-Миша, беги! - худая, обожженная клубами черного дыма женщина, изо всех сил пыталась дотянуться, к заколоченному досками окну.
Там виднелась небольшая щель, через которую мог протиснуться разве что маленький ребенок. И эта была единственная надежда на спасение ее, шестилетнего сына.
Огромный, деревянный амбар пылал, заглушая треском горящих досок, крики запертых там людей. Несколько десятков мужчин и женщин, стариков и детей, задыхаясь в обжигающем вихре черного едкого дыма, тщетно пытались выломать прочную, тяжелую дверь, ломая ногти о дубовые доски в приступах панического ужаса и отчаяния.
Огонь разошелся быстро. Облитые керосином стены вспыхнули мгновенно, и никакая сила уже не смогла бы удержать бушующую стихию.
Небольшая группа немецких солдат, собралась перед пылающим амбаром.
Кто- то курил, где то фальшивила губная гармошка и изредка слышались взрывы хохота. Солдаты занимались обычной своей работой. Они уничтожали евреев, а заодно и осмелившихся помогать им украинцев.
Вместе с людьми, сгорающими заживо в старом амбаре, медленно умирала деревня Барановка Житомирской области.
Она начала умирать 12-го июля 1941-го года, когда фашисты захватили деревню и стали полноправными хозяевами этого украинского местечка.
С первых дней оккупации немцы беспощадно уничтожали евреев, и всех кто им помогал, пытаясь прятать у себя в сараях или подвалах, рискуя своими собственными семьями. Трупы расстрелянных, лишь слегка забрасывали землей, и бродячие псы раскапывали могилы, чтобы полакомиться убитыми.
После массовых расстрелов, у Марии остался маленький сын Миша, или Мойше, как его называл раввин сельской синагоги.
Романа, мужа Марии, как и многих других жителей местечка, гитлеровцы расстреляли практически в первые дни оккупации Барановки. Это было началом серии жестоких акций по проведению в жизнь '' Окончательного решения'' еврейского вопроса.
Потом наступил холодный ноябрь 1941-го года.
В один из таких дней в гетто, образованное оккупационными властями, ворвались солдаты и приказали всем евреям, включая детей и женщин, собраться на главной площади, чтобы выбрать '' Жидовского старосту''
Некоторые заподозрили неладное, и попытались спрятаться у односельчан украинцев. Немногим тогда повезло. Некоторые сумели сбежать и присоединиться к партизанским отрядам, воюющим в здешних местах.
Собравшихся раздели догола, погрузили в телеги и грузовики, и вывезли в ближайший лес. Там, взрослых и детей сбрасывали в вырытые ямы и расстреливали. На их трупы сбрасывали очередных жертв, и снова стреляли и стреляли.
Потом немногих, оставшихся в живых, собрали в амбаре и заколотили все выходы. Двое немецких солдат принесли канистры с керосином и облили им стены…
Мария задыхалась. Лицо, и открытые участки кожи побагровели и начали покрываться волдырями. Она из последних сил пыталась дотянуться до просвета между досками, но ей не хватало всего лишь около полуметра, чтобы вытолкнуть маленького Мишу. Люди кричали и молились. Многие уже потеряли сознание и повалились на грязный пол амбара.
Мария с ужасом поняла, что она не сможет достать до окна. Слезы градом лились из ее глаз, начинала дымиться одежда. Силы покинули ее…
Вдруг чьи то крепкие руки схватили отчаявшуюся уже женщину, и подняли в воздух, словно она ничего не весила…
-Давай дивчина, нехай тикае, - дядько Петро - местный кузнец, легко удерживал ее в своих огромных лапищах и…улыбался сквозь бороду, потрескавшимися от жара губами…
-Миша беги,- последний раз крикнула она, и вытолкнула сына в щель между досками…
-Лежи Ваня, не вздумай дергаться, мы все равно уже ничем не поможем, - два человека лежали на земле, за небольшим холмиком, метрах в трехстах от пылающего амбара. К их одежде были прикреплены ветки с пожелтевшими уже листьями, а на головах красовались огромные венки соломы. Лица были измазаны грязью, к автоматам были ловко прикручены проволокой листья папоротника, и даже с двух метров было бы нелегко увидеть этих двоих.
-У меня же братишка там, - тихо хрипел Ваня, не в силах сопротивляться крепким рукам своего друга, - Ему и десяти нет, и мамка наверное с ним, только я ее не увидал, далеко все же.
- Ты все равно уже ничем им не поможешь, только нас погубишь, лежи смирно, и запоминай кто у них за главного, и сколько единиц оружия и техники. У тебя еще будет время с ними поквитаться, - он поднес к глазам бинокль…
Ваня обхватил голову руками и уткнулся лицом в землю, - Вот суки, детей то за что? Там же человек сорок будет, не меньше, а мы тут лежим и смотрим, - он начал бить кулаками в землю, - У гады, за каждого сам лично глотки грызть буду, до смерти не забуду этих нелюдей, - Ваня вдруг вырвал у друга из рук бинокль, - Серега, дай мне взглянуть, хочу рожи их запомнить, чтобы на всю жизнь, - он внимательно посмотрел в сторону пылающего амбара, и вдруг тихо, словно боясь, что его кто нибудь услышит, произнес:
- Серега глянь туда, там вроде малец из окна вылез, фрицы его не видят, он сбоку спрыгнул, видать маленький совсем, - Сергей взглянул в бинокль.
