К 30-летию Первой делегации рос. немцев

Гуго Вормсбехер
Гуго Вормсбехер
Так мы начинали
(К 30-летию обращения в Президиум Верховного Совета СССР
Первой делегации российских немцев 3-13 января 1965 г.)


           1995-й год связан с двумя знаменательными событиями в движении российских немцев за восстановление своих прав: в январе исполняется 30 лет со времени начала работы в Москве Первой делегации российских (тогда мы говорили и писали - "советских") немцев, в июне-июле будет 30-я годовщина пребывания в столице Второй делегации.
            Обе эти делегации имели чрезвычайно большое значение для дальнейшего развития событий и в политике СССР в отношении российских немцев, и в дальнейшем нашем положении, и в нашем движении. В связи с тем, что из членов Первой делегации в живых на территории бывшего СССР остался я на сегодня вроде один, считаю своим долгом рассказать читателям "Нойес Лебен" хотя бы коротко о тех десяти январских днях, когда небольшая группа российских немцев впервые после 1941 года открыто и организованно выступила с требованием радикально изменить государственную политику в отношении их народа.
            Но вначале немного о том, что предшествовало поездке делегации.
            Как известно, в самом конце 1955 года российские немцы были освобождены от комендантского надзора. Однако, как говорилось в Указе, "снятие с немцев ограничений по спецпоселению не влечет за собой возвращение имущества, конфискованного при выселении", и "они не имеют права возвращаться в места, откуда они были выселены".
            После XX съезда КПСС (1956 г.) и разоблачения "культа личности" вскоре было принято решение о восстановлении автономий и возвращении в родные места всех депортированных народов. Кроме советских немцев. Это, с одной стороны, вызвало резкое недовольство у наших людей, с другой, породило надежды, что и нам со временем восстановят АССР Немцев Поволжья и разрешат вернуться в родные края. Однако разрозненные обращения "наверх" результата не давали.
            Одновременно шел довольно сильный процесс концентрации советских немцев в различных регионах Сибири и Казахстана, возрождения их культуры, сохранения языка. Освободившись от режима спецпоселения, многие стали переезжать из мест ссылки и трудармии в более благоприятные места, съезжаться с родственниками, с довоенными друзьями. Многие поехали на освоение целины в Северный и Центральный Казахстан, где возникли целые немецкие совхозы. То же самое - и на юге Казахстана, в Голодной Степи.
            Хрущевская оттепель позволила почти повсеместно родиться немецкой художественной самодеятельности. В школьные программы начали вводить немецкий язык как родной. В Новосибирске готовились для этого учителя. В стране выходило уже несколько немецких газет, в т.ч. и центральная - "Нойес Лебен". Начали выпускаться сборники произведений наших литераторов. В Москве, в Алма-Ате шли радиопередачи на немецком языке.
             29 августа 1964 г. был подписан Указ Президиума Верховного Совета СССР, которым с советских немцев были, наконец, сняты обвинения - лжеоснования для их депортации в 1941 году. Однако ни слова о восстановлении нашей автономии в Указе не содержалось. Более того, этот Указ не был опубликован в печати; в "Ведомостях Верховного Совета СССР" он появился лишь в последнем, декабрьском, номере, и до того времени до нас доходили только слухи о нем.
  Всё это волновало и вызывало не только протест, но и надежды. Казалось, что логика событий однозначно ведет к решению и нашего вопроса. И требуется только подтолкнуть процесс...
            К тому времени я уже отслужил в армии, два года проработал в Барнауле, где вырос (мы были выселены с Волги на Алтай), где жили мои родители. Там я и женился, потом переехал в Алма-Ату, увлекся литературой, бросил учебу в Энергетическом институте после второго курса, поступил в Полиграфический, на редакторский факультет; в Алма-Ате я поработал уже и электриком, и в топографической партии, и в горах на лесосеке, а теперь под Алма-Атой, тоже в горах, был учителем в школе. В Алма-Ате мы сблизились с писателем Иваном Абрамовичем Варкентином, который тоже переехал сюда из Барнаула, часто печатался в "Нойес Лебен" и был одним из лучших знатоков немецкого языка среди российских немцев. Он был также тесно связан с Немецкой редакцией Казахстанского радио, вообще с немецкой интеллигенцией, и оказывал мне всяческую поддержку в моих первых публикациях.
            Поэтому, когда осенью 1964 года (если не ошибаюсь, это был уже ноябрь) в Алма-Ату приехал заведующий отделом пропаганды газеты "Нойес Лебен" Василий Михайлович Медведев и в ЦК КП Казахстана собрали по этому случаю актив нештатных корреспондентов и читателей газеты, мы с Иваном Абрамовичем пошли туда вместе.
