У человека, который сделал ее собой, были изумрудные глаза. Изумрудный вообще был его любимым цветом. Не зеленый, не салатовый, именно изумрудный. Глубокий, переливающийся. Ограненный золотом. Сероглазая женщина помнила все так, будто это было вчера, и улыбалась загадочно, болтая ногами и отщипывая по кусочку от общих пончиков. Это было на балу, точно помнит она. Ей было 12 или 14, возраст не самый привлекательный, но уже вполне восторженный и полный томительно тянущих ощущений в низу живота. Она не умела танцевать, и просто стояла в стороне, глядя на вальсирующие пары. «Почему вы не танцуете?» - спросил он, возникший из ниоткуда, глядящий на нее из-под маски сияющими изумрудными глазами. «Потому что я не умею», - честно ответила она. «А хотите, - его губы растянулись в лукавой улыбке. – Я вас научу?» Ну конечно же, она хотела.
Сероглазая женщина вздыхает, вспоминая, как он подхватил ее, словно пушинку, поднял так, что ноги ее не касались земли. Они были первой парой нового круга, и никто не смел присоединиться к ним. Они вальсировали, кружась по огромному залу. И казалось, что музыка играет только для них одних. Его глаза смеялись, и он не переставал улыбаться. Она чувствовала себя женщиной в его руках. Хоть по прошествии многих лет становилось совершенно понятно, что в тот момент она была просто ребенком, который привлек его придирчивое внимание. Теперь она чувствует гордость за то, что когда-то давным-давно танцевала на облаках вместе с ним, способствуя появлению снега в этом чудесном мире. За то, что разделяла священную обязанность, хоть и не касалась облаков ногами. Богослов смеется, высунувшись из окна наполовину и подставляя лицо летящему снегу, взбитому ногами мужчины с изумрудными глазами. Он тоже танцевал с ним на облаках когда-то давно. Поэтому сероглазой женщине есть, о чем с ним говорить.
Рыжая ведьма допивает последнюю бутылку коньяка и закуривает. Русалка, наконец, отвечает утопленнику взаимностью, и теперь они решают, как им быть с хвостом. Домовой охает и причитает, потеряв хозяйский камзол и не найдя маски. Чай на веранде давно уже остыл, сигарета истлела, шаль наполовину сползла со стула. Тонкий аромат ее духов рассеялся в воздухе, и теперь здесь пахнет только дымом и снегом. Слышно, как гудит вдалеке автобус, подгоняя перебегающих дорогу зверей. Снегопад усиливается. Ветра нет, поэтому кажется, будто стоишь в сплошной снежной стене. Если протянуть руку, снежинки падают на ладонь, и долго не тают, давая возможность рассмотреть их узоры получше.
- Сегодня он в хорошем настроении, - замечает Богослов, внося в салон целую горсть снежинок.
- Интересно, с кем он танцует сегодня? – задумчиво улыбается сероглазая женщина, чувствуя светлую грусть по тем временам, когда она была ребенком, достойным его интереса.
- С тех пор он всегда танцует один, - неожиданно заявляет ангел, подкручивая разболтавшийся винт.
Слышно, как водитель мурлычет в полголоса вальс. Кажется, это Свиридов, но сероглазая женщина не может быть точно уверена. В тот день она не слышала музыки. В тот день она танцевала на облаках.
Падший ангел танцует под мелодию музыкальной шкатулки. Он снимает камзол и маску, сбрасывает их с небес. Он может танцевать, не боясь, что его узнают, потому что здесь на него некому смотреть. Потерянные домовым вещи падают на дорогу, туда, где сереют еще вбитые в свежий снег следы широких шин. И их заметает чистый, непорочный, взбитый с любовью снег.