумку и направился к нему. Перешёл через тропинку, сделал ещё несколько шагов и… ахнул! Вся поляна по другую сторону от дороги была бордово-красной от ягод. Таких же полноценных, тёмных и крупных, какие я только что собирал по соседству. Только здесь их было несравненно больше. В отдельных местах их было столько, что и листьев видно не было. Ягоды покрывали сплошным ковром кочки, большие и малые пни, ровное, между кочками, пространство. Невозможно было поставить ногу, чтобы не раздавить эту красоту и богатство. И главное, это изобилие простиралось на десятки метров во все стороны от меня, и неизвестно было, где кончается эта красота. Да, это был царский подарок. Подарок, какой я ещё не получал от леса никогда. И даже не предполагал, что такое возможно.
Прежде всего, вновь глубоко сожалел, что нет с собой фотоаппарата. Ибо поверить в такое изобилие у нас, не где-то в тундре или тайге, просто невозможно. Сожалел, что времени уже в обрез и вряд ли я успею собрать даже малую толику этого богатства. И оно в полном объёме достанется опять другим сборщикам. Но, вместе с тем, сердце наполнялось радостью, оттого что именно мне выпало счастье первому созерцать эту незабываемую красоту, красоту, не потревоженную ещё никем, не помятую, не обранную – первозданную. Красоту настоящего ягодного изобилия, красоту всего этого пространства сечи, вместе с ягодами, кочками, кустиками, деревьями, вместе с ползающими и летающими обитателями, – весь этот сказочно прекрасный симбиоз живых существ, создающих особый, для нас уникальный, ландшафт, созданный силами природы на месте некогда совершенно пустой вырубки.
Вот она – сила жизни! Вот оно неукротимое желание победить нашу человеческую бездушность – когда мы оставили её совершенно голой, перепаханной колесами машин, тракторов, тягачей; оставили почти не дренированной, не засаженной предназначавшимися именно ей деревцами, безжалостно брошенными нами на краю сечи. И даже в этих условиях лес возродился (возрождается), приобретает свою былую красоту и силу и по-прежнему одаривает нас своей добротой и великодушием! Вот у кого надо учиться благородству, порядочности, настойчивости, силе воли и многотерпению. Вот с кого надо брать пример жизненной стойкости, целеустремлённости всеобъемлющего жизнелюбия и бескорыстия. Вот почему лес так радует и вдохновляет нас, придаёт нам новые силы и душевное благородство. И мы, его ценители и обожатели, всегда благодарим его за щедрость и открытость перед нами, за те чувства, которыми он наполняет наши души…
И я благодарил лес ещё и ещё раз, упав перед ним в очередной раз на колени и стараясь не топтать эту красоту в страстном порыве ягодного сбора. Я уже не обращал внимания ни на время, ни на число собранных бидонов, ни на невероятную усталость в ногах и пояснице. Ягода будто околдовывала, завораживала меня, погружала в состояние какого-то необычного душевного трепета, заоблачного восторга. Моя жизнь как бы замедлялась в этом состоянии, остановив время, а я за оставшийся час-полтора успел сделать то, чего в обычных условиях не удавалось сделать за целый день непрерывных усилий.
Когда время подходило к пяти, я остановился. Окинул взором собранную площадь и понял, что не собрал и пятой доли того, что было щедро подарено мне сегодня. Но это меня уже нисколько не огорчало. Свою сегодняшнюю задачу я выполнил. Собрал только на этом месте четыре полных пакета ягод. Это более двух вёдер. Мыслил ли я когда-нибудь о подобных подвигах?.. Спрятал эти ягоды под ближайшими густыми ёлками. Все остальное загрузил в рюкзак и сумку и со скрипом, еле переставляя ноги, отправился к своей тропинке. До неё было не более километра, но на подходе к ней я уже так устал, что вынужден был выгрузить два пакета с ягодами сразу, в начале тропинки, хотя хотел донести на километр дальше. Остальное – килограммов пятнадцать, надо было донести до дома.
Да, сегодня я подвергся лесом весьма серьёзному испытанию – и физическому, и духовному. Духовному потому, что сердце моё едва не выпрыгивало из груди от счастья. Физическому – поскольку «работать» в таком безудержном темпе мне ещё не приходилось. Когда выходил из леса, понял, что такую тяжесть не донесу даже до ближайшей деревни. Пришлось выложить ещё два пакета под растущие на самой опушке ели. Остальное была проза жизни – с ускорениями, периодическими отдыхами и невероятным рывком на последнем, трёхкилометровом участке трассы. Впервые ехал на восьмичасовом автобусе, но к счастью, других задержек в пути не было.
ЯГОДНЫЕ ПРОБЛЕМЫ
Удачные походы – конечно, хорошо. Но то, что в лесу у меня осталось три ведра ягод, – это уже плохо. Брусника, зарытая в холодный мох, может продержаться три-пять дней. Но за это время надо успеть найти машину, договориться с хозяином, съездить в лес в вечернее время – хозяин обычно работает днём. Да еще надо, чтобы за это время дождя не было и дороги бы не размокли. На себе же вытащить такую массу я был не в силах – мог тащить не более двух пакетов, да и то после двух-трёх дней отдыха.
И начались мои поиски. Живущих поблизости знакомых с машиной не было. Выручил Виталий Игоревич Прыгунов, главный редактор программы «Ива-радио», с которым мы ранее познакомились на какой-то презентации в музее Пророкова и который проникся сочувствием к нашей с Владимиром Павловым вокально-музыкальной программе. Он даже предлагал тогда сделать качественную запись выступления на студии, но наш «скромный» солист категорически отказался. В случайном разговоре с Виталием Игоревичем я узнал, что у него есть машина. И вот сейчас, набравшись дерзости, звоню ему и с надеждой объясняю возникшую ситуацию. Однако, как не специалист, совершенно не знаю, можно ли туда добраться на его машине. Тем более что два дня назад у нас всё-таки прошёл сильный дождь, и можно было ожидать серьёзного разлива придорожных луж на всей трассе до Пежи.
К моей великой радости, Виталий Игоревич воспринял мои стенания по погибающей бруснике с явным сочувствием, и на следующий день мы были уже на трассе. За десять минут домчались до Ломов, ещё через несколько минут добрались до спортивного лагеря. Предстояло объехать обширное поле, которое я обычно пересекал, идя проложенной поперёк его тропинкой.
Решили двигаться по бетонированной объездной дороге, идущей влево, а не ехать по грунтовой через деревню Апаницино. Наверное, выбор был правильный, хотя и тут луж на пути оказалось предостаточно. Далее, до Большого Горшкова дорога была сносной, а вот потом начались мучения. Огромные колеи и лужи были по всей остальной трассе, и двигаться приходилось методом «проб и ошибок». Слава Богу, ошибок было не очень много – водитель оказался с достаточным опытом и на глаз определял глубину каждой очередной лужи и грозящую нам опасность.
Наконец мы у Пежи (Бурдихи). Осторожно преодолеваем немного размытую дамбу и выползаем на сухое место. Теперь вперёд, затем влево, всё ещё по проезжей, но уже заросшей дороге; потом вправо – по краю поля, и остановка у леса, почти рядом с соснами, под которыми я спрятал последние два пакета. Машину пришлось оставить прямо в поле, у всех на виду (только кто смотреть будет?!), а сами с сумками вперёд и побыстрее, поскольку время было уже позднее, где-то около пяти часов вечера.