            Но вместо проблем газеты с самого начала разговор пошел о другом: мы слышали, что издан Указ, и хотим, чтобы нас с ним ознакомили. В течение примерно получаса работники ЦК нас клятвенно заверяли, что у них этого Указа нет, однако мы не сдавались, и Указ в конце концов "нашелся". После того, как нам его зачитали, разговора о газете, понятно, так и не получилось.
            Конечно, в Алма-Ате нам никто не мог ответить на вопрос, будет ли после этого Указа восстановлена и наша республика на Волге. Не помню теперь точно, как родилась идея поездки в Москву - пришла ли она к нам через Новосибирск, через писателя Виктора Клейна, который был связан с сотнями активистов-немцев, или она родилась у нас, или одновременно в нескольких регионах, но вскоре мы уже были в оживленной переписке по этому вопросу. Естественно, соблюдали "конспирацию", чтобы не поставить идею под удар. Договорились и о "разнарядке" - члены делегации должны были быть не только из разных регионов, но и разного возраста, от различных слоев населения (рабочие, служащие, интеллигенция), партийные и беспартийные. Собрали и подписи от немцев, которыми мы были "уполномочены" выступать от их имени по вопросам, связанным с решением проблем российских немцев. Трудно было с     деньгами: пришлось "сбрасываться"...
  В конце концов все препятствия были преодолены. И вот мы уже в самолете. Самым импозантным из нас, алмаатинцев, выглядел Яша Ольферт, молодой учитель немецкого языка, у которого не было пальто, и И.Варкентин дал ему свое зимнее, темно-бордовое, с серым каракулевым воротником...
            4 января мы впервые собрались вместе в редакции газеты "Нойес Лебен". Пока было 8 человек: с Волги - старый коммунист, член партии с 1918 года, персональный пенсионер Константин Борнеман; из Краснодарского края - писатель, член партии с 1924 года, отсидевший много лет в лагерях, с совершенно седой головой и ходивший, постоянно держа руки за спиной, Рейнгардт Кельн; из Красноярского края - писатель Доминик Гольман и пенсионер Генрих Кайзер; из Свердловской области рабочий, член партии с 1932 г. Николай Дельва; и мы трое из Алма-Аты. В редакции нам выделили для работы отдельный кабинет, прикрепили машинистку, а сотрудница редакции Мария Фогель, родом тоже с Волги, мать всемирно известного сегодня композитора Альфреда Шнитке, тоже включилась в нашу делегацию. (Тогда в НЛ работало, по-моему, всего два немца - М.Фогель и Курт Видмайер, он позже присоединился ко второй делегации, что от работников газеты в то время требовало немалого мужества). На следующий день прибыли посланцы из Фрунзе: беспартийный пенсионер Иван Бруг, преподаватель Отто Гертель и инженер Георг Михель.
            Позиция нашей алмаатинской группы была такой: главное - это восстановление государственности российских немцев; место, где будет республика - это вопрос подчиненный. Не все с ходу приняли такую позицию, и были довольно жаркие споры, но в конце концов все сошлись именно на этом. Если учесть, что кроме одного И.Варкентина (он из крымских немцев), все мы были родом с Волги, то выдвинуть и поддержать тезис о приоритетности государственности, о непривязке ее к Волге - требовало от нас масштабного стратегического подхода к проблеме и готовности пожертвовать своими личными привязанностями и интересами. Если мне, достаточно молодому тогда человеку, выселенному с Волги в трехлетнем возрасте, несомненно, легче было руководствоваться разумом, то для старших наших товарищей, родившихся и выросших на Волге, привязанных к ней тысячью живых нитей, это было, конечно, нелегко. И я до сих пор с глубочайшим уважением отношусь к этим людям, точнее - уже к их памяти...
            Надо учесть и еще один момент. Если для меня сейчас, через 30 лет, первая делегация - небольшой эпизод в жизни - до сих пор очень живо помнится, даже в деталях, то как же ярко сохранилось в памяти и сердце наших старших членов делегации всё, что связано было у них с жизнью в АССР НП? Ведь к тому времени прошло всего 24 года, как они были выселены из нее.
            И еще. Почти все члены делегации, за исключением троих, молодых, прошли через страшные тридцатые годы, через трудармию, через тюрьмы и лагеря. Требовалось немало мужества, чтобы ради общего дела после всего этого снова пойти на очевидный риск. Они пошли...
В процессе обсуждения и подготовки документов для обращения в ЦК КПСС (где в общем-то и должен был решаться наш вопрос) и в Верховный Совет - мы, естественно, тщательно обдумывали каждое слово. Сегодня, пожалуй, кое-кто усмехнется, читая наши слова благодарности партии и правительству за снятие обвинения в пособничестве фашизму или наши требования соблюдать принципы ленинской национальной политики и в отношении советских немцев. Но в те времена наши аргументы могли быть услышаны и приняты, только когда они соответствовали царившей в СССР идеологии, т.е. неприятие существующего мы аргументировали несоответствием его принципам господствующей идеологии и политики.