-Да, видно мальцу кто то помог в окно выпрыгнуть, надо следить за ним, что он делать будет, и куда пойдет.
-Пусть идет куда угодно, лишь бы амбар не начал обходить… Ой, да он не дурак будет, ползет в сторону леса, да еще так быстро, скоро к нам приползет, надо будет его встретить со всеми почестями.
…Дверь землянки скрипнула, и вовнутрь ворвался ледяной ноябрьский ветер.
-Товарищ капитан, гляньте кого нам бог привел. Прямо из огня выпрыгнул… прыткий такой… кусается как хорек, характер показывает, - немолодой уже капитан, поднялся со стула и присел на корточки напротив маленького человека.
-Тебя как зовут-то?- спросил он, и попытался прикоснуться ладонью к щеке ребенка, -Ой! Вот дьяволенок, -воскликнул вдруг мужчина, и отдернул руку, - Кусается гаденыш. Значит так… кто его привел?
-Ну я, а чего?
-А то, рядовой Иван Лаптев, что раз вы его привели, то вам за него и отвечать, ясно?
-Ясно, товарищ капитан. А чего с ним то делать будем?
-Думаю так.., -капитан задумчиво почесал затылок, сдвинув при этом фуражку на глаза, - Прежде всего отмыть его в бане, потом выстирать его одежду, и накормить по полной. Пусть пока с нами побудет, пока до Житомира не дойдем, а там его в детдом оформим, и дело с концом…ясно?
-Куда ясней, - проворчал Иван, и обратился к пацану: -Пойдем, ты сам слышал, что нам приказали, теперь просто не отделаться, - он взял малыша за руку и они вышли из землянки…
Прошло несколько недель после того, как Иван ''пригрел'' у себя малыша. До Житомира так и не добрались. Партизанский отряд под командованием генерала-майора А. Сабурова, проводил операции по нанесению точечных, болезненных ударов по противнику, и сам Гитлер считал первоочередной задачей, розыск и уничтожение партизанских отрядов. Еще никогда немцам не приходилось сталкиваться с таким ожесточенным сопротивлением, как сопротивление '' Русских'' Робин Гудов.
Миша оказался настолько смышленым, что вскоре его начали посылать в села на разведку обстановки. Ребенок шести летка никак не привлекал к себе внимание, и гитлеровцы даже не предполагали, что маленький мальчик с кучерявой черной шевелюрой, прекрасно запоминает все что видит и слышит. Кроме того он немного понимал по немецки, так как его родители часто говорили между собой на идиш. Он всегда довольно точно запоминал расположение штабов, подсчитывал количество техники, и даже мог описать как производится патрулирование местности немецкими оккупантами.
Так прошел почти год. Мишу обожали, и всячески, при каждом удобном случае находили время поиграть с ним, или почитать книжку. Иван очень гордился своим подопечным, и называл его сыном партизанского отряда.
В конце 1942 года, в партизанском отряде генерал-майора А. Сабурова произошли изменения.
В его отряде появилось соединение бежавших из гетто, или концлагерей евреев. Командующим этого соединения был Михаил Гильденман, которого многие называли дядя Миша.
Дядя Миша очень заинтересовался своим тезкой, и после долгих уговоров, доходивших чуть ли не до рукоприкладства, забрал к себе на попечение толкового еврейского мальчишку.
Ивану, за год привязавшемуся к мальцу, как к собственному сыну, пообещали, что будут беречь малыша как зеницу ока, и дядя Миша сам лично займется его воспитанием и образованием. А Ваня сможет видеться с ним когда захочет.
В тот день жизнь семилетнего Миши изменилась. Он стал полноправным членом партизанского еврейского соединения, действующим под командованием генерал-майора А. Сабурова.
Свою первую диверсионную вылазку Миша совершил в свой седьмой день рождения.
Дядя Миша был против посылать ребенка на такое серьезное и опасное задание, как подрыв железнодорожного моста, но малец устроил натуральную истерику со слезами и громкими воплями, так что дядя Миша вынужден был сдаться.
Семилетний мальчуган, с огромными черными глазами, и с большим мешком на спине не вызвал подозрение у немецкого патруля. Более того, они даже не посмотрели на чумазого и худосочного пацаненка, который прошел мимо них, что то насвистывая себе под нос. Они не заметили как он, перейдя на другую сторону, вдруг спрыгнул с откоса и исчез под полотном железки.
Поезд, перевозивший провизию и оружие оккупационной армии фюрера, не дошел до места назначения.