Виталий Игоревич лелеял надежду немного набрать ягод, поэтому мы пошли сразу на ближайшие поляны, а потом дошли и до основной сечи. На удивление, ягода там ещё оставалась, и мы за полчаса собрали стаканов по десять. Идти дальше, на моё последнее, счастливое, место не было смысла – по времени мы туда не успевали. Забрали только два пакета с тропинки, а на выходе и два остальных. И это было уже здорово. Остались самые дальние и самые ценные. Их забрать я намеревался в ближайшее время.
В ближайшие дни Виталий Игоревич был занят, и мне оставалось самому ещё раз съездить туда в одиночку. Была пятница. Народу в автобусе было не очень много. А в эти дальние края устремилось и того меньше. За три часа дошёл до места. Там уже вовсю орудовала бригада из трёх среднего возраста красавиц, перекликавшихся друг с другом и с мужичком, который бродил где-то в отдалении, видимо, в поисках грибов. Пространство было уже хорошо обобрано, но ягоду ещё можно было собирать, и я стал потихоньку наполнять бидон.
Часам к двенадцати сборщицы собрали по ведру и уселись отдыхать. К ним подсел мужчина с полной корзиной грибов. Подошёл к ним и я. Разговорились. Оказалось, что приехали они из Кохмы на машине. Машину оставили в Якимове, пять километров шли знакомыми тропами. Эти места знали давно. Но вот такой ягоды никогда не видели… Значит, до сегодняшнего дня здесь никого не было. Иначе и ягод не оставили бы.
Расспросил их о Якимове… Деревня строится. Появились коттеджи. Проложена хорошая дорога от Стромихина. Поле за деревней ещё осталось. Но и на него замахиваются жаждущие. Старых (пожилых) жильцов в деревне давно нет. Дома все куплены горожанами. Приезжают сюда в основном на лето. Все жильцы со своими машинами «шибко имущие».
Вскоре кохомчане ушли; я тоже стал собираться к выходу. Надо было транспортировать ягоды. Снова полная сумка и рюкзак. В два захода перенёс всё поближе к выходу. Два пакета пришлось оставить на «сосновой» тропинке, с остальным стало полегче. Дотащил до выхода из леса и там оставил половину. До дома был в состоянии нести уже менее десяти килограммов, значит, накопилась усталость. Надо отдыхать! А оставшееся снова придётся вывозить на машине.
Снова пришлось взывать к помощи Виталия Игоревича. Он поехать не смог, но посоветовал обратиться к своему хорошему знакомому. Дал мне его телефон, и я сразу созвонился с ним. Тот был уже в курсе моих проблем и сразу согласился помочь. На следующий же день заехал за мной, и вот мы уже мчимся к Ломам.
Во время поездки познакомились. У нас оказалось много общих интересов, близки были жизненные принципы, убеждения. Володя (Владимир Юрьевич Носов) сразу показался мне очень цельным, принципиальным и, вместе с тем, увлечённым человеком. Он сочинял стихи, писал музыку, сам исполнял собственные (и иные) произведения, аккомпанируя себе на гитаре. В последующем мы с моими певцами (Владимиром Павловым и Элеонорой Николаевной Софроновой) неоднократно встречались с ним на совместных репетициях и даже в общих концертах. А однажды Володя с огромным успехом представил одну из своих программ (собственные произведения и известные песни на стихи Есенина) в музыкальной гостиной в Доме-музее Бубнова. Пел он ещё и в церковном хоре. Кроме всего, увлекался новыми идеями в науке, занимался сложными (для меня) разработками в области электротехники (или энергетики?). И всё это осуществлялось параллельно с выполнением основной работы на одном из предприятий города. У Володи была прекрасная, дружная семья, полностью разделявшая его любовь к искусству.
…Но обо всём этом я узнал позднее, во время последующих встреч с ним и его друзьями. А пока мы мчались на его машине уже по заломовскому бездорожью. Поехали прежним маршрутом и без явных происшествий достигли леса. В этот раз собирать ягоды не стали – у Володи было мало времени. Забрали всё, спрятанное мною, и сразу в обратный путь… Так что в тот сезон двух поездок на машине мне оказалось вполне достаточно. И, главное, я был рад встрече и знакомству с такими чудесными людьми: чистыми, светлыми, высоко нравственными, талантливыми, сразу откликавшимися на просьбы других.
ГРИБНЫЕ ЛАНДШАФТЫ
С 2006 года урожаи брусники в тех краях резко пошли на убыль. Видимо, наступил очередной четырёхлетний цикл отдыха. По крайней мере, в последующие годы её там вообще не было, а брусничник как-то похирел и зачах, и не было совсем молодых побегов ягодника. Вместе с тем в березняке пошли грибы. И не только лисички и подберёзовики, но и прекрасные белые с подосиновиками. В эти годы я ходил туда больше пешком, но было и несколько весьма приятных поездок на четырёхколесном транспорте.
Июль 2007 года. Я вновь навестил «таинственную» вырубку в надежде найти бруснику. Ягода полностью отсутствовала. По всей вырубке густо разросся черничник, но черника почти вся была собрана. Оставалось заняться поиском грибов, и я с надеждой прочесал ельник, некогда так радовавший меня белыми. Поиски были тщетны. Дойдя до южного края леса, я решил переключить внимание (на всякий случай) на берёзовые заросли, которые прошлые годы радовали меня брусникой. Кое-где среди уже высоких белоствольных красавиц виднелись подросшие ёлочки, и можно было надеяться на удачу.
Вошёл в березняк. Он существенно изменился за последние годы. Меньше стало травы, крупнее и, по-моему, реже деревья. В отдельных местах на почве появились широкие серые проплешины, покрытые сухими листьями, ёлочными иголками и мхом. В таких местах можно ожидать появления не одних только лисичек. Подхожу к первой серо-коричневой прогалине и вижу радующую глаз картину. Под берёзами, совсем на виду, стоят сразу четыре белых. Бочонкообразные, коренастые, с тёмно-коричневыми шляпками, они выстроились, как на показ, в совершенно ровную шеренгу, во главе с могучим крепышом-предводителем – будто солдаты на строевом смотру. – «Любуйтесь! Смотрите, каковы мы! Стоим и никого не боимся!». А рядом с ними, среди листьев, я заметил ещё такие же головки – тоже тёмно-коричневые и волнующе красивые, но поменьше. Узрев эту красоту, я сразу понял, что данная встреча далеко не случайна и что сегодня у меня будет много подобных радостных открытий.
Я осторожно выкрутил всех стоявших на виду крепышей из земли, очистил ножки и положил в один из пакетов. Затем поставил на возвышенное место сумку, накрыв её сверху белым пакетом, чтобы издалека было видно, и пошёл осматривать соседние участки березняка. И почти сразу увидел вдалеке, на освещенной солнцем полянке, несколько вытянувшихся к свету тёмно-красных головок на толстых ножках. Это уже не белые, но что-то тоже очень привлекательное.
