Васю Одуванчика на 5/8 знали все. 5/8 это название некогда процветавшего шахтерского поселка на Донбассе. Вообще официальное название другое, но люди всегда говорили и говорят 5/8, просто по номеру шахты. Вася не работал на шахте. Вася был дауном. В прямом смысле этого слова. Он жил на улице Индустриальной. Когда - то он жил в доме вместе с родителями, но они давно умерли и он остался один. Работал Вася в церкви, помогая выполнять разные работы – копал, поливал, возил уголь в тачке, топил печь, убирал остатки свечей после службы. Несмотря на врожденный недуг, он был парнем крепким и мог справляться с физической работой. Наибольшим удовольствием в жизни для Васи было курение. Курил он исключительно «Приму» без фильтра.
Когда-то в советское время 5/8 процветал – шахтеры ездили на машинах, которые и не снились столичным инженерам и учителям. Сейчас же, некогда «солнечная», система 5/8 медленно умирала. Ее «светило» - шахта несколько лет назад окончательно «погасло», вращавшиеся вокруг «планеты» - детсад, школа, больница, клуб, магазин медленно «остывали», становясь непригодными для жизни своих обитателей.
Практически все мужское работоспособное население уехало на заработки в Киев или Москву, кто не уехал - спился. Достаточно работы на 5/8 было только у гробовщика Гены Харыбина.
Практически каждую неделю в поселке кого-то хоронили. Васе нравилось ходить на похороны и помины. У него была особая миссия - он нес крест впереди похоронной процессии, за ним шли люди и обычно бортовой «ГАЗ», в котором лежал гроб. И так до кладбища. Иногда 1 километр, иногда 3, смотря от куда выходили. Потом были помины, где всегда можно было выпить как минимум 3 рюмки, ну и понятное дело, закусить.
В этот раз хоронили бывшего телефониста – Ивана Веслогузова. Иван всю жизнь проработал в поселке телефонистом-монтером. Пил всегда, но за последние 2 года просто «сгорел» в алкоголе.
Уход земляков из жизни Вася воспринимал примерно так же как их отъезд на заработки. Немного грустно, но без рокового трагизма, как нечто должное. Он подходил к родственникам покойного и спокойно выкладывал свои мысли, к примеру: « да, хмм..анн.. ушел дядя Ваня, рано, добрый, не рюгался …». Он говорил с ними, заикаясь, иногда «буксуя» на отдельных словах. Но действовало это на скорбящих родственников обычно успокаивающе, так что ситуативно Вася был даже чем-то вроде местного психолога.
Вася всегда носил одну и ту же одежду - гимнастерку с закатанными рукавами, старые костюмные брюки, подтянутые проволокой, туфли на босу ногу. Сколько лет ему было, никто точно не знал. Вася был как Карсон, в меру упитанный и всегда в рассвете сил.
День был очень жаркий. Все шло как обычно. На табуретках во дворе стоял гроб, пришедшие прощались с Иваном Веслогузовым, соседские бабули искали повод отпустить похоронные аксиомы - что можно делать, что нельзя. По их команде Вася взял деревянный крест с написанным на нем именем умершего, и привычно возглавил шествие в сторону кладбища. Процессия медленно двигалась по улице «Фестивальной», затем свернула на «Югосталь», а с «Югостали» уже до кладбища рукой подать, только надо подняться на пригорок. Вася терпеливо нес свою ношу, пот катился ручейками по его лицу. Совсем мокрой стала его гимнастерка.
Когда взобрались на пригорок и уже показалось кладбище, Вася вдруг резко рухнул на землю, упав прямо на крест. Он лежал неподвижно. Одна его рука была придавлена к земле крестом и собственным телом, вторая лежала вдоль туловища с неестественно скрюченным запястьем.
Васю похоронили на следующий день. Добровольцев нести Васин крест не нашлось.