Фантастический полет

Юрков Владимир Владимирович
Моя мать рассказывала мне, что муж ее сестры, мой дядя Грибанов Александр Дмитриевич, в молодости, еще до войны, попал под поезд. При-чем сшибло его не одного, а вместе с невестой, которая, как впоследствии оказалось, была от него беременна. Мать в своем рассказе делала упор на то, что если он остался жив, а невеста – нет, то именно он виноват в том, что она погибла. Дескать, специально повел ее на железную дорогу, чтобы убить ее и не жениться на ней. Я не мог поверить этому ; дядю Сашу я знал и он казался мне достаточно добрым человеком, не способным на убийство. К тому же он и сам мог погибнуть, но мать говорила, что Сашка ; хитрый и себя в обиду не даст. Про то, как все это произошло, мать говорила кратко - шли по путям и не заметили, как сзади приблизился поезд, потом Сашка отскочил – и все.
Меня удивляла фраза ; «ничего не слышали» ; у нас недалеко от дома была железная дорога, да и загород мы ездили на электричке, поэтому я хорошо знал шум и грохот, производимый поездом. Мне было очень удиви-тельно, как его можно было не услышать.
Тогда я еще не знал о том, что после войны, когда моя тетка вышла за-муж, моя мать крепко поссорилась с дядей Сашей, поскольку он запретил ей носить кофточки сестры. Ненависть к нему сохранилась у нее на всю жизнь, поэтому к имени «Сашка» она всегда прибавляла эпитеты: «жадный», «хит-рый», «сволочь», а под конец жизни еще и «чудной».
Мне самому, было очень неудобно спрашивать дядю Сашу, как все слу-чилось на самом деле. Ведь погибла невеста, а такими вещами всегда тя-жело делиться. И только, когда дяде Саше исполнилось 79 лет, я задал ему этот вопрос.
Оказалось, что под бутылку водки и, главное, по прошествии 60 лет, он рассказывал об этом уже не как о личной трагедии, а так как будто бы пере-сказывал какое-то событие, случившее не с ним, а с кем-то другим. Возраст наложил отпечаток на рассказчика ; не скажу, что он был равнодушен к то-му, что рассказывает, нет, но, в его словах, в его интонациях, сквозила мысль о том, что изменить уже ничего нельзя. Случилось это много-много лет назад – можно сказать ; целая жизнь прошла. Все участники, кроме него, давно умерли. И событие это уже нельзя назвать трагедией. Оно стало историей. Он рассказывал об этом так, как будто бы читал историческую заметку, делая упор на мысль – смотрите, ребята, вот, что бывает на свете!
Видимо это и есть мудрость. Не давать событиям эмоциональную окра-ску, даже если они произошли с тобой, а оставлять ее на тех, кто слушает твой рассказ. Мудрость – умение не навязывать своих мнений собеседнику, а заставлять его самого решить, как оценить услышанное, в простейшем случае предоставляя набор возможных вариантов.
Ну вот, из его рассказа получилось, что сбил его поезд не на перегоне между станциями, а в тот момент, когда они перебегали товарную станцию, вместо того, чтобы перейти ее по мостику. Молодость всегда спешит – до мостика надо было идти – зачем? ; проще подлезть под вагонами и сокра-тить путь. Вот для его подруги этот путь сократился на целую жизнь – она первая вылезла из-под вагона и то ли так спешила, то ли увидела мчащийся по соседнему пути поезд, что резко рванула вперед, таща за собой дядю Сашу. Она почти проскочила рельсовый путь, но паровоз краем буфера все-таки зацепил ее, подкинув вверх и вправо – прямо в стенку стоящего на со-седних путях вагона. Она погибла на месте… как в мясорубке… ее хоронили в закрытом гробу… Быть может не держись они за руки и успела бы она проскочить эти двадцать-тридцать сантиметров, стоящие ей жизни. Саша сказал, что поезда он не видел и не слышал – просто очнулся в больнице на четырнадцатый день. Его ударило серединой буфера, подкинуло метров на пять вверх и отбросило на сорок-пятьдесят метров от станции, как раз в то место, где была насыпана большая куча песка. Кроме сильных ушибов у него не был задет ни один жизненно важный орган. Только кома.
Да только кома! Видимо не хотел дядя Саша возвращаться в этот мир, где он потерял любимую и ребенка. Видимо смысл жизни для него был по-терян и он никак не мог расстаться со своей невестой. Целых четырнадцать дней они еще были вместе единой семьей. Прощались-прощались и никак не могли распрощаться. Да вот видно или кто-то позвал его отсюда, может мать, которая не хотела, чтобы ее сын умер или невеста хотела, чтобы он еще пожил на свете. Никто не знает.
Выйдя из комы, он почувствовал себя совершенно здоровым. И прожил, после этого еще шестьдесят девять лет. А вот зачем он жил осталось неиз-вестно. Наверное, ради матери, видимо это она оторвала его от невесты, не иначе. В некоторых губерниях говорят – «тот, кто умер, не помрет» Так вот это можно было бы сказать про дядю Сашу. Во-первых, он был человеком невероятной, я бы сказал, нечеловеческой силы. Глядя на то, как он рабо-тает, с трудом можно было поверить, что эта работа под силу одному чело-веку. Во-вторых, его не смогли убить бандиты, грабящие рабочих, он не умер, когда из последних сил держал упавшее бревно, когда из-под него вытаскивали человека. Во время войны воевать его послали в город Сара-тов, где работал на заводе. И нигде-нигде ему не угрожала опасность. Ви-димо, берегла его с того света любящая и любимая невеста. Он был, как заговоренный…
Но, с другой стороны, вернувшись с «войны» (иначе не могу написать, потому что служба в Саратове по другому не называется), он женился на моей тетке по сватовству. Прожив двадцать лет вместе и не вместе, они разошлись в общем-то и не ссорясь. Тетка моя от такого подвинулась рас-судком и хоть два раза лежала в психиатрической клинике, но оставалась до самой смерти человеком со странностями. Сын их рос толстым увальнем, ленивый и глупый, он вел затворническую жизнь, за плотно закрытыми што-рами. Потом понемногу начал пить и спился, но не до конца, и продолжает до сих пор коптить небо. Женщин у него не было, поэтому детей от него не осталось.
Зато мать Дяди Саши, Анастасия Дмитриевна прожила долгую (в 96 лет) жизнь. Сын уже был глубоким стариком, когда она умерла. В ее смерти есть интересный момент. Когда-то в молодости, цыганка ей нагадала, что она умрет от ангины. Но годы шли и ангиной она не болела. И только в возрасте 96 лет, она съела свое последнее мороженое, заболела ангиной и через два дня умерла.