Подошёл поближе и снова затрепетал от счастья. Добрый десяток крупных, среднего размера и только что родившихся красноголовиков (подосиновиков) смотрели на меня из травы и тёмно-зелёного мха, не зная, радоваться им или огорчаться. Пришлось огорчить красавцев, быстро уложив их в пакет. Начинаю смотреть по сторонам и вижу со всех сторон аналогичную волнующую картину: везде между берёзами, и вблизи, и вдалеке виднеются красные головки грибов. Остаётся только перебираться с места на место и не терять из вида сумку с белой подцветкой. Пробегал так минут десять, собрал десятка три крепышей. Все грибы были без единой червоточинки, крепкие, «ядрёные» – в общем, очень привлекательные. Вернулся к сумке, забрал пожитки и пошёл дальше, в сторону «фиалковой» сечи. Последняя в этом месте соприкасалась с «гигантской» и в целом мало чем отличалась по характеру леса от последней.
Метров через сто вновь стали попадаться грибы. И под соснами, и вокруг них, и среди берёз, и в траве, и на голых местах. Радовали красотой и размерами красовички, но ещё большую радость доставляли белые. Последние встречались не так часто, но целыми семьями: малыши, юноши вместе с уже взрослыми «родителями». Они выглядывали из мха, из травы, прятались под густыми ветвями елей, красовались на открытых серых проплешинах, у стволов деревьев. И каждый из них как бы хвастался своей красотой и привлекательностью.
Грибы на самом деле были один краше другого. Каждый был красив в своём роде. У одних особенно выделялась шляпка – плотная, тугая, ещё облегающая ножку гриба, светло- или тёмно-коричневого оттенка. У других не менее привлекательной была ножка – бочонкообразная, плотная, ещё не вытянувшаяся к свету. Третьи, более развившиеся, стремились к солнцу и стояли, вытянувшись во весь рост, рядом с берёзками и ёлочками. Четвёртые почему-то не желали отрываться от земли и росли вширь, раздвигая своей толстой шляпкой нижние ветви елей. Я нежно выкручивал очередного толстяка из земли, стараясь не повредить грибницу – эту хрупкую сеть огромного грибного сообщества, раскинувшуюся под верхним слоем почвы порой на многие сотни метров и связывающую в единую сложную систему деревья, кустарники, травы и почву.
Мы интуитивно чувствуем это единение. Нас волнует не только сам по себе гриб, но и всё его окружение. Те же листочки, травинки, мхи, еловые ветви и стволы деревьев – во всём их красочном сочетании, освещении. И этот вдохновенный «грибной» пейзаж хочется осмотреть с разных сторон, увидеть в разном сочетании форм и красок, в окружении сопутствующей героям иной лесной красоты. Вот почему и на выставках художественных фотографий нас привлекают прежде всего не отдельные, сами по себе, грибы, а художественные образы, картины, найденные настоящими художниками в процессе длительного творческого поиска, а потом и тщательной доработки выставочного экспоната…
…Вот так созерцая, любуясь и восхищаясь, часа через два я наполнил свою сумку и рюкзак первосортными грибами и стал испытывать уже серьёзные трудности с перемещением. Требовалось либо идти домой, или же формировать тайный склад – где-нибудь в знакомом месте. Решил оборудовать его у дороги, по которой я обычно добирался к брусничной части этой «гигантской» сечи. По моим расчётам, я находился недалеко от неё. Пошёл в предполагаемом направлении и минут через десять был уже на краю болотца, у тропинки, скрывавшейся в зарослях болотной осоки. Нашёл укромное местечко (от кого было прятать!) и закопал в листве три полных, самых тяжёлых пакета. Можно было бы, конечно, предварительно перебрать грибы, отобрав и взяв с собой белые, но я рассчитывал перед тем, как идти домой, вернуться сюда и тогда только заняться сортировкой.
Решил вначале походить по краю болота и не ошибся в предположениях. В густых кустах, рядом с ними, на небольших, заросших мхом и травой прогалинах, – везде красовались подосиновики. То вытянутые, с открытыми шляпками, то плотные, крепкие, коренастые, то совсем молоденькие, еле выглядывающие изо мха очаровательные создания. Естественно, пакет стал наполняться довольно быстро, и, прежде чем идти в более дальние края, я спрятал и его по соседству с первыми.
Можно было бы уже вполне довольствоваться собранным, но мне хотелось собрать побольше белых, а рядом с болотом, на влажной почве, они в данный момент не росли – следовало идти к более возвышенному и сухому месту. И я направился в сторону «фиалковой» сечи. До неё было не более километра, но грибы стали попадаться почти сразу, как только я вышел за пределы мокрого мха. Попадались и черноголовые подберёзовики, и отдельные лисички, и красовички, и белые. И каждая новая встреча приносила мне новую радость и удовольствие.
Казалось бы, всё одно и то же. Те же грибы, тот же мох, та же трава, те же деревья. Но каждый раз при встрече с ними испытываешь новый всплеск радости, восторг новых открытий. Вроде бы всё одинаково, но всякий раз что-то другое, новое, неуловимое, красочное, манящее и очаровывающее. И с каждой новой встречей восторг всё более и более наполняет тебя: твою душу, твоё сердце, всего тебя целиком, придаёт новые силы, новую жажду поиска, желание ещё и ещё соприкасаться с этой красотой и восторгаться ею.
Здесь, в лесу, думаешь только о светлом и радостном. Куда-то далеко на задний план уходят все горечи и грустные думы, заботы и тревоги. Ты живёшь, будто в ином мире – в мире райского блаженства, всеобщего счастья – без зависти и упрёков, без угроз и жестокости, бездушности и безнравственности. Вот что делает с нами лес – грибами и ягодами, цветами и травами, деревьями и кустарниками, стрекозами и бабочками. Он волнует каждой своей былинкой, травинкой, листочком, каждой пичугой и даже мельчайшей букашкой, ползущей рядом с тобой по стебельку травы, живущей по своим законам, и, наверное, тоже испытывающей радость от этой жизни.
Радость жизни! В чём состоит она для каждого живого существа? Только ли в утолении своих чисто биологических потребностей? Может быть, наш духовный мир, мир духовного общения друг с другом, с природой гораздо глубже и шире, чем мы представляем сейчас? Может быть, существуют каналы связи с иной внутренней энергией, объединяющей всё живое в единое целое, – энергией, пока ещё не познанной, возможно, из области той «чёрной энергии и материи», которая формирует не только нашу Вселенную, но и наши души и связывает нас друг с другом?.. Но человек создаёт иной, особый, только для себя предназначенный мир, мир собственных радостей и развлечений, мир поисков, задач и великих открытий. Нужны ли ему в будущем будут старые чисто «биологические» связи – тот же лес, та же речка, те же океанские просторы с экзотическими островами? Я думаю, что будут нужны. Нужны до тех пор, пока мы коренным образом не изменим свою биологическую основу – основу, включающую необходимость неразрывной связи со всей остальной природой, сформировавшейся на земле параллельно с развитием и совершенствованием нас самих.
Об этом думал я, созерцая красоту и богатство леса и наполняя ею последнюю свободную тару. Часам к трём наполнять было уже нечего, да и каждая очередная остановка давалась уже с трудом. Приходилось снимать всю поклажу, а потом заново навьючивать её на себя. И всё это требовало больших усилий. Надо было возвращаться домой. Что же было делать? Идти за оставленными грибами? Но они были уже далеко, да и я был не в силах донести всё собранное. Выбрать самые лучшие и все белые? А остальные? Плохих сегодня вообще нет. Решил оставить те пакеты, в надежде приехать за ними на машине. А вдруг она на ходу у Виталия Игоревича?!