            И то, что большинство из нас были члены партии, тоже придавало нашей делегации политический вес и определенную идеологическую защищенность: от беспартийных можно было отмахнуться как от "идейно незрелых"; от членов партии, тем более с таким стажем, отмахнуться было невозможно...
            Не буду пересказывать хронику работы делегации - пусть она предстанет перед читателем так, как она тогда была написана. Несмотря на ее краткость, всё же, думаю, и сегодня из нее видно, что наш приезд застал власти врасплох. Никто, видимо, не ожидал, что немцы осмелятся приехать, что-то требовать и выражать недовольство Указом, принятым "с лучшими намерениями". Можно также увидеть, какие держиморды работали тогда еще в высших структурах власти. Одновременно можно и почувствовать, что на высшем уровне (А.И.Микоян был тогда Председателем Президиума Верховного Совета СССР) существовало вполне ясное понимание: советским немцам республику нужно было тоже восстановить. Однако негибкость системы, инерция волевых подходов к решению проблем, неспособность и нежелание принимать нужные решения в ответ на обращения снизу, а также приоритетность конъюнктурных экономических интересов государства перед национальными интересами одного из народов государства - всё это не позволило нам добиться положительного ответа.
            Это был первый удар, который мы тогда получили. И, конечно, как всегда в случаях неудачи, не обошлось без взаимных упреков. У нас, алмаатинцев, вызвало досаду, что во время официальных встреч и приемов слишком много, на наш взгляд, наши товарищи говорили о том, чтобы отменили запрет на прописку немцев на Волге вместо того, чтобы ограничиться главным: вопросом о восстановлении автономной республики. Но мы тогда только начинали нашу политическую борьбу, и никто еще не знал, что ответ совсем не зависел ни в то время, ни позже от того, как мы ставим вопрос...               
            Мы получили отказ. Тем не менее, значение Первой делегации было, на мой взгляд, очень большим.
            Неоценимое значение имел сам факт, что такая делегация была создана и работала в Москве. "Значит, можно!” - получался однозначный вывод.
Этой делегацией была пробита глухая стена молчания вокруг нашей проблемы. В брешь уже было легче войти.
            Мы обратили внимание властей на существование нашей проблемы. Мы дали понять, что не считаем эту проблему решенной и не можем удовлетвориться отменой обвинений (Указом 1964 г.), что нам нужно восстановление нашей государственности.               
            Делегация добилась публикации Указа на немецком языке.
            Делегация была принята на высшем уровне - это показывало, что нашу проблему не игнорируют, что мы имеем шансы быть услышанными.
  Всё это, несмотря на полученный отказ, вызвало мощный всплеск новых надежд. А то, что члены делегации целыми и невредимыми вернулись домой и им даже была обещана защита от возможных преследований на местах, сняло много опасений и страхов у других людей.
            Без Первой делегации невозможно было серьезно подготовить массовую и настойчивую Вторую делегацию (о ней речь впереди).
            Опыт, полученный Первой делегацией, определил во многом конструктивный настрой, наступательный дух наших людей, веру в возможность победы движения российских немцев вообще. Всё это присутствует в нашем движении и сегодня, сказавшись вновь в 1987-1988 г.г., когда началась "вторая волна" движения российских немцев.
            Практически все участники Первой делегации активно включились в подготовку Второй и вошли в ее состав. Лишь после неудачи Второй делегации движение наше на долгие годы было подавлено. Но не было подавлено вообще. И после нескольких тщетных попыток оно, с началом перестройки, опять возродилось. И приняло размах, о котором тогда, в первые январские дни 1965 года, мы, 13 человек, посланцев своего народа в Москву, не могли и мечтать.               
             Не могли мы мечтать тогда и о том, что у нас будет когда-то своя организация российских немцев. Что наши требования будут считаться вполне естественными. Что Западная Германия сможет помочь России в решении нашего вопроса. Что будет даже создана Межправительственная Российско-Германская комиссия по проблемам российских немцев. Что в Москве будут официальные представительства наших общественных организаций. Что в Правительстве будет Департамент по проблемам российских немцев. Что первых два наших национальных района появятся в Сибири.
            О многом мы не могли тогда догадываться. И о том, что борьба будет такой долгой, - тоже. Но пройденный путь позволяет нам надеяться на то, что мы всё же достигнем цели, которую поставили перед собой 30 лет назад.

              Декабрь 1994 г.