В какой-то нелепой грязно-белой рубахе с огромным вырезом и блекло-голубом халате, обтягивающем большой живот, упругий и гладкий.
Нянечка подбрила меня и я чувствовала даже сквозь халат эти торчащие в разные стороны колючки. Пока заполняли карточку, ощупывали живот, я ничего не испытывала, кроме какой-то ноющей боли в пояснице. Наконец, официальная часть была закончена и меня повели в предродовую палату, которая оказалась здесь же, за дверью. Это была проходная комната, где лежали женщины в таких же рубахах как у меня, а коридор отделял от самого главного кабинета, куда мы все должны были попасть.
Я прилегла. Поясница ныла уже привычно и монотонно. Встала. Подошла к стене и, упершись в нее спиной, стала скользить вверх-вниз, вверх – вниз. Не помогает. Легла.
Вокруг лежали роженицы самого разного возраста и я, пожалуй, была здесь самая молодая – 19 лет. Справа лежала женщина лет тридцати пяти с каким-то серо-желтым лицом. Она громко стонала, иногда испугано вскакивала, держась за живот, и кричала: «доктора, доктора!»
К ней подошел молодой врач, ощупал живот и успокоил:»раное еще, голубушка, потерпи…» . потом он подсел ко мне.
- Ну что, девочка, будем рожать? – он осторожно ощупывал меня. – Ну-ну, расслабься. Ничего страшного. Пока и тебе еще рано. Лежи. Что, больно? Ничего, крепись, от этого еще никто не умирал. Таз у тебя хороший…
Так он обошел всех по очереди, потом одну из женщин, стонавшую особенно громко, увел.
Я вздремнула. Почему-то очень хотелось спать, но эта проклятая боль в пояснице не давала мне покоя. Вдруг я испугано стала ощупывать свой живот. Не шевелится! Больше всего я боялась родить мертвого ребенка. По моим подсчетам, я перехаживала уже вторую неделю, и вот последнее время малыш почему-то не подавал никаких признаков жизни.
- Ой, мамочка, как болит поясница…- постанывая, я ходила быстрыми шагами по палате, потирая ноющую спину. Господи, хоть бы уж все скорее закончилось!
У окна лежала молода женщина, ненамного старше меня. Вдруг она вскочила и начала стремительно бегать по палате, поддерживая двумя руками живот, и воя. Я испугано прижалась к стене, а она подбежала к своей кровати и грохнулась рядом прямо на пол, испуская дикие крики. Быстрыми шагами вошла акушерка:
- И тебе не стыдно? Ты чего безобразничаешь? Встань сейчас же и прекрати истерику. Терпи, дорогуша. Хотела ребенка – теперь терпи. И не хулигань больше. Раньше надо было думать…- произнося это, она осторожно помогла подняться той, уложила в постель.
Я тоже легла. Но ноющая боль не проходила. Вдруг я почувствовала, что помимо этой, ставшей уже привычной, боли, на меня накатывается иная, от которой становилось темно в глазах. Схватит – отпустит. Страшно захотелось в туалет.
- Сестра, сестра! – в испуге закричала я. Боже, как долго ко мне никто не подходит! Ведь я рожу сейчас прямо здесь, одна. – Ой, мамочка, больно.… Стиснув зубы, я старалась не закричать, позволяя себе только постанывать. Наконец, подошла акушерка.
- Ну что, милая, думаешь пора? – она пощупала живот. – Еще рановато. Сходи в туалет, через часик рожать будешь…
Шаркающей походкой, забыв от боли обо всем на свете, я доплелась до туалета. А вдруг я рожу прямо здесь? Но обошлось. Вернулась. Легла. Неожиданно до меня донесся какой-то мерзкий запах. Я посмотрела на соседнюю кровать. Женщина с желтым лицом, испугано выпятив губы. Истошным голосом заорала «рожаю, рожаю!»
Из соседней комнаты выскочил взъерошенный врач, торопливо подошел к ее кровати, откинул одеяло и…
- Это еще что за безобразие? Ты что ж это наделала, а? Кто же это за тобой убирать будет? Сестра, почему ей не делали клизму?! Ну-ка, сейчас же иди в ванную, мойся.
Пристыженная женщина что-то затараторила.
- И не оправдывайся. Не ты одна рожаешь. Вот девчушка лежит рядом, думаешь ей не больно? Но она ведь молчит. Стыдно, голубушка. Изволь сейчас же все убрать за собой!
Боль снова волной накатила на меня. Свинцовой стала голова, ноги. Все мое тело превратилось в боль. Я чувствовала как огромный металлический шар с торчащими в разные стороны шипами, катался по мне, по моему животу, давил моего ребенка… от боли перехватило дыхание.
- Что, милая, больно?.. Ну-ка, я посмотрю.… Идти можешь?
Сквозь слезы, я кивнула.
- Идем, идем. Вот сюда. Залезешь сама-то? – акушерка подвела меня к креслу и своими сильными руками помогла забраться. Раскинув ноги, я видела как мне надели марлевые гольфы, а дальше я уже делала все, что говорили. «Тужься». – и я старательно тужилась. «Хватит, хватит... Снова тужься». Я ничего не соображала. Превратилась в машину. Мною управляли опытные люди, а я молила об одном:»Господи, хоть бы это скорее все кончилось…»
Вот я снова выполнила какую-то команду, и… раздался писк.
- Поздравляем, мамаша, с дочкой! – и мне показали маленького, похожего на ощипанного гусенка, малыша. А мне было все равно. Абсолютно. Я лежала без чувств, без мыслей, без сил. И только когда последним надавливанием из меня удалили плаценту, вдруг ощутила необыкновенную легкость. И это чувство было так прекрасно, что я заплакала. Боже, как хорошо! Блаженство-то какое!..
А потом меня зашивали, и это была адская боль. Я чувствовала, как иголка входит в мое тело, мое мясо, как тянется нить. Мне казалось, что эта мука никогда не закончится. Лучше бы я еще раз родила…
- Ну что ты, уже все позади. Зато родила какую богатыршу – четыре сто, - ласково уговаривал врач.
На соседнем кресле рожала другая женщина. Ее крики «пусть только подойдет ко мне, не подпущу…» долго раздавались у меня в ушах. А акушерка уговаривала:»не кричи, чего силы-то зря тратишь? Они тебе сейчас пригодятся…»
Затем меня на каталке перевезли в соседнюю комнату, где на стене висели часы.
13 часов 45 минут. Вот я и мама. Только почему дочь? Ведь я хотела сына? Мысли текли вяло. Я лежала и не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой. Было холодно и очень хотелось есть. Но не было сил даже говорить. Свершилось! Но я будто бы и не я, даже тело какое-то чужое. Что меня ждет впереди? Сон…
29.11.1971