Возвращался домой перегруженный, на пределе возможностей. Солнце палило нещадно. И спрятаться от него среди полей было негде. Опять оставалась надежда на попутные машины. Обогнали две иномарки из Горшкова – не взяли. Догнал трактор – но ехал затем в другую сторону – в Апаницино. Отдыхаю в очередной раз на краю последнего поля. Слышу голоса. Идут по дороге мама с сыном. Увидели меня, поздоровались. Сказали, что отдыхают здесь, на природе. Я пожелал им хорошей прогулки, а сам поплёлся через поле по тропинке. Выхожу на другой край поля, плетусь в полной прострации, только на автомате. Лицо залито потом, все тело горит от чрезмерных усилий, лямки сумки и рюкзака натирают плечи. Ещё немного, чуть-чуть ещё и сделаю незапланированную остановку.
За спортивным лагерем обгоняют сразу два мерседеса. Водители даже не смотрят в мою сторону. Делаю ещё несколько шагов и останавливаюсь, ища место, где можно плюхнуться на траву. Слышу сзади шум мотора – мимо проезжает иномарка и вдруг останавливается метрах в двадцати впереди. Приоткрывается дверь, и молодая женщина зовёт меня, предлагает подвезти:
– Мы вас сразу узнали. Это вы ведь сидели у леса?
Да, это были они – мама с сыном, гулявшие по ту сторону поля. Я и не подумал, что они приехали на машине. Да ещё на какой! Конечно, не запомнил её марку. Но всё внутри очень удобно и свободно. Магнитофон, телефон, чуть ли не телевизор для отдыха. Удобные, широкие сиденья, великолепный дизайн. И очень лёгкий, почти бесшумный ход. На это я сразу обратил внимание, как только сел в машину. Хозяйка – молодая красивая женщина, даже не позволила мне выбросить мою вторую, «лесную» палку, которую я прячу на остановке. Специально остановилась и дождалась, пока я прятал мою помощницу метрах в тридцати от остановки.
Довезли меня до автовокзала. Высадили на остановке. Долго отказывались от пакетика брусники, который у меня всегда наготове. Всё же взяли в качестве лесного сувенира. Мальчуган не отказывался. Очень симпатичный мальчонка лет девяти. Страшно любит эту машину. Всё о ней знает и с упоением рассказывает мне всю дорогу. А мама, оказалось, хорошо знакома с Мирой Наумовной Шершовой – нашей прекрасной виолончелисткой, беззаветно преданной искусству, красоте, культуре и бескорыстно дарящей свой талант людям. Я приглашал семью на наши концерты в музеи Бубнова, Пророкова. Оставил свой телефон. Но встреча так и не состоялась.
…Нет, есть всё же среди нас добрые души, (и даже с иномарками!). Но, как всегда, такими оказываются прежде всего женщины. Они, именно они, хранят в себе генофонд добрых чувств и человеческих отношений, они объединяют наше общество, не дают ему распасться, не дают нам, мужчинам, в порыве ревности и ненависти уничтожать друг друга; они противодействуют центробежным силам разрушения, объединяя всех с помощью своей красоты, душевного богатства всеобъемлющей любви, глубокой рассудительности и разума, порой недоступного нам, мужчинам. Какое счастье, что Вы существуете на свете, что Господь создал Вас ради нашего всеобщего процветания и спасения.
Нет, конечно, я преувеличиваю, когда говорю, что мужчины не обладают богатством душевных качеств и человеческой добродетелью. Конечно, следует говорить лишь о некоторых. Большая же часть из нас всё же добросердечны и добропорядочны. В первую очередь те, кто пережил голод, разруху, войну и послевоенные бедствия. Это – наши ветераны, пенсионеры, инвалиды – в общем, все, кто знаком с испытаниями, кто познал на себе горечь страданий. Они-то всегда идут навстречу друг другу. И в последующем я сталкивался с добротой и сочувствием тех же владельцев иномарок и иных транспортных средств, встречавшихся мне на пути с Пежи. Дважды это были отдыхавшие семьи. Один раз меня подвёз мужчина, грузивший бесхозный компост на свою четырёхколесную тачку. Однажды подвезла агроном, осматривавшая степень зрелости пшеницы, неожиданно для меня вновь заколосившейся в какой-то год на полях. И всё это было прекрасно для меня, прежде всего в духовном плане.
Мне часто задают вопрос – куда тебе столько ягод? Что ты делаешь с ними, где хранишь такую пропасть? Действительно, для одного меня (к сожалению, приходится говорить здесь уже и о своём одиночестве) хватило бы и малой толики того, что приношу я из леса. Но спросите любого грибника, «ягодника», сможет ли он пройти мимо открывшегося вдруг для него богатства? Может ли только любоваться им, не прикасаясь к нему, не стараясь показать эту красоту другим людям? Это отнюдь не хвастовство, а просто желание поделиться с другими красотой, сделать что-то приятное окружающим. И то, что я раздаю ягоды, а зимой – приготовленные из них деликатесы, – это как раз и есть подтверждение этого желания, желания быть чем-то полезным людям. Точно так же, как я дарил когда-то цветы, как мы дарим слушателям наши музыкальные программы, книги. Вряд ли кто будет отрицать значение подобной (пусть и небольшой) благотворительности. Она просто необходима человечеству, как объединяющий элемент общества, как показатель уровня его (общества) развития, качества отношений его членов друг к другу.
Безусловно, столь резкий переход в нашей стране к товарно-денежным (капиталистическим) отношениям выбил у многих дух доброжелательности, чувство дружбы и товарищества, повернув общество к идее достижения личных благ любым путём, не обращая внимания на положение и потребности других членов общества. И если старое поколение ещё сохранило в себе прежние духовные принципы жизни (они просто не могут жить иначе), то новые, юные члены общества порой просто не имеют представления об истинных духовных ценностях – о нравственности, интеллигентности. Они живут по совершенно иным общественным законам, с иной моралью и нравственностью… Вот и проезжают мимо, даже не задумываясь о том, что надо помогать себе подобным… Правда, один всё же остановился, обратив внимание на мои дорожные страдания:
– Как я тебя возьму? Ты же грязный! Посмотри, какая у меня машина…
Но всё же взял. Довёз до остановки (дальше, чем ехал сам!), и возмутился, когда я предложил ему грибы и деньги… Кстати, все мои неожиданные «лесные спасители» никогда ничего с меня не брали. И мне стоило больших усилий убедить их взять хоть немного ягод (для своих малышей), которых у меня было на самом деле более чем достаточно.
И несколько слов о ягодных заготовках. В условиях серьёзного дефицита в средствах и в площади приходится максимально уменьшать объём заготовляемой продукции. Экономнее всего хранить бруснику. Конечно, очень хорош брусничный морс или мороженая ягода (в морозилке). Но я храню её в собственном соку – хорошо размятой и помещённой в стеклянные банки с обычной крышкой. Такая ягода может храниться и в помещении, но лучше её держать в холодильнике (не на балконе – в мороз банки лопаются). И даже если на поверхности ягод появится плесень (через полгода-год), то она легко снимается и можно продолжать хранение. Другие ягоды (чернику, малину) я просто толку с сахаром (1:1) и храню на балконе. Лучшим деликатесом считаю смесь такой сладкой черники с толчёной брусникой. Пропорцию надо подбирать по вкусу. И любые из этих ягод являются тоже прекрасным подарком в зимнее и в весеннее время – можно к празднику, а лучше всего – между ними.
