«Вовка и мы»
Мы учились в десятом классе и были молоды, веселы и беспечны, как все наверно в этом возрасте. Наш предводитель Вовка - в будущем морской офицер-подводник - строго сказал: ..«завтра, то бишь в субботу, идём в ущелье "Алма-Арасан". Взять с собой поклевать» чего-нибудь, и одеться соответствующим образом».
Коротко и ясно.
И ведь слова знает какие! Соо-твет-ствующим ….
Мда.
Ну да ладно: приказ отдан - надо его выполнять. Соберемся, не впервой. Тем более, что особо из разносолов для «поклевать», и уж одеться в те времена, шибкого выбора не было. Обычные шестидесятые. Да и мы были, не дети олигархов.
Ну уж чего-то всё же взяли, потому что с утра были в полной «боевой»: небольшой, но бодрой толпой, «в пешем порядке» и тепло одетыми. За спиной у некоторых – «говорят, нельзя показывать на себе» – рюкзачишки-тощаки.
Мы одеты так, чтобы было и не жарко и не холодно: двойные свитеры, лыжные брюки и лыжные же шапочки, на ногах тёплые ботинки со стельками из кошмы. В моем рюкзаке, сиротливо лежат в уголочке - буханка хлеба да немного колбасы, вареная картошка, да соли спичечный коробок. Сменные теплые носки прихваченные на всякий случай, выглядят инородным телом среди этой «всякой всячины».
Дело происходило глубокой зимой, как вы наверно уже догадались.
Короче говоря – мы таки подготовились, насколько каждый из нас в этом «соображал». За других не скажу, но мы с Юркой точно бы с голоду не померли, т.к. имели уже, благодаря нашему предводителю некоторый опыт, так сказать в «походных то делах». Ведь не впервой была подана «подобная команда». Да и мы к тому времени, уже успели съездить на летний полевой сезон, в геофизическую экспедицию - к Юркиному брату, Виталию.
Заслышав Вовкин голос, гомон толпы стих и вскоре, мы тряслись на небольшом ПаЗ-ике, по горному, каменистому ущелью. Доехали до остановки ГЭС-2, вышли и пошли пешком. Впереди - "предводитель". Через пару-тройку часов сделали привал в ущелье. Под высоченной ёлкой была небольшая прогалина, более-менее без снега, вот там то мы и устроились.
Так вот, после небольшого перекура решили подняться повыше, к перевалу, и потом спуститься на лыжах, вниз, назад, к остановке автобуса. Пока, кряхтя собирались, услышали шорох за спиной, в ущелье, ниже и сзади нас, а потом - шум и треск. Переглянувшись, выглянули из-за склона. Оказалось, что путь назад отрезала стена из снега, через которую попытались было перебраться, и она была настолько пушистой и высокой, что решили идти дальше вверх. Видимо нам показалось, что до вершины ущелья недалеко, и мы сможем засветло перевалить гору, чтобы выйти в долину, к автодороге.
Но, «номер» не прошёл.
Мы шли и шли, а подъём всё продолжался и продолжался.
Смеркалось. Зимой быстро темнеет, не мне вам рассказывать. Вскоре шли почти на ощупь - белый снег чётко прорисовывал темные препятствия, кусты и деревья впереди.
Стало уже совсем темно, а перевала так и не достигли. Вовка отошёл «в кусты», и вскоре оттуда раздался обрадованный крик: «Ребята сюда! Здесь - хатка!»
Мы рванули к нему как оглашенные, и вылетели на полянку с уклоном, на которой темнела вкопанная одной стороной в землю, избушка высотой метра полтора, с бревенчатой крышей в снегу.
Робко и осторожно вошли, пригнувшись, в землянку. Я тогда уже покуривал вовсю и чиркнул спичкой.
О, радость! - слева от входа стояла печка, искусно вырезанная автогеном из бочки-«двухсотки», а справа виднелся широкий топчан, накрытый всяким тряпьём.
В "его головах" белело мутным пятном, небольшое оконце.
У двери нашли немного сухих щепок, и через пятнадцать минут в «бочке» уже вовсю бушевал жаркий огонь.
Потоптавшись, стали потихоньку привыкать к внутреннему расположению неожиданного пристанища присматриваясь к нему в отблесках огня, прорывавшегося сквозь щели между дверцей и печкой.
Я нашёл на одной из импровизированных полок, крошечную жировую плошку и зажег. Пламя выхватило из шаткой тьмы кое-какой нехитрый скарб на полке. Там, сиротливо теснилась пара алюминиевых кружек, да пара мисок с отбитой эмалью. Тройка грязных ложек торчала из таких же «чистых» металлических консервных банок. На земляном приступке под полкой, серел какой-то мешочек, вскрыв который, нашел горсть гречневой крупы. Рядом стояли несколько стеклянных баночек. В одной, наполовину, крупная соль, а во второй - судя по следам, «был когда-то сахар».
