Перед опушкой леса он остановился, снег под лыжами захрустел, они просели в иссиня-белое под солнечными лучами покрывало, припорошились. Руки на груди скрестились, сжатые пальцами через кожаные перчатки с каучуковым покрытием ручки палок скользнули в подмышечные ямки. Он замер в упоре и посмотрел перед собой. Увиденное всем своим пространственным объёмом влилось в сознание. До невозможной неощутимости прозрачный воздух окунул в себя его лицо и быстрозастывающей гипсовостью остановил глаза во всеохватывающей распахнутости…
Белоснежно-бархатной в исступлённо застывшем под округло-выпуклыми изгибами распластанных в раздирающе-опустошающей истоме истосковавшихся по страстному страданию каждой своей протестующей против неестественности рождения мужской неприязни клеточкой женских тел неизведанно-пришлом негодовании, в и даже в мечтах невиданной и чувственно не осязаемой самым богатым воображением неизмеримой первозданности кожей мягкий стыдливо-наглый снег укрыл плачущую исходящими из-под ёлочного бора родниками, трепещущую украшенными клюквою мховинками в дрожи ожидания несбыточного, исступленно-призывно влекущую в себя и завораживающе зовущую забыть всё на безысходно-хрупком ослепляющем свете, лежащую и вдавливающую под себя забывший о лете отзывчивый на нежный призыв отдаваться солнцу плёс, исходящую голодом по искромётному теплу бездонной любви полную неразделённой жажды поглотить собой необъятность вселенской тоски впадину! Снег – укрыл. От него. Для Кого?…