…Обо всём этом хорошо рассуждать зимой, когда пишешь эти строки. А тогда, после похода, требовалась срочная поездка за оставшимися в лесу грибами. Грибы – не брусника. Пусть и очень крепкие, но более суток не выдержат. Поэтому сразу после прибытия домой стал звонить моему потенциальному спасателю. Виталий Игоревич, к счастью, был дома. Я расписал ему богатства тамошнего леса, благоприятную дорожную обстановку – ни луж, ни иных серьёзных препятствий не появилось, а также возможность проехать несколько дальше обычного, чтобы по просеке напрямую выйти в нужную часть сечи.
Ему, как всегда, было некогда, но азарт грибника взял своё, и вот он уже подъезжает к остановке и забирает меня со всеми вещами. В машине он оказался не один – решили ехать всей семьей – с женой Татьяной Матвеевной и внуком Никитой, тоже большим любителем лесных путешествий. В компании всегда веселее, и мы даже не заметили, как были у леса. Дорога водителю была известна, так что приходилось только уточнять некоторые детали, в частности, при переезде через Бурдиху, где дамба начала давать трещину. Кстати, через год она вообще развалилась, и любителям подобных поездок оставалось довольствоваться лишь левобережьем речушки, не сулящим, кроме отдыха, никаких материальных приобретений.
Доехали до леса и продолжили движение прямо, по той же дороге, идущей по просеке в лесные дебри. Остановились примерно через километр, оставив машину на перпендикулярной просеке, ведущей напрямую к нашей сече. Спутники мои сразу побежали в лес в поисках первых трофеев. Я с сумкой через плечо ковылял по тропинке, преодолевая довольно частые преграды в виде поваленных деревьев. Минут через двадцать были у сечи и пошли диагональной тропинкой к болоту. Я сразу нашёл оставленные грибы. Один из пакетов отдал спасителям, два положил себе в сумку. Объяснил спутникам основные ориентиры, и мы разбрелись по березняку в надежде на удачу.
Грибов по-прежнему было много, несмотря на то, что я вчера уже обошёл эти места. Вполне возможно, что они и выросли за ночь. Те же самые первосортные красовички, подберёзовики, иногда белые. Задача была собрать побольше и поскорее, потому что хозяин авто торопился. Мы перекликались, периодически встречались друг с другом, намечали дальнейшие ориентиры. Грибов хватало на всех, и скоро у каждого тара была переполнена. Для меня собранные вчера пакеты оказались даже лишними. Правда, в них преобладали белые.
Через два-два с половиной часа тронулись к выходу. Просеку нашли сразу и шли уже по тропинке, не заглядывая в глубину стоящего по сторонам старого леса. Машину загрузили полностью: багажник, заднее сиденье; кое-что приходилось держать и на коленях. Все были довольны, особенно, по-моему, Татьяна Матвеевна. Такой урожай действительно редко бывает, и увидеть подобную красоту удаётся не часто.
Конечно, ездить в лес на машине хорошо. Это великое достижение нашей цивилизации. Но мне бы хотелось хоть немного поездить туда на велосипеде! Как я завидовал пожилым велосипедистам, колесящим по дальнему бездорожью на своих двухколёсных вездеходах. Правда, в лесу с ними нелегко. Но ведь можно и оставить на опушке. Смог бы я в моём состоянии проехать данное расстояние? Не упасть, не свихнуть себе окончательно спину, а потом нагруженным вернуться обратно? Думаю, что смог бы. Навыки вождения остаются на всю жизнь. А поза в таком полусогнутом состоянии благоприятствовала бы движению. Может быть, и следует когда-нибудь на это решиться? Если да, то только с базой в Ломах. Опять-таки, у кого? Пока там надёжных знакомых в лице постоянных обитателей нет. Остальные, временные, – не в счёт. А в реальности приходится преодолевать всё пешком, надеяться только на свою спину и ноги, да ещё на руки, на которые падает большая нагрузка…
Несколько раз я возвращался домой через деревни. Толика Буркова застал два или три раза. Он одно время работал в совхозе на тракторе, затем механизатором. Потом, с полным распадом хозяйства, работы не стало. Толик нашёл работу в городе. В каком-то году женился. Жил в Иванове, периодически приезжая к стареющей матери. Однажды я встретил его на остановке в Ломах, больного, похудевшего. Рассказал, что перенёс серьёзную операцию, сейчас долечивается в местном санатории – «Зелёный городок» – получил путёвку.
Встречался я в Голякове и с Зиной. Мужа её, Валентина, давно уже нет в живых. Не слышно его обычного приветствия: «А сын-то где?» Старушка больна – болит спина, отказывают руки, ноги. Но ведёт всё домашнее хозяйство, держит козу (корову продала), кур. Ещё справляется и с огородом. Практически ни минуты не сидит на месте. Вышла только со мной посидеть на лавочке да про житьё-бытьё расспросить, пожаловаться на невзгоды. А их немало! И помощи ни от кого нет. Сын приезжает. Но у него своя жизнь, в городе живёт… Встретили меня и Зинины собаки. Как всегда, двое. Познакомились, уплели остатки моего лесного завтрака, и мы стали друзьями.
Жалко Зину… И не только её, но и многих других деревенских жителей, в одиночку ведущих своё не ахти какое деревенское хозяйство; имеющих мизерную пенсию, небольшие приусадебные участки, которые некому обрабатывать; не имеющих в деревнях ни магазинов, ни телефонов (правда, появились сотовые), ни школ, ни медицинского обслуживания, ни милицейского поста поблизости – в случае надобности…
Зина ещё пытается ходить в лес. Расспрашивала про бруснику, про клюкву, про Ломовское болото. Его она не знает, всё на своё, Голяковское, ходит. В прошлом году набрала целое ведро клюквы, а ещё раньше – брусники. Продала в Ломах, себе так ничего и не осталось. Вспоминала, как встречались мы в былые годы и какие я приносил урожаи грибов и ягод…
В какой-то год встретил у Голякова двух подружек-красавиц, направлявшихся в город. Они, не торопясь, шли по проезжей дороге и весело разговаривали друг с другом. Увидев их в первый раз, я сразу понял, кто они такие.
– Здравствуйте, вы из сторожки? – приветствовал их я.
Они остановились, несколько удивлённые, но сразу любезно ответили:
– Да, оттуда.
– И живёте там?
– Нет, в городе.
– Привет хозяину передавайте при случае. Я ему очень благодарен – несколько раз подвозил меня до Ломов.
– Обязательно передадим, спасибо!
Я пожелал им успехов и счастья в жизни, и мы пошли своей дорогой.
Так вот они какие, эти «лесные красавицы», о которых мне так много рассказывали и в Горшкове, и в Голякове и о которых с такой добротой и гордостью говорил их отец во время наших встреч. Вот они, настоящие, русские, (уже не деревенские) – с доброй, чистой русской душой, обогащённые знаниями и устремлённые в будущее. Выросшие на природе, лишённые многих городских пороков нашей жизни, любящие своих родителей, свою семью, свою лесную сторожку, свой лес, своих деревенских подруг – соседок, и стремящиеся в жизни к светлому и прекрасному. Не это ли идеал нашей русской женской красоты, прежде всего духовной, чего зачастую так не хватает многим из нас. Я рад за них, за их родителей, в частности, за отца, которого знаю только по нескольким встречам. Конечно, и он внёс немалый вклад в воспитание своих дочерей, создав в непростых условиях разваливающейся деревни нормальную обстановку для их развития… И я хотел в тот день высказать ему всё это. К сожалению, пути наши тогда разошлись, но добрые чувства мои ко всей этой семье остались, и я рад выразить их хоть в такой, несколько необычной форме.