Ёлы-палы! Заварка! Небольшая щепотка чая завалилась на дне пустой пачки, за обертку из фольги. Пошарив ещё по углам, нашел пустую банку из-под «томатов» литров на пять, обрезав которую ножом, получил «шикарную кастрюлю».
- Однако запасливые люди здесь жили! – довольно урча, хвалю незнакомых хозяев «земляного заведения».
Через пять минут в наскоро состряпанной «кастрюле» уже весело булькало - я зачерпнул в неё чистейшего снега с улицы. Потом кинул туда же найденную крупу, добавив «для вкуса» кусочки варёной картошки, несколько кусочков колбасы покрошенных «в пыль», и щепоть соли, из наших припасов. Почти «суп из топора» - что называется.
Пока «он» - варится, с плошкой в руках обследую остальное, невидимое доселе пространство. И, нашёл,... "ни в жисть" не догадаетесь, что.
Разбитый автомобильный аккумулятор! Его видно специально пёрли сюда, но по дороге уронили, судя по трещине в корпусе.
- А ведь я ещё на входе зацепился за какой-то провод, лыжной шапочкой – мелькнула «мысль».
- Ну-ка, ну-ка? Точно! - Лампочка от карманного фонаря болтается под потолком, на одном проводке. Видно пытались подсоединить но, думаю ничего не вышло из-за трещины в средних «банках» аккумулятора.
Хмыкнув, отрезаю ножом, из жести, узенькую полоску, и скручиваю в трубочку. Втыкаю в неё - с одной стороны, скатанный из бумаги шарик. Проткнув его зачищенным проводом по центру, обматываю вторым куском провода, получившийся импровизированный «электропатрончик». Вставляю лампочку. От нетерпения путаю полярность уцелевших «банок» аккумулятора, пытаясь включить «последовательно» и «выжать» хоть пару вольт.
Есть! Проверка показала, что две банки хоть и «еле живы», но - «дышат»… В полутьме скручиваю трясущимися руками тонкие проводки. Ррраз! - «Искрануло» несильно. Ещё, ещё.
И вспыхнул таки, свет, победно, под потолком, осветив наши осунувшиеся лица.
Ур-ра! - Заорали мы так, словно нашли клад. Ну а как не радоваться–то? Мы - в тепле, "светле". Вокруг - сухо, в котелке варится супчик, есть крыша над головой, мы живы-здоровы. Короче говоря: … "Кра-со-та!"
Поочерёдно носимся на улицу, ломаем ветки посуше, и подбрасываем в раскалившуюся докрасна, печку, нашу спасительницу.
Вскоре поспел «суп а-ля трататуй», и мы, по очереди хлебаем варево к которому дома, наверно и не прикоснулись бы.
Вовка объявил благодарность - за спорый огонь в печи, свет и съестные припасы. Потом, отдельно за «суп».
Потом - за чаёк, бледный правда, но чай, ещё и слегка сладкий.
"Отвалившись после еды" и согревшись, падаем на топчан: места всем хватает, в землянке хоть парься, и радости нашей нет конца.
Прошло некоторое время, и часам к двум ночи мы начали по очереди ходить на улицу - «относить» чаёк, неумеренно выпитый на ночь. Последним пошел Юрка. Почему то быстро, вернулся назад.
- Витька, пошли вдвоём. Там снег скрипит – он щекотно дышит мне в уже дремлющее ухо.
- В башке у тебя скрипит - говорю ему сонно. Но послушно иду, в темноту, после светлой-то землянки. Юрка посапывает за кустом «делая свои дела», а я - решаю подшутить, подкравшись.
Но вовремя учуял - действительно слыщится лёгкое поскрипывание снега, рядом.
Нас с Юркой, не до конца одевших штаны как ветром сдуло - залетели в избушку, дверь намертво примотали за ручку к косяку и друзьям, перебивая друг друга, рассказали «про скрип-скрип» возле землянки.
Ахаа! - Никто не смеётся. Поверили значит. У всех «глаза по пятьдесят копеек», ярко мерцают в слабом, из-за окончательно севшего аккумулятора свете, крохотной лампочки.
Тщетно мы прислушивались к звукам снаружи-то. Вроде тишина там, прерываемая потрескиванием дров в печи. Вскоре тепло и усталость «сделали свое дело» - нас сморило, и постепенно заснули, молодым сном.
Я проснулся вдруг, от того, что у меня по лицу «что-то невесомое пробежало».