Вместе с провизией и оружием, погибло несколько десятков фашистов, среди которых оказались довольно крупные чины немецкой армии, и были изъяты секретные документы, связанные с передислокацией оккупационных сил. Успех операции был настолько весомым, что о ней было сообщено лично тов. Сталину.
Участники операции были представлены к разного уровня орденам и медалям. Среди них не оказалось Миши, хотя генерал-майор Сабуров отправил личное сообщение самому Жукову, и… получил отказ по причине возраста бойца.
Но генерал не сдался, и решил сам лично, особым образом отблагодарить мальца.
Когда партизанский отряд Михаила Гильденмана построился для вручения наград, первым был вызван Миша Гринберг.
Генерал-лейтенант Сабуров подошел к нему и присел на корточки. В руках он держал кожаную кобуру, из которой виднелась рукоять пистолета ТТ калибром 7.62мм. Генерал достал из кобуры пистолет, и громко, чтобы все слышали прочитал выгравированную надпись: ''Мише Гринбергу за смелость и дерзость ''
У семилетнего Миши отвисла челюсть. О таком подарке он не мог и мечтать. У него теперь будет собственное оружие, личный именной пистолет… Радости не было предела. Миша с трудом сдержался чтобы не запрыгать на месте.
Вместо этого он отдал честь, как и полагается бойцу красной армии, и вернулся в строй.
После этого дни потекли своей чередой. Миша совершал дерзкие вылазки против нацистов, вместе с товарищами по оружию.
Фрицы так и не поняли, кто и каким образом подрывает им мосты и железнодорожные составы, выводит из строя электричество и связь, да и просто нагло бьет окна в штабах.
Так прошло три года.
В 1944 году партизанский отряд расформировали, а Мишу отправили в детдом города Житомира.
Именной пистолет был изъят директором детдома, в связи с запретом на любые виды оружия.
-Тебе нельзя такое носить, сынок, ты даже не представляешь как это опасно, - поучал его директор.
Миша, больше никогда не видел этого пистолета.
Вместе с ним там были сотни детей-сирот, из-за войны оказавшиеся без родителей.. Именно тогда жизнь Миши покатилась под откос, как подорванные им же поезда.
Будучи свободолюбивым и своенравным ребенком, он не смог находится в детдоме и вскоре сбежал.
Миша бродяжничал и начал воровать, чтобы прокормиться и не умереть с голоду.
Через год его поймали и снова вернули в детдом закрытого типа, для трудных детей. Там ему многое пришлось пережить: Драки за лишнюю порцию еды, за одежду и обувь. Там он впервые почувствовал на себе, что такое антисемитизм, не от фашистов, а от обычных советских детей. Его били, и он бил. Его резали, и он резал. Жестокость стала необходимостью выживания, и он снова сбежал.
Однажды Миша, будучи уже подростком был участником драки, в которой был убит милиционер. Его отправили в колонию для несовершеннолетних. Через три года он был переведен в колонию строгого режима недалеко от Киева. Там он пробыл еще пятнадцать лет.
Когда Миша Гринберг вышел на свободу, это был угрюмый, мрачный человек, выглядевший намного старше своих лет, с проседью на висках. Все его тело покрывали многочисленные шрамы, вперемешку с незамысловатыми синими татуировками по всему телу. Изменить, уже ничего нельзя было, и вскоре он вернулся в колонию строгого режима за вооруженное ограбление ювелирного магазина. Миша оказался на самом дне, и это дно приняло его как родной дом…
Киев, как всегда поражал своей красотой. Легкий осенний ветерок неспешно прогуливался по Крещатику, сбивая немногочисленные пожелтевшие листья с полуобнажившихся каштанов. Люди неторопливо прогуливались в этот субботний день, и многие молодые парочки искали куда можно заскочить перехватить мороженного или выпить по стаканчику черного кофе. Жизнь конца девяностых, текла как Днепр в устье Десны, то ускоряясь во время разлива, то немного замедляясь, в узких протоках обеих берегов.
Где то лаяла собака, где то слышен был детский смех, вперемешку с недовольными голосами взрослых, а иногда доносился откровенный мат, каких то хулиганистых подростков.
-Мама, мама, посмотри на этого дядю, - маленькая девочка с длиннющей рыжей косой, показывала пальцем на лежащего возле скамейки человека. Тот лежал в луже собственной рвоты и экскрементов. Его рука все еще сжимала бутылку с прозрачной жидкостью. Запах, исходивший от него был невыносим, а его руки были покрыты татуировками.
-Фу, не подходи к этой дряни и не указывай пальцем. Вот не будешь слушаться маму, станешь такой же.
-Не стану, не стану, -девочка разрыдалась, и ее мамаша дернув дочку за руку, поспешила подальше от неприятного зрелища.
Через час, два санитара скорой помощи заносили в машину, ногами вперед труп Миши Гринберга, старого, очень старого человека, последним воспоминанием которого, перед смертью был отчаянный крик его матери:
-Миша беги!