Была у меня однажды и совсем неожиданная встреча на обратной дороге. Ковыляю через деревни, выхожу за Голяково, вдруг слышу, кричат: «Мужик, стой!» Явно не ко мне. Кроме Зины с Валентином меня тут никто не знает. Иду дальше. Снова кричат, и ещё настойчивее: «Ты чего, не слышишь, что ли? Стой, говорят!» Если ко мне, то совсем наглеют. Выдумали, кому приказывать. С трудом поворачиваюсь, крутясь на своих ходулях – сумка к земле клонит. Смотрю, какой-то мужик, видимо, в некотором подпитии, смотрит в мою сторону:
– Хромой, не слышишь, что ли? Тебе же говорят!
– Ну, стою, и что? – спрашиваю.
– Человека проводить надо. Плохо ему.
– Да чем же я-то могу помочь? Сам, видишь, еле ковыляю. Да и лежать по дороге приходится.
– Вот он с тобой и пойдёт, а ты за ним посмотришь. Вдвоём сподручнее будет. На автобус, небось, торопишься?
– Тороплюсь!
– Вот вместе и поедете, – коль тебе подмога нужна.
– Где же он? Пусть идёт, только быстрее. Времени почти не осталось.
Мужик показывает на лавочку, на которой сидит молодой парень, в нормальном, на первый взгляд, состоянии, без видимых признаков какого-либо страдания.
– Ну и что же случилось? – спрашиваю.
– Ничего не случилось, но вот помочь надо. Трудно ему. Пригляди до автобуса.
Парень медленно поднялся со скамейки, улыбнулся, поздоровался, представился, мы обменялись рукопожатием и продолжили путь. Я понял из его немного сбивчивого на первых порах рассказа, что он идёт из Горшкова, зашёл к здешним друзьям и вдруг почувствовал себя неважно. Сам он живёт в городе вместе с семьей, а работает здесь, в должности милиционера. В Горшкове есть сад, много яблонь. «Вот несу немного сыну» – показывает мне пакет.
Расспросил меня о моём состоянии. Проникся уважением к моему многотерпению и лесопочитанию. «Сам, – говорит, – люблю лес. Да мало приходится с ним общаться. Работы много… Милиции везде сейчас трудно, а в деревне особенно». Он рассказал мне о себе, о семье, о жизни в деревне. О стариках, оставшихся там не у дел, и о новых деревенских поселенцах, строящих себе шикарные коттеджи.
Разговор с ним для меня становился всё интереснее и интереснее. Милиционер оказался хорошим парнем, весёлым, остроумным, видимо, любящим отцом, человеком, преданным своей работе. Видя моё состояние, он неоднократно пытался взять у меня тяжёлую сумку, но я боялся, что это может навредить ему самому. Мы несколько раз отдыхали в дороге. Он угостил меня яблоком, которое оказалось очень вкусным. Мне нечем было его угостить, а от ягод он отказался. В автобусе ехали рядом, и он продолжил рассказывать о своей семейной и милицейской жизни и расспрашивал о моей непростой судьбе. При выходе из автобуса на автовокзале крепко пожал мою руку, поблагодарил за знакомство и пожелал удачи во всех моих делах. И отсыпал мне большую половину имеющихся у него яблок, даже не спрашивая на то моё согласие. «Домой я их через день ношу. А вам будет память о нашем знакомстве! Я очень рад этой встрече и мой дом всегда открыт для вас. Приходите в гости!». Дал мне свой адрес и сотовый телефон, записав их на бумажке… И я был рад, что познакомился с ним. Жаль, что не встречал его больше в своих редких походах через деревни…
ГРАБИТЕЛИ ЛЕСА
(вместо заключения)
Двухтысячные годы были в Ивановской области, да, по-видимому, и во всей России, годами безжалостного уничтожения лесов. Лес валили везде: близ дорог и в глубоких дебрях, близ деревень и пионерлагерей, в заказниках и чуть ли не в заповедниках. Валили все: очень богатые с целью перепродажи и получения прибыли, не очень богатые – для топки своих деревенских печей, для строительства плетней и заборов. Валили всё, но в первую очередь самые ценные породы деревьев, в основном сосны, стройные стволы которых выделялись своей красотой среди бесчисленных елей и берёз нашей среднеевропейской зоны.
По всей округе как из-под земли выросли многочисленные лесопилки, – большие и маленькие, стационарные и подвижные, работающие в местах заготовки леса. Лесные просеки, заросшие травой дорожки, и тропинки в момент были превращены в проезжие дороги, по которым непрерывно курсировали трактора, подвижные краны, большегрузные машины и тягачи, превратившие эти дороги в глубокие колеи, в которых месяцами не высыхала вода. По автострадам и городским проспектам то и дело двигались, надсадно гудя, тяжело гружённые камазы с лесом. Их сопровождали мерседесы, тойоты, принимая на себя удар подвижных и стационарных постов вездесущих ГАИ, предъявляли разрешительные документы на рубку и вывоз ценных пород деревьев и отправку их в ближнее и дальнее зарубежье, либо на приёмку в местные лесозаготовительные пункты…
Лес, между тем, гудел и стонал от беспрерывной работы множества бензопил, от падения бесчисленных поверженных лесных великанов, от надсадного рёва тракторов, вытягивающих стволы к месту погрузки, и тягачей, вывозящих деревья из леса. За этим шумом не слышно уже было ни пения птиц, ни перестука дятлов, ни жужжания насекомых, старавшихся успеть собрать последнюю дань с ещё красующихся на лужайках цветов, пока они не будут завалены падающими деревьями.
Периодически в разных местах леса возникали пожары. То ли от тлеющей сигареты, то ли от искры работающей техники. А может быть, и специально, с целью выгорания участка леса и обесценивания растущих на нём деревьев. По крайней мере, о такой возможности говорили мне некоторые специалисты лесного хозяйства при случайных встречах.
Тушить лесные пожары стало проблемой. Прежде всего потому, что пожарной машине невозможно было проехать до места возгорания из-за повсеместных завалов и разбитых до невозможности дорог. С другой стороны, были какие-то межведомственные сложности между лесничеством и пожарными командами в решении этого вопроса. Так, однажды, обнаружив значительное возгорание на Ломовском болоте, я позвонил по известным телефонам в лесничество, а меня оттуда переадресовали в какую-то другую организацию. Правда, и сами обещали туда позвонить. В конечном итоге ни одна машина на место не пришла, но пожар всё же каким-то образом был ликвидирован.
Безжалостная рубка продолжалась и зимой. В это время года транспорту легче было проехать по замёрзшим дорогам, можно было добраться и до болота, где ещё красовались «корабельные» сосны… Через несколько лет непрерывных усилий лесозаготовителей лес стал неузнаваем. Трудно было разобраться в хитросплетениях бесчисленных новых просек и дорог, проложенных вырубщиками. Безжалостные же вырубки превратили огромные площади леса в сплошной лесоповал с нагромождениями ненужных стволов, поваленных и вывернутых с корнем деревьев, разбросанных повсюду веток, щепы и иного мусора.