Подскочив на топчане разбудил Вовку. Чиркнув спичкой, увидели бусинки глаз, вокруг - стая мышей вылезла из стен землянки, на тепло, и носятся по топчану и "по нам".
Погоняв маленько оборзевших четвероногих нахалов, начали было снова засыпать как вдруг, все услышали скрип снега под одним единственным, крошечным окошком, выходившим на склон горы, сбоку землянки. Не можем осмелиться повернуть головы туда, боясь встретиться глазами с неведомым чудовищем хрупающим снегом вокруг землянки. Все замерли. И почему-то никто, уже и «на горшок» не просится.
Страшно, блин! А на улице, темень - хоть глаз выколи.
Вдруг нам почудилось, что дверь тихонько стала шевелиться, приоткрываясь.
Не сговариваясь дружно слетели с топчана и ухватились за одну, чисто символическую ручку. Насмерть встали. Крикни сейчас кто-нибудь у нас за спиной - и навалили бы мы полные штаны. (Супа конечно). Или концы через «ильфарт», отдали бы.
Сопим, держим дверь. А с той стороны тоже вроде сопят.
Мы - ни «мур-мур». И там - «молчат».
Начали у нас мурашки бегать. То у Вовки побегут - он вздрогнет, то у меня с Юркой - мы вздрагиваем. Как лошади. Только не ржём. Сопим молча, так сказать.
Вроде немного прошло времени и увидели мы, что сквозь щели в двери стал свет пробиваться. Оглянулись на окно, а там - уже светает!
Это сколько же мы сидели под дверью-то?! – переглядываясь «морзируем» друг другу глазами.
Всё светлей на улице, но никто не решается первым нарушить тишину. Наконец, Вовка - командир наш, решительно распахивает дверь и, ха!- наружу.
Я, с колом в руках, за ним.
Юрка - за мной.
Вылетели с криком. Постояли, огляделись.
Ни-ко-го..
Начали смеяться над собой. «Ой не могу! Сопят у них за дверью!»
- А ты чего кол в руках держишь? Опусти говорю - приказывает Вовка. А то ещё долбанёшь кого-нить. Со страху.
Опускаю. Но из рук - не выпускаю.
Лучше перебдеть, чем недоспать – как говорится.
После жиденького утреннего чая доев остатки хлебушка, едва солнышко осветило всё вокруг, вышли мы в путь, решив-таки перевалить перевал и выйти на автодорогу последним так сказать героическим усилием «стальных мышц и необузданной ярости».
Юрка - как обычно пошёл «отлить» перед выходом и позвал с собой меня. Я замешкался было, а через пару секунд Юрка вылетел из-за угла - штаны в руках – «ширинка на распашку», с криком «Смари-ии! Следыыы!!!»
Фьюить!
Вместо того, чтобы за угол кинуться, мы к двери землянки прижались. Все.
А Юрка расширившимися глазами показывает за угол. Там, следыыы! - грит.
- Чьи? - спрашивает Вовка, строго, как и положено - стоя впереди, у дверки в землянку. Чьи следы, говорю?
- Нн-не знаю - трагическим шёпотом отвечает Юрка. Нн-наверно волка.
- Нн-ну ты даёшь! Откуда тут волку взяться – невольно подражая Юрке дружно заржали мы. Но от двери не отходим далеко. Нн-на всякий случай.
- Ладно - говорит Вовка. Пошли посмотрим. Только вместе. И ты колышек-то не держи у меня над затылком. Ты его перед собой держи - советует.
- Сам знаю – думаю. Но «дрынчик» сжимаю так, что с него счас вода побежит, как в сказке про богатыря.
Завернули за угол. Точно! На снегу, видны следы от мощных лап. Если пальцы руки взрослого человека, подогнуть внутрь первыми двумя фалангами - как раз будет.
Оглянулись вокруг – никого. Ни души. Только сорока, трещит где-то.
- Кого-то сопровождает зараза – выговариваю наконец, "выдав" знания полученные от чтения книг Арсеньева.
Подуспокоились мы, маленько. Подтянули пояса. Сухие и отдохнувшие ноги в путь просятся.
- Пошли? – улыбается наш суровый предводитель.
- Пошли! – киваем и мы согласно.
- До перевала-то рукой подать - приглядевшись говорит Вовка..
Идём цепочкой друг за другом, а сами нет-нет да и оглянемся. Вроде, кто-то нам в затылок глядит. Задумчиво. Или с сожалением…
Поздним вечером вышли-таки на дорогу задубевшие как сосульки кусок. Стало уже смеркаться и мы натурально вползли в автобус, проспав в тепле пока кондуктор не разбудила.
Хорошая женщина оказалась - пожалела пацанов искавших на «одно место» приключений.
И, кстати, их нашедших таки.