Воровать никогда не буду
Самым мучительным временем года для нас была зима. Не было дров и угля, чтобы протопить печь и обогреть квартиру, уже не было нашего приработка, а значит, опять хотелось есть. Правда, мы приспособились с другими ребятами с нашего двора и улицы ходить, как мы говорили, на станцию собирать уголь, упавший с составов. В хорошие дни мне с Вовой удавалось собрать до двух ведер угля. Одно ведро мы продавали и покупали себе еду, а второе уходило на отопление квартиры. С углем вопрос был решен. Нужны были дрова на растопку. За дровами мы ходили в лес, осенью через мост, а зимой, напрямую, через Днестр. Зимы были холодными. Река стояла, замерзшей почти до конца марта. В ту, запомнившуюся мне зиму, у меня были сандалии, носки и шаровары из чертовой шкуры (материал типа сегодняшней грубой джинсовой ткани), мамина куфайка (телогрейка) и тети Машин платок. В лес бежали, поэтому было не очень холодно, но назад с тяжелой корягой или вязанкой сухостоя было до слез холодно, тяжело и обидно. Обида была на извозчиков с санями, которые стегали нас кнутами, если мы цеплялись за сани, чтобы хоть чуть-чуть отдохнуть. С нами часто ходила в лес и Женя. Ей не нужны были дрова. Отец снабжал их на зиму дровами. Она просто помогала нам. В один из дней, когда мы особенно замерзли, Женя предложила:
– Зачем нам ходить в лес, на улице Восстания у частников в конце огородов полно сухостоя, наберем и домой. Они и не увидят. Огород длинный, даже, если увидят, то не догонят. Сказано – сделано. Предложение было заманчивым и, недолго рассуждая, мы двинулись за дровами. Начало было положено, дрова доставались легко. И мы повадились в сады, как та мышь за зерном. Однажды мы уже набрали дров, и тут с криком из-за соседней кучи сухостоя выбежала хозяйка. Увидев нас, она остановилась, почему-то очень пристально на нас посмотрела и не стала прогонять. Радостные тащили мы наши вязанки домой, рассуждая, что не все люди злые звери, есть и другие, которым не жаль сухих веток. Всю дорогу меня мучила мысль: – Почему она нас разглядывала, что-то знакомое было в ее облике. – Ответ на мои размышления не заставил себя ждать. Дня через два, вбежав после уроков домой, я увидела в гостях ту самую женщину.
– Ну вот и она, а ты говоришь, Галя, что твои дети не лазают по чужим садам. С нею был еще мальчик и такая же, как она, девчонка. Мне не жалко сухостоя, но почему было не попросить. Воровать с этих лет …, и она покачала головой.
Долго помнила я те, так легко достававшиеся мне, дрова. То, что я была зверски избита, было не так больно, как безнадежное покачивание головой маминой знакомой. Законченная, воровка, ничего в жизни из меня хорошего не получится – вот что обозначало ее покачивание головой. Я заболела.
Меня подтачивала не столько болезнь – пальцы на ногах почернели, я их не чувствовала, дышала с трудом, мне было больно открыть глаза – сколько мысль о моей никчемности. Как могла я залезть в чужой сад. Не летом, когда много фруктов и не считалось грехом набрать карманы слив или зеленых яблок, а зимой – втихую воровать у стариков запасенное ими на зиму топливо. Температура сжигала меня, головная боль была такой, что я теряла сознание, все тело ломило, и настал момент, когда я начала умирать. Я не ела, не приходила в сознание. Я не помню, приходили ли ко мне врачи. Наверное, мама с тетей Машей делали все, чтобы вылечить меня, но мне то было неведомо. С некоторых пор я постоянно говорила с отцом. Он звал меня посмотреть, где он сейчас живет, а я все отказывалась, но однажды я согласилась и пошла к нему в гости.
Мы долго шли через какой-то пустырь, затем спустились под землю. В коридоре было темно и все время мне на плечи и голову сыпались глина, песок, какая-то влажная земля. А папа все манил и манил меня, чтобы я скорее двигалась. Вот и его жилье. Обычная, вырытая в земле комната, темная, вместо белых стен – земля, посередине гроб. Папа все ближе и ближе подходил ко мне, подталкивал к гробу, приглашая лечь. Страшно закричав, я рванулась от папы и побежала через комнату, через коридор, стала вылезать из ямы и все падала и падала назад в яму. Все же мне удалось выбраться из нее, папа закричал вслед мне и отстал. С того дня я пошла на поправку. Поднялась я после болезни только в мае.
(Продолжение следует)