Это было уже нечто совершенно особенное, не сопоставимое ни с вырубками семидесятых, ни восьмидесятых годов. Раньше сечи хоть как-то очищались, даже дренировались. Ветки сжигались, стволы все вывозились, оставались голые пни на пустом месте. Сейчас же происходило что-то малопонятное для любителей леса.
Вывозилось только самое нужное, остальное бросалось на месте преступления, во многих случаях даже не сгребалось к краям вырубки. Кругом валялись многометровые обрубки стволов, видимо, не подходящие заготовителям по кондиции, бесчисленные верхушки сосен, тоже брошенные где попало; вывернутые с корнем и поваленные друг на друга берёзы и ели, – ненужные в данный момент или просто мешавшие работе заготовителей. Возможно, в некоторых случаях причиной их падения был и ветер, валивший одиночные, оставленные на голом пространстве деревья, с общей нарушенной корневой системой и отсутствием былой защиты со стороны всего лесного сообщества. Но и в этом случае виной тому явились абсолютно антинаучный подход к лесозаготовкам, полная бесконтрольность и безответственность.
Кому-то вся эта вакханалия была, безусловно, выгодна. Стоимость оплаты одного рабочего дня лесоруба (по их словам), составляла одну-две тысячи рублей (в начале 2000-х годов). А стоимость вывозимой машины – более 30 тыс. рублей. Сколько же имели тогда вышестоящие инстанции, – те, кто на мерседесах контролировал ход всего этого процесса?
Но никто почему-то не сопоставил эти частные выгоды с нашими всеобщими, государственными потерями, понесёнными обществом в процессе этой «стратегической лесозаготовительной программы». Специалисты леса вполне могли бы рассчитать убытки на конкретной площади от потерь ценных пород деревьев, потерь площадей произрастания лесных дикоросов, от гниения сотен тысяч кубометров поваленной древесины и последующего неограниченного размножения здесь вредителей леса, от потерь кислорода, производимого ранее зелёной растительностью на загубленных площадях, воды, удерживаемой лесными массивами. А отсутствие его признанных защитников – птиц, вынужденных искать новые места своего обитания? И исчезновение иных постоянных обитателей леса, создающих его естественную экоструктуру? А духовные потери всех нас, любителей леса, при виде результатов этого безжалостного погрома по воле и прихоти лиц, не способных или не желающих вникнуть в суть происходящего процесса?
Как грустно было видеть всё это. Лес теперь выглядел поникшим и потупившимся. Казалось, деревья с каждым годом всё ниже склоняли свои ветви в знак скорби по безвременно ушедшим из жизни собратьям. Стонали вывернутые с корнем ели, берёзы, ещё цепляясь остатками неповреждённых корней за спасительную землю и сохраняя свежесть отдельных ветвей. Зарастала бурьяном почва, обескровленная колёсами и гусеницами техники. Повсюду валялись бутылки, фляги из-под машинного масла и мазута; серели пепелища кострищ, оставленные древоубийцами. В глубине леса открытыми ранами бурели свежие волоки, по которым трактора вывозили крупные деревья. Вокруг торчали поломанные ветви деревьев и кустарников, принявших на себя удар поверженных великанов.
К середине первого десятилетия нашего века существенно изменился и сам характер леса. В нём почти полностью исчезли сосны. Исчезли и особенно крупные ели. Остался в основном березняк и другие мелкие деревья вместе с кустарником. Поваленные стволы на вырубках заросли несвойственной лесу травой, быстро стал разрастаться густой кустарник.
В местах вырубок и в прилегающих к ним участках леса пропали все грибы и ягоды. И подобные площади заняли чуть ли не половину зрелых лесов. Исчезли щиты с обозначением зон Востринского заказника с призывами охранять природу. Кому-то он (заказник) показался совершенно не нужным. Неизвестно, сколько при этом исчезло из него видов животных и растений, но вот бобры точно пропали, так как на всём многокилометровом участке Востры от Ломов до Якимова следов их деятельности уже не было видно… На таких сплошных, захламлённых вырубках не разрастался даже малинник, обычно заполнявший чистые сечи через три-четыре года после завершения работ.
В заполненных водой колеях на лесных дорогах вместе с головастиками и лягушками в несметных количествах стали появляться личинки комаров, взрослые особи которых и без того доставляли любителям леса серьёзные неприятности. В траве и густом подлеске в огромном количестве стали размножаться клещи. За неимением исчезнувших с их территории теплокровных созданий, они устремили своё внимание на человека, не давая прохода всем, рискнувшим забраться в зону их обитания.
На таких неприглядных лесных полянах уже не встречались радующие глаз яркокрылые бабочки, божьи коровки, кузнечики, стрекозы. Появлялись порой только чисто белые особи, наподобие наших огородных капустниц, да и те быстро исчезали, пройдя свой короткий путь жизненных превращений.
Ходить по лесу стало невероятно тяжело. Приходилось постоянно обходить обширные завалы, ломиться же прямиком через них не было никакой возможности. И даже возвращение к посёлку по некогда ровным, чистым тропинкам стало сейчас испытанием – лесоповал затронул и их, и на каждой сотне метров приходилось преодолевать с добрый десяток перекинутых через тропу стволов. Стенали и ворчали бабуси; чертыхались мужики. Молодежь же сторонилась подобных испытаний, вообще не видя в лесе чего-либо примечательного.
Особенные трудности в теперешнем лесу приходилось испытывать мне. Мало того, что не гнулась и страдала спина, не поднимались на должную высоту ноги, ещё и палки мои постоянно запутывались в траве, кустарнике, натыкались вместе с ногами на невидимые ветви, коряги и пни. В конце концов, я стал вообще избегать таких мест, посещая чаще всего нетронутые участки Ломовского болота, молодой березняк и сосновые посадки, которые по причине их «некондиционности» не были повреждены лесорубами.
Мои любимые сечи за Пежей, к счастью, остались нетронутыми – кому нужны молоденькие берёзки и ели! Однако окружающие их зрелые лесные массивы по-прежнему привлекали внимание лесозаготовителей. К счастью для леса, взрослых сосен здесь оказалось немного и, видимо, было невыгодно ездить сюда целой бригадой в поисках отдельных деревьев. Поэтому я был весьма удивлён, обнаружив однажды две небольшие сосны, упавшие точно на ёлку, под которой я спрятал пакеты с брусникой. Ягоды при этом не пострадали, но ёлке досталось серьёзно. Я вначале не мог понять, зачем деревья были повалены. И пришёл к выводу, что это всё-таки было делом ветра, тем более что деревья не были распилены и были вывернуты с корнем.
Да, ветер в последнее время стал гулять по нашим лесам, пользуясь их нарушенной внутренней структурой, образуя порой настоящие мини-смерчи. Об этом свидетельствовали обширные лесоповалы по опушкам, в местах сплошных вырубок, по краям полей и широких просек. Возвращаться по таким лесным дорогам стало очень трудно. Приходилось всё время обходить препятствия из наваленных деревьев, углубляться далеко в лес, или даже идти опушкой его, полями. Подобное наблюдалось и за Малым Горшковым, и за сторожкой, где раньше проходили мои любимые маршруты.
Не зная изменившейся ситуации, в 2009 году я пошёл с Пежи обратной дорогой лесами, левобережьем Востры. Тропинка там была хорошая, и я просто хотел хоть единственный раз в этом году полюбоваться этими местами. В тот год по каким-то погодно-климатическим причинам грибов в наших лесах почти не было. Я возвращался полупустой, собрав только с бидончик брусники на «таинственной» сече и бидон черники – на ней же. Попал под дождь. Ноги насквозь промокли, так как идти приходилось чуть ли не по пояс в траве и среди кустов. Нехоженые в этом году тропинки совсем заросли, и я долго искал спуск к Востре в месте впадения в неё Пежи. Наконец нашёл, спустился узенькой тропинкой в окружении высоченной крапивы, и … совсем не узнал местность. Левый, ранее высокий в этом месте берег Востры был начисто срыт и сглажен. На обнажённом песке виднелись следы колёсного транспорта, ведущие вверх, к лесу. Такие же следы были и через Пежу в обратном направлении, на «земляничный» холм и дальше, куда-то к деревням.
Да, именно отсюда, видимо, вывозили лес на лесопилку, расположенную на краю Большого Горшкова. Последние два года она не работала – мудрое решение принял новый губернатор области, стараясь радикально пресечь разворовывание нашего лесного богатства. Но до этого, в течение не менее пяти лет, лесодобытчики хорошо постарались. Когда я ходил за Пежу полями предыдущие годы, эта лесопилка непрерывно гудела. Вокруг лежали брёвна, доски, древесная труха. Стояли машины, готовые к погрузке. В окрестных лесах, сразу в нескольких местах, гудели бензопилы. Из дальних лесов, за Пежей, порой двигались тягачи с лесом. Работа велась активно и планомерно, – видимо, со знанием дела и лесов, в которых осуществлялись вырубки.
При мне был фактически изуродован старый лес по правому берегу Пежи – вырублен и завален стволами и ветками. В нём до этого я два года подряд собирал прекрасные лисички. Да и не я один пользовался его дарами. После вырубок грибов не стало – я их не видал целых три года, и даже в тех местах, куда не дошли лесорубы. Лес был повреждён весь, повреждён вместе с грибницей, которая уже не смогла возродиться!..
Сама Востра в месте перехода практически не изменилась. Тот же неглубокий (по колено) перекат; тот же небольшой омут слева, в котором я порой купался; и даже рыбки по-прежнему сновали в прозрачной воде у самого дна. Купаться я не стал и сразу пошёл по проложенной дороге к выходу на тропинку Якимово – Горшково. Она сохранилась. Только была уже не на краю леса, а на краю огромной вырубки, успевшей зарасти травой. Решил проверить, есть ли там малина, – ни ягод, ни даже самого кустарника не нашёл – «больная» сеча.
Дальше тропинка шла берегом Востры, а вправо от неё то и дело отходили свежевырубленные просеки. Одна из них была настолько широкой и длинной, что я перепутал её с моей дорогой и даже пошёл по ней, пока не сориентировался по солнцу где-то через сотню метров. Просека тоже была безъягодной. Ну, а дальше я свернул к деревне и испытал все тяготы преодоления лесных препятствий. Куда удобнее было бы идти вправо, через сторожку, – просека, ведущая к ней, была широкой и, на первый взгляд, без поваленных деревьев.
Слава Всевышнему и, конечно, нашим новым руководителям, что они решились объявить войну лесным браконьерам и нашли самый верный путь к этому, ликвидировав промежуточный этап обработки древесины. Видимо, были приняты и другие серьёзные меры по пресечению вывоза леса, так как машин с лесоматериалом в последние годы стало заметно меньше. Очень редко услышишь теперь в лесу и бензопилу. Участился и облёт лесных территорий на вертолетах… Но сколько потребуется времени на восстановление нарушенного? Откуда взять силы на уборку и обработку всей захламлённой площади? Где взять необходимое количество саженцев на многие тысячи гектаров пустующих вырубок?! Да и будем ли мы заниматься всем этим? Не проще ли пустить дело на самотёк? Окупятся ли все расходы на восстановление?
Конечно, можно и пустить (на самотёк), сославшись на кризис и полное отсутствие средств. Но можем ли мы предвидеть, что через десятилетия будет с нашим лесом? Во что превратится он после такого погрома? Ведь это не пожар, где всё сгорает и где начинается новая жизнь (лесная жизнь). Это не чистая сплошная вырубка (пусть даже и без лесопосадок) – как на сечах за Пежей. Более тридцати лет потребовалось тем лесам, чтобы начать возрождаться самостоятельно. А в нашем теперешнем случае? Сколько времени будут гнить в лесах сотни тысяч деревьев? Какое влияние это окажет на микрофлору почв, на мир насекомых и растений леса? Не расплодятся ли в этих местах в неисчислимом количестве насекомые-вредители, грибы-паразиты и ещё невесть что, пагубно влияющее на остальное пространство леса?
Не на все вопросы специалисты смогут дать однозначный ответ. Многого мы просто не знаем. Такой серьёзный эксперимент с лесом у нас в стране был проведён впервые! Эксперимент многолетний, безжалостный, совершенно бесчеловечный! Эксперимент, направленный во вред, как ни странно, всем членам нашего общества, в том числе и самим заготовителям! Думают ли только они об этом? И думают ли те «стратеги нашей экономической перестройки», кто допустил всё это, видя в будущем только возможность пополнения куцего бюджета области – за счёт минимальных пошлин с заготовителей?! И что дало это в конечном итоге нам, кроме колоссальных материальных и духовных потерь на ближайшие десятилетия?
Если уж говорить до конца об этой проблеме, то даже в создавшейся тяжёлой ситуации есть возможность наметить некоторые пути хотя бы частичного её решения. Прежде всего надо официально разрешить жителям деревень бесплатный вывоз загубленного леса. Во-вторых, использовать лиц, не имеющих постоянной работы, в уборке лесных территорий, с соответствующей оплатой. В летнее время организовать субботники и воскресники для школьников и студентов с этой же целью, с премиями и оплатой за конкретный труд. Думаю, что и любители леса могли бы принять в этом посильное участие – на тех же условиях. Для распилки и вывоза крупных деревьев организовать артели лесорубов по сдельной оплате. Предусмотреть оборудование мест для вывоза и сжигания мусора, а может быть, и использование его в каком-либо химическом производстве. Организацию всей этой работы вполне могло бы взять на себя правительство области. Руководить работой на местах должны специалисты лесного хозяйства – те же лесники. За несколько лет активной деятельности вполне реально улучшить ситуацию. И можно было бы вплотную приступить к лесопосадкам – восстановлению качественных лесных угодий.
…Конечно, и я, и все остальные здравомыслящие граждане России понимаем, что все эти идеи – чистая утопия, высказанная скорее для собственного морального успокоения. Почему граждане России? Да потому, что в иных странах Европы люди и мыслят и действуют иначе – куда более радикально и целенаправленно… Да и не допустили бы возникновения в своих странах подобных ситуаций. А если всё так, то нам опять придётся уповать на волю Всевышнего и надеяться на эффективность его программы самовосстановления живой природы (в условиях «неразумного» человеческого вмешательства)… А также надеяться на наши необъятные природные ресурсы, в том числе и лесные, до полного истребления которых ещё достаточно далеко… – Однако же, мыслить нам пора уже в глобальном масштабе…
2010 год